№117 Сотворение несотворенности

Один сезон Ваш Бог – мой блог, другой сезон – попкорн. Я вовсе не собираюсь жаловаться на свою горькую творческую судьбину. Это вступление к размышлению о том, что же такое человеческий интерес. Почему мы обращаем внимание на феномены строго определенного класса, игнорируя все остальное как ненужный белый шум? А спустя некоторое время приоритеты меняются, и то, что недавно было совершенным статистом, внезапно выскакивает из-за кулис на авансцену нашего сознания, почему? Почему в древнем Египте любили магию, а в Вавилоне астрологию? Почему древние иудеи корпели над законами Божественными, а римляне над людскими? Почему древние греки до Сократа интересовались почти исключительно космологией, а после этикой? И что привлечет внимание ученых, когда схлынет пена моды на генетику, субатомную физику и искусственный интеллект? Мы уже несколько раз пытались дать ответ на подобные вопросы, выдвинув предположение, что это чаяния народных масс определяют изменения в направлении телескопов нашего познания. Это, конечно, же пара-научная спекуляция, которую трудно (если вообще возможно) проверить эмпирикой. Тем не менее, иногда, взглянув на жизнь «глазами модели» удается уловить тот сокровенный смысл происходящего, который пропадает при просмотре нагромождения из многочисленных исторических фактов. Как знать, может быть он и в самом деле там присутствует?!

Сегодня мы постараемся обнаружить эти подводные модельные течения в событиях, происходивших непосредственно после легализации христианства при Константине Великом в четвертом веке новой эры. В это время в фокусе внимания теологической общественности внезапно оказались вопросы взаимоотношений между бессменными (и бессмертными) членами Божественной Триады – Отцом, Сыном и Духом Святым, т.е. так называемая триадология. Как мы помним, о том, что они совместно представляют собой Троицу, непостижимо единую и раздельную одновременно, говорил еще Тертуллиан. Его модель подкрепили своим авторитетом многие видные мыслители третьего века, включая известных нам Климента и Оригена Александрийских и Киприана Карфагенского. Она покоилась на понятии Логоса, импортированного из классической греческой философии еще Филоном Александрийским. Однако всем им и невдомек было утверждать полное равенство всех небожителей и тем более их несотворенность. Не будем их обвинять в ереси. Этот вопрос всего лишь их не сильно занимал – поэтому в их моделях мы наблюдаем безбожную субординацию Христа перед Отцом. И вдруг откуда ни возьмись…

… Под жарким солнцем Александрии начали плавиться ментальные модели у епископа богатейшей метрополии империи Александра (оригениста «правого крыла») и популярного проповедника старейшины (пресвитера) одной из церквей города Ария. Последний имел наглость бросить боевой клич «Было время, когда Его не было» (имелся в виду, конечно же, Иисус). Это вошло в противоречие с убеждением верховного пастыря христиан в Египте о том, что Спаситель существовал «прежде все век», то есть вовне временной шкалы и синхронно с Отцом. Каждая сторона обстреливала противника набором излюбленных библейских цитат, которые никак не помогали установить истину. Пришлось прибегнуть к административному ресурсу – нового ересиарха освободили от всех занимаемых постов и запретили распространение его учения. Однако Арий низложенный не оказался пораженным и вовлек в борьбу знакомых ему по школе Лукиана в Антиохии восточных епископов. Помимо этого, он вывел на улицы простых прихожан, которые устраивали массовые демонстрации, скандируя богопротивные лозунги. Почему простой народ пошел за ним? Не только по причине его личного благочестия и харизмы. По всей видимости, им хотелось такого Христа, который был бы ближе к ним самим, нежели к небесам. К такому Спасителю они могли бы обращаться со своими молитвами напрямую, не будучи ментально раздавленными его недосягаемым величием.

Противостояние набирало обороты, что входило в разрез с устремлениями Константина Великого, выбравшего христианство в качестве «цемента империи», по созданию единой экуменической конфессии. Планы императора – планы народа. В целях срочного ремонта возникших трещин здания кафолической церкви был созван Вселенский собор. Тот самый, знаменитый, первый Никейский. Собралось на него (на господские деньги) аж 318 епископов с разных концов империи (точная цифра, скорее всего, апокрифическая, поскольку подозрительно совпадает с количеством обрезанных Авраамом в книге Бытия). Рассматривались различные вопросы – от добровольной кастрации до даты Пасхи. Однако главной темой было устранение расколов в церкви – мелитианского (о котором речь пойдет в следующей статье) и арианского. По второй проблеме подавляющее большинство, как это обычно бывает, представляло собой неопределившееся парламентское болото, плохо разбиравшееся в предмете дебатов (к нему принадлежал, например, знаменитый историк церкви Евсевий Кесарийский). Присоединиться им предстояло либо к партии будущих православных епископа Александра Александрийского (его сопровождал герой грядущих баталий с арианством Афанасий, в тот момент еще не великий святой, а юноша в чине дьякона), либо к Евсевию Никомедийскому, возглавлявшему группировку будущих еретиков.

Дело, как известно, завершилось полным разгромом лукианистов-ариан. Была принята и первая версия пресловутого Символа Веры, который в будущем придется неоднократно настраивать и подправлять в соответствии с постоянно меняющейся розой ветров христианского богословия. Основной задачей этого текста была формулировка догмы таким образом, чтобы совершенно исключить арианство из ортодоксии. Для этого была сотворена «несотворенность» Христа, что давало ему исключительный статус против всего остального «видимого и невидимого». Той же цели служил предложенный самолично императором (хотя, вероятно, не без помощи советников) ключевой термин «единосущный» (Сын с Отцом). Как это ни покажется удивительным, с виду ничем не примечательное слово принесло немало приступов жестокой головной боли потомкам. Более того, оно не достигло своей цели, поскольку созданной Бессловесным по своему обыкновению из совершенной пустоты модели арианства удалось пережить анафему благодаря интригам Евсевия Никомедийского (дальнего родственника императора). Со временем порфироносного удалось убедить, что решение против Ария было чересчур жестоким. Было приказано восстановить членство ересиарха в церкви. Этот высочайший указ обязан был породить бурю эмоций (не самого благочестивого толка) в душе его идеологических противников. По непроверенным слухам, исполнять его так и не пришлось, и Арий скончался позорным образом и под единодушное ликование греко-римских христиан, которое не прекращается по сей день. Если это правда, то по Божьей воле или по человеческим страстям?

Что же крамольного услышали праведники в ариях Ария и хора его сторонников? Насколько существенна была теологическая размолвка, повлекшая за собой столь серьезный схизм? Что было на кону? Дело, оказывается, было в той линии, которую срочно потребовалось провести между Богом и его творениями. Куда отнести Христа-Логос? К несотворенному или ко всему остальному? Божественность Христу приписывали многие христиане, начиная от апостола Павла. Вопрос, как обычно, стоял в степени и оттенках. Следование курсу на последовательный рост статуса Иисуса привело христианство к точке экстремума – куда уж выше Всевышнего?! Забавно, что параллельным курсом развивалось мусульманство. Там тоже после некоторой борьбы была принята доктрина несотворенности Корана. Пора нам возвратиться к тому вопросу, который мы задали в первых строках сей статьи. Случайно ли это? Случайно ли то, что этот вопрос всплыл из глубин мира моделей на осознаваемую нами поверхность непосредственно после торжества христианства (или ислама)?

Мы можем увидеть в этом смысл, если посмотрим на процесс глазами модели. Политик, рвущийся к власти, раздает обещания. Если народ мало на них реагирует, то он корректирует их. Модель христианства, вставая с колен, поначалу благовествовала людям о скором втором пришествии. Когда дело не выгорело, пришлось срочно поменять предвыборную программу на «жизнь вечную». Политик, победив в борьбе, делает все возможное, чтобы продлить свое пребывание на посту президента. Модель христианства, обретя господдержку и целую империю модельных рабов, тоже вожделело продолжения банкета — навсегда. Если Коран всего лишь книга, то Он, глядишь, со временем надиктует и другую? Если Иисус всего лишь создание Бога, то Он, глядишь, со временем создаст и другого? Разве можно было рисковать обретенным положением? Вырытый по высочайшей воле котлован обнесли железобетонной дамбой – здесь предполагалось укротить страсть моделей к развитию и развести вековечную трясину верований.

В отличие от ересей ранних (гностики, эбиониты и т.д.) арианство было вполне жизнеспособной моделью. Поэтому исход политической борьбы в выборах православия был далеко не определен. Более того, долгое время в ней преуспевали те, кого мы нынче почитаем за агентов Диавола. В священный бой с ними всеми вступил всего один святой, к тому же Великий. По крайней мере так излагает исторические события популярная ментальная модель. Развить ее не в самом ортодоксальном направлении Вы сможете вместе с Блогом Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.