№128 Два щита

Сегодняшнюю новую статью мне придется посвятить защите старой. К моему превеликому удивлению, совершенно безобидный на мой взгляд текст «Два меча» вызвал у части аудитории резкую аллергическую реакцию. Поэтому я просто вынужден защищаться двумя щитами – фактами и логикой. Первый удар по ним нанесли те наши читатели, которые высказали мнение о том, что семантика разобранного мной пассажа евангелия от Луки (22:38) совершенно очевидна. При этом мне прислали инструкции по его «правильному прочтению», причем две различные версии, что само по себе уже многое говорит о сути проблемы. В самой правдоподобной из них мечи потребовались евангелисту для будущей сцены в Гефсиманском саду (22:50), где у раба первосвященника отсекли правое ухо. И в самом деле, вполне вероятно, что именно в этом и состоял истинный замысел творца Писаний. Он всего лишь логически увязал свое повествование и не оставил вынесенный на авансцену предмет без использования по мудрому рецепту Антона Павловича Чехова. Однако эта естественная трактовка натыкается на возражение о том, что Иисус остановил того неизвестного, кто употребил оружие, и даже исцелил покалеченного. Более того, разве не наказал Христос своим ученикам ранее (9:3) «ничего не берите на дорогу: ни посоха, ни сумы́, ни хлеба, ни серебра, и не имейте по две одежды»? Откуда тогда из «ничего» взялись мечи, да еще в количестве двух штук?

Если исходить из богоданности Библии и всеведения богочеловека, то налицо очевидная проблема, вопиющая о мидраше. Ведь невозможно допустить, чтобы Всевышний выдавал противоречащие друг другу инструкции или осуществлял непродуманные на бесконечное количество ходов вперед действия. Поэтому неудивительно, что решений этого великого таинства было предложено немало, желающим предлагаю убедиться в этом при помощи Интернета. А сколько еще из них позабыто и не дожило до наших дней – сотни, тысячи? Я в очередной раз желаю подчеркнуть простую мысль, обобщающую это эмпирическое наблюдение. При чтении произвольного текста разными людьми могут быть построены разные ментальные модели. Иногда кардинально разные. Что имел в виду автор, неизвестно. Почил он давным-давно и спросить его об этом надежными научными методами нельзя. Поэтому неверно полагать, что именно Вы владеете единственно возможным правильным пониманием изначального замысла. Если же придать книге сакральный статус и позволить аллегорическую трактовку, то по надоевшему нашим читателям тезису полиомии ментальным моделям, построенным с ее помощью, и вовсе не будет числа. Именно это я и имел в виду в первом параграфе своей наделавшей шума статьи. То, что «двум мечам» в латинской теологии придали строго определенный метафорический смысл – факт, с которым ничего не поделаешь, даже если очень хочется. У историков в просторных конторах все ходы записаны. Как же это происходило?

В начале католичества, как Вы уже знаете, был Блаженный Августин. В своей знаковой работе «О граде Божьем», написанной в начале пятого века новой эры, знаменитый теоретик христианства предложил свое видение исторического процесса, приведшего к разграблению Вечного города вестготами Алариха – ночному кошмару для всех цивилизованных граждан империи. В грандиозном по размаху полотне (хоть и черно-белом) Августин могучим усилием философской мысли (при постулируемом без доказательств содействии Духа Святаго) смог обнаружить скрытый божественный смысл в этом безбожном преступлении против прогрессивного человечества. Оказывается, это вовсе не было наказанием богов-основателей Рима за их предательство христианами. Нет, это был всего лишь небольшой эпизод в вековечной борьбе двух градов – Божьего (хорошего, состоящего из христиан, владельцев вечных истин) и Земного (плохого, состоящего из ищущих мирских благ язычников). Вековечная метафизическая война Диавола с Богом находит свое отражение в наших мирских делах. Манихейщиной (знакомой святому с юношеских лет) пахнет от этой модели, конечно, за версту, зато доступно для моментального понимания широким народным массам. Истинно верующим не стоит опасаться — победа будет за ними! Залогом ее является чуткое руководство теократической партии во главе с Папой Римским. Как мы видим, уже в этой постановке вопроса верный ученик св. Амвросия противопоставил светскую власть духовной.

Многие теологи Запада отправились по дороге св. Амвросия вслед за своими предшественниками. Так, в конце того же пятого века папа Геласий I так писал своему императору: «Есть две силы, … которыми управляется этот мир — сакральное право священников и королевская власть. Из них права духовенства перевешивают, поскольку они должны оправдывать земных владык перед Богом». Увязывание взаимоотношений между двумя христианскими вертикалями власти с пассажем о двух мечах восходит, по крайней мере, к святому Бернарду Клервоскому. В своем письме тогдашнему папе Евгению III-му в 1146 году он писал по поводу организации очередного крестового похода: «Сейчас, когда Христос страдает повторно там, где его однажды уже распяли, оба меча, материальный и духовный, должны быть обнажены». С его подачи эта тема стала частым гостем схоластических дискуссий в средневековой Европе, раздираемой противостоянием папства и государства. Как должны сосуществовать эти две структуры, кто кому должен подчиняться? Это вопросы, которые требовалось настоятельно разрешить.

Надеюсь, что мой первый щит удовлетворительно отбил атаку обоими мечами, посему перехожу ко второму выпаду в свой адрес. Многих искренне возмутило мое заключение о том, что на Востоке философия была служанкой теологии. Мне, в частности, посоветовали перечитать целую кучу библейских стихов, которые якобы свидетельствуют о том, что между наукой и религией противоречий нет. Я этого делать не стал по той причине, что мне хорошо известны не только эти тексты, но и история их экзегеза. Это в современности христианство лояльно относится к ученым. Во многом это происходит по необходимости, со знанием не поспоришь – сила. К этой изменившейся позиции сильно подобревшей церкви немедленно нашлись искомые «доказательства» из священных Писаний – полиомия в действии. Однако в далекой античной древности дело обстояло совсем не так. Моя фраза про «служанку» на самом деле вовсе не моя. Это почти цитата из знаменитого Филона Александрийского. В поисках аллегорического толкования эпизода из книги Бытия (16:1-6), в котором Сара в отчаянии от собственного бесплодия подложила мужу свою служанку, он и высказал идею о подчинении философии мудрости (под которой понималось Божественное Откровение).

Эту модель-метафору подхватили многие Святые Отцы. Так, Климент Александрийский, будучи в целом вполне лояльно настроенным к древнегреческим мыслителям, полностью импортировал рассуждение Филона, заключив: «премудрость имеет власть над философией так же, как философия над подготовительным школьным образованием». В несколько измененной форме (без использования аллегории с Агарью) эту идею подхватил его широко известный последователь Ориген: «в точности, как говорят, что геометрия, музыка, грамматика, риторика и астрономия помощники философии, мы говорим тоже самое об отношении философии к христианству». Позиция этого влиятельнейшего теоретика стала главенствующей. В явном виде в служанки к теологии науку прочили, например, такие столпы церкви, как Святой Василий Великий (сам высокообразованный в античной системе человек).

Мне осталось пояснить, на каких основаниях я заявил, что на Востоке теология была в услужении у теократии, а та, в свою очередь, подчинялась автократии. Эмпирические свидетельства в пользу первого утверждения следуют из анализа моих других статей – о святом Афанасии и его наследнике Феофиле, о ничуть не менее (или более?) святом Кирилле и его наследнике Диоскоре. Во всех случаях борьба за власть определяла социальный заказ на те ментальные модели, которые производились теологами. Что касается отношений с кесарями, то в открытый конфликт с ними на Востоке не вступал просто никто. Святого Константина Великого не отлучили от церкви за убиение собственного сына, упомянутый выше св. Афанасий лебезил перед богомерзким покровителем ариан Констанцием II-м и спасался бегством от апостата Юлиана-отступника, св. Иоанн Златоуст отказался возглавить восстание против обуянной гордыней императрицы, и так далее, вплоть до настоящего времени. В анналах восточной истории не зафиксировано ничего подобного тому, что сотворил с Феодосием Великим св. Амвросий. Выше я привел некоторые примеры того, что это отнюдь не было случайным событием – поединок двух мечей на Западе имел много выходов, уходов и затянулся на тысячелетие.

Предоставлю Вам, друзья мои, судить, со щитом или на щитах я выхожу из этой статьи. Боролся честно, причем не с людьми, а с ментальными моделями. Напоследок мне хочется сделать что-то приятное тем из моих оппонентов, кто не умеет себя от них отделять. В этих целях я желаю внести свой посильный вклад в двухмечелогию. Пусть один из них означает путь Западного христианства, другой — Восточного. Первую дорогу мы уже обнаружили, где же шагали православные? Ее начало скрывается в глубине веков под обломками многочисленных империй. Зато я отчетливо вижу тот момент, когда по ней поскакала птица-тройка. Откормленная древним наркотиком самоизбранности, она была близка к тому, чтобы настичь мерно пыхтевший вдалеке паровоз европейской науки. Железный зверь пришел на смену крестьянской лошадке. Казалось, вот-вот догоним и покажем кузькину мать. Но броненосец истории попал в геополитическую катастрофу и встал на запасном пути. Пришлось вытащить из дедушкиного чулана едва живую троицу. И тут неудача — за древностью лет совсем рассохлись крылья. С тех пор плетемся, спотыкаясь как-нибудь. Волков по сторонам отгоняем заученным звериным оскалом. Не запутались ли в выборах пути?

Нам пришлось несколько притормозить для более тщательного осмотра окрестностей. А теперь как бы не опоздать на званый вечер – мы все еще в гостях у ментальных моделей святого Августина. Интервью с одной из этих прекрасных дам ожидается по расписанию в следующем выпуске Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.