№137 Безбожная эволюция

Пришло время нам, друзья мои, расставаться с ментальными моделями христианства. Не стоит печалиться – у него еще вся жизнь впереди, даже в пределах нашего БГБ-пространства. Не пройдет и каких-нибудь жалких пятьсот-шестьсот лет блогового времени, как мы вернемся к полюбившимся нам модельным персонажам. А пока нам предстоит подвести предварительные итоги. Сегодня мы займемся уже известным Вам занятием – выращиванием эволюционного древа развития моделей (напомню, не претендуя на исчерпывающую историческую картину). Последний раз мы этим занимались непосредственно после изучения канонических книг Библии и поставили запятую на модели X7 (Апокалипсис), чуть позже добавив в граф-схему X8 и X9. Дальнейшее развитие моделей, изучением которого мы занимались последнее время, привело к их существенному изменению, однако его будет правильнее классифицировать как свежие ветки на старом стволе, нежели как новое растение. Приостановились мы с Вами примерно в той самой точке, когда созданная модель была надолго помещена в холодильник догмы. Там внутри беспросветный мрак, примерно поэтому темными и назвали все долгие века хранения в нем замороженных моделей. Но вот тот период, который непосредственно предшествовал этому печальному событию, хоть и не содержал «прыжков через пропасть» главенствующих парадигм, характеризовался бурным потоком модельных мутаций. Повторяя сегодня этот пройденный материал, мы заодно постараемся ответить на вопрос – случайны они были или мы можем проследить за их организацией длинные длани господни? Аргумент «от успеха» всегда являлся одним из самых популярных козырей христианства. Разве возможен был столь великий триумф без непосредственного участия высших сил?!

Поэты, как Вам известно, видели Иисуса в терновом венке из роз даже во главе безбожных революций. Пророки, как Вы помните, воспринимали Бога даже генератором вселенского зла (Исайя 45:7). Поэтому нет ничего удивительного в том, что христиане восторгаются героизмом своих мучеников, павших смертью безумно храбрых. В этой ментальной модели сам Всевышний вдохновлял переносить страдания за веру, и именно благодаря этому учение Христа распространялось на все более широкие слои населения. Однако современники-язычники обвиняли последователей «новых предрассудков» прямо наоборот за безверие, и мы не находим свидетельств массовых конвертаций в православие благодаря гонениям вовне христианских первоисточников. А наши современники-скептики находят фанатизм людей типа Игнатия Богоносца (обозначим эту модель как X10), сознательно стремившихся умереть в пасти диких зверей, болезненным изломом психики, одурманенной религиозными фантазиями близкого Эсхатона. Само поведение камикадзе-шахидов не может служить признаком истинности их ментальных моделей – огромное количество столь же несчастных было и в еретических, с точки зрения христианства, учениях типа монофизитов или раскольников. Рост раннего христианства, по данным историков, вовсе не был экспоненциальным — примерно с той же скоростью набирали себе приверженцев известные нам (из относительно недавнего прошлого) секты типа мормонов. Наблюдался естественный разброс мнений – диаметрально противоположных моделей Христа придерживались эбиониты (X8), призывавшие почитать Тору, и ранние гностики (X9), искавшие глубокий смысл в замысловатых апокрифических однострочниках. Тот факт, что в этом широком спектре именно ортодоксальная модельная поросль смогла выжить и дать потомство, не требует для своего объяснения вмешательства сверхъестественных сил. Строгое следование Закону Моисея с его дикими для греко-римского мира запретами и правилами препятствовало распространению любых течений, близких к иудаизму. Сильное желание избавиться от тюрьмы собственного тела и покинуть наш бренный мир делало нежизнеспособными любые течения, видевшими в Иисусе носителя тайной доктрины спасения души.

К середине второго века нашей эры повзрослевшее христианство уже обеими ногами прочно стояло на велико-имперской почве. Во главе движения встали греки-интеллектуалы, попытавшиеся интегрировать свои ментальные модели, свое понимание мира с евангельскими рассказами. Первостепенной задачей, по которой возникли разногласия, стала необходимость вписать Писания новые в ветхие. Ересиарх Маркион (X11) попросту разрубил Гордиев узел заключенных и расторгнутых Заветов, выданных и отмененных Законов — на две половины, богов злого и хорошего. Тем самым он полностью отказался от родительского модельного наследства. Его современник гностик Валентин (X12) тоже на богов не скупился и предложил сделать из них более взвешенную болтушку – записал часть библейских постановлений в Ошибочные. Рассохшееся колесо Фортуны, однако, оказалось более благосклонным к ментальным моделям Юстина Мученика (X13). Окутанные авторитетом старины глубокой еврейские предания были попросту присвоены христианами себе — теперь именно они стали избранным народом. Через это пришлось подписаться на монотеизм, при этом одновременно постулируя существование и Бога-Отца, и Сына-Логоса. И снова в произошедшем не видно вмешательства свыше — это трагическое (но неизбежное в господствовавшем ментальном поле) для иудеев восстание Бар-Кохбы дало новый импульс христианскому моделестроению. Победившая доктрина была внутренне более противоречива по сравнению со своими конкурентками, но оказалась более перспективной благодаря опоре на пользовавшиеся глубоким пиететом в античном мире эпические легенды и мифы.

Парадоксы катализируют построение моделей, заставляя нас согласовывать несогласованное (а иногда и принципиально несогласуемое). Неустойчивость модели Юстина Мученика могла быть разрешена в пользу чистого единовластия на небеси. Этим путем пошли монархианцы (X14). Однако особое уважение, которое последователи «нового пророчества» монтанисты (X15) оказывали Параклиту-Духу Святому, привело к прямо обратному результату — расширению модели Божественного Центрального Комитета и включению в него уже третьего по счету Генерального Секретаря. Сделал это большой любитель абсурда в вере Тертуллиан в пылу интенсивной идеологической борьбы (X16). Его вдохновенная профессиональным опытом риторика сделала свое черное дело – Троица была принята эффективно подавляющим несогласных большинством за красоту в ущерб логике. И снова отнюдь не Всевышний, а внутренняя недоделанность толкала модель вперед, к развитию. Курс на обожествление Иисуса был взят задолго до этого, цель всего лишь была благополучно достигнута.

После этого настоятельно потребовалось разобраться со взаимоотношениями внутри почетного триумвирата христианского Пантеона. Прежде всего, народные волнения вызывали отношения Отцов и детей. Богомерзкий Арий воспел то время, когда Его не было (X17). Однако Никейский Собор разбирался в музыке сфер божественного влияния значительно лучше и решительно воспротивился столь очевидному отсутствию гармонии на небеси. Однако легко записать в партитуру Символа Веры аккорды единосущности и несотворенности, значительно сложнее оркестровать их так, чтобы успокоить беспокойный человеческий разум — то, что один не равен трем, очевидно любому из нас. Длительный период поиска ненаходимого пришелся на нелегкий жизненный путь св. Афанасия Великого (X18), который собственную борьбу за власть в богатейшей епархии империи раскрасил в цвета вселенского конфессионального конфликта. Счастливый конец триадологическим спорам был положен героическими усилиями Каппадокийских Отцов (X19). Высокое по античным меркам образование, безупречная по христианским меркам репутация, высочайшая по человеческим меркам мотивация принесли свои чудесные плоды – предложенная ими формулировка обеспечила лексическое разрешение возникшей проблемы. Так что, слава тебе, Господи?! Или слава Вам, люди?!

Еще задолго до описанных в предыдущем параграфе событий изначально единая эволюционная ветка христианства начала процесс трифуркации. Возник магический треугольник христианской теологической мысли с центрами в Египте, Сирии и Риме. Каждая вершина пульсировала под свои ритмы. По образу и подобию моделей Филона Александрийского развили аллегорический метод библейского экзегеза св. Климент и Ориген Александрийские (X20). Литерально-исторически трактовали Писания в Сирии, где школу теологии основал св. Лукиан Антиохийский (X21). Упором на формальную спецификацию прав и обязанностей верующих характеризовалась левая (Западная) часть тела Христова, в ней видным персонажем помимо Римских пап стал св. Киприан Карфагенский (X22). Масло новой религии при св. Константине Великом, будучи предназначено успокоить разыгрывавшееся имперское море, произвело лишь кратковременное воздействие. Вскоре жестокий шторм возобновился, еще пуще усиленный разгоревшейся борьбой за власть. Модели своих предшественников развивали Отцы-пустынники, св. Афанасий Великий и св. Кирилл в Египте (X23), св. Иоанн Златоуст, Феодор Мопсуестийский и Несторий в Сирии (X24), св. Амвросий и св. Иероним на Западе (X25). Непосредственно перед тем, как темные тучи варваров надолго закрыли собой свет цивилизации, св. Августину удалось заложить фундамент будущих моделей католичества (X26), раздавив в пыль пелагианство (X27). Однако неистребимые христологические споры окончательно запрудили прогресс на Востоке штабелями трупов погибших в братоубийственном конфликте монофизитов (X28) и диафизитов (X29).

Так был ли у Всевышнего план? Последовательное применение этой модели заставит нас сразу же записать в предикаты Бога непоследовательность — стратегия сопротивления Вавилонской блуднице — власти сменилась на преданную службу ей. Всемогущество Господа странным образом сочеталось с беспомощностью — почему не удалось разрешить проблему сочетания двух природ, используя тактику построения модели Троицы? Всеведущий и Всеблагой Спаситель почему-то будущего не знал (или его не волновали страдания рабов Божиих) — ведь он легко мог парой однострочников предварить грядущие катаклизмы. Конечно же, все эти и многие другие неувязочки вполне можно связать рассуждениями о неисповедимости Его путей. Но может быть, плана-то никакого и не было? Эта гипотеза значительно более экономно объясняет исторические события. В этой модели победа христианства становится всего лишь естественным выбором в процессе длительных поисков магического раствора для цементирования гигантского здания империи – просто эта религия оказалась объективно полезнее митраизма и других альтернатив. Она без Бога справляется и с фактом наличия многочисленных почивших моделей – просто скитаниями по пустыне неведения и естественным отбором, сменившимся на искусственный (христианство в полной мере овладело искусством уничтожения еретической поросли в окрестностях). Наконец, эта безбожная эволюция позволяет нам понять причину, по которой долгий подъем по градиенту лестницы моделей сменился беспросветным тупиком – был достигнут локальный максимум в фазовом пространстве, дороги дальше вверх просто не существовало.

Модели не остановить, их развитие, пусть и случайное, происходит в строго определенном направлении. Можно устроить железобетонную запруду в одном месте, но тогда ее прорвет в другом. Зажатая меж двух модельных плотин – христианской и персидской, лежала ничем не примечательная бесплодная Аравийская пустыня. Кто бы мог подумать, что именно там неожиданно пробьется к жизни животворный модельный фонтан? Конечно же, Блог Георгия Борского. Думайте вместе с нами!

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.