№248 Одинокий пчел

Один ученый в науке не Цезарь. Означает ли этот однострочник, что времена гигантов духа – типа Коперника, Ньютона или Эйнштейна бесследно миновали? Нет, я желаю его размидрашить совсем в другую сторону. Да, отдельным выдающимся личностям удавалось перепрыгивать через бездонные когнитивные Рубиконы, но все они делали это, предварительно забравшись на могучие плечи своих предшественников. Даже упомянутые выше гениальные персонажи. Даже они. И это нисколько не принижает значимость их достижений. Просто сама задача обретения знаний сложна по своей природе. Как сейчас стало модно выражаться, экспоненциально. Это утверждение можно обосновать строго математически, чем, я уверен, мы займемся в недалеком будущем под лучами продолжающего восходить над астероидом БГБ солнца. Но для текущих целей мне будет достаточно продемонстрировать вам некоторые статистические данные из истории этой отрасли ментальной экономики – по переработке кофе в теоремы. В знаменитых «Началах» Евклида в тринадцати книгах содержалось менее пятисот пропозиций. С некоторыми оговорками можно считать, что на том исчерпывалась копилка античных познаний. В Век Просвещения Леонард Эйлер под благоприятным воздействием золота российской империи производил в среднем фантастические 800 страниц, напичканных формулами до краев, ежегодно. Всего же он оставил за собой творческое наследие чуть ли не в тысячу книг и статей. А нынче общее количество лемм, теорем и следствий из них считают на миллионы, с годовым приростом в сотни тысяч по самым скромным оценкам. Что ждет нас впереди? Добрый Курт Гедель убедительно доказал – без работы его коллеги не останутся никогда. Как тогда насчет других, эмпирических наук? Ведь предмет их исследований конечен? Да, всегда остается шальной шанс построить-таки Единую Теорию Всего нашего мира. Но и после этого вполне можно будет заняться исследованиями бесчисленных виртуальных Вселенных…

Итак, мой тезис заключается в том, что непрерывный ускоренный рост наших ментальных моделей обнажает их экспоненциальную натуру. И справиться с этим комбинаторным взрывом принципиально возможно только при помощи экспоненциального размножения ученых. На практике в современности именно этим занимаются фабрики по их производству под названием университеты. А как дело обстояло в древности? Скажем, знаменитый Сократ, по собственному изречению, служил оводом своего времени для Афинского племени. Это был убежденный кустарь-одиночка, который даже опасался, что мотор письменности приведет к отупению человечества. Свою функцию в обществе он видел в том, чтобы мотаться по городу и задавать мудреные вопросы занятым житейскими проблемами людям. Как показали дальнейшие события, эта его деятельность и в самом деле не была бесполезной, но только благодаря последующему широкому распространению его идей. Парадокс ситуации в том, что оно было достигнуто как раз интенсивным использования пера и пергамента большим поклонником его интеллекта Платоном. Ну, что же, Сократ был человек, и из этой пропозиции логически выводится не только его смертность, но и банальные ошибки. Зато мы сейчас можем использовать его вышеприведенную метафору, несколько переделав ее под собственные нужды. Что может быть слаще для homo sapiens, нежели мед знаний?! Кто сказал Бог?! Тот, кто, не разумея этого, на самом деле, подразумевает то же самое. Но, увы, история свидетельствует о том, что никто не спускает нам его с небес в готовых библейских упаковках. Вместо этого целый гигантский улей ученых должен тщательно собирать пыльцу с растущих на земле эмпирики растений. А затем вдумчиво преобразовывать их в нечто удобоваримое для нас с вами. Неправильные пчелы, как известно, делают неправильный мед. Ну, а что может сделать одно-единственное насекомое, пусть и самое работящее?! В наших гостях сегодня «философ в нефилософские времена» – одинокий пчел Михаил Пселл.

Кавычки в предыдущем предложении появились потому, что именно так он называл себя сам. Ну, а обитатели Царьграда обратили внимание на другой атрибут его личности – фамилия-кличка в переводе с греческого означает Заика. Спекулируя, можно предположить, что недостатки в устной речи он компенсировал избытками красноречия в письменной. Старинное искусство риторики в его творчестве заиграло свежими красками македонского возрождения. И похоже на то, что оно было оценено современниками по достоинству – иначе нам бы не досталось в наследство чуть ли не две тысячи манускриптов. Именно благодаря им я был в состоянии привести в своих последних статьях многие пикантные исторические детали – одним из любимых занятий Пселла было летописное дело. И есть серьезные основания доверять его повествованию, поскольку во многих важных событиях он принимал непосредственное участие сам, а в других информация была им получена из первых рук. Да, этому отпрыску бедных родителей благодаря своим выдающимся способностям (в том числе к типично византийским интригам и неприкрытой приторной лести) удалось подняться по служебной лестнице до высокого статуса советника при дворе известного нам императора Константина Мономаха, а затем и целой череды последовавших за ним василевсов на час. Более того, в отличие от Авиценны, тоже достигшего положения визиря, он не прожигал свою жизнь, но употребил свое влияние для строительства улья по разведению ученых. Захиревший во время активных военных действий по реконкисте утраченных некогда провинций университет Константинополя получил его исками и происками новый импульс к развитию…

Это был серьезный, даже знаковый шаг в развитии самой концепции высшего образования, вместе с которым приближалось и Царствие Научное. То учебное заведение, которое столетиями работало в столице до этого, было, по существу, теологическо-юридическим придатком имперской вертикали власти. Оно успешно готовило принцев, чиновников или иереев для заполнения высокопоставленных государственных, бюрократических или церковных вакансий. Не могло быть и речи о том, чтобы выращивать специалистов для профессиональной научной деятельности – они были попросту никому не нужны. Даже побочным эффектом всей системы не становилось воспитание оригинальных мыслителей, способных добавить что-то креативно новое в наличествующую базу знаний. Данные в ней были накрепко защищены от любых попыток перезаписи-обновления. Теперь же после реорганизации появилось два раздельных факультета – школы закона и философии, даже территориально расположившихся в отдельных строениях. В программу передач обязательным ингредиентом вошли полузабытые с античных времен т.н. семь свободных искусств, известных нам в латинской группировке на тривиум и квадривиум. В первую, подготовительную, стадию входили грамматика, диалектика и риторика. Вслед за ними изучалась математика в статике (арифметика и геометрия) и в динамике (музыка и астрономия). На сладкое шли гранитные глыбы метафизики и логики Платона и Аристотеля. Несложно заметить, что именно эту формулу импортировали спустя век-другой университеты на Западе, начиная с Болоньи и Падуи. С ее помощью троянским конем в замутненное молитвами и постом мистическое сознание средневекового человека проникали новые для него модели. Ректором в новоявленный Дом Мудрости пристроился работать сам Михаил Пселл, получивший за свою активную преподавательскую деятельность почетный титул «консула философов».

К сожалению, я не могу подкрутить интригу своего повествования – каждому известен ответ в конце учебника истории. Нам осталось только попробовать ответить на вопрос — почему Византии не удалось-таки организовать индустриальное производство меда знаний в товарных количествах? На мой взгляд, определяющим стал фактор личности самого Михаила Пселла. В отличие от оставшегося в его прошлом упомянутого выше Ибн Сина, а также еще грядущих в его будущем Аверроэса или Маймонида, он не смог разработать интегральную ментальную модель, которая бы примирила господствующий монотеизм со служанкой философией. В целом даже и не пытался. Он со слишком большим азартом играл в увлекательные социальные игры своего нефилософского времени – чехарду императоров. В области же чистого разума всего лишь увлекался античностью – сочинениями Гомера, Плутарха, Платона. Неоплатонизм в редакции Плотина, Порфирия, Ямвлиха и в особенности Прокла составил львиную часть его кредо. Да, их вдохновенные поэтические образы были значительно ближе к православию. Но и значительно дальше от науки, чем прозаические идеи Аристотеля. Его достижения в математике тоже остались на весьма скромном начальном уровне. Таким образом, ему не удалось построить двигатель, перерабатывавший религиозный пыл верующих в теоремы или перенаправляющий их усилия от штудирования Книг Писания к изучению Книг Природы. Но не стоит в этом винить его одного. Конечно же, он был абсолютно прав, когда ругал свои жестокосердные времена. Ошибочный курс партии на собирание земель имперских привел к жестокой необходимости постоянно их защищать от многочисленных врагов. Эпигоны всегда сменяют на адмиральском мостике наполеонов. Посему жесткая швартовка корабля Второго Рима была неизбежной. Что мог собрать со столь каменистой почвы один одинокий пчел?!

Но разве нельзя было хотя бы подготовить себе достойную смену?! Глядишь, со временем и Госпожа Фортуна повернула бы свое прекрасное личико флюгером на Восток?! Конечно же, неверно полагать даже то, что сам Михаил Пселл летал в кромешном вакууме. И у него были учителя, и от него произошли ученики. Разве что экспонента хронически страдала линейностью. Модели всем болезням назло – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.