№262 Вера находит меру

Отчего человек стремится к пониманию?! Почему так настойчиво поворачивает голову вслед за солнцем знания, вожделея узреть истину, ослепительную и даже нелицеприятную?! Чем именно его не устраивает вера, за что именует ее слепой?! За долгую историю цивилизации многочисленными мыслителями предлагались различные ответы на эти вопросы. Скажем, в понимании перипатетиков рациональное мышление, как основополагающий принцип, составляло эссенцию нашего существа, будучи добавкой к питательной (как у растений) и моторно-инстинктивной (как у животных) функциям. Заманчивой липкой ловушкой долгие столетия была идея Великой Цепи Бытия. Предполагалось, что все сущее образует континуум, на манер числового ряда, в котором все щели без исключения заполнены. В самом низу располагались неодушевленные предметы типа камней, на небесах обитали всемогущие боги, ну, а homo доставалась интеллектуальная ниша посередине – чуть ниже ангелов, чуть выше зверушек. Теологи добавили в общий котел универсальное «по воле Всевышнего». Дарвинисты видоизменили его на «по воле Случая», научно обосновывая распространение интересующей нас генной мутации по планете ее полезностью для повышения фитнеса организмов. Наконец, некий современный еретик по имени Георгий Борский представляет себе это явление частным проявлением общего метафизического закона природы – развития моделей. Заметим, что во всех этих примерах не находилось желающих отрицать само наличие этого феномена. Однако, людское жюри нередко расходилось в мнениях о его полезности, располагаясь на самых полярных рейтинговых полюсах — хорошо и плохо.

Быть или не быть?! Вот в чем состоял тот вопрос, который оказывал существенное влияние на эти оценки человечества. Не в гамлетовском, а в другом, несколько переносном смысле. Как относиться к тому, что окружает нас — как к юдоли скорби и печали или как к миру прекрасному и удивительному?! Избыток изощренных страданий при недостатке элементарных удобств приводили к триумфальному размножению ментальных моделей первой категории. Застывшие в древнеегипетской гримасе тысячелетия интенсивной подготовки к загробной жизни немногим уступали заунывной тоске древнеиндийского буддизма или заумным иньянам древнекитайского даосизма. Да и полезный для народного хозяйства древнеиудейский Всевышний безнадежно тонул в расширяющемся непроходимом болоте гностицизма. Античные философы уверенно присоединялись к суждениям большинства. Модно было воображать себе обитель трансцендентных идей, с презрением относясь к их несовершенному отражению на Земле. Сома — сима (тело – тюрьма) – повторяли многочисленные последователи вслед за Божественным Платоном и его учителем Сократом. Стоики, киники, скептики – были рукавами в дельте все той же ментальной реки. Впадали же они в безбрежный океан эпистемологического отчаяния. И только тонкие струи мысли, наподобие тех, что случались у молодого Иисуса, противозаконно пировавшего с грешниками, или старого Аристотеля, клинически убежденного в собственной правоте, сохранили для потомства редкие капли эликсира наивного жизнеутверждающего оптимизма. Коль скоро мир не достоин того, чтобы его изучать, коль скоро смысл существования состоит в подготовке к тому, чтобы его покинуть, то как следует относиться к томлению ума и жалким потугам хилого интеллекта что-то познать?! Пути Господни неисповедимы – утверждал апостол Павел. Верую, ибо абсурдно – гордо заявлял создатель модели Троицы. Откажитесь от дьявольских соблазнов блудливого разума – призывали влиятельные мистики.

С вышеизложенной перспективы давайте взглянем на св. Ансельма Кентерберийского. Он нас будет сегодня интересовать прежде всего как человек, сделавший первый робкий шаг в сторону того, чтобы надеть на распоясавшуюся веру вериги, нет, даже смирительную рубашку меры, понимаемой здесь как знание. Что именно побудило его искать на территории нечистого разума новой духовной пищи, принципиально отличной от чистой, незамутненной знаниями, воды Библии и Святых Отцов?! Каков был контекст, Sitz im Leben его произведений?! Каким путем монах, приор, аббат, архиепископ, искренне верующий христианин, впоследствии канонизированный католиками Учитель Церкви, дошел до философской жизни такой?! Для поиска ответа на эти вопросы обратимся сначала к основным вехам его биографии…

Сохранившаяся до наших дней Vita Anselmi была написана его учеником Эадмером, имевшим склонность к написанию летописей, и поэтому представляет собой нечто среднее между агиографической и исторической литературой. Нет оснований не доверять рассказу о детском сне Ансельма, в котором тот был представлен сидящему на троне Всевышнему и отведал предложенный ему белый хлеб. Вполне вероятно, что именно это «путешествие на небеса», воспринятое как знамение, и расположило его к выбору духовной стези. В отличие от других известных нам уроженцев Италии Дамиани и Гильдебранда, он, еще будучи юношей, отправился искать Бога далеко за Альпы, гонимый семейными неурядицами. В те стародавние времена еще не существовало университетов, но уже наличествовали блестящие профессора. На их яркое сияние со всех сторон, словно мотыльки, слетались люди, искавшие знаний. Вот и наш герой, побродив на протяжение нескольких лет по Бургундии, осел в школе соотечественника Ланфранка, открытой при недавно основанном нормандском монастыре Бек. Знак времен — это было нестандартное заведение, предлагавшее образование не только потенциальным монахам, но и всем желающим, имевшее в программе передач не только Библию, но и классическую логику с риторикой, не только экзегетику Святых Отцов, но и философские сочинения Блаженного Августина. Важную развилку на жизненном пути будущий святой повстречал со смертью отца. Полученное наследство позволяло вести безбедное существование на родине, поступить в аристократический клуб Клюни или наоборот, раздав деньги бедным, покинуть бренный мир и стать профессиональным отшельником. Однако он, спросив совета у духовного пастыря, предпочел остаться в Беке, что позволяло продолжить интеллектуальную деятельность. С уходом Ланфранка на руководящую работу сначала в другой нормандский монастырь, а затем в Кентербери к нему пришли административные (он стал приором, а затем и аббатом) и преподавательские обязанности. Именно в этом схоластически-школьном контексте, спустя примерно десять лет, он начал писать. Поначалу молитвы, письма и наставления. Со временем это стали книги. Монологион и Прослогион принесли широкую известность. Помимо прочего, они содержали несколько доказательств бытия Всевышнего. Самое оригинальное и прославленное из них, прозванное Кантом онтологическим аргументом, явилось результатом длительной медитации и внезапного глубокого инсайта. Сказывают, что, будучи записанным на восковых табличках, оно дважды было стерто сатанинским стечением обстоятельств, и только прочный пергамент помог сохранить счастливую находку.

Это были ментальные модели, предназначенные для удовлетворения интеллектуального стремления, прежде всего «студентов» и монахов в его собственном окружении и подчинении. Характерен общий подход – Ансельм намеренно отказался опираться на авторитет Священных Писаний, избегая самого популярного спорта эпохи — жонглирования однострочниками. Он стремился познать Бога при помощи sola ratione (разумом единым). Его явно декларированной целью, конечно же, не был отказ от стандартного способа изучения теологии. Он всего лишь пытался продемонстрировать, что размеренные логические рассуждения приводят, в принципе, к тому же самому конечному результату, что и вера. «Я не стремлюсь, о, Господи, постичь твое величие, поскольку мое понимание ни в коей мере с ним не сравнится; но я желаю понимать в какой-то степени твою истину, которую мое сердце любит и в которую верит. Ибо я не ищу понимания для того, чтобы поверить, но я верю для того, чтобы понять. И я верю – что если не поверил, то и понять не смогу». Эта известная тема «Credo ut intelligam» (верую, дабы понимать), унаследованная от св. Августина, в обработке Ансельма приобрела несколько новые обертоны. Его вера активно искала меру-понимание (fides quaerens intellectum) – заметим на полях, не осознавая, что именно заставляло ее это делать, и не представляя себе, кем неизбежно станет эта малышка-модель, когда подрастет.

Вспомним, что как раз в это время перед Нормандией внезапно открылись новые глубокие горизонты. Ее владыка Вильгельм из Бастарда превратился в Завоевателя, из среднестатистического герцога – в монарха богатейшего государства Европы. Изменения не обошли стороной и большинство его подданных. Приближенные надели на себя мантии английских пэров, безземельные рыцари обрели обширные уделы, и даже простые смертные превратились в граждан могущественного рейха. И карьера Ансельма следовала общей восходящей линии партии. Он приобрел кличку Кентерберийский, став архиепископом, важной политической фигурой на Великой Шахматной Доске средневековья. Однако, в отличие от своего предшественника Ланфранка, включившись в борьбу за инвеституру, предпочел ходить по клеткам строго определенного цвета — Григорианской реформы. За это он поплатился ссорами с двумя королями и ссылками в далекий центр – Вечный Город. Впрочем, и в этих условиях он продолжал творческую деятельность, создав в результате то, что можно назвать первой схоластической философской системой. Возвращаясь к вопросу об источниках его инспирации, мы вряд ли погрешим против истины, если предположим, что немаловажную роль в этом сыграло вышеупомянутое нормандское расширение. Ведь был преобразован не только физический, но и ментальный мир окружавших его людей. «Быть!» — решительно говорили они своей Стране Заходящего Солнца. «Хорошо!» — повышали они рейтинг желанию достичь понимания Божественных Таинств. И это их душевные движения породили ту тропу в метафизическом море, по которой Западная Вера повела в светлое будущее малютку Меру…

Сегодня мы потратили целую статью на с виду неказистое, но, по моему мнению, самое существенное достижение св. Ансельма Кентерберийского в истории развития моделей – попытку оправдать применение разума, прикрутить философию к религии, меру к вере. Конечно же, это были только незначительные ментальные телодвижения, но они были сделаны в плодотворном направлении. Куда же удалось дойти? Бог списывает долг – в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.