№55 От альфа-мудреца до омега-модели

Кто не с нами, тот против нас! Свобода или смерть! Бороться с диктатом Запада или потерять Россию! Те, кто внимательно изучал наши первые статьи серии СОФИН (или чужие лекции на схожие темы), должен легко догадаться, что именно объединяет вышеприведенные три восклицания. Вовсе не пламенная речь какого-нибудь популярного современного политического лидера. Все эти пропозиции – особи категории логических ляпов, подкатегории ложных дилемм. Сравните с другими: «если икс больше игрека, то не меньше», «это высказывание истинно или ложно», «можно что-то делать или не делать», чтобы в этом убедиться. В последних правильно построенных выражениях действительно прослеживается строго два варианта выбора, и соединение их при помощи исключающего «или» вполне уместно. Хочешь или нет, придется предпочесть ровно один из них. В ошибочных же рассуждениях на самом деле на фоне существуют дополнительные (обычно множественные) альтернативы, о наличии которых (обычно сознательно) умалчивается. И я вспомнил давно пройденный нами материал, конечно же, (как обычно) неспроста. Он весьма уместен в контексте обсуждаемой нами проблемы определения природы индивидуальных вещей — метафизической субстанции. До сих пор мы обнаружили два принципиально различных подхода к ее разрешению – модель голого субстрата и теорию пучков. Их основные тезисы кажутся противоречащими и исключающими друг друга. Напомню, первая утверждает, что предметам строго необходимо иметь лишенный всяческих атрибутов стержень, на который впоследствии можно было бы нанизать все их прочие свойства, данные нам в ощущениях. Вторая же всеми силами пытается освободить человечество от засилья ненужных ненаучных сущностей и поэтому отрицает необходимость его наличия. Заменить его предлагается при помощи проставления знака равенства между предметами и набором сенсорных данных, представляющих их в нашем сознании. Разве эти две опции не исчерпывают все логическое пространство?

Великим мыслителем был Аристотель. Еще в античности за шибко умного слыл. А в средневековой Европе его вообще называли так — Философ. Человек с большой буквы. Большой греческой буквы А (под названием альфа). Титан разума. Альфа-мудрец. Все знал и все ведал, построив беспрецедентную по масштабу на протяжении тысячелетий модель, воистину системное мировоззрение. И хотя его менталки изгнали из физики еще под издевательское улюлюканье гуманистов 16-17-го веков, к примеру, в биологии он окончательно сдал позиции только в девятнадцатом веке под мощным напором дарвинистов. Ну, а на непроходимых болотах мира моделей радиоактивные останки его метафизики возвышаются темной кучей до сих пор. Вероятно, именно поэтому до сих пор находятся любители, которых она поражает. Получается аристотелианизм с приставкой нео. Здесь, впрочем, я должен дико извиниться и защитить коллег-современников. Это в эпоху расцвета мифа о золотом веке на древних авторитетов ссылались с целью погреться в жарких лучах их непреходящей славы. Модель Prisca sapientia утверждала, что Истина была некогда известна людям, но потом они ее запамятовали. В нее верили практически все герои научно-технической революции, включая Исаака Ньютона, по меткому выражению Джона Кейнса, «последнего из магов». Во многом благодаря его интеллектуальным достижениям этой менталке и пришел конец. Люди путем нехитрого сравнения сообразили, что их собственные когнитивные успехи намного превзошли все знания, которые были известны их предкам. Так что когда сейчас возникает очередной нео-изм, то по совершенно другим причинам. Просто нужно же придумать какое-то название. А похожесть – это дело такое… Герменевтический продукт.

Продукт того механизма, что я величаю полиомией. Суть этого тезиса в применении к данному контексту — дайте мне метафорическую свободу, и я найду в произвольном тексте утверждение произвольной пропозиции. Хоть в Библии обнаружу закодированную Общую Теорию Относительности, хоть наоборот — в квантовой механике доказательства существования Всевышнего. Когда занудный Екклесиаст заунывно вещал о том, что «нет ничего нового под солнцем», то был прав только в этом смысле. Всегда можно найти семантический мостик между минувшим и нынешним. И люди им активно пользуются в самых разнообразных, причем не всегда благих целях. Например, чтобы принизить ценность работы конкурента (знаменитый социолог Роберт Мертон называл эту стратегию «адумбрацией»). Но давайте вернемся к нашим Аристотелям. В применении к его моделям тоже была обнаружена нестандартная интерпретация его т.н. гиломорфизма. Сорри, за очередной оффтопик — когда я вижу это слово на русском языке, моя рука сама тянется к курку кнопкам клавиатуры. Если правильно, то он должен был стать «иломорфизмом». Если по смыслу, то «хиломорфизмом». Если по существу и в двух словах, то это доктрина о том, что все вещи состоят из некоей материи и не менее некоей формы. Когда уже известный нам Джон Локк защищал эмпиризм, то осуждал именно эту метафизическую позицию. Пучок ощущений был призван вытеснить из университетских учебников «субстанциальные формы» Стагирита. То есть, исторически Аристотель трактовался именно как сторонник теории «голого субстрата». Однако слов в его сочинениях немало, в водичке их мутного смысла можно выловить все, что пожелаешь. Например, обнаружить сходство с современным «функционализмом». Или, напрягшись, разрешить ложную дилемму, на наличие которой я намекал два абзаца тому назад.

На этом я почти оставлю нашего альфа-мудреца в покоях истории и перейду к следующим буквам алфавита. Логическая лазейка между Сциллой субстратчиков и Харибдой пучкистов может быть обнаружена в том тупом модельном углу, что субстанция – это сумка, содержащая атрибуты. Ну а коли предположить, что по крайней мере некоторые отдельные конкретные объекты вообще никак на составляющие не расщепить? Что именно они являются базовыми и нередуцируемыми ни к чему иному? Тогда мы приходим к принципиально другой метафизической модели существования индивидуальных вещей, которая в свою очередь имеет полное право на существование. Как сюда удалось прикрутить Аристотеля? Ну, он же чего-то вещал на тему того, что человек – это разумное животное, и именно это составляет эссенцию его существа… Всем хорош этот подход — помимо того, в чем он плох. Его самым неприятным следствием является, что далеко не все вещи удается принять в онтологический пантеон. Элементарные частицы, ну, и, может быть, живые существа – это еще можно. Но как быть с теми предметами, о составной природе которых нам, в отличие от древних, точно известно?! Без лишней гордыни разрубил этот негордиев узел замечательный американский метафизик Питер ван Инваген: «Моя позиция по отношению к столам и прочим неодушевленным предметам просто в том, что их нет. Столы — не дефектные объекты или граждане мира второго класса, их просто нет совсем… Существуют определенные свойства, которые вещь должна иметь, чтобы называться «стол» в общем понимании слова, и нет ничего, чтобы обладало всеми этими свойствами. Если бы что-либо имело их, то оно бы представляло собой настоящий истинный объект, … нечто большее, нежели набор частиц. Но ничего такого не существует».

Другой видный американский философ Дэвид Льюис как-то толкнул тезис т.н. «Неограниченной композиции», в соответствии с которым наш распил мира на отдельные понятия мог бы быть принципиально другим. Например, по его мнению, мы вполне могли бы оперировать термином «руга» или «нока», определенным как «моя рука + ваша нога». Нетрудно убедиться, что модель из вышеприведенной цитаты занимает диаметрально противоположный угол метафизического ринга. И все бы у нее в жизни было хорошо… Не знаю, как у вас, но что-то интуитивное во мне восстает против такого экстремизма. Почему мы должны лишать такие вещи как стол или автомобиль права быть добропорядочными онтологическими гражданами? Только по той причине, что их не удается заковать в заранее заготовленные идейные кандалы? И снова я обращусь за помощью к доброй теории моделей. Представьте себе, она обнаружила в пресловутой субстанциальной дилемме еще одну логическую брешь. Заключается она в том, что аналогично вышеприведенному финту мы вполне можем представить себе за-вещами нередуцируемые ни к чему другому информационные модели. Однако при этом они вовсе не обязаны быть голыми. Некоторые свойства у них имеются, а наблюдаемые нами атрибуты предметов вовсе не покоятся где-то там внутри, а всего лишь являются их производной. При помощи этого подхода и парадокс ван Инвагена несложно разрешить. Мы создаем себе ментальные модели вещей вовсе не на основании их структуры. И не произвольным образом, как это представлял себе Льюис.

Вспомним определение модели – множество элементов, связанных отношениями друг с другом. Здесь «связанность» можно метафорически трактовать литеральным образом. Представьте себе людей, спаянных одной цепью. Можно потянуть за рукав любого из них, но это скажется на всех остальных. Модель – вычислительный процесс, который не просто из входов делает выходы, но инвариантен к изменениям, т.е. постоянно поддерживает определенные отношения между составляющими ее объектами. Вот именно такую функциональность мы обычно и распознаем как отдельные индивидуальные вещи. И абсолютно безразлично как эти ингредиенты расположены в т.н. пространстве. Физики называют «запутанные частицы» единым квантовым объектом, хотя те могут находиться в разных Галактиках. И они правы с предложенной метафизической точки зрения – релевантно только сохранение взаимосвязи между ними. И совершенно неважно из каких именно компонент они состоят. Модели принципиально модульны и сами состоят из моделей. Несколько неожиданным следствием из вышеизложенной теории являются ее монистические симпатии. Ведь коль скоро модель представляет собой единое функциональное целое (поддерживающей отношения внутри себя), то почему бы тогда не считать моделью весь мир? Обращу ваше внимание, друзья мои, на тот факт, что именно это мы и делаем на практике. Вселенная поддерживает законы природы, значит, это отдельный объект (и модель). Государство поддерживает законы общества, следовательно, и это тоже отдельный объект (и модель). Наши тела поддерживают законы метаболизма, получается и это тоже отдельный объект (и модель). И так далее – «до самого низа» к альфе. Или наоборот — до самой до омеги?!

Итак, мы познакомились с основными ортодоксальными метафизическими теориями субстанции и даже поспекулировали всласть о пресловутых моделях. Тем не менее эта тематика еще далеко не исчерпана. Прав ли Питер ван Инваген, предоставляющий особый онтологический статус живым существам? Подготовьте ваши скафандры. Грядет новое погружение в метафизические глубины — с Блогом Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.