Это за-ме-ча-тель-ный супермаркет! Чего только в нем нет?! На самом деле, много чего. Даже бесконечно много чего. Скажем, там не найдешь слез, любви, божества или вдохновения. Но — при этом немало чего и наличествует. Например, есть в нем то, что можно съесть – от самого обыкновенного хлеба насущного до самого экзотического товара штучного. Навалом в нем игрушек для малышей и малышек всех возрастов – от дошкольного до постпенсионного. Традиционно высокий спрос на кульки ощущений – от стандартных до самых неожиданных извращений. Многочисленные средства для странствий в популярной иллюзии пользователя — пространстве. Бери, не хочу — эх, прокачу. Всегда людно у прилавка, где раздают ключи от пещер, где деньги еще не лежат, но при должном усердии запросто могут там оказаться. К несчастью, многие просто зевают и ровным счетом ничего не покупают – дорогой кусочек, даже в рассрочку. На последнем этаже торгуют рейтингами – главное, не робейте и обзаведетесь на любой вкус дипломами, орденами-медалями и званиями. Без кредитования цены тоже ведут к потере сознания. Впрочем, брать приходится — без них никак не обретешь своего истинного призвания. Можно раздобыть и вещи нематериальные – знания. Только не ошибиться бы с выбором системы преподавания. А вон в том красном углу настоящих чудес копилка – задарма раздают кораблики в бутылке…

С некоторых пор я пришел к горькому для себя выводу о тщетности моих усилий расшевелить мозги аудитории БГБ своими метафорическими моделями, притчами, аллюзиями и разными прочими замысловатыми риторическими приемчиками. Впустую и все мои морализаторские сентенции о вреде избытков попкорна для ментального здоровья. Посему сразу же разжевываю: тот странный магазин – колец жизни властелин. Переходя на прозу той самой жизни, речь шла о самом обыкновенном бытии самого современного человека. Почему-то думаю, что в данном случае подавляющее большинство оных и так об этом догадалось. А вот самый последний однострочник вряд ли осилит даже подавленное избытками интеллекта меньшинство. Виноваты в этом вовсе не они, а мой личный произвол. Расшифровываю – речь шла о ментальных моделях. Причем не абы каких, а строго определенного вида, отряда и семейства – чтототеистического. Ибо только мои особые очки абстрактного видения с определенным фильтром обнаруживают подобие некоторых их свойств вышеупомянутой модели. Какое же именно? Ну, во-первых, в эти социальные игры вход для всех свободный – вступительных взносов за редкими исключениями не берут. Все, что ожидается от новообращенных, это трепетное отношение к полученной модели. Требуется всего лишь хранить ее в сердце своем и эпизодически любоваться ее возвышенной красотой. Эвентуальные другие обрядовые повинности соответствующей формы жизни — не всегда обязательный для исполнения ингредиент общей упаковки. Во-вторых, это догматическая вещь в себе, которую невозможно вытащить и подремонтировать, не разбив окружающий ее сосуд т.н. мудрости. Наконец, в-третьих, и это самое релевантное в контексте данной статьи – непонятное проникновение столь большого предмета через чересчур узкое горлышко автоматически вызывает повышенное уважение к этому фокусу. При этом истинное происхождение сего дива дивного коллективу принципиально не объясняется.

В рассматриваемую нами историческую эпоху – самое начало второго тысячелетия христианской эры и самый конец четвертого столетия эры Хиджры – не верить в ту или иную модель Господа в цивилизованном мире мог разве что полный невежда или идиот. Это была наибанальнейшая истина, в принципе не требующая серьезных доказательств. Скорее всего, именно поэтому известный нам аль-Фараби, большую часть своей жизни проведший в самом эпицентре ареала обитания модели ислама — Багдаде, остановился в полушаге от формулировки онтологического аргумента существования Всевышнего. Зачем это было нужно? Ведь отрицать самоочевидное — все равно как нынче быть верующим в плоскую Землю. Скажете, и такие оригиналы до сих пор не повывелись?! С сим печальным фактом нашего ментального мира я знаком. Сильно надеюсь, что это несчастье у них приключилось от эпатажа. А если нет, так и в средние века дураков хватало. Прошу прощения за столь резкий эпитет, он мне понадобился для того, чтобы сообщить, что именно этой категории населения и именно в таких выражениях посвятил свой уже полностью оформленный онтологический аргумент св. Ансельм Кентерберийский. Например, именно такие «дураки» проживали в тогдашней Жмуди и Литве. Сейчас мы их именуем литовцами и белорусами соответственно. Немало водилось их и к северу от Хорасана (Средней Азии), где родился ибн Сина. Нет сомнений, что с представителями многочисленных племен тюркских язычников он встречался еще в детском возрасте на базарах Бухары. Как переубедить тех из них, кому дорога в Дамаск или к намазу маслом не намазана?! Здравый скепсис Фомы – широко распространенная болезнь среди людей, обладающих изрядным количеством здравого смысла. Дерни за веревочку, дверь в бутылочку-то и откроется! Иными словами, расскажи им на понятном языке, из чего именно правоверные выводят существование Аллаха! Авиценна обнаружил свою дорогу к искомой демонстрации бытия бы-Бога. Проходила она через открытое им и изученное нами в прошлой статье бы-пространство.

Сначала придумать бяку-заколяку, а потом приписать ей помимо свойства кусачести еще и существование – так можно напугать девочку Муру. Похожим образом можно призвать христианина восславить Самого-Самого-Самого Совершенного-Создателя. Этот хитроумный трюк св. Ансельма суть т.н. рассуждение априори – идея в том, чтобы наличествующие ментальные модели контрабандой втащить в наш мир под ярлыком настоящих и живых. А вот его мусульманско-персидский собрат по философии пошел другим путем – космологическим и апостериори. Он авторитетно ткнул пальцем в небо и заявил – смотрите, там что-то есть. А, собственно, почему — ведь могло бы и не быть? Этот несколько странно поставленный вопрос всегда привлекал для своего разрешения интеллектуальные ресурсы многочисленных мыслителей – по крайней мере от античности до Хайдеггера и не заканчивая на нем. Спекулировали на эту тему и каламщики – исламские теологи. В подтверждение наличия Необходимо-Сущего для дела создания всего прочего они приводили неотразимые с их точки зрения доводы – цитаты из Корана. Ведь сказано же (28:88): «Всякая вещь погибнет, кроме Его Лика». И еще сказано (55:27): «Вечен лишь Лик Господа твоего». А знаменитый тронный аят (2:255) вообще напрямую величает Великого «Живым и Поддерживающим жизнь». Естественно, богоданность Корана доказывалась обычной круговой обороной — его собственным содержимым. Ибн Сина поставил тот же вывод на прочный фундамент своей модальной бы-логики. Рассмотрим некую бытьможную сущность – ну, хотя бы наш физический мир. Напомню, в отличие от Аристотеля для Авиценны он хоть и вечен, но не существует с необходимостью. Так вот, взятый в отдельности, благодаря чему он приобрел атрибут существования? Сам собой? Но это абсурд – по своей бы-природе он прекрасно себя чувствовал в небытии. Значит, это кто-то снаружи него проставил свету требуемый флажок «да будет». Этот «кто-то» в свою очередь может быть либо необходимым, либо бытьможным. В первом случае мы обнаружили искомое Необходимо-Сущее, во втором всего лишь продолжаем рекурсивно идти по бы-следу. Он неизбежно приведет нас к бы-Богу. Q.E.D.

Но позвольте, скажете Вы, что-то обнаруженная первопричина бытьможного не шибко напоминает монотеистического Всевышнего – эту голую модель крайне необходимо приодеть при помощи дополнительных атрибутов. Она просто обязана стать Единым, Всемогущим, Всеведущим и т.п. Создателем. Это было, конечно же, очевидно и для столь незаурядного мыслителя, каковым являлся ибн Сина. Наряды для нее он приобрел весьма хитроумным образом. Почему, например, не может быть два, три или очень много Необходимо-Сущих, как то полагают язычники? Но тогда они все должны в чем-то отличаться друг от друга. Где искать причину этого несовпадения? Вовне никак нельзя, ведь источник их существования содержится в собственной природе. Коль скоро мы не в состоянии объяснить происхождение их индивидуальности, то бы-Бог уникален. Более того, Он — простой монолит без составных частей, ведь иначе тем тоже придется стать бытьможными. Следовательно, бы-Бог нематериален, ведь любая материальная вещь состоит из более элементарных кубиков. А чем еще заниматься нематериальному существу, как не мышлением?! Значит, это еще и Интеллект, причем без ограничений, налагаемым его размещением в материальном теле. Ну и дальше уже как по накатанной. Он могуч, поскольку творит целые миры. Он всеблаг, поскольку умный… Итак, что же получилось в результате?! Длинная цепочка квази-дедуктивного вывода, которая через бы-пространства привела нас к бы-Богу, а затем на основании исключительно его Необходимого Существования сделала эту модель на удивление похожей на Аллаха правоверных. Выдающееся творческое достижение! И оно было не забыто потомками. В арабской традиции его назвали «демонстрацией верных». Но настоящее бабье лето модели бы-Бога наступило в средневековой Европе, где ее включили в свои теологические системы Фома Аквинский и Дунс Скот…

Что же говорит обо всем этом современная философия? Все семейство т.н. онтологических аргументов откровенно попахивает жульничеством. В отличие от них космологические подпорки для Всевышнего хорошо отражают интуитивное понимание многих верующих. Ведь для них Бог –тот самый источник, из которого проистекает все многообразие окружающих их объектов. Идея очевидна: выстроить всех на плацу и заявить, что генерал с флагом находится в самом конце строя. Очевидное возражение против этого логического построения в том, что из свойств элементов множества не выводятся свойства всего множества. Так говорил Бертран Рассел – у каждого человека есть родители, означает ли это, что папа с мамой есть у всего человечества?! В применении к доводам Авиценны – каждая сущность по отдельности может быть бытьможной, а вот вся коллекция при этом необходимой. Однако этот контрдовод стреляет в пустоту, поскольку именно этого – обнаружения хоть чего-то необходимо сущего – и желал ибн Сина. Другое направление для атаки я связываю с популярным в среде современных физиков выражением «ничто нестабильно». Имеется в виду известный квантовый феномен спонтанного образования микрочастиц в вакууме. Но это самое «ничто», коль скоро обладает свойством «нестабильности», уже не является «ничем»! Давайте теперь взглянем на все сообщество бытьможных сущностей в совокупности. Откуда оно появилось – неужели ex nihilo? Положим, что существует закон метафизической природы, по которому нечто регулярно появляется само по себе из кромешного ничего. Тогда необходимо существующим станет этот закон и/или столь замечательное «ничто». Похоже на то, что какие-то базовые сущности нашему миру все же необходимы. Но вот рассуждение Авиценны о том, что его бы-Бог уникален и обладает уникальными способностями – неубедительно, если не ошибочно. Отличия между условным прото-нулем и прото-единицей могут присутствовать, и на то вовсе не обязательно должна найтись какая-то причина… Мы видим, что даже сегодня аргумент «от бытьможности» кажется плодотворным. Ну, а в мире моделей своего времени это было событием первой величины. Была сделана исторически первая попытка синтеза логики и Корана, философии и религии, разума и веры. Авиценна продемонстрировал всем желающим как в модельную бутылочку с надписью бы-Бог запихать кораблик с Аллахом…

Один Аристотель – хорошо, а в одном флаконе с Платоном – еще лучше. Поддельная «Теология Аристотеля» разрешила ряд очевидных нестыковок промеж античной философией и исламской теологией. Как мы убедились сегодня, Авиценна продолжил дело своих предшественников, поднявшись от приземленной логики до самого Всевышнего. Тем не менее ряд ментальных заусенцев все еще мешали интеграции двух моделей в единое цельное мировоззрение. Бессмертие – только в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Гроссмейстер О.Бендер в Васюках играл в шахматы второй раз в жизни. Как хорошо известно, ему пришлось с позором оставить поле битвы на многих досках в полном владении местных пижонов. Причина этого фиаско банально проста – у него не было спрятано за душой никаких ментальных моделей, которые позволили бы ему предпочесть одни ходы другим. Зато Великий Комбинатор с легкостью мог бы торговать оптом опытом в странной игре по имени жизнь. Скажем, он замечательно предвидел на много ходов вперед, как именно отреагирует цвет Старгорода на организацию «Союза меча и орала». Для него не составило труда разглядеть самую вершину пирамиды ценностей Эллочки Людоедочки и организовать на этой основе взаимовыгодный бартерный обмен. Он с легкостью просчитал последствия продажи измученным нарзаном туристам входных билетов в Пятигорский провал. Нам с Вами, с двумя ногами и без перьев, с нравственными предрассудками и без малейшей поддержки знаменитых писателей, комбинации подобного уровня неподвластны. Тем не менее, техника их произведения вполне очевидна. Она и в самом деле напоминает мышление шахматиста или любителя любой другой интеллектуальной игры. Все отличие только в том, что расчет производится на других ментальных моделях. Так что каждый человек тоже постоянно бороздит бы-пространства. Именно так я называю то гигантское поле поиска, на котором мы просматриваем альтернативные модели прошлого или рассчитываем наиболее оптимальный способ прохода к моделям идеального будущего. Я, вообще-то, постоянно ворчу о качестве основного инструмента своего блоготворчества — русского языка. Раздражает, например, засорение иностранщиной, занесенной в него вольными лингвистическими ветрами, причем , похоже, что безо всякой налаженной системы приведения территории в порядок. Или то, что требуется постоянно согласовывать существительные с прилагательными, глаголами и т.п. в падежах, временах, числах и родах – любая коррекция первых влечет за собой каскадные изменения во всей свите из вторых. В целях преподавания формальной логики несколько мешает и отсутствие купола типа is/ist/est для сочетания субъекта и предиката под одной крышей — мы не выражаемся «Сократ есть человек». Но, к счастью, в некоторых местах он и в самом деле и могучий, и великий. В частности, в невеликой по размерам частице «бы». На хваленом английском приходится выражаться так: counterfactual reasoning – рассуждение «супротив фактов». Ну, был бы от этой длинной словесной комбинации дополнительный толк, а то… Зачем это надо, коли сказал «бы» и мощному смыслу уже быть?!

Бы-пространства – как уже было отмечено выше, обычное место ментального бытия людей. Посему неудивительно, что они издавна привлекали повышенный интерес философов. Те прежде всего обратили внимание на то, что некоторым пропозициям вход туда строго воспрещен. Мы в принципе не рассматриваем те бы-варианты, где «2+2» равно «5» — это попросту невозможно. Напротив, «4» в данном случае ход вынужденный, как выражаются шахматисты «форсаж», или как говорят логики — «с необходимостью». Между этими двумя противоположными берегами невозможности и необходимости плещется бескрайний зыбкий океан. Возможно, Вы забыли, мы назвали рыбы «бы», кишащие в его недрах, бытьможными (contingent). Это такие высказывания, которые могут быть истинными, а могут и наоборот, в зависимости от тех или иных обстоятельств. По существу, чуть ли не каждое предложение настоящей статьи – особь этого вида. Великого Комбинатора могли бы звать не Остап, а Мордехай, искомых им стульев могло бы быть не двенадцать, а тринадцать, да и Ильф с Петровым могли бы вообще не родиться. Таким образом, невозможные и необходимые пропозиции представляют собой жесткие ребра ландшафта бы-пространств. Первые всегда ложны, вторые неизменно наоборот. А вот все остальные бытьможности могут принимать и те, и другие значения истинности. Если сделать мгновенный снимок бы-пространства, который их зафиксирует, то несложно обрести модель т.н. возможных миров и даже объединить их в древовидную структуру. Введший в широкий обиход бы-миры американский философ Дэвид Льюис утверждал реальность их существования. Мы же постараемся не плодить не только ненужные сущности, но и не всегда адекватные ментальные модели. Ветки расчета вариантов бы-деревьев зачастую переплетаются — люди по-обезьяньи легко перемещаются из одного бы-мира в другой. Изучение этих бы-миров – удел т.н. модальной логики. По касательной ею занимался еще сам Аристотель, обращавший особое внимание на истинные с необходимостью пропозиции – в его представлении идеальный результат идеальной научной деятельности. А вот ибн Сина пристально вгляделся во все остальное. Он пошел на бы!

Напомню, это был вообще бесстрашный человек. Он смело бежал от преследований турецких варваров и не чурался злой молвы, используя доброе вино и женщин (кстати, наряду с молитвой) в качестве средства для инспирации. И он презирал «идолов театра», т.е. , по выражению Фрэнсиса Бэкона, признанных авторитетов. И он даже с малым почтением относился к коллегам, причем таким знаменитым, как аль-Бируни (передав переписку с ним в ведение своего ученика), не говоря уже о малоинтеллектуальном «быдле» в своем окружении или своих собственных учителях. И он говорил так – «мир делится на неразумных религиозных людей и тех, у кого разум есть, но нет религии». И он вознамерился сотворить доселе неслыханное – построить великое здание новой Восточной Философии силами своих мозгов. Для такого масштабного предприятия требовалось приготовить соответствующий инструментарий. Таковым «Органоном» издревле считалась логика. Поэтому неслучайно, что в своем magnum opus «Китаб аль-Шифа» Авиценна посвятил чуть не десяток книг именно этому предмету. И также неслучайно, что именно в этом направлении его модели достигли своего величайшего успеха – пробились в учебники системы медресе. И еще неслучайно, что его главным вкладом в развитие идей предшественников (античных и аль-Фараби), стали именно модели модальной логики, т.е. бы-пространства. Аристотель предпочитал т.н. статистическую интерпретацию необходимости. Если что-то постоянно случается, то и происходит это с необходимостью. Наоборот, когда нечто никогда не бывает, то оно и невозможно. Таким образом, для Стагирита мир без кошек и собак или без придуманного им космоса был абсурден. Скорее всего, эта ментальная конструкция ему потребовалась для «доказательства» обладания статусом прочных знаний у своих моделей, типа вращающихся вложенных небесных сфер. Интуитивно это кажется странным – почему мы должны верить в логическую необходимость существования именно известных нам законов природы?! И как вывести могучую логическую невозможность существования Великого Комбинатора из жалкого факта его отсутствия в анналах истории?!

Авиценна же, хоть и тоже не чурался статистических соображений, накрепко связал модальность с природой вещей. Положим, если Великая Комбинаторность совместима с человеческой природой, то почему отказывать ей в возможности существования? Из подобных соображений он сделал свой самый знаменитый вывод, правда, принадлежащий другому разделу философии — метафизике. Рассмотрим произвольный треугольник. Эссенцию его существа (т.е. тем, что его определяет) составляют отношения между составляющими – сторонами. Это такие пропозиции, которые говорят нам об их количестве, сумме образуемых ими углов и т.п. Существование же определенного треугольника (равно как и Остапа Бендера) – суть нечто дополнительное помимо и сверх набора этих базовых свойств. Следовательно, эссенция может быть легко отделима от экзистенции (существования). Спустя чуть не тысячелетие критически отнесся к этому тезису Иммануил Кант. В его представлении «существование» обладало особым статусом и не могло быть дополнительным предикатом, описывающим предметы. Не согласна с этим рассуждением и теория моделей. С ее точки зрения, Авиценна банально запутался в трех вершинах. Настоящий треугольник, нарисованный на бумаге, помимо геометрической эссенции, имеет много атрибутов – месторасположение, толщину линий, их цвет и т.д. Абстрагируясь от них, мы всего лишь уподобляем эту «живую» модель ее ментальной родственнице. Значит, математическая сущность последней не имеет прямого отношения к житию первой. Но это все ничего страшного. В мире моделей хитро обмануть, это – не обмануть, а убедить. А именно эту функцию и выполнила сея менталка, причем весьма успешно.

В отличие от Сартра, ибн Сина вовсе не хотел своим тезисом утвердить принципиальную возможность изменения того, что люди принимают за свое естество. Его главный интерес был в выводе, что вовсе не срок жизни определяет модальный статус. Небесные сферы могут себе вращаться вечно, как того хотел Аристотель, но отсюда не следует логическая необходимость ни их самих каждой по отдельности, ни всего нашего физического мира в целом. Все они принадлежат классу бытьможных сущностей, обитающих в бы-пространстве. В этом выводе все достаточно гладко даже с точки зрения современной философии, но в другом контексте неожиданно утверждается, что птица Феникс невозможна, поскольку не существует. Размидрашить это кажущееся противоречие можно посредством утверждения, что здесь «невозможность» используется персидским мыслителем в другом, т.н. номологическом смысле. Он, по всей видимости, всего лишь хотел сказать, что она, как и герои Ильфа и Петрова, проживает исключительно в мире наших ментальных моделей. Заметим, что Авиценна и в самом деле активно использовал понятие ментального существования. В этом смысле он – один из многочисленных предтеч теории моделей. Если наша трактовка верна, то все эти бы-персонажи для него возможны логически-метафизически (в отличие от круглых треугольников или синей красноты), но не обрели статуса моделей «живых» по тем или иным конкретным сложившимся обстоятельствам.

Каким тогда именно? Конечно же, для правоверного мусульманина, каковым, несомненно, был ибн Сина, на все была воля Аллаха. Это его Высшее Провидение избавило нас от сыновей турецкоподданных и незаконных детей лейтенанта Шмидта, а заодно от летучих хронически реинкарнирующих существ. Просто так легли карты или планы в интеллекте Всеблагого. Здесь мы вплотную подошли к самой трогательной черте характера Авиценны – его боголюбию. Одним росчерком пера он избавил небесную канцелярию от необходимости постоянно вести подробный реестр инвентаря на голове (Матф. 10:30) или в груди (Коран 3:29) у каждого смертного. В его понимании Всевышний вовсе не был обязан обозревать и контролировать все мельчайшие бы-подробности наших бы-пространств. Ему вполне было достаточно знания самых общих пропозиций. Увы, этот кардинальный подход для разрешения логического конфликта атрибута Всеведения с постулируемой теологией и здравым смыслом свободой воли не нашел благодарных последователей в среде верующих не в меру. Увы, им пришлось не по душе образование собственной эпистемологической делянки без надлежащего присмотра свыше. Именно по этой модели открыли они безжалостный огонь своей несправедливой критики. Ну, а что же сам ибн Сина? Он тем временем ушел вперед – на бы!

И куда именно удалось ему дойти? Какой же философ не метит в далекие трансцендентные дали?! Какой же человек разумный не любит отправить свой разум в галоп? Какой же правоверный не хочет запрыгнуть Аллаху за пазуху?! Конечно же, Авиценна стремился, прежде всего, познать природу Первопричины всего бытьможного — Его, Необходимо-Сущего. Бы-Богу быть – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Кто был самым-самым-самым великим ученым всех-всех-всех времен и народов? Обычно выбирают из несвятой троицы Ньютон-Максвелл-Эйнштейн. Если же Вы переадресуете сей вопрос мне, то я, конечно же, поначалу стану долго брюзжать на свои излюбленные темы. Заявлю, что слово «великий» вместе с ему подобными эпитетами и превосходной степенью прилагательных следует безжалостно вычеркнуть из обихода невеликих и немощных носителей великого и могучего. Запущу свою любимую заезженную пластинку о сакральной вере в меру. Наконец, наступлю на очередную мозоль комсомольцам, ставшим богомольцами, поведав им о смертном грехе гордыни христианского смирения. И только после этих многочисленных оговорок оглашу свой приговор — Ньютона, так и быть, сохранить, и к нему Коперника присовокупить. На основании каких таких критериев-атрибутов? И благодаря чему именно они так отличились? Дело не в географии. Какая-то сермяжная правда может скрываться в обоюдном расположении моих избранников на самом краю Западной Европы — геометрически максимально удаленных от Ватикана местах. Но и в непосредственной близости от Папской курии в целом благополучно произрос, например, другой запретный плод — Галилео. И не в генетических особенностях или социальном происхождении. Да, оба пострадали от безотцовщины в семьях фермера и купца соответственно. Но случались удачные отпрыски и в относительно счастливых семьях любителей науки, вспомним того же Максвелла. И даже не в выдающихся интеллектуальных способностях. Первый не шибко блистал в школьные годы чудесные, а второй с некоторым трудом получил диплом, причем юриста канонического права, а не астролога-астронома. Не буду перечислять плеяду удивительно талантливых людей, которые канули в бездну безвестности — вечное забвение несостоявшимся гениям. Выгодно выделяла состоявшихся, по моему мнению, прежде всего, способность довести начатое дело до конца, т.е. свою теорию до умов других людей. Выдвинуть интересную гипотезу, в том числе некогерентную и еретическую, могут многие. А вот обосновать новые ментальные модели чуть ли с нуля до вполне респектабельных значений… За счет каких же морально-волевых им удалось достигнуть столь выдающихся результатов?! В паруса какой системы им удалось поймать метафизические ветра?! Каким образом им удалось видеть дальше современников и доплыть до Нового Света?!

Оба работали – самостоятельно и последовательно, если не фанатично – на протяжении многих лет над теми проблемами, которые их занимали. Спекулируя, хочу предположить, что им удалось побороть двух вековечных врагов интеллектуальной деятельности – надежду и страх. Что я под этим имею в виду? Разве, по крайней мере, надежда – не прекрасное, даже благородное чувство?! С присущим мне безнадежным оптимизмом заявляю – эта модель банально неадекватна. Давайте разложим сие психическое движение на составляющие по осям суждений и желаний. Мы обнаружим двуликого Януса, который смотрит одновременно в противоположные стороны. С одной стороны, мы хотим наступления определенного будущего, с другой сомневаемся в том, что оно достижимо. Векторное сложение этих двух сил произведет гарантированную аннигиляцию энергии, но (в зависимости от конкретных обстоятельств) может дать и равнодействующую, направленную совсем не туда, куда мы на самом деле стремимся. Что касается страхов (понимаемых здесь как опасения типа «смогу ли я?»), то это, по существу, близкий родственник надежды. Это тоже — дракон о двух головах, которые постоянно враждуют друг с другом. Здесь низкая оценка ментальной модели эвентуального неуспеха сочетается с высокой оценкой вероятности его наступления. И снова исход этой гражданской войны внутри нас трудно спрогнозировать. Мир во всем мире ментальных моделей достигается рецептом, известным каждому хорошему спортсмену. Рефлексия на тему модели самого себя – могучий, но обоюдоострый меч. Он может прорубать дорогу разуму в дремучем лесу заблуждений, но может и подкосить развитие полезных менталок. Им надо научиться правильно пользоваться. Как? Если предварительная максимально объективная прикидка масштаба собственных возможностей не дает четкого ответа на вопрос о достижимости поставленной цели, то об этом вовсе не стоит размышлять! Выбрали направление – и идем. Ошибочен сам уход в мета-контекст вместо концентрации на решении поставленной задачи. Следует полностью абстрагироваться от себя — и гордого, и смиренного. Образование этой привычки достигается несложной тренировкой психики (формированием желаний второго порядка).

Если мне будет позволено добавить к числу соискателей звания т.н. «величайших» ученых тех самоучек, что творили модели до наступления т.н. «научно-технической революции», то в орден славных рыцарей без страха и надежды можно было бы посвятить многих других мыслителей. Сегодня как раз речь пойдет об одном таком персонаже. Он шел вперед как по Верному Компасу в направлении Высшей Красоты. Он блестяще завершил гигантскую работу по синтезу моделей монотеизма и классической древнегреческой философии. И он достиг самого пика, за которым открывался потрясающий вид на Великий Каньон Коперника. И арабские последователи по достоинству оценили высоту его моделей – с тех пор они обсуждали уже его комментарии на Аристотеля, а не произведения самого Стагирита. И это не вполне его вина, что основная линия истории моделей не прошла по найденной им тропе. Сын Сина (на самом деле Абдуллаха), он стал известен в Европе под именем Авиценна. В каком же мире он родился? Уже третья за одну статью странность – дело снова происходило на далекой периферии. В этот раз не Европы, а Дар аль-ислама, в древней области, известной тогда под именем Трансоксиании, а нынче ставшей Узбекистаном. Еще со времен аль-Мамуна там правили потомки некоего Самана (самого происходившего из Сасанидской знати), награжденные наследственным эмиратом за особые услуги, оказанные империи в подавлении мятежа. На самом рубеже десятого века им удалось расширить пределы своего влияния до всего Хорасана, победив в братоубийственной войне конкурирующий клан Сафаридов. На целое столетие воцарилась своеобразная персидско-арабская модельная амальгама. Это был суннитский (с редкими шиитскими вкраплениями) ислам, поддерживавший развитие литературы на фарси – с такими алмазами, как Рудаки, Абу Али Балами, Дакики, впоследствии ограненными знаменитым Фирдоуси…

Житие Ибн Сина по не вполне понятной для меня причине избежало серьезного внимания современных новеллистов и кинематографистов. Налицо все ингредиенты для шумного коммерческого успеха – заговоры, битвы, тюрьмы, побеги, отравления, пирушки и – нынче самое важное – много секса. Я, однако, обещал резко ускориться, поэтому ограничусь широкими мазками и переадресую всех интересующихся подробностями к автобиографии, записанной со слов самого мастера его верным учеником аль-Джузани – она должна быть доступна в Рунете. Отец будущей знаменитости служил мэром в небольшой деревушке неподалеку от Бухары. После рождения второго сына Махмуда (т.е. спустя пять лет) семья перебралась в город, где было больше возможностей для детей получить подобающее правоверным образование. Вундеркинд выучил наизусть Коран и многие прочие шедевры арабской литературы уже к десятилетнему возрасту. Жаждущему знаний ортодоксальной школы не хватало — местный владелец овощного магазина обучил его основам индийской арифметики, а другой сосед основам исламской юриспруденции. Очевидные способности отрока побудили родителей нанять ему частного учителя. Под его руководством он познакомился с основами логики, геометрии и астрономии. Продолжив изучение шедевров человеческой мудрости самостоятельно, ибн Сина споткнулся на «Метафизике» Аристотеля, в которой ровным счетом ничего не понял, несмотря на то, что потерял счет прочтениям. Весьма синхронично помог комментарий аль-Фараби, усопшего несколько десятилетий перед этим. Купленный по оказии на рынке всего за три дирхема манускрипт о пяти страничках произвел необходимый инсайт. Благодарный Аллаху Авиценна пожертвовал крупную сумму бедным. Помимо философии, способный юноша преуспел и в медицине. Успешное лечение местного эмира принесло ему место при дворе и доступ к обширной дворцовой библиотеке.

Тем временем темные тучи древнеарабской реалполитик сгущались на траектории восходящей научной звезды первой величины. Степи за Аму- и Сырдарьей к наступлению эры Хиджры населяли различные тюркские народности. Коран запрещал использовать мусульман в качестве рабов, при этом хозяйственные потребности халифата необходимо было как-то удовлетворять. Саманиды (равно как и их предшественники) успешно заполняли дыру на рынке невольников, наполнив канал импорта товарными количествами своих языческих соседей, которых особо ценили за свирепость в бою и преданность хозяевам. Эти т.н. гулямы быстро составили основу персональной гвардии как халифов, так и многочисленных эмиров. В предыдущей статье мы уже наблюдали за тем, как клетка за клеткой пешки в Багдаде постепенно прошли в ферзи и стали властелинами судеб своих бывших господ. Вот и в Газне (современный Афганистан) схожим путем возникла династия Газневидов, которая заняла позицию экспансионистской агрессии по отношению к своим недавним сюзеренам, Саманидам. Ибн Сина принял нелегкое вынужденное решение – иммигрировать в Ургенч, где за скромную зарплату стал работать юристом при дворе местного правителя. Спустя несколько лет та же угроза вновь заставила философа искать новое убежище — султан Махмуд потребовал прислать всех окрестных светочей науки и искусства для иллюминации собственного двора. Другой знаменитый современник Авиценны аль-Бируни с неохотой согласился. Сам же насквозь пропитанный персидской культурой мыслитель не питал надежды снискать милостей у турецкой природы и бесстрашно убежал от казавшейся ему страшной участи. Едва не погибнув от песчаной бури в пустыне, он достиг-таки далекого Каспийского моря. И все впустую – к этому моменту эмир Кабус, на защиту которого он рассчитывал, уже был пленен жестоким Махмудом.

И снова в далекий путь – в этот раз в самое сердце Персии, под крыло известному нам из прошлой серии выводку Буйидов. Там Ибн Сина провел остаток своей бурной жизни, проводя время за лечением семейства всемогущих эмиров от меланхолии и прочих заболеваний. Благодарный Шамс ад-Даула, будучи исцеленным от хронических колик, назначил его визирем. Но недовольные этим назначением войска взбунтовались, и Авиценну бросили в темницу, из которой его спас только новый приступ государя. Наконец, он обрел желанное душевное спокойствие и вожделенный образ жизни. Утро он проводил за написанием ученых трактатов, день посвящал государственным обязанностям, а ночи – пьянкам и ненасытному разврату с молодыми наложницами. «Аллах щедро наделил меня внешними и внутренними силами, вот я и использую их по назначению», – говорил он. В этом высказывании нет ни страха перед Божественной карой, ни надежды снискать благоволение толпы. Это позиция не праведника, а убежденного в своей правоте человека, не желающего выходить в мета-контекст… Смерть долговременного покровителя (все от тех же желудочных проблем) привела философа в философское настроение. Пришла пора для нетленки. Ведя секретные переговоры с другим Буйидом, он строчил со скоростью пятидесяти страниц в день. После ряда приключений ибн Сина перебрался в Исфахан. Наступила Болдинская осень его карьеры. А тут и зима стучится в дверь -истощение от богатой приключениями жизни летально сказалось на здоровье легендарного врача…

Этому человеку удалось проложить курс между Сциллой надежды и Харибда страха. Пусть сделал он это за счет изрядной доли самоуверенности, доходившей до уровня аррогантности. Это не повлекло за собой обычного несчастного последствия – шапкозакидательства и небрежения к работе. Произошло это потому, что сей рыцарь без страха и надежды истово любил прекрасную модель своего сердца – Философию.

Житие Авиценны — хорошая иллюстрация к тезису о том, что праведность (в ортодоксальном понимании этого слова) не является ни необходимым, ни достаточным условием для обретения истины. Но прав ли я, утверждая о значимости его вклада в историю моделей?! Для ответа на этот вопрос нам придется покинуть подлунный мир скитаний его плоти и погрузиться в небесный мир исканий его духа. Сын Истины Ибн Сина продолжает свои гастроли в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Постоянно только движение. Вечно только развитие. Бессмертие только в смерти. Смерти кого? Или чего? Оставлю эти вопросы в подвешенном состоянии до конца статьи. И обращусь к творчеству устоявшихся авторитетов. Так говорил Жан-Поль Сартр: l’existence précède l’essence – чтобы не потерять рифму, переведу следующим образом: экзистенция (существование) предшествует эссенции. В моем несколько свободном толковании — те свойства, которые Вы считаете своими собственными отличительными особенностями, вовсе не являются порядковым номером в Вашем ДНК или фабричным клеймом на рукаве. Мы называли их ментальными моделями, и их при желании можно изменить или хотя бы обновить на более свежие версии. Добавлю от себя – делать это и нужно, поскольку под лежачую душу энергия не течет. Это утверждение обычно встречается в штыки теми людьми, которые видят в нем угрозу сохранению собственной уникальной индивидуальности. В самом деле, разве образование принципиально новых качеств не приведет к образованию принципиально нового человека? Вопрос этот серьезный, философский, по каковой причине я отложу его углубленное обсуждение для параллельного потока статей «Современная философия науки». Пока замечу лишь, что материализм традиционно испытывает некоторые неудобства с моделью т.н. (диахронической) тождественности личности. Все его трудности являются следствием представления об организме как наборе атомов-элементов. Ведь мы их регулярно теряем или заменяем в процессе обмена веществ. Где же тот волшебный раствор, который склеивает различные фазы жизни одного человека воедино?! Может быть, это память о прошлом?! Именно эту модель некогда предложил знаменитый английский философ Джон Локк. Однако по современным представлениям она банально ошибочна. Иначе нам пришлось бы менять паспорта больным полной амнезией. И не только по этой весьма редко встречающейся в природе причине. Логично стало бы отрицать то, что многие старики, прошедшие через взрослую и детскую стадию, составляют с ними единое целое – если их думы более не содержат подробности своего былого. Более популярна другая теория, которая скрепляет наше персональное «Я» при помощи каузальной цепи, соединяющей отдельные временные срезы его бытия…

На все воля блога. Как-то неожиданно меня снесло в сторону спекуляций на болезненные сотериологические темы — спасения живых особей особо интересующего нас типа. Пора нам спуститься от небесной поэзии жизни к прозе тех низменных следов, которые она оставляет в подлунном мире – истории моделей. У менталок тоже запросто можно обнаружить антропоморфические биографические черты – рождение, рост, борьба за место под солнцем, увядание, табличка на кладбище. Не исключено, что для тех из них, которые мы с Вами именуем социальными играми, эта популярная метафорическая модель – чуть больше, чем поверхностная аналогия. Например, империи всегда возникали, раздавались в плечах, с хрустом пережевывали соседей, а потом почему-то их незыблемое, казалось бы, железное брюхо, непременно ржавело и превращалось в пыль веков. Отчего так? Объяснение этого феномена лежит в очевидной доступности, если сообразить, что практически все они строились вокруг той или иной ментальной модели, причем догматического (т.е. неподвластного эволюции) типа. Популистские лозунги обманули чувство прекрасного утомленного бессмысленной войной большинства населения царской России и привели к власти модель большевизма. Построенные новой игрой социальные лифты, пусть и на фундаменте утрамбованных в цемент антагонистических пролетариям классов, обеспечили ей относительное долголетие и процветание. Шли годы и десятилетия, в бой марш-вперед вступали все новые поколения, но модель уже не обеспечивала для них должного полноценного развития, а продолжала кормить скисшими предвыборными сказками о скором пришествии коммунизма. Некоторое время удалось продержаться на вранье. Когда люди сильно верят в ментальную модель, то самый дешевый для метафизики способ подстроить настоящую реальность под желаемую массами – их обмануть. Это был уже полный застой в и без этого уже полной трубе. Модель была мертва, а генсеки еще нет. Ускорение в таких условиях производит только последний пшик. Это не был пресловутый марксистский конфликт между производительными силами и производственными отношениями. Это был всего лишь типичный частный случай перерастания обществом тех или иных ментальных моделей, социальных игр. Другой характерный пример случился в исследуемую нами древнеарабскую эпоху. Халифат тоже был уже мертв, а вот халифы еще нет…

Неслучайно хорошо известный нам аль-Фараби так живо интересовался политической философией. Он, как и Ваш покорный слуга, родился в то самое время, когда такого рода вопросы в опровержение закона бутерброда сами подскакивали и — прямо в голову. Когда-то давным-давно на заре эры Хиджры удаление пророка Мухаммеда на заслуженный отдых в райские кущи запустило новую игру в халифат – ведь срочно требовался заместитель и продолжатель курса его партии. Долгое время дела шли в гору – удивительное синхроничностью одновременное ослабление двух могучих империй позволило правоверным из подданных нищей пустыни превратиться в правителей богатейшей половины ойкумены. Общая регуляризация жизни, столь характерная для начальной фазы развития монотеистических религий, тоже оставила свой благодарный след в душах многих людей. Однако чужое диванное благолепие постепенно пробудило арабских спящих красавцев от столетнего сна. Последовавший Аббасидский переворот был прекрасен как поцелуй принцессы. Обновленная модель мусульман чуть до научно-технической революции не довела. Подкачал аль-Мамун и перекачал — труба терпения традиционалистов лопнула, и вывалившаяся наружу догматическая серая накипь закрыла собой весь белый свет пробудившегося разума. К поколению аль-Фараби игра в халифат стала полностью бесполезной для ее участников. Если она еще держалась, то исключительно на самообмане пиетета, мифе золотого века и наркотике самоизбранности. В полном разгаре был долгий закат…

Имя предводителя правоверных все еще повсеместно упоминалось в их пятничных молитвах, в то время как гигантский нерушимый многонациональный союз распадался по швам промеж всех своих бывших свободных республик. Аль-Фараби все еще сочинял свои сказки о добродетельном городе, когда на севере Африки уже укрепилась новая династия Фатимидов, претендовавшая на прямое генетическое происхождение от Али и его жены (Фатимы). Другие шииты, Хамданиды, при дворе которых философу удалось пристроиться на склоне своего жизненного пути, безраздельно правили в Сирии. Давно отпочковалась Испания. Схожие процессы шли в Средней Азии. Да и в самом сердце Аббасидского халифата – Ираке и Западном Иране — балом уже вовсю правили полевые командиры-эмиры. Для защиты от посягательств на трон самодержцам пришлось окружить себя бандами наемников. Это только первое время чужестранцы кажутся безопасной защитой от родственных акул, плавающих в непосредственной близости. Нехитрые правила игры на политической шахматной доске не так уж сложно освоить, после чего бравые пешки экспресс-методом доходят до поля превращения в грозную опасность для королей. Это, собственно, и произошло – они премного поспособствовали организации многочисленных дворцовых переворотов. В 945 году по христианскому календарю турецкая конница и дайламитская (иранская народность, проживавшая на крайнем севере — у самого Каспийского моря) пехота победоносно вошла в спокойный как обычно Багдад. Период истории халифата, который начался с этого события, получил название «Дайламитского интермеццо». Бессильный что-либо им противопоставить халиф аль-Мустакфи, сам посаженный на трон в результате микро-путча гвардейцев, торжественно провозгласил предводителя бунтовщиков сына рыбака Буйа по имени Ахмад «Укрепителем династии» (Муизз аль-Давла). Укрепил тот, однако, вовсе не Аббасидов, а свой собственный клан Буйидов.

Могучие суннитские халифы напоказ сохранили престиж своего офиса, но в реальности обрели статус церемониальных кукол. Их вытаскивали из пыльных дворцовых шкафов только для демонстрации простому народу по юбилеям и церковным праздникам. Они были необходимы для поддержания благочестивых менталок черни в рабочем состоянии, за что и получали свою пенсию и полное содержание. Настоящие же бразды правления за ширмой этого театра абсурда захватили шииты Буйиды, дергавшие из своей резиденции в Ширазе беспомощных марионеток за скрытые веревочки по вертикали власти. При этом ошибочно было бы представлять себе новых серых кардиналов как безграмотных варваров, грубой силой подавивших культурно ярких, но изнеженных избыточной роскошью эпигонов великого прошлого. Отнюдь — они правили в исламских и даже отчетливо арабских традициях. Так, быстро овладев чуждым для них языком, они со временем стали спонсировать поэзию и прочие искусства. Величайший из них, Адуд аль-Давла, даже сам сочинял стихи. Это под их крылом удалось пристроиться (причем визирем) знаменитому Авиценне – герою нашего ближайшего повествования. Вспомним, что меценатствовали и Сирийские монархи. Придет пора заняться этим популярным спортом и Египту с Андалузией…

Итак, на месте полностью обанкротившейся идеи халифата образовался ряд новых социальных игр. Каждая из них имела свои шансы на прорыв в мир науки. Скалистый модельный ландшафт несколько выровнялся и принял отчетливо холмистые очертания. Раздробленность плоха во времена войны, но хороша для организации на ее почве горизонтальных игр типа науки. Короче, жизнь продолжалась, а вместе с ней и эволюция ментальных моделей… Что же мы можем сказать о тех несчастных неверующих в меру, кто в наши дни пытается отыскать давно потухшую и заржавевшую лампу халифата и стереть с нее толстенный слой пыли веков?! Если даже этими манипуляциями удастся вызвать волшебного джина, то он сумеет только разрушать. Ну, и строить дворцы для толстяков-халифов. Эта игра стала совершенно бесполезной для общества еще тысячелетие назад, что же ей делать в современности?! Наше бессмертие только в смерти. Смерти ментальных моделей, стремящихся нас поработить…

Сегодня мы проследили за бардаком на юге застойного халифата. А в следующий раз проследуем на его север. Не только для того, чтобы убедиться, что законсервировать сею древнюю социальную игру не удалось и в песках Средней Азии. Но и из желания проследить за строительством истинной пирамиды истины на арабском Востоке. Атлант духа обнаружен в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Так говорил Аристотель: «Целое больше, чем сумма его частей». Этому высказыванию суждено было пережить большинство прочих моделей его «Метафизики» — его поднял на флаг модный нынче холизм. Но чем именно больше? И почему именно больше? И что именно объединяет части в целое? В нем самом ответа нет — как и большинство однострочников, этот преступно отмалчивается, надеясь сойти за умного. Идеи самого Аристотеля – т.н. субстанциальные формы (в гиломорфизме — формальная причина существования любого объекта) больше никого не устраивают своей неразвитостью. Один раз Дениска с Мишкой были в магазине и увидели замечательную игрушку – телефон. Надеюсь, что все помнят, что случилось потом. После недолгой эксплуатации аппараты были разобраны до последних винтиков, однако «обратный инжиниринг» не сложился. Зато из осколков удалось соорудить звонок, которому в свою очередь пришел конец, когда захотелось посмотреть, из чего сделана батарея. Внутри нее оказалась какая-то жидкость, в которой мокла завернутая в тряпочку черная палка. Почему разламывание на ингредиенты разрушало функциональность всего прибора? Знаменитый американский философ Уильям Джеймс как-то при случае задался схожим детским вопросом. Что именно интегрирует информацию в утверждении или буквы в слове? Возьмем несколько волонтеров, распилим предыдущее предложение и дадим каждому по кусочку. При этом пусть они не будут знать, что именно знают их соседи. Все данные как бы в наличии, но общий смысл будет утерян. Или давайте еще посмотрим на код произвольной программы – что мы поймем из изучения каждого ее байта в отдельности?! Так что же превращает отдельные части в целое?! Для наших постоянных читателей это должно быть совершенно ясно – конечно же, отношения между ними, которые поддерживаются соответствующей моделью.

Вот и у историков схожая проблема. Наличествует куча дат, имен, анекдотов и текстов в сохранившихся рукописях, а также некоторое количество артефактов из археологических раскопок. Как из этих многочисленных (и порой искаженных безжалостным временем) фрагментов собрать гигантский пазл ментальной модели? Один из возможных ответов – никак, чтобы не впасть в грех историцизма. И в самом деле, существует реальная опасность увидеть сокровенный смысл там, где его на самом деле не было – мешает божественно-дьявольская полиомия внутри нас. Тем не менее интуитивно непросто принять на веру утверждение о том, что изучение жизни прошлых поколений бесполезно, что человеческий опыт в принципе невозможно накопить, обобщить и применить на практике. Тем паче, сложно это сделать бывшему советскому человеку, с детсадовского возраста пропитанному истматовским ядом отборной Гегелевщины. Поэтому я и не пытаюсь барахтаться, а дрейфую себе смирно по течению реки Им (История Моделей) БГБ. Наш небольшой кораблик сейчас проплывает вдоль береговой черты имени аль-Фараби, могильную черту под творческим наследием которого я и надеюсь провести настоящей статьей. Но прежде чем я приступлю к собственно энкомию в его имя, хочу поделиться с Вами искренним изумлением самим фактом появлением этой отдельной личности на цельном историческом полотне. Что же здесь удивительного, спросите Вы?! Давайте взглянем на окружающий нас мир. Их миллиарды – двуногих и бесперых. Их миллионы – ученых среди них. Их тысячи – еретиков в их среде. Но их несчетное количество – ментальных моделей, которые могут быть в принципе придуманы. Какова же вероятность того, что кто-то один из этой жалкой горстки людей обнаружит путь к свету истины?! Это был вопрос риторический, плавно перехожу к настоящему. Давайте мысленно перенесемся в Багдад десятого века христианской эры (четвертого века Хиджры). Сколько имен арабских философов нам известно в этом регионе пространства-времени? Округлю сильно вверх – несколько десятков, пусть даже сотня. При этом пространство для возможных спекулятивных теорий было, пожалуй, покруче нынешнего, за почти полным отсутствием эмпирических реперных точек. Так насколько разумно было ожидать, что среди этой жалкой кучки могучих мыслителей в условиях практически полного отсутствия финансирования появится некто, кто не просто поддержит потухающий огонь в очаге, но и доведет на нем модели своих предшественников до принципиально нового качественного состояния?! И что этот некто окажется провинциалом из совершенной казахской глуши, без образования, без языка, и к тому же переквалифицируется в ученые из профессионального садовника?!

Представьте себе новостройку – большой современный многоквартирный и многоэтажный дом. По архитекторской задумке его сдают в эксплуатацию вместе с не менее большим и нескучным садом. Странность, скажете Вы?! Для нашего мыслительного эксперимента вполне разрешенная. Чего только в нашем мире не бывает?! Сказывают, что цены на недвижимость на французской Ривьере флуктуируют строго синхронно с мега-проектами, реализуемыми славными российскими чиновниками. Вот пусть и это – один из таких случаев, только в микро-масштабах. Так вот, по закону «как-всегда» в нем некоторое время росли все травы да цветы, но потом налетели на них то ли буйные ветры издалека, то ли не менее буйные головы из поблизости, и … сами понимаете, что там от них осталось. На общем собрании жильцов управдом высказалась четко и определенно. Это у них в какой-нибудь Голландии может быть цветы – друг человека. А у нас, в России, священник – друг человека. И предложила вместо совершенно бесполезной растительности на образовавшемся пустыре построить небольшую часовенку. Дабы ковать благодать, не отходя от двора своего. И дабы заливать вино старое в молодые души подрастающего поколения. Хорошо говорила, с возвышенными метафорами и библейскими цитатами, но так мещан-обывателей и не убедила, не срослось что-то там у них низкое и материальное. И тут, откуда ни возьмись, появился в одном подъезде новый жилец. То ли из солнечного Узбекистана, то ли Таджикистана, короче, сами понимаете – дворником работать. Но вот какая странность – никто его об этом не просил — всю свою зарплату и свободное время стал тратить на возрождение нынче опустевшего и заброшенного некогда потерянного райского сада. По утрам до полудня что-то там себе поливает, рассаживает и ухаживает. По вечерам и ночам с бердянкой на страже народного достояния стоит, даже в зимнее время суток. Какие-то там экзотические виды флоры из-за границы выписывает и при этом ровным счетом никакой урожай на рынке не продает. Говорят, собирается еще и волшебную ручную фауну невиданной красы завести. И все на общественных бескорыстных началах. Как Вам такой сценарий? Правдоподобно?!

Вот и мне кажется, что ложь. Мораль сей сказки, конечно же, в том, что в интересующем нас Багдаде Аббасидов происходил строго изоморфный процесс. Меня не так уж глубоко впечатляет изначальный Ренессанс арабской мысли – на то и соответствующее госфинансирование наличествовало (до аль-Мамуна, во время, и пару халифов после него). Но как после кардинального разгрома традиционалистами моделям философии удалось не просто выжить, но и развиться, причем в строго полезном направлении к совершенно бесполезной в мусульманском хозяйстве науке?! Почем я знаю насчет этой строгости?! Не было ли других путей?! Видите ли, когда дядя Федор из Простоквашино со своими друзьями отправился на поиски клада, то это нам специально для смеха так сделали, что он его немедленно с первого захода обнаружил. Мы неявно предполагаем, что зарытые сокровища — достаточно редкое явление. Историку моделей не до смеха, когда он изучает возникновение науки. Это был всем кладам клад, возможно, самое значительное событие, случившиеся с homo sapiens с момента появления этого вида отряда приматов в биосфере Земли. И ему очевидны те ходы, которые должны были быть сделаны. Как мы уже неоднократно обсуждали, ближайший путь к эмпирическому методу познания мира лежал через хребет Аристотеля…

Аль-Фараби удалось прежде всего превратить разрозненные части философского дискурса своих предшественников (таких, как аль-Кинди) в целостную систему. Это он возродил к новой жизни сложную в понимании и относительно скучную для большинства его соплеменников логику – фундамент моделей науки. Это он осуществил окончательный синтез метафизики неоплатоников (начатый пресловутой «Теологией Аристотеля») с перипатетиками. Это он сделал первые шаги по пути философского обоснования моделей ислама. Это он расплодил Интеллекты и прочно вписал Десятый Номер в общую космологическую схему мироздания. Это он разработал на его основе оригинальную этическую теорию. Это он предложил подробные политические рекомендации для желающих проживать под кровом добродетели. И это он отличился во многих других областях знания, на обзор которых у нас не нашлось места на страницах БГБ. И все это он сделал в запруженном догматическими плотинами халифате, не убоявшись колючей проволоки запретов воинствующей ортодоксии и не имея ни малейшей материальной поддержки свыше (вплоть до переезда в Сирию в преклонном возрасте). Благодарные потомки назвали его Вторым Учителем. Я же вижу за его деяниями и творениями невидимые длани госпожи эволюции ментальных моделей. Я же объявлю его самого плодом таинственной синхроничности. Я же провозглашу его создателем и хранителем нерукотворного модельного сада в славном городе Багдаде…

Он славы не искал придворной

Науки сад взрастил нерукотворный…

На сей раз мы окончательно прощаемся с аль-Фараби. Я слышу недовольные возгласы из зрительного зала – от меня требуют самым решительным образом загнать клячу истории. И в самом деле, на Первого Учителя (Аристотеля) я потратил меньше статей, чем на Второго. В нынешнем темпе мы бы изучали его целый год. Каюсь и перестраиваюсь. Ускорение следует – в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Нет у нашего мира равновесия в голове. Где-то понабрался он таких моделей, то бишь законов природы, что от них не в состоянии спрятаться в электронных облаках даже самые крошечные субатомные крупинки. Так вертят, так колбасят они матушку-материю, что той поневоле приходиться течь и изменяться. По-простому положить что-то в сейф, чтобы никто не трогал, а потом забрать назад в неизменном состоянии, никак не получается. Не найти стабильности ни в скрижалях (их воруют), ни в граните (он крошится), ни в металле (он ржавеет), ни на магнитных носителях (с них приходится снимать резервные копии). Открыта завеса тайны над сей прискорбной бренностью всего сущего – самые прочные кристаллические решетки на самом деле организованы при помощи осцилляций. Философски выражаясь, бытие суть становление (в наших терминах поток изменений «живых моделей»). Само по себе это не представляет непреодолимых препятствий для организации надежного хранения чего-нибудь полезного, например, информации. Пусть шар голубой крутится-вертится под ногами, а фотончики размазываются по пространству над головой. Всегда можно поймать неизменное в изменениях и условиться, что условный спин вверх это единица, а вниз — ноль. Однако любые колебания только приближенно, в условиях ограниченного времени и отсутствия внешних воздействий можно считать протекающими по бесконечному кругу. Аристотель надеялся найти вечную память в специально промасленных им для этой оказии эфиром небесных сферах, но современная наука рассеяла и эту древнюю мечту. Каждая планета потихоньку съезжает с катушек проложенной орбиты на несколько сантиметров за оборот. Через жалкие несколько миллиардов лет разлетятся все клочками по закоулочкам бескрайней Вселенной. Этими сравнительно небольшими флуктуациями можно было бы пренебречь, чем мы в принципе и занимаемся на практике. Но если усреднить, то в подлунном мире именно безжалостная термодинамика диктует свой безжизненный закон, второй по счету – энтропия неуклонно возрастает. Абсолютно все портится прямо у нас на глазах – и камни плесневеют, и маятники останавливаются, и молоко скисает, и люди умирают, и страховые компании разоряются.

В условиях ограниченного жизненного срока сами собой напрашиваются подобные выводы и по отношению к социальным образованиям человечества. Процветающая и поныне менталка «золотого века» утверждает, что когда-то давным-давно на земле обитали наши великие предки, титаны, боги или атланты, а с тех пор все так потихоньку и деградировало по наклонной. Как Вы могли убедиться в ранних статьях БГБ, поразила она и великого Платона. С его точки зрения, даже эволюция на Земле проистекала строго в направлении деградации – от homo sapiens мужеского рода к пресмыкающимся и прочим мерзким гадам через прекрасных женщин. Отсюда напрямую вытекало и его отношение к проблемам общества. Вот где марксисты могли бы торжествовать – prima facie тот самый типичный случай, когда бытие прочно определило сознание. Потомственный олигарх, представитель класса эксплуататоров трудового народа, как мог он не агитировать против демократического правления Афин? Как мог не возносить преступную клику империалистов- рабовладельцев, столь жестоко обращавшихся с несчастными пролетариями-илотами? Увы, любая догма — плохая модель для жизни и, к тому же, отвратительное руководство к действию. Свои взгляды замечательный мыслитель унаследовал от Сократа, который в порочащих его честное имя связях с античной буржуазией замечен не был, да и сам перебивался с хлеба на оливки. Ненависть к воле народа у Платона, скорее, укрепил неправедный суд над его учителем. А Спарту он уважал во многом за верное хранение на протяжении веков законов легендарного Ликурга. Остановить на века беспощадный ход времени, заморозить дальнейшее развитие в неконтролируемом направлении – в этом одна из основных идей и его Государства, и некоторых современных политиков. Задолго до триумфальной победы исторического материализма в отдельно взятой многострадальной России, был предложен характерно советский рецепт модельного долголетия – насильственное околпачивание народонаселения под гигантским куполом святой лжи, уничтожение как класса всевозможных вражеских вибраций (от кулинарных до культурных), которые могли бы испортить генералитету весь банкет. Приготовление варева счастья для населения и последующее консервирование оного на века попали в фокус внимания и модельного творчества аль-Фараби – предмета нашего сегодняшнего разговора.

Политическая философия – редкий гость в БГБ. Дело не только в том, что я стремлюсь организовать подписчикам полноценное ментальное питание, по возможности избегая не в меру жареных ингредиентов. Модели кабинетных ученых древности не оказывали серьезного влияния на ход истории. Мы ценим «Государство», скорее, за аллегорию пещеры, чем за курьезный сюрреализм предложенного в нем общественного устройства. Мы изучаем «Политику» Аристотеля, скорее, ради изложенной в ней доктрины оправдания института рабства. «Град Божий» Блаженного Августина постигла несколько другая участь. Можно проследить определенное сходство в поведении христианской церкви после падения Рима с идеями этой книги. Однако вряд ли выбор этой стратегии произошел осознанно, это был всего лишь вынужденный исторический ход. Почему же тогда мы делаем исключение для аль-Фараби? Его проповеди тоже не были услышаны сильными мира сего. Однако он по существу воскресил из пепла темных веков раннего христианства литературный жанр социологических спекуляций на арабской интеллектуальной почве. Именно поэтому именно эта часть его творческого наследия (наряду с метафизикой и логикой) особенно уважалась потомками. Помимо этого, для него политика стала продолжением этической теории, которой мы посвятили предыдущую статью. Эти области в мире моделей и в самом деле граничат друг с другом. Ведь львиную долю окружения каждого человека составляют ближние его всех видов, благовоспитанные или аки львы рыкающие. Люди не могут достичь морального совершенства в одиночку, резонно заключил аль-Фараби, поскольку для удовлетворения своих базовых потребностей должны образовывать стаи разных размеров – города, страны или империи.

Затем по сложившейся с античности традиции он перешел к их сортировке. Два больших класса составили добродетельные и все прочие (т.е. пропащие) экземпляры. Способов заблудиться в лабиринте неведения всегда намного больше, чем выходов к свету истины. Соответственно большую часть своего дискурса аль-Фараби посвятил бичеванию типичных грехов современной ему общественной жизни, ведущих людей к страданиям, невежеству и порокам. По его мнению, ошибившихся можно было распилить на четыре основных категории – невежественные (которые были просто не в курсе истины), заблудшие (которые отклонились от курса партии), развращенные (которые следовали ошибочным курсом) и предательские (которые продали правду по спекулятивному курсу). Впоследствии он еще локализовал где-то на крайнем Севере (т.е. видимо в районе Черного моря) совершенно дьявольскую пятую колонну, получившую у него название «сорняков». Это были живущие в дремучих лесах люди-звери, беспорядочно совокупляющиеся друг с другом и пожиравшие сырое мясо жертв своей беспричинной агрессии. При невозможности дрессировки правоверными их рекомендовалось безжалостно выкорчевывать, причем вместе с детенышами. Худшей разновидностью неправедных городов аль-Фараби полагал невежественные – ведь они совсем не знали слова «счастье» и даже не могли вообразить себе, что это такое. В них царили низость и бесчестие, жадность и тщеславие, насилие и демократия. Последний подвид может неприятно удивить современного человека, особенно американца. Однако для своего времени (и с подачи Платона) именно это форма правления считалась наиболее сомнительной. В ней наивысшим благом полагалось удовлетворение потребностей населения. Положение о том, что все равны, разрушало естественную субординацию. А свобода плавно переходила в беззаконие и образование целой гаммы извращений, пагубных привычек и желаний. Конечный результат – разделение общества и кромешный хаос. Критика звучит очень по-современному, Вы не находите?!

А вот добродетельный город в представлении аль-Фараби все равно что здоровый и могучий организм. Его обитатели спаяны одной цепью единой цели – как практической, так и идеологической. Свободное от работы время они проводят за познанием Первой Причины (т.е. Аллаха) и его атрибутов, а также его эманаций — многочисленных Интеллектов, заканчивая самым полезным Активным (под десятым номером). Делают они это весьма прогрессивно посредством наблюдений за небесными и физическими телами. При этом они должны не забывать познавать самих себя, постигать природу Божественных Откровений, а также постоянно изучать несчастную судьбу своих насквозь прогнивших соседей-реакционеров – дабы самим бунтовать неповадно было. Тело своего идеального НИИ-общества аль-Фараби расчленил на отдельные составляющие органы — опять же, следуя рекомендации Платона. В привилегированное сословие по блату записали, конечно же, философов. Почти все прочее население образовывало прочный костяк, который должен был костьми лечь для поддержания их напряженной умственной деятельности. В середине бутерброда между ними он расположил прослойку «имитаторов» ученых, под которыми, скорее всего, подразумевал широко распространенных в окружающей его природе теологов. Общий принцип социальной организации — маловажная периферия беспрекословно подчинялась единому центру. Сердцем же своей кастовой системы он полагал праведного халифа-имама. Именно этой инстанции, на манер Первой Причины, была отведена цементирующая всю изощренную политическую систему на долгие века высокая президентская функция.

Ключевыми параметрами истинного лидера по мнению аль-Фараби являлись интеллектуальное совершенство и повышенные способности к воображению. Последнее качество было крайне необходимо для организации тесного общения (конъюнкции) с Активным Интеллектом. Достигнув этого состояния, его обладатель, по существу, превращался в пророка, что чудесным образом способствовало исполнению роли заместителя Аллаха на всей Земле, а также безоговорочной безошибочности в принятии любых политических решений. Тем самым happy end – счастье для всех – становилось естественным следствием Всеведения Всевышнего. Помимо вышеупомянутых основных качеств характера потенциальному имаму рекомендовалось воспитать в себе ряд дополнительных достоинств. Это должен был быть мужчина спортивного телосложения, обладающий всепроникающим вниманием, блестящей памятью и быстродействующим интеллектом, красноречием, любовью к науке и истине, воздержанием по отношению ко соблазнам всех сортов, великодушием, справедливостью, смелостью и решительностью. Где же такое сокровище зарыто? Или как организовать его производство, хотя бы единичным кустарным методом? А еще лучше воспроизводство? И как измерить степень соединения претендентов с Активным Интеллектом? Эти вопросы, столь естественные в наш безбожный век, вряд ли даже приходили в голову мусульманина, убежденного в существовании Божественного Провидения. Давайте чуть притупим острие стрел нашей критики. Вместо этого обратим внимание на то, что в перечне требований к халифу полностью отсутствует генеалогия. Тем самым, по существу, аль-Фараби предложил прогрессивную модификацию модели шиитов, где от имамов не требовалось быть наколотыми на одну вилку с ибн-макарониной происхождения от несчастного Али. Помимо этого он обнародовал новый путь в кутузку для беспокойной госпожи эволюции. Платоновско-драконовские меры ограничения свободы личностей не требовались. Помочь запереть ее на целый век мог праведный халиф. И снова весьма современное решение…

На этой заунывной мажорной ноте мы расстаемся с ментальными моделями аль-Фараби. Но мы еще не говорим «прощай» этим полюбившимся нам особам. Через неделю нам надлежит еще дать окончательную оценку их жизнедеятельности. Сводим баланс со Вторым Учителем и Блогом Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Как открыть «от» из «из»? ИдиОТИЗм какой-то, а не вопрос, скажете Вы. Может быть, тут другая аллюзия зарыта? Кто-то вспомнит вывеску на двери, за которой цифры Ваших трудовых показателей преобразуются в цифры же на Вашем же банковском счету. Не угадали — ни то, ни другое. Это я просто из баловства кириллицей английские слова набрал. Первое «от» на самом деле «ought». Ну а последнее «из» знают, конечно же, все. Это — «is». В смысловом переводе все это вместе означает примерно следующее: как из описания того, что в наличии, обнаружить то, что нужно стремиться достичь? Или если в мнемоническую рифму, то так: как при помощи «есть» на «должно быть» залезть? Проблема эта классическая в истории этики (она классно звучит именно на английском, отсюда мои очередные издевательства над великим и могучим), и поставил ее знаменитый шотландский мыслитель Дэвид Юм. Его собственное решение я, вроде бы, уже оглашал – никак. С ним в принципе согласно демократическое большинство философов аналитической ветки. Давайте назовем эту модель «отизм». Название локальное, исключительно для этой статьи, поэтому обидные буквы слева к этому слову просьба не добавлять, конкретно здесь мнемоника не нужна – запоминать необязательно. Поясню основную мысль чуть подробнее. Мы можем сколько угодно описывать окружающий мир, познавать его законы природы и даже применять их на практике, достигая тех или иных целей, но отсюда невозможно вывести то, как следует себя в нем вести. Пусть кто-то безымянный, весь дрожа, сел на ежа, а потом заболел и умер, причем вскрытие ничего не обнаружило, или наоборот. Отсюда вовсе не вытекают те или иные нормы поведения по отношению к животным или мебели. Демонстративно и в самом деле, пожалуй, не следуют. Но не дедукцией единой жив философ. Некоторые мыслители полагают, что эта игра наверняка далеко не единственная, в которую мы умеем играть. И не без своих оснований. Мы давно не пожираем себе подобных, сравнительно недавно перестали сжигать еретиков и даже мусор не всегда выкидываем на улице. Все же трудно отрицать развитие моделей нравственности в истории человечества, да и направление у него с виду выбрано неслучайно. Как же тогда это происходит?!

Сегодня у нас будет день лингвистических изысканий в русском языке. В самом ближайшем будущем (через примерно столетие, к Авиценне) нам обязательно потребуется понятие contingent. Проблема в том, что я не нахожу его адекватного перевода несмотря на мощную поддержку преданного своему делу Гугла. В том философском смысле, в котором оно мне нужно, это и не «возможный», и не «вероятный», и даже не вполне «зависящий от обстоятельств». Требуемая семантика – то, что может быть, а может и не быть. Когда-то на заре существования нашего блога я в творческих мучениях на эту тему родил «бытьможный» — ему в БГБ и быть, причем глобально, с занесением в глоссарий. Так вот, бытьможность в логике часто противопоставляют необходимости – а это то, чего не быть не может. Возвращаясь к потерянной нити из предыдущего параграфа, бытьможно развитие моделей этики в строго определенном направлении или необходимо?! И снова строго доказать что-то здесь не представляется возможным. Однако историку позволены некоторые вольности (каюсь, граничащие с историцизмом), посредством которых он может рискнуть сделать обобщения из имеющихся у него на руках фактов. Кто знает, не ведет ли этот путь к обнаружению таинственных метафизических законов природы?! В данном случае я осмелюсь заявить, что люди самым нахальным образом открывают правила «от» из обыкновенных «из» в самых разнообразных мирах, в которых обитают.

Проистекает этот процесс всегда по примерно одинаковому сценарию. Повторим давно пройденный материал. В нулевой фазе развития моделей мы обнаруживаем некоторые интересующие нас феномены и разрезаем их по вкусу на понятия. На начальной занимаемся описанием обнаруженного. В каузальной локализуем некоторые закономерности (правила типа ceteris paribus – при прочих равных). В конструктивной применяем их на практике. Наконец, в финальной стадии происходит интеграция многих модельных элементов в общий когерентный (и красивый) пазл. Основной тезис отизма в этих терминах можно сформулировать так: подъем по модельной лестнице-для-избранных под литерами «из» принципиально отличается от домена «от». В случае моделей первого сорта он происходит чуть ли не с необходимостью. А вот для моделей второй категории качества выбор конкретной траектории является результатом произвольного выбора и наши успехи в изучении того, что «есть», никак процессу не помогают. На самом деле, даже для моделей «из» многие особенности их построения бытьможны. Например, сроки достижения тех или иных высот зависят от привходящих обстоятельств, не последнюю роль играют личности (а может быть и синхроничности). Иногда мы «застреваем» на той или иной ступеньке на тысячелетия (даже на одной из самых последних – вспомним конструктивную стадию астрологии-астрономии Птолемея). Неизбежным кажется сам подъем, общее направление к развитию. Достаточно сильно захотеть, и со временем адекватные мысли сами прыгают нам в сознание. Наука местами прошла весь этот длинный путь – от Аристотелевских спекуляций начальной фазы к современным моделям физики финальной. Как же тогда развиваются модели интересующей нас сегодня этики?! Cкажем, герой нашего последнего времени, аль-Фараби, от анализа «из» не раскис, и на «от» разинул рот. И вот…

Начал он с изучения основной цели существования человека и обнаружил оную в достижении счастья. Под последним им понималась некая микстура из эвдемонии-процветания Аристотеля и Сократовского «смысл жизни в ее осмыслении». Определившись с тем, что является благом для людей, аль-Фараби набросал алгоритм его достижения. Характерно, что первые шаги в этом начинании в его понимании — это изучение пресловутой страны «Из» (того, что «есть») Дэвида Юма. А именно, он предложил соискателям райского блаженства для начала ознакомиться со всеми науками обширной Аристотелевской программы, начиная с логики и не заканчивая метафизикой. Кульминация этого процесса – познание Первого Принципа бытия (т.е. Бога), благодаря которому, из которого и для которого жив правоверный мусульманин. Успех сего начинания приводил его последователей к важной вехе большого пути — слиянию с Активным Интеллектом. Для тех, кто не читал последних статей, то была особая метафизическая сущность — склад всех знаний вкупе с системой их распространения методами розничной торговли, а по совместительству ангел и дух Аллаха. Достигнув состояния «конъюнкции» с ним, человек дематериализовывался до такого состояния, что насквозь пропитывался интеллектом. Только не подумайте ничего дурного — если одним словом, то обожествлялся, хоть и не до самого конца. Для полноценной победы над самим собой требовалось еще пройти курс морально-нравственной тренировки.

Только в этот момент мы попадаем на территорию собственно этики. Напомню, первый арабский философ аль-Кинди опубликовал в этом жанре серию анекдотов из жизни замечательных людей (проходивших у него под кодовым названием «Сократ»). Его произведения тем самым находились в типичной нулевой фазе развития модели – обнаружения самого феномена правильного и ошибочного поведения. В данном контексте ее обычно называют гномологической – это когда в безбрежном океане неведения всплывают первые точечные островки добра и зла: басни, афоризмы, пословицы, сказки или притчи на нравоучительные темы. Модели аль-Фараби можно приписать следующей фазе развития (начальной с элементами каузальной) – это т.н. этика добродетелей. Ключевым положительным качеством в его понимании являлась умеренность (налицо влияние Аристотеля), понимаемая как умение разумного выбора правильных поступков. Все прочие черты характера он отсортировал по двум лоткам – хорошо и плохо. В практическом разделе к первым относились смелость, щедрость, воздержание и оптимизм. А в интеллектуальном – мудрость, благоразумие, самоконтроль, сообразительность и (не удивляйтесь) хитрость. Особенно бичевал аль-Фараби (опять же по сложившейся традиции) стремление к достижению телесных удовольствий и избегание боли. С его точки зрения именно оно лишало людей истинной свободы…

Вот тебе, дедушка Юм, и отизм — получил отповедь из солнечного халифата?! Как мы убедились, Второй Учитель арабских философов был категорически не согласен с большим учителем британских эмпиристов. Мало того, что он не увидел ни малейших проблем в отлове «от» из измышлений «из» (их не замечал никто до Юма). Он еще и настоятельно рекомендовал сугубо эпистемологическое воспитание для последователей своего этического учения. В его понимании именно систематическое исследование моделей того, что “is”, является ключевым фактором для построения адекватных моделей того, что “ought”. В чем же корень разногласия двух замечательных мыслителей?! Думаю, что основная причина в фоновой логической посылке. Для безбожника Юма построение моделей физического мира в принципе не в состоянии привести к обнаружению цели странной игры по имени жизнь. У нее нет и не может быть никакого смысла, помимо того, который мы сами произвольным образом выберем. Напротив, теист аль-Фараби убежден, что happy end процесса приобретения знаний о мире состоит как раз в обретении этого смысла (через Откровение Аллаха и теории Аристотеля). Соответственно, один считает, что коль скоро «добро» и «зло» в принципе не определяемы, то и любые их модели всего лишь бытьможны. Второй же являлся реалистом по отношению к статусу моральных знаний – они объективно существуют, и их можно обрести. Кто из них был прав? Наблюдая за множеством шахматных партий, даже не зная правил, вполне можно догадаться, что, собственно, происходит на доске, а затем и запустить процесс спортивного самосовершенствования. Почему нельзя сделать то же самое, наблюдая за множеством человеческих жизней? Развитие моделей этики человечества шло неравномерным путем, многими параллельными потоками, но в одном направлении, точно следуя обычным фазам своего развития. Посему полагаю, что обретение истинного смысла жизни научными методами и последующее восхождение на модельные вершины этики – с необходимостью исторически неизбежные события.

На самом деле мы сегодня прервали этическую теорию аль-Фараби на самом интересном месте. Воспитание морально-волевых качеств он полагал вовсе не финальной стадией развития личности. Прошло почти три года с памятного диалога С и П на красивой трубе Платоновского «Государства». Пора нам вернуться в большую политику. Ищем в мире справедливость – с арабскими философами и Блогом Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Кто за тех, что побеждает, лучше других выживает. Биологические плюсы преданной службы сильным мира сего очевидны. Наши возлюбленные домашние животные (котики или собачки) являют собой яркий пример успешного применения этой стратегии. С точки зрения «эгоистичных генов» даже возлюбленные нами по совершенно другой причине свиньи или куры тоже благополучно процветают. Антропологи удивляются – по какой такой причине свободные племена наших предков кочевников-собирателей отказались от своей привольной жизни и стали в поте лица своего копошиться в прахе земном?! Может быть, это зерновые культуры приспособили людей к своей программе размножения, а вовсе не наоборот?! Борьба за существование приобрела новый характер на толстенных культурных напластованиях в человеческой среде, но модель приспособленчества и нынче живее всех мертвых. Мы можем презрительно именовать ее адептов конформистами или даже еще более резко – например, подхалимами. Так было в веках, которые были прежде нас – вымирали самые слабые, сгорали самые яркие, процветала же самая серая середина. Но что делалось, то и продолжает плодиться и размножаться. Многочисленная армия чиновников и воинских чинов уверенно марширует по пути к своему светлому будущему, честно отдавая честь тем, кого в данный момент полагается чествовать. Кто шагает дружно в ряд? Конъюнктурный наш отряд! А иногда им удается осуществить даже сногсшибательный кульбит, сшибающий с места отсидки непосредственное начальство, и прирасти в чинах. И жизнь хороша, когда поведение хорошее, ортодоксальное! А как с этим делом обстоят дела в мире ментальных моделей?

И там тоже в загробную обитель отправляются самые некогерентные и плохо обоснованные экземпляры. Соответственно, под Солнцем остаются коптить небо особи самые убедительные. Именно им удается организовать верующих в себя в стройные вертикальные структуры — церкви или прочие общественные организации. Некоторым из них (как правило, религиозным конфессиям) достаются неслыханные почести, и они начинают доминировать на ментальном ландшафте. Поступить к ним в услужение в этих условиях – не самая печальная участь. Как бы мы ни возмущались горькой судьбой Золушки, пусть ее место было на кухне, но объедки с мачехиного стола ей наверняка перепадали регулярно. А в волшебной перспективе был социальный лифт — поездка на такой бал, на котором при помощи вовремя пожертвованной туфельки можно купить право на рокировку со своими прежними хозяевами. Именно эта удивительная метаморфоза произошла с философией в Европе, подсидевшей помыкавшую ею на протяжении долгих столетий госпожу-теологию. С высот королевского замка, в шелках-бархате и с принцем в свидетельстве о свадьбе, тяжелое детство вспоминается как один непрекращающийся кошмар. При этом легко запамятовать, кем было оплачено пусть скудное, но все же пропитание за все это время. Наука не приносила ни малейшей реальной пользы обществу вплоть до девятнадцатого века (если не считать воображаемых коврижек типа астрологических). Выжить в этих обстоятельствах ей помог именно статус служанки, благосклонное отношение со стороны модельных буржуев-толстяков. Так легли карты на Западе. А вот на мусульманском Востоке ситуация была кардинально иной. Парадокс заключался в том, что философия там позиционировала себя очень высоко. Она там вовсе не стала рабыней теологии, а общалась с ней на равных. Однако минусом этой раскладки для науки стало то, что она так и не стала никому по-настоящему нужна. Ей в результате так и не удалось получить права на господские харчи на регулярном основании, прорваться в школы-медресе. Это мы подглядели ответы в самом конце учебника истории. А вот в интересующие нас времена обе линии познания мира (религиозная и рациональная) шли еще параллельно, и каждая по-своему служила Аллаху в меру своего понимания.

Какой же Он, Всевышний?! Для аль-Фараби это — Первая Сущность, первопричина всего сущего на земле и небеси, видимого и невидимого. Его существование, продолжал воспевать он, суть самое наилучшее из всех возможных, к тому же длится оно так долго, что даже придумать древнее Его ничего нельзя. Он полностью свободен от любого сорта несовершенства или нехватки чего-либо. Следовательно, Он бессмертен (имеет жизни вдоволь) и находится полностью на самообеспечении (ни от чего и ни от кого не зависит). Несотворен, к тому же нематериален и бесформен. Последнее утверждение может показаться несколько странным, но на самом деле является почти следствием из Аристотелевского гиломорфизма (где форма являлась постоянным партнером материи). Божественное существование бессмысленно в том смысле, что не имеет внешней по отношению к нему цели (иначе ее тоже придется создавать прежде всех век, что кажется абсурдным). Важной для ислама являлась доктрина о единстве Бога (в противопоставлении христианской Троице). Сие невозможно, аргументировал философ, ибо эвентуальный партнер (или партнерша) должен был бы иметь ту же самую эссенцию. Тем самым оба они вместе взятые составили бы сложносочиненное существо. Последнее же немыслимо по причине элементарной неделимой структуры Господа. А почему на каждого Бога довольно простоты, спросите Вы? Иначе придется постулировать существование частей до формирования целого, а сие невозможно по определению выше. Логические рогатки расставляются самопроизвольным образом, определяя границы доступного для спекуляций бы-пространства, — немедленно после выбора аксиом.

Заключив, что Первая Сущность нематериальна, аль-Фараби отождествил ее с Интеллектом в действии. Ибо что мешает материи стать интеллектуальной, как не ее материальная основа?! Отнимем ее, что останется?! Чистая мысль, мыслящая себя – чистый Аристотель! Но не самая чистая игра в неоплатонизм, поскольку Плотин неоднократно настаивал на том, что его Единый – трансцендентный принцип выше мысли и даже существования. Это от избытка своего милосердия Он запускает процесс эманации, первым рождая интеллект (он же «нус», он же «второе благо»). Аль-Фараби избавился от этой промежуточной ступени из вероятного желания несколько приблизить Создателя к своему творению. Ведь Аллах Корана производит впечатление Вседержителя вполне от мира сего. Он, конечно же, «Аллах Единый, Аллах Самодостаточный, Он не родил и не был рожден и нет никого, равного Ему» (112). Но Он и весьма прагматично, даже по-хозяйски «воздвигает небо и расширяет его» (51:47) и т.д. И другие атрибуты Бога аль-Фараби импортированы из Корана. Он — Знающий в том смысле, что ведает все, включая самого себя, и не нуждается в помощниках. Он — Мудрый в том понимании, что обладает наивысшим и непреходящим знанием. Он — Истинен поскольку Истина суть то самое существование, которого у Него просто завались. Наконец, Он — Живой, ибо достиг высочайшего совершенства, будучи наиболее достойным его.

В этом последнем высказывании (неоднократно повторяемом с некоторыми вариациями) аль-Фараби подошел мучительно близко к формулированию так называемого онтологического аргумента существования Бога, честь открытия которого приписывается св. Ансельму Кентерберийскому, теологу одиннадцатого века христианской эры. Это априори логическое рассуждение занимает особое место в истории философии, да, пожалуй, и всей науки. Я бы именно дату публикации «Прослогиона» определил как день (воз)рождения научного метода изучения мира. Дело в том, что здесь впервые была произведена попытка дополнить и усилить классическое теистическое «верою познаем» рациональными подпорками. Судьба этой модели осциллировала по синусоиде. Первые критические замечания на ее счет высказали еще современники, однако они были парированы самим автором. Период последующего восторженного приема сменился негативным отношением Фомы Аквинского, который вместо нее придумал свои собственные пять доказательств существования Всевышнего. Новую жизнь модельной мутации этого аргумента дали Декарт, а за ним Спиноза и Лейбниц. Однако потом ее почти до смерти заморозил своей холодной критикой Иммануил Кант. Удивительно, что она снова оттаяла в современности во многом стараниями американского философа Алвина Плантинги в так называемой модальной формулировке. В настоящий момент почти консенсус на ее счет достигнут в том, что этот хитрый логический трюк, конечно же, ложен, но обоснование сего утверждения далеко не тривиально.

В чем же суть этого доказательства? Отвечу в двух предложениях. Вообразим себе самое-самое-самое совершенное со всех точек зрения существо (каковым по определению является Бог). Разве в это понятие не будет включено его существование (ведь жить совершеннее чем наоборот)? Мы видим у аль-Фараби тот же логический ход – от совершенства к жизни. Мы не видим у него только того же исхода – собственно утверждения о том, что из него следует с необходимостью существование Аллаха. Почему? Он не чувствовал нужду в этом выводе, поскольку для него это был заурядный факт, не требующий дальнейших комментариев. Но не только он. Модели всесильны тогда, когда мы верим в их верность. Но не только тогда. Совершенно необходимо, чтобы они еще были кем-то востребованы. Онтологический аргумент св. Ансельма был с одобрением (пусть и вялым) принят господствующей христианской моделью. Она увидела в самодеятельности своей служанки какую-то пользу, которую можно было, например, использовать для обращения язычников. А вот почти изоморфная ей религия товарищей с Востока ни малейшего внимания на усилия философов не обращала. Ей было совершенно параллельно, что именно там сочиняет аль-Фараби. Она тупо следовала линии своей собственной партии. Пересечься с траекторией второго слуги Господа той довелось лишь в далекой доброй Англии полтора столетия тому вперед…

Может, и впрямь умный был мужик, аль-Фараби энтот, но толку-то что от его писанины? Не только древним мусульманским теологам, но и современному русскому человеку не уразуметь. Полезная часть философии, выдающая рекомендации о правильном поведении, называется этикой. Многие полагают, что прежде чем до нее добраться, строго необходимо разобраться с правилами странной игры по имени жизнь. Такая уж это штука-наука, аппетит к ее плодам приходит только после их длительного разжевывания. Горькие истины на сладкое – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

«Principia» Исаака Ньютона приобрела статус величайшего произведения всех времен и народов примерно к своему столетнему юбилею. Однако многие восхищались ее несомненными интеллектуальными достоинствами уже непосредственно после первой публикации. Сам счастливый автор на родине быстро превратился в икону – его похоронили под тогдашним аналогом будущей Нобелевской стены, и блестящий ученый остаток жизни провел в тусклом саркофаге обыкновенного администратора с тираническими замашками. Сравните с “Revolutionibus” Николая Коперника, имевшим маргинальный статус на протяжении нескольких поколений после его смерти. В лучшем случае книгу принимали в качестве сборника кулинарных рецептов по вычислению эфемерид, отрицая всякие претензии на описание реальной действительности. Откуда столь разные модельные судьбы? Дело, конечно же, было во многом в том, что мы называем (эпистемологической) когерентностью – согласованием с прочим массивом знаний или точнее тех моделей, что за них принимаются. Идеи Ньютона не казались его современникам столь экзотическими, как гелиостатическая ересь — время для них грозно стучалось в дверь. Но отличие было и в обоснованности – удалось одним махом разбить под орех целый ряд интересовавших современников загадок. Из этой единой модели посредством строгой, завещанной еще древним Аристотелем, демонстративной дедукции были выведены и эмпирически полученные Кеплером три закона перемещения планет, и обнаруженные Галилеем особенности движения тел по наклонной плоскости. Она же предложила объяснение для нерегулярностей в поведении Луны и сути явления предварения равноденствий, тайн приливов-отливов и секретов траектории комет…

Как известно, в оптике знаменитый англичанин придерживался корпускулярной теории. Во многом это его непререкаемый авторитет держал альтернативную волновую модель света в черном теле. Так было вплоть до начала девятнадцатого века, когда Симеон Пуассон решил до конца добить недалеких оппонентов далеким расчетом последствий их модели (сформулированной Огюстеном Френелем). А она ратовала, казалось бы, за совершенный абсурд – появление белого пятнышка в самом центре темной тени от предмета как следствие дифракции. Каково же было удивление научной общественности, когда именно этот безумный эффект был подтвержден экспериментально Домиником Араго, который оказался достаточно умным и не поверил модели на слово?! Таково, что несмотря на провал попыток обнаружения эфира, на протяжении чуть ли не столетия — как минимум вплоть до annus mirabilis Эйнштейна (1905 год) и последующего обнаружения квантовых парадоксов — именно эта менталка стала законодательницей модельных мод. Кстати, сам Альберт стал Великим и Ужасным только в 1919 году, когда (будущий) сэр Артур Эддингтон обнаружил предсказанное Общей Теорией Относительности «сгибание» света. И снова упавшая на замечательного мыслителя глыба мировой славы резко ослабила славный поток его триумфов в познании мира. Это просто случайное совпадение или непознанный закон модельной природы?!

Во всех вышеперечисленных примерах мы наблюдали внезапные вспышки любви к ментальным моделям. Обратите внимание на важную деталь – не так уж трудно было предложить альтернативные гипотезы (возможно, даже бесконечное множество оных), которые бы описывали произведенные наблюдения столь же хорошо, как и вознесенные молвой победители в борьбе за проживание в школьных учебниках. Не исключено, что некоторые из них оказались бы даже более адекватными. На самом деле (за исключением последней модели, по состоянию на сегодняшний день) именно таковые впоследствии и были обнаружены. Однако ретроспективно предпочтение было оказано тем ментальным личностям, которые находились в наличии в непосредственной близости от ученых. Похоже, что объяснение успеха моделей, претендующих на статус «лучшего объяснения» следует искать в человеческой психологии. Мы возносим на самую макушку пирамиды ценностей тех из этих особ, которые поражают наше эстетическое воображение своей особенной привлекательностью. Победителей наших конкурсов красоты может определять их длина ног, разрез глаз или легкость походки. В соответствующем ментальном соревновании мы благоволим многостаночникам, мастерам на все вопросы. Как правило, мы верим не просто простым моделям, а еще и тем, которые кормят нас комплексными полноценными обедами из разносторонних ингредиентов. Достигаемой через это экономией мышления мы и дорожим.

Спустимся с научного Олимпа на поверхность нашей грешной планеты – к праведникам и домохозяйкам. Фрекен Бок сгенерировала вполне разумную гипотезу, которая разом объяснила множественные события ее жизни – от странных потусторонних звуков и таинственных надписей на стене до исчезнувших запертых на замок маленьких мальчишек и сдобных плюшек на кухне. Она мыслила вполне рационально (если не считать желание досадить своей сестре Фриде), и это вовсе не ее вина, что малютка-приведение из Вазастана на самом деле оказалось всего лишь в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил. Аналогично наши далекие предки были в полном праве вообразить себе такого Всевышнего, который благодаря своему Всемогуществу смог заполнить целый ряд щелей в понимании окружавшего их мира. Будучи Всеведущим, Он разрешал для них эпистемологические задачи – появление абстрактных знаний в голове. Наличие могучего Творца неба и земли распутывало клубки проблем космогонии, физики и биологии одновременно. В качестве Всеблагого и Вездесущего Он же заведовал морально-нравственной дрессировкой человеков. От экзистенциальных страхов избавляла Его сотериологическая функция… Поэтому нас не должно удивлять, что именно по пути интеграции модели Первого Интеллекта аль-Кинди с метафизикой псевдоэпиграфической «Теологии Аристотеля» последовал герой наших последних статей аль-Фараби…

Неоплатонизм моделировал агента невидимого (Бога) по видимым (людям). Констатировав, что мы ведем себя предсказуемым последовательным образом, модель отсюда заключила, что и Единому следует вести себя единообразно. Отсюда в частности последовала знаменитая максима «из одного выходить только по одному» и вообще вся теория эманаций. Подобно тому как Солнце излучается наружу светом, принципиально простой и неделимый Единый генерировал из себя различные метафизические существа, причем строго в ряд, последовательностью вложенных матрешек (первым появлялся Интеллект, затем из него Душа, а последним – материальный мир). Вероятно, сам космический характер этой метафоры натолкнул аль-Фараби на возвышенную мысль – сформировать длинную цепь небожителей и припахать их заодно ворочать небесные сферы. Эти важные открытые Аристотелем вакансии тоже необходимо было заполнить, на каковое занятие срочно требовались ответственные работники. Первый Интеллект, рожденный непосредственно от Первого Принципа, был полностью освобожден от трудовой повинности ради высокоинтеллектуального занятия любования самим собой. Он мог также коротать время, лицезрея недвижимый движитель и осмысливая мысль, мыслящую себя. Зато Второй у аль-Фараби уже командовал неподвижными звездами. Третьего сотрудника пригласили заведовать Сатурном, четвертого – Юпитером, и так вплоть до подлунного мира, интеллект которого стал по счету десятым. Практически вся вместе взятая интеллектуальная бригада могла преспокойно валять дурака, а вот крайнему ее представителю досталась роль Активного Интеллекта аль-Кинди. Именно он должен был активно способствовать образованию благочестивых мыслей в своих пассивных напарниках в мозгах правоверных, управляя миром генерации и коррупции.

Современному человеку может показаться, что подобного рода модельная конструкция без предварительно принятой изрядной порции алкоголя никак не срастется. Это мнение анахронично. Арабские современники аль-Фараби с восторгом приняли новый синтез Аристотеля и Плотина. Модель аль-Фараби показалась им проникновением в самые глубинные тайны бытия. Дело в том, что креационистские симпатии Корана никогда не были в почете в мусульманской интеллигентской среде. Там Аллах по традиции, установленной иудейскими Писаниями, абсурдно наколдовывал Вселенную из кромешного ничего, причем в ничем не выдающийся из прочих момент времени. А разве мог Он решать такие серьезные вопросы, следуя неподобающему его статусу капризу?! Помимо этого, маячила угроза бесконечной регрессии ко все более сложным Создателям. Что касается неугодных сур и аятов, то их всегда можно было растафсирить метафорически, заставив воспевать интеллектуальную красоту генерации колоды из Десяти Интеллектов. Дабы не только философы оказались довольны, но и теологи не страдали от интеллектуального голода, аль-Фараби использовал Активный Интеллект еще и для объяснения происхождения паранормальных явлений типа пророчеств. Более того, он отождествил его еще с Корановским рухом (двух разновидностей) и ангелом Джибрилем. Заодно он сделал его еще источником воображения и сновидений. В итоге изобретение аль-Кинди хоть из Первого и стало Десятым, но продолжило выполнять свою роль заместителя Всевышнего по наробразу и оказалось прочно вписано в метафизическую схему мироздания. Модель-конкурсант с большим отрывом победила своих конкуренток. Она когерентно соответствовала популярным представлениям о ментальной красоте своего времени. Но ее успех покоился прежде всего на обширной комбинации предоставляемых ей объяснений. Единым выстрелом модели удалось подстрелить по меньшей мере десяток целей. Десять ветров понесли ее десять стрел и поразили передовую общественность загнивающего халифата в самую голову.

В эпилоге этой статьи мы чуть коснулись непростых взаимоотношений философии и теологии в мусульманском мире. Как мы убедились, хотя в некоторых аспектах они оказались напряженными, аль-Фараби не оставил попыток прикрутить к своим моделям «факт» существования Божественного Откровения Корана. Может ли наука мирно сосуществовать с религией? Два слуги одного Господа – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

«Я не могу найти свои сережки – мы никуда не пойдем!» Такого рода высказывания некоторые мужчины с некоторым презрением называют женской логикой. Но насколько сильнее интеллектом представители т.н. сильного пола? Их процесс мышления может запросто проистекать по нижеследующему типичному сценарию:

Жена мужу: «Иди в магазин и купи бутылку кефира. А если у них есть яйца, то возьми десяток».

Муж (возвращаясь с десятью бутылками кефира): «У них были яйца».

В этом последнем примере с формальной логикой как бы все в порядке, просто синтаксический разбор запроса был произведен ошибочно. Первое предложение, конечно же, не было семантически связано со вторым. Текст следовало транслировать в пропозицию «ЕСЛИ есть-яйца, ТО купить 10*яиц». Получилось же «ЕСЛИ есть-яйца, ТО купить 10*кефира». Произошло это из-за очевидного игнорирования контекста. Да и в первом дамском случае никакого отклонения от дедуктивного стандарта на самом деле не было. Просто рассуждение следовало другому типичному образцу – т.н. «энтимемы», т.е. выводу, у которого опущены некоторые посылки. На самом деле, их наличие предполагалось в общеизвестном фоне – например, подразумевалось какое-то правило типа «Без сережек показываться чужим людям нельзя». Обратите внимание, что в данном случае как раз активно использован тот самый контекст, который так не хватало мужскому способу осмысления мира вокруг себя. Оставляю Вам, друзья мои, возможность произвести обобщение из этого наблюдения. Только в меру — за скудостью эмпирических данных оно может оказаться некорректным.

Всегда ли под разумным поведением людей скрывается прочное логическое основание?! У современных ученых практически не осталось сомнений, что в основе нашей когнитивной деятельности действительно лежат встроенные модули-модели. Идею эту высказывал еще Иммануил Кант, а первым убедительно обосновал Ноам Хомский. Богатство языковых конструкций детей невозможно получить из бедности производимого родителями лингвистического обучения, утверждал он. Но и еще до этого Людвиг Витгенштейн в своем фирменном стиле задавал сам себе заковыристый вопрос – почему нам никогда не приходит в голову проверить, не исчезают ли те или иные предметы, когда мы на них не смотрим?! Не иначе, как мы исходим из принципа их постоянного существования на просторах реального мира (с точки зрения философа это отнюдь неочевидно). Не относится ли логика к такого же сорта запаянным в нас с раздачи доброй волшебницей эволюцией функциям нашего организма?! Разве могут какие-нибудь здравомыслящие люди возражать против того, что из «Все люди смертны» и того, что «Сократ – человек», следует то, что «Сократ смертен»?

Не исключено, что всех нас мама рожает в логической смирительной рубашке. Однако достоверно известно, что в последующей когнитивной деятельности некоторым особо буйным персонажам удается вырваться из нее в те бескрайние пампасы, где нет удушающих гордых представителей homo sapiens правил modus ponens или modus tollens. Речь здесь идет вовсе не о хорошо известных логических ляпах – ошибок не делает только адекватно запрограммированный компьютер при наличии необходимых вычислительных ресурсов. Антропологи обнаружили где-то в джунглях племена туземцев, которые запросто могут отрицать легитимность вышеприведенного силлогизма про Сократа. Да что там дикари, когда к подобного рода рассуждениям прибегают вполне культурные люди теистических конфессий. Например, Бог у них Всемогущий. Что ему тогда стоит нарушить придуманные самим собой правила? Сделать так, что 2+2 станет где-нибудь в районе семи-восьми?! Или сотворить такой камень, который Он сам не сможет поднять?! Или, войдя в противоречие с другим своим атрибутом «Всеблагой», устроить кому-нибудь какую-нибудь гадость?!

Стандартным методом их рассуждения является апелляция к непознаваемости Всевышнего. Пресловутая Троица практически эквивалентна утверждению «1 = 3». Сие великое таинство даже св. Фома Аквинский отказался защищать логически. Гораздо проще отрицать способности нашего слабого разума понять столь возвышенные материи. Подумаешь, противоречие! Верую, ибо абсурдны неисповедимые пути Господни! Тот же лапидарный способ предоставляет простейшее решение проблемы совместимости свободы воли со Всеведением Вседержителя, наличия в нашем мире зла и тому подобных модельных неувязочек. Обратите внимание, что аргументация такого рода полностью исключает всякую возможность уличения модели в банальной лжи. Ведь для того чтобы рассуждать в терминах логики, надо сначала засунуть ее под черту общечеловеческого знаменателя, а именно этого не происходит. Тем самым (словами того же Витгенштейна) представители подобного способа мышления образуют отдельную форму жизни – назовем ее homo religiosus. Особи этого семейства проживают в своем мире, несоизмеримым со всеми остальными. Кстати, к нему относятся не только представители теистических конфессий. Например, марксисты пользуются несколько другой технологией, но возводят вокруг своей веры ту же неприступную стену – «кто не согласен с нами, тот поет с голоса наших классовых врагов».

Арабская логика христианской не слаще. Исламская рационалистическая теология (калам) разработала свою собственную систему, основанную на нечетких (с точки зрения Аристотелевской науки) правилах вывода. Например, они запросто могли бы не остановиться перед резкими индуктивными обобщениями, в отличие от меня в прологе этой статьи. Грешили они и рассуждениями по аналогии, как хорошо известно, имеющими исключительно риторическую силу убеждения. Почему это сходило им с рук? В арабском обществе, в целом, царило большое сомнение, что иноземная наука в принципе нужна правоверным. История сохранила для нас описание курьезных дебатов между учителем аль-Фараби Абу Бишр Матта и его идеологическим противником, пытавшимся доказать, что грамматика логики круче. Диспут происходил при дворе визиря ибн аль-Фурата в рамках т.н. меджлиса (общественных посиделок). Протокол собрания, дошедший до нас, был произведен рукой человека, явно сочувствовавшего традиционалистам. Возможно, поэтому он нарисовал картину полного разгрома Абу Бишра. Сначала ему (христианину) было едко напомнено об алогичности Троицы. Затем указано на тот факт, что прежде чем добраться до пропозиций, строго необходимо их точно сконструировать из арабского языка (дабы не сесть по-мужски в лужу кефира). А ведь в каждом предложении много тонкостей и смысловых оттенков! Уже ошарашенного напором соперника Абу Бишра добила череда ловко подобранных лингвистических ловушек. Например, он согласился с тем, что по-арабски грамматически правильно сказать: «Заид – старший из своих братьев», откуда побочным эффектом следовало то, что тот является братом самого себя. Следовательно, господа мусульмане, несите свои денежки в ортодоксальные учебные учреждения!

Аль-Фараби, конечно же, не остался в стороне от проблематики своей Багдадской школы и безжалостно бичевал заблуждения современников. В его представлении грамматика нисколько не исключала логику. Если первая основана на культуре того или иного народа, то последняя универсальна и изучает общую структуру человеческого метода мышления, правильных и ошибочных рассуждений. Невозможно обнаружить истину, исключительно изучая лингвистические конструкции того или иного конкретного языка, которым ты владеешь. То же обвинение в ограниченности Второй Учитель бросил в сторону развивающейся исламской юриспруденции. Необходимо отбросить костыли привычной модели, где единственная опора – набор священных однострочников. Только философия в состоянии понять настоящие причины тех или иных постановлений пророка. А затем обнаружить за ними глубинные этические законы и осмысленно применить их к изменяющейся жизни. Досталось от аль-Фараби и каламу. В его понимании место теологии – диалектика (в до-Гегелевском смысле этого слова – т.е. искусство ведения дискуссии). Она может оказаться полезной в целях борьбы с конкурирующими религиями. Однако при этом необходимо осознавать, что этот способ умозаключений спекулятивный и вовсе не ведет к отмыванию чистой демонстративной истины. Вышеупомянутый скептический модельный пируэт ограниченности разума homo religiosus был популярен всегда. Не стала исключением и тогдашняя исламская богословская среда. Мы – как малые дети против Аллаха, какой тогда смысл напрягать наши мозги, пытаясь интерпретировать его слова или ратифицировать его указания?! Нет, убежденно утверждал homo logicus, это всего лишь самообман, безвольная эпистемологическая капитуляция. Нет другого прочного знания, кроме обретаемого разумно. Нет другого надежного инструмента, кроме логики. Нет другого прямого пути, кроме философии…

И аль-Фараби был ее истинным пророком. На протяжении исторического отрезка в тысячу лет слева и справа от него трудно найти эксперта по логике, которого можно было бы поставить рядом с ним. Этот истинный искатель истины не сумел внести существенный вклад в развитие античных моделей искусства правильно мыслить. Ему удалось другое, но не менее значительное для истории возникновения науки достижение. Он сумел разжевать гранит древнего знания для своих современников, составив подробные комментарии на каждую книгу Аристотелевского Органона. И это его усилиями представители практически вымершей от религиозного угара формы жизни homo logicus смогли расплодиться и размножиться…

Логика в понимании Аристотеля была только подготовительной стадией для изучения философии. Самым же лакомым когнитивным куском оставались вечные вопросы. Существует ли Бог, каков Он и в чем Его роль в жизни человека? Как устроен мир? Как раздобыть знания? Будучи представителем системного подхода, аль-Фараби не мог остаться в стороне от их решения. Метафизика, царица древних наук, на троне Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.