Отчего человек стремится к пониманию?! Почему так настойчиво поворачивает голову вслед за солнцем знания, вожделея узреть истину, ослепительную и даже нелицеприятную?! Чем именно его не устраивает вера, за что именует ее слепой?! За долгую историю цивилизации многочисленными мыслителями предлагались различные ответы на эти вопросы. Скажем, в понимании перипатетиков рациональное мышление, как основополагающий принцип, составляло эссенцию нашего существа, будучи добавкой к питательной (как у растений) и моторно-инстинктивной (как у животных) функциям. Заманчивой липкой ловушкой долгие столетия была идея Великой Цепи Бытия. Предполагалось, что все сущее образует континуум, на манер числового ряда, в котором все щели без исключения заполнены. В самом низу располагались неодушевленные предметы типа камней, на небесах обитали всемогущие боги, ну, а homo доставалась интеллектуальная ниша посередине – чуть ниже ангелов, чуть выше зверушек. Теологи добавили в общий котел универсальное «по воле Всевышнего». Дарвинисты видоизменили его на «по воле Случая», научно обосновывая распространение интересующей нас генной мутации по планете ее полезностью для повышения фитнеса организмов. Наконец, некий современный еретик по имени Георгий Борский представляет себе это явление частным проявлением общего метафизического закона природы – развития моделей. Заметим, что во всех этих примерах не находилось желающих отрицать само наличие этого феномена. Однако, людское жюри нередко расходилось в мнениях о его полезности, располагаясь на самых полярных рейтинговых полюсах — хорошо и плохо.

Быть или не быть?! Вот в чем состоял тот вопрос, который оказывал существенное влияние на эти оценки человечества. Не в гамлетовском, а в другом, несколько переносном смысле. Как относиться к тому, что окружает нас — как к юдоли скорби и печали или как к миру прекрасному и удивительному?! Избыток изощренных страданий при недостатке элементарных удобств приводили к триумфальному размножению ментальных моделей первой категории. Застывшие в древнеегипетской гримасе тысячелетия интенсивной подготовки к загробной жизни немногим уступали заунывной тоске древнеиндийского буддизма или заумным иньянам древнекитайского даосизма. Да и полезный для народного хозяйства древнеиудейский Всевышний безнадежно тонул в расширяющемся непроходимом болоте гностицизма. Античные философы уверенно присоединялись к суждениям большинства. Модно было воображать себе обитель трансцендентных идей, с презрением относясь к их несовершенному отражению на Земле. Сома — сима (тело – тюрьма) – повторяли многочисленные последователи вслед за Божественным Платоном и его учителем Сократом. Стоики, киники, скептики – были рукавами в дельте все той же ментальной реки. Впадали же они в безбрежный океан эпистемологического отчаяния. И только тонкие струи мысли, наподобие тех, что случались у молодого Иисуса, противозаконно пировавшего с грешниками, или старого Аристотеля, клинически убежденного в собственной правоте, сохранили для потомства редкие капли эликсира наивного жизнеутверждающего оптимизма. Коль скоро мир не достоин того, чтобы его изучать, коль скоро смысл существования состоит в подготовке к тому, чтобы его покинуть, то как следует относиться к томлению ума и жалким потугам хилого интеллекта что-то познать?! Пути Господни неисповедимы – утверждал апостол Павел. Верую, ибо абсурдно – гордо заявлял создатель модели Троицы. Откажитесь от дьявольских соблазнов блудливого разума – призывали влиятельные мистики.

С вышеизложенной перспективы давайте взглянем на св. Ансельма Кентерберийского. Он нас будет сегодня интересовать прежде всего как человек, сделавший первый робкий шаг в сторону того, чтобы надеть на распоясавшуюся веру вериги, нет, даже смирительную рубашку меры, понимаемой здесь как знание. Что именно побудило его искать на территории нечистого разума новой духовной пищи, принципиально отличной от чистой, незамутненной знаниями, воды Библии и Святых Отцов?! Каков был контекст, Sitz im Leben его произведений?! Каким путем монах, приор, аббат, архиепископ, искренне верующий христианин, впоследствии канонизированный католиками Учитель Церкви, дошел до философской жизни такой?! Для поиска ответа на эти вопросы обратимся сначала к основным вехам его биографии…

Сохранившаяся до наших дней Vita Anselmi была написана его учеником Эадмером, имевшим склонность к написанию летописей, и поэтому представляет собой нечто среднее между агиографической и исторической литературой. Нет оснований не доверять рассказу о детском сне Ансельма, в котором тот был представлен сидящему на троне Всевышнему и отведал предложенный ему белый хлеб. Вполне вероятно, что именно это «путешествие на небеса», воспринятое как знамение, и расположило его к выбору духовной стези. В отличие от других известных нам уроженцев Италии Дамиани и Гильдебранда, он, еще будучи юношей, отправился искать Бога далеко за Альпы, гонимый семейными неурядицами. В те стародавние времена еще не существовало университетов, но уже наличествовали блестящие профессора. На их яркое сияние со всех сторон, словно мотыльки, слетались люди, искавшие знаний. Вот и наш герой, побродив на протяжение нескольких лет по Бургундии, осел в школе соотечественника Ланфранка, открытой при недавно основанном нормандском монастыре Бек. Знак времен — это было нестандартное заведение, предлагавшее образование не только потенциальным монахам, но и всем желающим, имевшее в программе передач не только Библию, но и классическую логику с риторикой, не только экзегетику Святых Отцов, но и философские сочинения Блаженного Августина. Важную развилку на жизненном пути будущий святой повстречал со смертью отца. Полученное наследство позволяло вести безбедное существование на родине, поступить в аристократический клуб Клюни или наоборот, раздав деньги бедным, покинуть бренный мир и стать профессиональным отшельником. Однако он, спросив совета у духовного пастыря, предпочел остаться в Беке, что позволяло продолжить интеллектуальную деятельность. С уходом Ланфранка на руководящую работу сначала в другой нормандский монастырь, а затем в Кентербери к нему пришли административные (он стал приором, а затем и аббатом) и преподавательские обязанности. Именно в этом схоластически-школьном контексте, спустя примерно десять лет, он начал писать. Поначалу молитвы, письма и наставления. Со временем это стали книги. Монологион и Прослогион принесли широкую известность. Помимо прочего, они содержали несколько доказательств бытия Всевышнего. Самое оригинальное и прославленное из них, прозванное Кантом онтологическим аргументом, явилось результатом длительной медитации и внезапного глубокого инсайта. Сказывают, что, будучи записанным на восковых табличках, оно дважды было стерто сатанинским стечением обстоятельств, и только прочный пергамент помог сохранить счастливую находку.

Это были ментальные модели, предназначенные для удовлетворения интеллектуального стремления, прежде всего «студентов» и монахов в его собственном окружении и подчинении. Характерен общий подход – Ансельм намеренно отказался опираться на авторитет Священных Писаний, избегая самого популярного спорта эпохи — жонглирования однострочниками. Он стремился познать Бога при помощи sola ratione (разумом единым). Его явно декларированной целью, конечно же, не был отказ от стандартного способа изучения теологии. Он всего лишь пытался продемонстрировать, что размеренные логические рассуждения приводят, в принципе, к тому же самому конечному результату, что и вера. «Я не стремлюсь, о, Господи, постичь твое величие, поскольку мое понимание ни в коей мере с ним не сравнится; но я желаю понимать в какой-то степени твою истину, которую мое сердце любит и в которую верит. Ибо я не ищу понимания для того, чтобы поверить, но я верю для того, чтобы понять. И я верю – что если не поверил, то и понять не смогу». Эта известная тема «Credo ut intelligam» (верую, дабы понимать), унаследованная от св. Августина, в обработке Ансельма приобрела несколько новые обертоны. Его вера активно искала меру-понимание (fides quaerens intellectum) – заметим на полях, не осознавая, что именно заставляло ее это делать, и не представляя себе, кем неизбежно станет эта малышка-модель, когда подрастет.

Вспомним, что как раз в это время перед Нормандией внезапно открылись новые глубокие горизонты. Ее владыка Вильгельм из Бастарда превратился в Завоевателя, из среднестатистического герцога – в монарха богатейшего государства Европы. Изменения не обошли стороной и большинство его подданных. Приближенные надели на себя мантии английских пэров, безземельные рыцари обрели обширные уделы, и даже простые смертные превратились в граждан могущественного рейха. И карьера Ансельма следовала общей восходящей линии партии. Он приобрел кличку Кентерберийский, став архиепископом, важной политической фигурой на Великой Шахматной Доске средневековья. Однако, в отличие от своего предшественника Ланфранка, включившись в борьбу за инвеституру, предпочел ходить по клеткам строго определенного цвета — Григорианской реформы. За это он поплатился ссорами с двумя королями и ссылками в далекий центр – Вечный Город. Впрочем, и в этих условиях он продолжал творческую деятельность, создав в результате то, что можно назвать первой схоластической философской системой. Возвращаясь к вопросу об источниках его инспирации, мы вряд ли погрешим против истины, если предположим, что немаловажную роль в этом сыграло вышеупомянутое нормандское расширение. Ведь был преобразован не только физический, но и ментальный мир окружавших его людей. «Быть!» — решительно говорили они своей Стране Заходящего Солнца. «Хорошо!» — повышали они рейтинг желанию достичь понимания Божественных Таинств. И это их душевные движения породили ту тропу в метафизическом море, по которой Западная Вера повела в светлое будущее малютку Меру…

Сегодня мы потратили целую статью на с виду неказистое, но, по моему мнению, самое существенное достижение св. Ансельма Кентерберийского в истории развития моделей – попытку оправдать применение разума, прикрутить философию к религии, меру к вере. Конечно же, это были только незначительные ментальные телодвижения, но они были сделаны в плодотворном направлении. Куда же удалось дойти? Бог списывает долг – в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Родила Европа в ночь

Удивительную дочь

Полетел за чудом шмель

В Англии нашел модель

Мое повествование о развитии ментальных моделей в одиннадцатом веке христианской Европы хромало бы сразу на несколько ног, если бы я не включил в него Ансельма Кентерберийского. Не буду утверждать, что в БГБ никто не забыт, но, к счастью, это отнюдь не он. Это был первый из средневековых схоластов, который, несмотря на несколько оскорбительный по нынешним временам эпитет «святой», по праву заслужил почетное звание «философ». Для адекватного описания его биографии, в свою очередь, предварительно необходимо подготовить исторический холст, начертив на нем тот круг общения, в который он был вписан. Хотя основные персонажи «борьбы за инвеституру» — темы предыдущей статьи – рубились в центре и на юге Европы, это не означает, что на ее периферии ничего существенного не происходило, помимо града из летящих циркуляров и щепок. Напротив, в нашем текущем англосаксонско-центричном мире за самое знаковое событие эпохи почитается завоевание нормандским герцогом Вильгельмом туманного Альбиона. Образовавшийся в результате западный рейх и в самом деле был далеким предком будущей Британской империи, родины Исаака Ньютона, Чарльза Дарвина, Бориса Джонсона и мистера Бина, а заодно азартного геополитического игрока первой величины. Но насколько родившаяся в самой гущи ночи темных веков островная дочь Европы уже тогда, в младенчестве, была удивительным и чудесным созданием?! Поиск ответа на этот вопрос – наша задача на сегодня…

Не только олимпийские небожители древней Греции отличались повышенным сексуальным аппетитом. Бог-Отец неисповедимыми путями унаследовал от громовержца Зевса интерес к смертным женского пола, хотя, сказывают, что непорочный. Однако, в этот раз Европа пересекла пролив не при помощи волшебного быка, и не заклинаниями Всевышнего, и даже не будучи запечатанной в бочке. Ее перенесли в своих ладьях нормандские рыцари под предводительством атамана Вильгельма, в ту пору еще носившего прозвище Бастард, т.е. незаконнорожденный. Неприлично большой кусок La belle France был отписан скандинавским джентльменам еще за полтораста лет до описываемых нами событий. За это время осевшие викинги замечательно охристианились и офранцузились. Понастроили себе замков и монастырей, стали в них жить-поживать. И все же в них еще не до конца выветрился дух потрошителей тех, кто предпочитал добро наживать. Эпизодически банды авантюристов срывались с насиженных мест и отправлялись на охоту за птицей счастья. Успешный пример всем желающим отличиться подал знаменитый Роберт Гвискар с братьями, отвоевавший себе место под жарким солнцем юга Италии. Что типично для норманнского менталитета, он не удовлетворился на достигнутом и отважился посягнуть на главный драгоценный приз тогдашнего мира — Византию. Ну, а чем промышляли те, кто остался на родине, где все уже давно украли задолго до них?! В те времена на пестром лоскутном одеяле, покрывавшем бывшее каролингское логовище, были еще мало заметны следы капетингской кройки и шитья. Нормандия была фактически независимым структурным образованием, жившим по своим обычаям. Свободное время посвящали добрососедским отношениям, т.е. военным стычкам разной категории кровавости. Посему в неписанные обязанности герцога все еще входило обеспечение потока побед для безземельных неудачников. Так что неудивительно, что унаследовавший Нормандию (за смертью своего отца, отправившегося отмаливать грехи в Святую Землю и не вернувшегося назад) мальчик уже в возрасте 15 лет принял первое боевое крещение…

Ну, а что же в это время происходило в Merrie England? Земля эта была велика и обильна. Население большей частью кучковалось в южной части острова и насчитывало до миллиона человек – внушительная по тем временам цифра (и не только по тем – спустя века она оставалась примерно все той же) для единого королевства. На зеленых холмах паслись тучные стада. Богатые города во главе с Лондоном успешно торговали с континентом. Однако порядку не было в этой стране – читай, боеспособной армии и флота. В отличие от Руси, никто не призывал варяг приходить, княжить и владеть ими. Впрочем, не исключено, что и наши летописи не соответствуют действительности. Как бы то ни было, достоверно известно, что в Англию люди с севера явились без приглашения. Волны нашествий из Дании, Норвегии, Швеции одна за другой нахлынули на брег, пусть не везде песчаный и не очень пустой. К интересующему нас периоду самым крутым дядькой заморских витязей был Кнуд по кличке Великий, выданной ему за размеры государства, которым эффективно управлял — кнутом и мечом. После его смерти судьба неожиданно (и в последний раз) улыбнулась древней англосаксонской династии. После ряда перипетий на трон взошел Эдуард, долгое время перед этим безнадежно гостивший у своих дальних родственников в Нормандии. Его прозвали Исповедником за повышенное благочестие, а могли бы прозвать Бесплодным за пониженную фертильность. Впрочем, он использовал отсутствие наследников не без политической пользы. Возможно, главным фактором, позволявшим ему оставаться у власти, стали обещания престолонаследия, которые он щедро раздавал всем заинтересованным его подсидеть лицам. Увы, после его кончины стране пришлось платить по этим векселям. Образовалось сразу несколько претендентов занять опустевшее свято место. Английская знать и духовенство отдали предпочтение Гарольду Годвинсону, сыну одного из самых могущественных магнатов королевства. В числе недовольных этим решением выделялись норвежский властелин Харольд Суровый, прославившийся ратными бандитскими подвигами в Руси и Византии и уже знакомый нам герцог нормандский…

У дочери Европы был еще один Папа – понтифик Александр II-й. Вдохновляемый влиятельным кардиналом Гильдебрандом, героем предыдущей статьи, он решительно бросил свой вес на чашу колеблющихся геополитических весов. Именно Вильгельму был выписан святейший мандат доверия и выдан в аренду со склада волшебный флаг апостола Петра. Надежда была на то, что тот, до сих пор в целом лояльный Латеранскому дворцу, восстановит закон и порядок в старой доброй Англии, ставшей злой. У римской курии как раз в то время еще болела мозоль, возникшая в результате трений с островной администрацией по вопросу назначения кентерберийского архиепископа. Тем самым, миссия Вильгельма, незаконнорожденного и чересчур дальнего родственника английских королей, из банального желания захватить власть и наказать клятвопреступника, якобы нарушившего выданное обещание (Эдуарда Исповедника и самого Гарольда), превращалась в священную войну, пускай и одного христианского государства с другим. Удалось создать внушительную для своих времен армию вторжения – из тысячи собственных конных рыцарей и пяти сотен наемников, набранных из безземельных европейских Дон Кихотов, не считая лучников и прочей пехоты. То ли отсутствие попутного ветра, то ли шпионские донесения, а, скорее, оба этих фактора, отложили задуманное предприятие до осени. Наконец, 27 сентября 1066 года войска были погружены на спешно построенную по оказии армаду и пересекли Ла-Манш. То ли блестяще продуманная стратегия, то ли небывалый всплеск синхроничности, а, скорее, оба этих фактора, благоволили конкистадорам одиннадцатого века. Незадолго до этого на авансцену театра исторических действий вышла могучая варяжская армия под предводительством Харольда Сурового, в свою очередь высадившегося на побережье Нортумбрии в районе Йорка. Решительный марш-бросок английских полков Гарольда на север завершился их блестящей победой у Стэмфорд-бриджа. Увы, пирровой. Именно это позволило Вильгельму беспрепятственно расположить свои войска и поджидать врага. Тот же произвел некорректное обобщение из своего триумфа и с потрепанными в битве легионами поспешил навстречу новой, не менее грозной опасности. Развернувшееся сражение при Гастингсе оказалось одним из самых кровопролитных в средневековой истории. Годвинсон пал смертью храбрых, и Нормандия восторжествовала…

А нам с Вами осталось лишь вернуться к вопросу из первого абзаца и оценить значение свершившегося для истории моделей. Существует влиятельное мнение, что неожиданное рождение на далеком Западе дочери Европы, т.е. сильного норманнского рейха, было закономерным. Вот, например, как ее излагал известный историк Чарльз Хомер Хаскинс: «Завоевание Англии обычно видят с английской точки зрения, зачастую представляя его себе как более-менее случайное событие, возникшее из обыкновенного вторжения грабителей. Однако, рассматриваемое с правильной перспективы, за которую я осмелюсь полагать Норманнскую перспективу, оно является естественным продуктом Норманнской дисциплины и Норманнского расширения». И в самом деле, Вильгельм Завоеватель смог организовать доставшуюся ему страну в образцовую монархию. Аккуратное системно-организованное налогообложение превратило его в богатейшего короля европейского мира. Организация профессиональной армии из наемников вместо опоры на вассалов на века опередила свое время. Под его покровительством процветали и монастыри, занимавшиеся сбором интеллектуальных сокровищ человечества в библиотеках. Но надеждам Григория VII-го по созданию послушной своей воле марионетки не суждено было претвориться в жизнь. Король прочно держал в своих руках распределение церковных должностей, а новый архиепископ Ланфранк явным образом отказывался подчиняться Риму. И у Папы, по уши погруженного в борьбу с императором на континенте, не было сил и возможностей повлиять на ситуацию в столь удаленной от престола Петра и Павла страны.

Ну, а что, если бы ходы на Великой Шахматной доске были переставлены местами? Что было бы, кабы ветра, метафизические или физические, подули бы иначе, ежели бы Вильгельм опередил норвежцев? Не исключено, что тогда в Англии воцарились бы потомки северных троглодитов, как это произошло на Руси. У острова были бы разорваны или, по крайней мере, затруднены связи с материком, с Францией и Фландрией. Вряд ли какие-либо шмели, самые волшебные, смогли бы тогда эффективно служить переносчиками информации. Случайно или нет, но Нормандская Британия стала уникальным феноменом, чем-то напоминавшим аль-Андалуз Дар аль-Ислама – относительно далеким от папского и имперского диктата, чтобы проводить независимую политику и относительно близким к культурным и научным центрам Европы, чтобы осуществлять модельный синтез… Да, именно это и было настоящим обыкновенным чудом!

Вышеупомянутый Ланфранк занял архиепископскую должность в Кентербери. А в прошлой нормандской жизни он служил приором монастыря в местечке Бек. Ансельм, о котором пойдет речь в следующей статье, был его учеником, сумевшим пройти дальше своего наставника. Вера и мера снова в гостях у Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Гильдебранд чувствовал, когда близкие люди обращались к нему в мыслях. Всегда. Еще задолго до того, как стал Папой Григорием, влиятельным кардиналом, даже молодым монахом. Хвала Господу, его душа была создана такой тонкой, что ощущала прикосновение других. Да, он знал, что это знак благоволения небес. И великой миссии. Но он не любил этого. Потому что у него от этого часто болела голова. И еще потому, что это отвлекало его. От чего? От общения. С кем? Со Всевышним, конечно же. Вот и сейчас – он не слышал и не видел, но знал, что кто-то сзади него вошел в залу. Должно быть, челядь. Со вздохом закрыл тяжелую, деревянную, сжатую тисненым серебром, обложку священной книги, которую читал.

— Это ты, Арлотто?

— Я, Ваше Святейшество! По поручению графини. Нижайше просит аудиенции.

— Матильда? Вот как? Нижайше? Просит? Аудиенции? Должно быть, снова хочет просить за своего кузена. А что, тот, все как впредь — стоит пред вратами?

— Стоит, нечестивец – уж третий день пошел. Босиком на снегу. Не трапезничает. Порой встает на колени и молится. И дитятко его с женою рядом – тоже во власянице с нагими главами.

— Пускай. Наказ прежний – не пущать. А графине передай – поелику она в Каноссе хозяйка, а я – гость ее, то вольна входить в любые покои замка в любое время.

Ну, что за женщина! – помыслил он. Зело млада и красна – сосуд греховный. Ан соизволил Господь заполнить его священным миро благочестия. Да, злые языки все оболгут. Но Бог свидетель — она лишь прилежная ученица для меня, ее духовного пастыря.

— Дочь моя! Зачем присылала своего холопа? Ты же знаешь, что я всегда рад лицезреть тебя! А, и Гуго Клюнийский с тобой? Догадываюсь — будет выгораживать своего крестника…

— Да, это я. Не за сына моего, а за Божией милостью императора Священной Римской Империи Генриха IV-го радею. Позволь мне спокойно провести старость за стенами своего аббатства – верни людям их законного властелина, мир и закон народу христианскому. Разве ты не узрел еще глубину его раскаяния? Тогда выгляни в окно.

— Окстись, досточтимый! Ты же знаешь, что этот юноша негодный сотворил. Он посмел ослушаться моих булл. Ослушаться меня, Викария Христа на Земле! Истину глаголил Блаженный Августин — лишь тот, кто смиряется со своим местом в Божественной Цепи Бытия, может быть допущен в Град Небесный.

— Он действовал так, как и его предки, делал то, что позволял обычай. Вспомни, как командовал в Риме его собственный отец, богобоязненный Генрих III-й.

— В Писании сказано – В Начале Было Слово, а не обычай. Христианам надлежит жить по божественным, а не светским законам. Оные писал враг рода человеческого!

— Посеешь презрение к земным законам — чем усмирять чернь? Бунт и смуту пожнешь.

— Чернь?! Но эти Pauperes Christi, эта беднота, эти униженные и оскорбленные – они ведь и есть те нищие духом, что унаследуют Царство Небесное! Ненавижу властителей бренного мира сего! Кто не знает, что короли и правители произошли из безбожников, которые взяли на себя — по слепой жадности — право сделаться поводырями других людей, равных себе, посредством гордыни, насилия, обмана, убийства и почти всех прочих типов преступлений? Конечно же, это Дьявол двигал ими. Из них и явится Антихрист!

Григорий сжал кулаки, к лицу его прилила кровь, глаза сверкали огнем, смотреть на него в ярости было страшно. И тут Гуго вспомнил, как Петр Дамиани полушутя называл его Sanctum Satanum – Святой Сатана. Его Сатанейшество так истово верил в то, что говорил – не стоило и пытаться его переубедить.

— Ты так не любишь светских владык, но сам направляешься в Аугсбург, чтобы бароны вероломно избрали себе нового императора…

— Если они не могут без этого, то пусть забавляются, как умеют. Любой другой будет лучше этого наглого мальчишки. Решил, что окончательно разгромил саксонцев и распоясался. Посмел вмешаться в назначение епископа, и не где-нибудь, а в Милане! А помнишь, как ответил он на мой ультиматум?! Объявил себя ставленником Всевышнего, а меня назвал лже-монахом, узурпатором апостольского трона, и, страшно сказать … проклял навеки! Когда его пасквиль зачитали в Вечном городе, возмутились все — от кардиналов до последнего нищего! И разве не справедливо, что кара Господня постигла его?

— Твои легаты премного помогли Всемогущему, распространяя вести о его отлучении среди мятежных вассалов. Их предательство стало называться священной войной. А потом рассеялось ополчение с церковных земель – добрая половина войска.

— Провидение Господне нередко руцеми человеческими творится – ужели сие таинство тебе неведомо?

Аббат вспомнил свой вещий сон, в котором ему явился Виллем Фламенский, епископ Утрехта. Терзаемый адским пламенем, тот жалко стонал: «Я умер». Единственный из всех церковных сановников поддержал он тогда императора в борьбе за инвеституру, разоблачая лже-монаха Гильдебранда. И что же? В его кафедральный собор ударила молния, а через месяц он сам скончался. Кара Божия… Но почему живет и здравствует другой отлученный Папой Григорием — Роберт Гвискар, настоящий еретик и разбойник?!

— Нет единого императора – быть на имперских землях раздору. Подумай, в интересах ли Рима надеяться на милость свирепых норманнов?! Не разумнее ли иметь сильного союзника, способного их укротить?!

Григорий задумался. Ох, уж эта политика, вечные пляски на острие меча. Двух мечей…

— На милость надеюсь не норманнскую, но божественную. Господь не даст в обиду святую Церковь – невесту свою возлюбленную. Сначала Тоскана, за ней придет черед Апулии, а потом и весь христианский мир покорится воле Его… Смотри, какой верной опорой своей сделал Всевышний графиню!

Сказав это, он учтиво поклонился в сторону Матильды, до сих пор смиренно наблюдавшей за беседой двух могущественнейших владык христианского мира.

— О, отче святой, почто испытываешь меня? Я – лишь ничтожная и преданная рабыня Божия. Позволь мне только одно слово молвить.

Получив от Григория согласие кивком головы, она истово перекрестилась, продолжая со слезами на глазах и дрожью в голосе…

— Я все это время горячо молилась … молилась … Деве Марии молилась… Днем и ночью… И вот, сегодня, еще до заутрени, на меня, недостойную, снизошло Откровение…

Ее хрупкое сопрано внезапно окрепло, и она произнесла — нараспев и чуть покачиваясь в такт всем телом: «Не кто силен, тот и прав, а тот силен, кто прав. Прав пред очами Господа. Кающийся император у ворот Каноссы – уже триумф церкви, память о котором пребудет в веках. Нынче — время для милосердия, ибо даже врагов своих надлежит прощать».

И тонкая душа Гильдебранда подалась и рухнула под ее могучим напором. И жаром ее сердца растаял сатанинской лед его гордыни. И вот уже изможденный постом грешник припадает губами к перстам Папы. И вот он принимает Святое Причастие. И вот, проявляя словами Петра Дамиани «излишнюю деликатность» за обеденным столом, не берет снедь руками, а тыкает в нее новомодной вилкой под неодобрительные взгляды окружающих прелатов…

Примерно так могла протекать самая знаменитая дуэль двух мечей (церковного и светского) нашего двуглавого дракона. Прошло немного времени, и Григорий VII-й с сожалением вспоминал о происшедшем. Его банально перехитрили, ибо поцелуй оказался Иудиным. Получивший передышку император, собрав силы, вихрем обрушился на своих врагов. Стоило ему почувствовать себя увереннее, как он позабыл о своем покаянии и обещаниях, возродив старую политику неподчинения папскому диктату. Не помогло и новое отлучение. Торжественное мрачное пророчество обещало христопродавцу смерть в течение одного года. Однако, по непонятной причине, в этот раз небеса вышли из подчинения апостольского престола. Вместо того, чтобы гневно обрушиться на провинившегося, они почему-то устранили главного конкурента Генриха на имперский престол – Рудольфа Швабского. Тот умер от заражения крови после того, как в сражении ему отрубили правую руку – символично ту самую, которой он когда-то подписывал присягу верности вассала. Последовавшая победа была делом несложной техники. После долгой осады пал Вечный Город, и вмешавшиеся норманны только усугубили положение понтифика. Грабежи, пожары и насилия полностью восстановили против него все население. Он умер на чужбине. Последними его словами были – «я любил справедливость и ненавидел грех – посему умираю в ссылке». В его мире его ментальных моделей воцарился Антихрист. Но жизнь Его Сатанейшества не прошла зря. Он доказал, что не кто силен, тот и прав, а тот силен, кто прав. Прав пред очами человечества…

Это было далеко не последнее столкновение двух мечей, по мнению западных теологов, предреченное еще в Евангелии от Луки. Но уже описанные нами сегодня события могли бы дать исчерпывающий ответ на знаменитый сталинский вопрос о числе дивизий в распоряжении Папы Римского. В этой партии получилась боевая ничья. Проиграли оба — Германия осталась раздробленной, Рим – ослабленным. Однако в обоих партиях, церковной и светской, все же нашлись настоящие победители. Блог Георгия Борского отправляется на остров везения.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

В предыдущей статье усоп св. Петр Дамиани, большой неприятель богомерзкой философии. «Фи», которое мы с Вами отправили в его адрес, сопровождалось у нас прославлением его заслуг, воспеванием жизни, отданной за Царя Небесного. Святое видится на расстоянии, лицом к лицу не увидать лика Докторов Церкви. Постепенно возраставшее мнение о его заслугах в среде католиков привело спустя столетия к тому, что он был не только канонизирован, но и причислен к легиону вероучителей. Произошло это, прежде всего, потому, что было осознано и признано его влияние на возникновение и дальнейший ход т.н. Григорианской реформы. Последняя же со временем тоже повысила свой статус от очередной чистки в рядах правящей христианской партии до bona fide Мировой Революции, к тому же первой на Западе. Вот как, например, излагал эту точку зрения видный историк-медивалист Норман Франк Кантор: «Для истории Запада было характерно, что его судьба формировалась мировыми революциями… Мировая революция – это широкомасштабная и бескомпромиссная революция в мировоззрении, возникновение новой идеологии, которая отрицает результаты нескольких предыдущих столетий развития, организованных в главенствующую систему, и призывает к новому правильному миропорядку. Борьба за инвеституру, которую породила Григорианская реформа, составляет первую из великих мировых революций Западной истории, и ее развитие следует тому же образцу, что и хорошо известные современные революции». Согласимся ли мы с настолько масштабной оценкой происшедшего в одиннадцатом веке от Рождества Христова?! Обнаружим ли обещанное сходство с траекторией относительно недавних локомотивов истории?!

У всякой более-менее порядочной революции, в отличие от спорадического путча, должны наличествовать мало-мальские предпосылки. Это нашему поколению еще на лекциях марксизма-ленинизма вдолбили. И так замечательно выдолбили, что до сих пор не стерлось. Будучи ярким представителем гегельщины и побочной веткой лейбницевского принципа достаточного основания, эта модель, тем не менее, имеет все шансы пережить своих оклеветанных молвой предков. Однако для этого ей придется разыскивать вышеуказанные причины в неожиданных местах. Например, не в производственной, а в ментальной сфере. И не в приключениях Абсолютного Духа, а в развитии обыкновенных человеческих идей. Прилежным читателям последних статей должно быть очевидно, что искомые изменения в описываемый нами исторический период действительно присутствовали. Утихли очередные страхи безвременной кончины безнадежно одряхлевшего мира в точный срок – миллениум. Неутомимые романтики больших морей с далекого Севера были посажены за золоченую решетку Норманнского герцогства или загорали под горячим солнцем Южной Италии. Нехватка экспроприаторов привела к изобилию частной собственности у простого люда, держащегося за невидимую руку рынка. Прогрессу способствовала и горизонтальная игра в христианство, все глубже проникавшая не только в сознание господ, но и в среду тогдашних пролетариев, нового класса не по-Марксу – обитателей бургов бюргеров. Реакция духовенства на эти перемены была вполне естественной. Будучи передовым отрядом тела Христова, они должны были маршировать впереди планеты всей. В целях сохранения своего рейтинга они обязаны были продемонстрировать штатскому населению образцы праведности, поражающие воображение. Появившаяся возможность безбедного существования обусловила возникновение стремления отречься от соблазнов бренного мира в пользу аскетизма. И именно эту тенденцию мы замечаем в житии Петра Дамиани. Он решительно отказался от пятизвездочного монастыря марки Клюни, предпочитая отшельническое укрощение презренной плоти. И, «излечив» собственную душу, пролил чудодейственный бальзам веры на другие зияющие раны своего времени – прежде всего, симонию – т.е. широко распространенную куплю-продажу церковных должностей. Однако его основной вклад в победу грядущей революции заключался в заложении ее краеугольных камней, теоретических основ.

Нет, я бы не решился назвать его работы изоморфными трудам Карла Маркса. Он не отличился созданием цельной философской системы. И в целом до пророка тоже не дотягивал, хотя Данте и разместил его в самом кромешном раю, объявив предтечей св. Франциска. Скорее, это некий умеренный меньшевик-Плеханов, сам раздувающий пламя, но остающийся холодным неподалеку. Он всего лишь последовательно настаивал на том, что профессиональные рабы Господни, прежде всего монахи, должны вести религиозную жизнь со знаком качества. Свою позицию, по обычаям жестокосердного времени, защищал с помощью мидрашения Священных Писаний. Судя по Евангелиям и агиографии, именно так вели себя апостолы и Святые Отцы. И было сказано: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12:48). Посему так говорил Петр Дамиани: “Мы [должны] не только отказаться от высоких должностей и мирских благ, но и превратить постоянное отречение от этих вещей в профессию». Изменения, по этому замыслу, должны были касаться не только церкви, но и требовали решительной перестройки уклада средневековой жизни, многих правил, действовавших на Великой Шахматной Доске тогдашнего мира. Прайм-тайм в программе передач этого святого был отдан проблематике целибата. В отличие от своих восточных коллег, западные товарищи использовали безбрачного Иисуса в качестве ролевой модели. Более того, вслед за псевдо-Павлом (Еф. 5:24-27) обратили пристальное внимание на то, что церковь является Невестой Христа, и приняли эту красивую метафору за на самом деле. Почти дедуктивно-логическим выводом из этой сомнительной посылки стало то, что составляющие ее члены должны воздержаться от исполнения иудейской заповеди плодиться и размножаться, но призваны готовить человечество к неизбежной победе монотеизма, ко Второму Пришествию. У этого подхода были свои плюсы и минусы. В дебете – генетическое вырождение относительно образованной касты священнослужителей. В кредите – предотвращение непотизма, т.е. продвижения прелатами своих собственных отпрысков, и, вместо него, в идеале бескорыстная служба на всеобщее благо.

Ну, а в какое современное платье тогда нарядить его соратника по борьбе, уже известного нам по анафеме, выписанной в адрес православного Константинополя, другого кардинала — Гумберта? Да, это был честолюбивый радикал, трепетно любивший власть. Сталин?! Но он скончался, так и не успев организовать массовые ссылки или казни. Скорее, это был некий Бакунин или князь Кропоткин — запутавшийся, но нераскаявшийся еретик. Как и они, он, скорее всего, происходил из знатной семьи. Получил высшее по канонам эпохи образование, овладев даже греческим языком. Как полагалось, вступил в аристократический клуб монахов Клюни. Однако, дороги карьерного роста в церкви привели его в Рим. Именно там он стал лидером революционеров крыла ультра. Это он был идейным вдохновителем эдикта, регламентировавшего будущие выборы понтификов. Раньше германские императоры могли менять пап, как перчатки, да и мнение непосредственно окружающего трон Святого Петра населения зачастую играло решающую роль. Теперь же этим могла заниматься только коллегия кардиналов по строго специфицированной процедуре. Большой скандал произвела его книга против симонии. Уничтожительной критике подверглись основополагающие правила средневековой жизни. Гневно осуждалось любое влияние светской власти на духовенство. Провозглашено было отделение церкви от государства, но не в советских целях выбросить ее на помойку истории, а ради ее очищения от мирской скверны. Последовательные рассуждения в этом ключе привели его к запретной двери. Он предлагал изгнать из рядов правящей католической партии недостойных моральным обликом священников. По существу, сея крамольная проповедь не что иное, как анархический донатизм, разгромленный еще Блаженным Августином…

Наш третий и последний на сегодня кардинал – одновременно самый важный. Он — впоследствии тот самый пресловутый Папа Григорий, которому Бог доверил владеть миром, пусть только западным и христианским. Коль скоро именно ему удалось довести революцию до триумфального разгрома, то в нашей параллельной современности это — очевидный аналог Ленина. Впрочем, в возможном отличие от Ильича, монах Гильдебранд не особо отличился в оригинальных модельных построениях, пользуясь наработками своих вышеупомянутых предшественников. Зато он соединил их разрозненные идеи в единый кулак, с помощью которого сумел добиться весомых практических достижений. Это его стратегия непримиримой войны со светскими властями, предмет обсуждения следующей статьи, разбила средневековый европейский мир на два непримиримых лагеря – тех, кто его любил и тех, кто его ненавидел. Решительно никто не остался равнодушным. Нет, он не был великим мыслителем или глубоким философом. Зато был умелым администратором, прирожденным лидером, энергичным политиком. Большое внимание уделял юридическим вопросам, организовав хаотический набор церковных правил в относительно стройное каноническое право. Характерен изданный им свод законов Dictatus Papae, постулировавший, что Римская церковь основана по непосредственному небесному декрету, что только Папа имеет право управлять епископскими должностями, что его мнение является приоритетнее решений любого Собора, что его суд является Верховным, что он подвластен одному лишь Всевышнему…

К какой же категории событий следует отнести приключения трех кардиналов? Смогли они геройски победить целую армию мушкетеров короля ада?! Или всего лишь порадовались Господу на своем веку?! С первого взгляда, речь шла об обыкновенной реформе, борьба велась вокруг т.н. инвеституры – права манипулировать церковными должностями. Но со второго, именно это было необходимым условием установления независимости духовенства от прихотей светских правителей. И с третьего, последовательное изгнание коррумпированных и аморальных элементов из своих рядов привело к повышению престижа священничества в обществе. Но вряд ли эти общественные изменения, даже вместе взятые, достойны гордого названия «революция», тем более «мировая». Разве что обратить внимание на незаметные и неосознанные, но, тем не менее, фундаментальные сдвиги, происшедшие не в физическом, а в ментальном мире?! Это не просто праведные крутые ребята решили вдруг жить не по лжи. Это грозный вертикальный Бог Ветхого Завета начал преобразовываться в любящего своих врагов горизонтального Иисуса с его сердобольной матушкой. Это нарождалась модель такого Христа, которому следовало не только земные поклоны бить, но и стоило подражать или даже помогать. И это было самое начало того самого пути, где лежала раскрытая Книга Природы. Дороги, приведшей человечество к науке…

Все это случится в покрытом дымкой будущем БГБ. Ну, а в прозрачном настоящем мы с Вами пойдем в Каноссу. Ведь именно там был сыгран самый знаменитый акт самой популярной исторической средневековой драмы. Или все же комедии?! Театр модельного абсурда грядет в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Все, хватит, надоело! Я уже оттрубил на этом месте без малого три года. Впрочем, жалуюсь вовсе не на это, а на то, что провожу все последнее время за решеткой строгого режима — определенного стиля. Как-то незаметно для меня самого эта модель родилась, окрепла и заковала мои тексты в прочные железные кандалы. Мои мысли теперь послушно и поспешно ложатся в прокрустово ложе привычных выражений, символов, аллюзий и метафор. Даже обрубать ничего не надо. Недалеки те времена, когда роботов можно будет запрограммировать меня пародировать. Не бином Ньютона — комбинируй себе веру с мерой и Бога с блогом, противопоставляй попкорн науке, да воспевай никому неизвестные сомнительные теории. Да, вот еще по каноническую форму забыл – статья должна содержать ровно пять абзацев, два первых из которых отводятся на философскую прелюдию, а последний на приторно апофеозный финал… Кто в этом виноват?! Наверное, прежде всего я сам, упорной защитой своего «барокко» и «эксклюзивного ресторана» от критики со стороны. Но и почтеннейшая публика привыкла видеть в моих статьях театр одного актера строго заданного амплуа. Что же делать?! Свободу Георгию Борскому, вот что! Я намерен в самое ближайшее время сбежать из-под ментальной стражи на волю. Отправлюсь-ка я на творческие поиски очередного Нового Света, постепенно отрекаясь от старого, привычного мира. Очень хочется приблизиться к современным чаяниям, писать проще и … как бы правильнее выразиться, функциональнее, что ли? Отдаю себе отчет в том, что могу через странствования в неведомых водах потерять большую часть своей аудитории. Придется экспериментировать, делать первые неумелые шаги в неопробованных литературных жанрах. Спотыкаться и падать, страдая от рецидивов незалеченных привычек. Но я, как истинный нераскаявшийся еретик, предпочитаю риск – благородное, хоть и неблагодарное дело. Не имею права призывать вас идти со мной. Смиренно прошу — оставайтесь с нами?!

Вот уже прошла неделя, как он бессильно лежал, полыхая жаром. Упрямая хворь никак не желала оставить его в одиночестве, несмотря на горячие молитвы монахов и холодные примочки лекарей. Может быть, наступил его час предстать перед Господом?! Сон никак не приходил. Зато его длинной вереницей посещали видения. Вот он в Равенне, в прохладном, узком и тесном, словно гроб, фамильном доме у рынка. Смотри, Петя, это Царица Небесная! А это мама, набожная христианка, стоит на коленях перед иконой Мадонны… Родила восемнадцать детей, но только трех из них Бог не забрал к себе в рай младенцами. Сколько ей было, когда сама отдала Ему душу? Наверное, уже под сорок, возраст для женщины преклонный. А вот отца он совсем не запомнил, хотя ему было уже года четыре, когда тот умер. Наверное, он был слишком занят, чтобы возиться с такой малявкой. Сам ушел навсегда, но долги за ним остались. В деревне, конечно, тоже можно было бы жить, если бы не эти грязные свиньи… Чтобы не быть дармоедом на шее старшего брата и его семейства, пришлось конвоировать их пузатые величества, а самому отощать до костей. И реветь от побоев. И он смотрел в глубокое голубое небо. И точно знал – скоро сдохнет. И пускай – там так хорошо! Но что предвещал этот белый крест из облаков?! И почему его давеча погладил по голове приходской священник?! А, может, и впрямь матушка выпросила на него благословение у самого Святого Ромуальда?! Воистину! Слава Тебе, Господи, слава Тебе! Это — другой, тоже большой, но добрый брат, в приятно пахнущей благовониями сутане. Имя ему было Дамиан, а теперь через это и он сам стал Дамиани. Нет, даже Petrus Damianus, поскольку нынче для него наступила новая жизнь — в школе. Боже, какое внезапное счастье! Как хотелось ему оправдать доверие! Как он стремился учиться! Всевышний, как желал служить Ему! Как вожделел отдать Царю Небесному всю свою жизнь!

Кольнуло в сердце. Острая боль прошла, но надоедливое нытье осталось. Как мучительно долго тянется время, когда не можешь уснуть… Тогда то-он и заработал бессонницу, зубря спряжение латинских глаголов ночи напролет. Вот он – Диавол! Там спрятался, в самом темном углу. Хочет, супостат, украсть его бессмертную душу. Наверняка, безбожной грамматикой и соблазнил когда-то Враг Человеческий Адама и Еву. Научил склонять существительное «Бог» во множественном числе. Нет! Он — не язычник, не идолопоклонник, не цицерониан! Он – христианин! Прочь от мирских соблазнов! Ближе к Всевышнему! Служить Ему не частями, а целиком! В монастырь! Нет, только не Клюни – ему нужна была не роскошь, а суровая жизнь отшельников. Но и в одиночной келье его слабый разум продолжали смущать нечестивые образы. Молитвой и постом, веригами и бичеванием день за днем, год за годом убивал он похотливую, неверную плоть. Ибо сказано: «Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь». И монашеская братия по достоинству оценила его религиозный пыл. Теперь он был аббатом. Теперь он мог установить подобающую святой обители дисциплину — бичевания и вериги, посты и молитвы. Великая слава об их духовных подвигах, об их праведном житии распространилась по городам и весям. Издалека приходили паломники, желая приобщиться к излучаемой здесь Благодати. А он ликовал вместе с Господом! Но теперь ему явилось новое Откровение – его великой миссией было излечить все тело Христово. Страшные язвы покрывали его тогда – симония и содомия, разброд и шатание. Прогнила даже самая его голова, на престол Святого Петра временами претендовали по три Папы одновременно. И это его советами, его письмами, его усилиями в католической церкви появились первые признаки выздоровления. И вот он – кардинал. И вот он – легат. И вот он – на пути в Милан. В этом великом городе Св. Амврозия, где когда-то тот крестил Блаженного Августина, давно творилось неладное. Иереями становились исключительно бездарные и беспутные отпрыски богатых родителей. Полученные за мзду должности использовались ими как доходные места – все покупалось и продавалось. Даже низкородные бюргеры и ремесленники были возмущены их многогрешной жизнью. Нисколько не скрываясь, блудили они с любовницами и заводили от них детей. Нисколько не смущаясь, проводили свободное время за пирушками и развлечениями. Подобно Иисусу Спасителю, разогнал он этот вертеп менял в Храме Его. Подобно Святым Апостолам, не отдал волхвам за деньги Духа Святого…

Он попробовал повернуться со спины на бок, но у него не получилось. А вот Всемогущий может абсолютно все. Маловеры! Они позволили себе в этом усомниться! Во всем богомерзкие философы виноваты. Если бы Христу они были нужны, разве выбрал бы себе учениками простых рыбаков?! Что стоят мудрствования Платона, Пифагора или Евклида по сравнению с божественной простотой Библии?! Знайте свое место – прислужников на кухне теологии. Может ли Бог оторвать цвет от предмета?! Да, может. Может ли создать человека размером с гору?! Конечно. Может ли Дух Святой исходить от Сына?! Ох уж, эти греки-еретики. Можно ли вернуть утраченную девственность?! Он знал, что св. Иероним утверждал — невозможно. Но делал тот это в письме, предостерегая паству. Недаром в Евангелии сказано: «У Бога не останется бессильным никакое слово». И еще сказано: «Богу же всё возможно». Разве не смог Он его, свинопаса, поднять до епископских высот? Только нечестивцы говорят – если Всевышний не хочет вернуть невинность, то он не может это сделать. Тогда все, что для Него возможно – это то, что Он на самом деле делает. Абсурд! Господь может восстановить порванную плоть – это раз. И еще может простить грехи, открыть путь к Спасению – это два. Кажется, в De Divina omnipotentia было еще какое-то три? Он напрягался, но никак не мог вспомнить. Внезапно пришло в голову — может ли Бог согрешить сам?! Зло – недостаток добра, это понятно. Отсюда следует… Что же отсюда следовало?! Впрочем, неважно. Он захотел перестать думать на эту тему, и тут вдруг вспомнил, о чем тогда размышлял – можно ли изменить прошлое, сделать так, чтобы никакого позора как бы и не было?! Чтобы не было его жизни?! Чтобы не было грехопадения?! Чтобы не было Воскресения?! Нет, и об этом лучше не надо. Всемогущий – одно единое слово, а сколько проблем… Он страшно устал. Скрипнула половица. Это уже шли монахи – читать заутреню. И он приобщился Святых Таин. И он мирно почил. И некоторые видели, как душа его отлетела в рай. И некоторые слышали, как ангелы пели: «Славься, славься, святой Первый Рим!».

Так будущий Учитель Церкви Петр Дамиани отдал за дело Царя Небесного всю свою жизнь. Ему удалось геройски завести в непроходимое болото многочисленные полчища неприятелей. Увы, вместе с греховными от его рук и мыслей пострадали и рядовые модели, и полезные — философские. Впрочем, эволюционные изменения продолжились и после его смерти. Реформы формы продолжаются – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Трудно быть историком. Или все же просто? Если ограничить эту деятельность изучением первоисточников, выуживанием из них с последующим высушиванием и пополнением коллекции фактов, то, пожалуй, ее и искусственному интеллекту можно было бы поручить. Ну, а если этих бездельников заставить еще как-то информацию обобщить и лепить из нее слитный нарратив, то тогда как? Попробуем подойти к решению этого вопроса основательно, математически. Пускай требуется определить самую адекватную причину того или иного события, например, революции. Нашими словами, мы желаем построить ментальную модель каузальной стадии развития. В анналах человечества много чернил утекло – вне всяких сомнений, удастся обнаружить беды, родственные искомой, и даже составить из них целое, хотя и конечное, множество. Далее ищем во временном анамнезе каждой из записей базы данных определенные релевантные факторы – скажем, голод снизу, разврат наверху или экстремистская партия в середине. А теперь скормим наши примеры один за другим алгоритму какого-нибудь ВПК-обучения, которому позволим спаивать вышеописанные атрибуты логическими конъюнкциями (И) или дизъюнкциями (ИЛИ). Оказывается – если правильный ответ в принципе существует, то весь процесс весьма быстро и успешно завершится, т.е. сойдется на вероятной, хоть и приближенно, гипотезе. Типа классической ленинской: «верхи не могут, низы не хотят». Более того, для этого даже долго мучиться не придется, поскольку теория строго доказала, что вполне достаточно разумного (находящегося в полиномиальной зависимости от требуемых параметров) набора данных. Не надо быть прапорщиком, чтобы сделать соответствующий быстрый вывод: что тут думать – программировать надо!

Увы, в счастливый электронный рай, в котором вкалывают только роботы, ученых за грехи не пускают. Тяжкие. Проблема в том, что для сотворения вышеописанного чуда строго необходима догматическая легкость мысли. В своем рассуждении мы исходили из того, что словарь понятий-концептов, из которых строятся гипотезы-предложения, был строго фиксирован. Все, что требовалось — вычеркивай себе те переменные, которые не согласуются с фактами. Оставим за черными скобками белый шум (возможные ошибки данных и/или их категоризации). Это несмертельно. Внесем в это обсуждение настоящую общую беду – зависимость от терминологии. Наша первая и неказистая «нулевая фаза» — разрезание феноменов сознания на отдельные понятия – хоронит голубую мечту о розовом будущем. Успешное строительство всех последующих ментальных этажей напрямую зависит от приобретенных булыжников. Их ассортимент, однако, безумно широк, а потребительские качества заранее неизвестны. Перейду от отвлеченных философско-математических метафор к объяснению на пальцах. В бытность мою советским пионером, мы практически все исторические перипетии объясняли при помощи т.н. «классовой борьбы». Правда, еще наличествовала не менее сказочная диалектическая интеракция т.н. «производительных сил» и «производственных отношений» – но это уже позднее, в старших классах и университете. Хитрая комбинация из этих трех понятий предоставляла ответ на произвольный поставленный вопрос. Интересно, как это трактуют в российских учебниках сейчас, в свечном свете православизации всей страны? Предположу, что тоже ограничиваются ровно тремя словами – «По Воле Божией». Давайте сегодня посмотрим, насколько эти фильтры на глазах в состоянии помочь нам в решении задачи распознавания образов самого начала второго тысячелетия от Рождества Христова в Западной Европе. Менталки, казалось бы, окончательно сгинувшие в трясине темных веков, именно в это время неожиданно стали развиваться. Причем так, что сей бурный поток не иссяк до сегодняшнего дня. Отчего же эти модели посмели сняться с мели!?

Весь мир марксизма не разрушить, даже если срыть его до основанья. Приведу доводы в его пользу. Обязательная часть советского учебника истории – описание «производительных сил». Знаю, что невыносимо скучно, поэтому тем, кто опасается подохнуть, рекомендую перепрыгнуть через этот абзац. Всем смельчакам, оставшимся в этой (else) ветке, сообщу, что приключений с оными всегда предостаточно. Например, еще в предыдущем описываемому, десятом веке, европейцы успешно внедрили в хозяйственную практику некоторые инновации, которые, впрочем, использовались арабами и греками за столетия до этого. Крестьяне научились оставлять поля «под паром», дабы повысить плодородность почвы. Лошадей впрягли в хомут, что эффективно увеличило их тягловую мощность. Нашлись средства припахать и энергию ветра с водой, причем не только в очевидных целях производства муки, но и для лесопилок. Это в свою очередь способствовало становлению строительной индустрии. Развивались и пресловутые «производственные отношения». По ставшему знаменитым мемом выражению, в средневековом обществе насчитывалось три нестандартных для марксистов класса – тех, кто дрался, тех, кто молился и тех, кто работал. К ним в описываемую нами эпоху начал добавляться четвертый, но уже канонический – буржуи. Впрочем, семантика его была далеко от ортодоксальной. Это были всего лишь потомки обедневших рыцарей или разбогатевших холопов, решившие осесть в бургах – укрепленных поселениях, обычно располагавшихся на возвышенностях (berg). Современные историки не склонны доверять одному из резких тезисов знаменитого бельгийца Анри Пиренна, который связывал их рост исключительно с интенсификацией внешнеэкономической деятельности. Среди этих горожан, конечно же, были и ремесленники, и чиновники, и духовенство, и иноверцы. Однако, сказывают, что торговля – двигатель прогресса. Поэтому стоит обратить особое внимание на то, что двигало вперед ее саму. В Северное море в это время как раз с далекого юга занесло древний латинский (треугольный) парус, который теперь позволял судам ходить круто к ветру. Нам осталось локализовать еще только «классовую борьбу». При большом желании за нее можно посчитать отношение людей благородного происхождения к нуворишам. Подозрительные и презрительные поначалу, они постепенно эволюционировали в неправильную сторону осторожного сотрудничества…

Тронулся лед и у церковных заседателей. Длинные длани Всевышнего можно попробовать увидеть, например, в неожиданном возвышении монастыря Клюни. Это учреждение, основанное в Бургундии герцогом Аквитании Гильомом Благочестивым, первое время ничем особым не выделялось. В эпизодически возникавших территориальных спорах победа могла быть присуждена своре господских охотничьих собак. Помог блестящий маркетинговый ход – аббатство стало позиционировать себя как высокодуховную святую обитель для обитателей высшего света. С одной стороны, она предлагала достаточно строгую стандартную монашескую дисциплину — по бенедиктинским правилам. С другой, отличалась шикарными строениями, режимом усиленного питания и богатыми литургиями – кормили на убой тело и на спас душу. С третьей, в этом дворце отдыха совершенно не требовалось работать – ни физически, ни интеллектуально. Такие особо льготные условия образовали престижное место для ухода на пожизненную пенсию широким массам узкой верхушки социальной пирамиды. Нет ничего удивительного в том, что среди них преобладали лица дворянских и даже королевских кровей. Модель плодилась и размножалась, эффективно распространяясь во все стороны и страны католического мира. Вполне естественно и то, что на монастырь проливались щедрые дары – земли, угодья, деньги. Особый политический вес набрали его настоятели, которые порой вершили судьбы всей Европы. Движение Клюни можно считать важным течением внутри еще более мощного потока. Модным становилось явным образом проявлять христианское благочестие. Монархи, такие как Эдуард Исповедник в Англии или Генрих III-й в Священной Римской империи, ставили религиозные интересы выше государственных. Но и их самые ничтожные подданные, обитатели бургов бюргеры, не стеснялись проявлять набожность, истинную или напускную — замечательное средство для повышения собственного общественного рейтинга…

Итак, что же именно сорвало средневековый мир с катушек своя? Описанный нами алгоритм в затруднении – на каком основании предпочесть одну из двух альтернативных гипотез? Давайте ему поможем – заставим разобрать еще один, но уже отрицательный исторический пример. Пускай теперь он нам посчитает, отчего европейцы предварительно сели на мель? Увы, в этом случае ни марксистам не поможет гегельщина, ни теистам — боговщина. В их словаре не существует таких понятий, которые бы помогли объяснить бессилие Всемогущих господ — Диалектики и Бога — в исполнении своей Провиденческой Миссии. Наша измученная длиннющими циклами программа выживет, но вернет пустое множество. Придется адептам мидрашить проблему человеческими силами, как всегда, на авось, и на принципах ad hoc. Между тем, достаточно очевидно, что использование модельной терминологии позволит нам удержаться на поверхности научного смысла. Более того, именно она соответствует самому популярному историческому нарративу. Распространение монотеизма по западной части ойкумены натолкнулось на великое переселение германских племен. Потребовалось приложить значительные усилия для того, чтобы включить эти, а затем и прочие северные народы в горизонтальную социальную игру в христианство, чтобы научить их соблюдать ее правила. Этот процесс дрессировки и интеграции занял многие темные века. Теперь Европа превратилась в относительно замкнутую территорию — защищенную от бандитских нашествий язычников. Теперь мрачные эсхатологические ожидания остались позади – конец света приказал долго жить. Теперь неожиданно выяснились преимущества Примата Папы – отсутствие неразрешимых доктринальных споров. Только теперь стало возможным развитие и производительных сил, и производственных отношений. Только теперь Всевышний соизволил смилостивиться над рабами своими. И только теперь ментальные модели заимели цели. Вперед, с мели!

Большое и впрямь замечательно видится на расстоянии. Но, pace Сергей Есенин, лиц тоже не увидать. Рок событий принес нас с вами в самое начало второго тысячелетия христианской эры. Так давайте направим подзорную трубу нашего прогулочного корабля на самых обыкновенных людей этого времени. Или не очень обыкновенных?! Герои средневекового времени – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Настоящих Великих и Ужасных мало. Возможно, вовсе не бывает, и это мы, преданные адепты культа отдельных личностей, творим себе кумиров. Скандалы же устраивают кардиналы, многочисленные, серые и ненастоящие. К этим утешительным для простых смертных выводам мы пришли, изучая события т.н. каролингского возрождения. Пусть так. Но ведь трудно отрицать то, что время времени рознь. Обычно общество двигается по инерции. Но иногда случаются восстания или путчи, сочиняются новые или отменяются старые законы, происходят ускорения или разрушения, иными словами, резко меняются правила странной игры по имени жизнь. Некая странность заключается в том, что эти «иногда» в пределе стремятся к «никогда», а «обычно» близко по смыслу к «как всегда». Предложу-ка я для ее описания гипотетический закон исторической природы – выдающиеся периоды не любят ходить стаями. Почему-то ландшафт героической местности принципиально скалистый, более того, одинокие высоченные пики отчего-то не образуют горных хребтов. Грозы быстро завершаются и переходят в долгую смутную погоду. Скрываются за тучами короли-солнца, внезапно иссякают последующие революционные потопы, Наполеоны отправляются в ссылку, и их кабинеты на долгие эоны оккупируют эпигоны. Безусловно, к этой спекулятивной ментальной модели стоит относиться с подозрением, в лучшем случае данное обобщение претендует на статус ceteris paribus (при прочих равных). Тем не менее, исходя из априори математических и статистических соображений, непонятно, что именно мешает случайностям образовывать кластеры симметрично, для обоих типов событий? Может быть, этот феномен возникает потому, что сильные президенты старательно зачищают окрестности от потенциальных конкурентов на грядущих выборах? Или это издержки работы нашей чересчур статической рейтинг-системы? Чемпионы уже перешли в небытие тренерской работы, но их могучая тень все еще довлеет над бывшими коллегами, словно улыбка чеширского кота? В любом случае, не стоит печалиться, если лучшие годы вашей жизни пришлись на скучную застойную эпоху. Пройдет жалкое столетие-другое, и на вашем горизонте взойдут новые яркие звезды, освещая путь к светлому будущему, например, эры веры в меру.

Впрочем, бывает, и что многие века сливаются в тоскливую слякоть. Мы как раз заканчиваем изучение такой темной эпохи – первого тысячелетия от Светлого Рождества Христова. Пролетело оно, как и полагается по библейским канонам, как один день. Тысяча лет кромешного одиночества в небесном Пантеоне. Ночь беспробудного сна разума в православном мире. С торжественно обещанным вторым пришествием тоже обманули. Впрочем, не будем забывать о руководящей роли партии в тогдашнем обществе. Святые Отцы уверенно достигли консенсус – это всего лишь задержка вышла. Впереди праведников ждет неизбежная победа коммунизма, а в промежутке можно наслаждаться развитым монотеизмом. Ортодоксально полагалось, что задавать к этому нарративу уточняющие вопросы суть смертный грех. Тем не менее, жизнь не удержать в тисках догмы. Находились многочисленные желающие поведать человечеству подробности грядущего Эсхатона. Большой популярностью, например, пользовались сказания оставшегося неизвестным сирийского монаха, подписавшего их фальшивым авторитетным именем – Мефодия Олимпийского. Нисколько не смущаясь тем, что сей древний мученик снискал свою смерть во время гонений, инициированных римским императором, именно кесарю автор отдал главную роль в новом Апокалипсисе. Тому надлежало сначала победить бесчисленных, как песок морской, варваров категории Гог и Магог, чтобы затем немедленно отправиться в Иерусалим. В сей драматический момент истории миру должен был явиться Сын Погибели Антихрист, а Последнему Царю предписывалось взойти на Голгофу, где к этому времени волшебным образом возникал Честной Крест Господень, причем подлинный. Затем на него надлежало надеть свою корону, передав сим символическим жестом своих подданных в Руки Божии. И умереть на месте. И все задействованные предметы уносились в открытый космос… Какая шикарная сцена, не правда ли?!

Думаю, что не сильно погрешу против истины, если заявлю – мрачнее всего в Западной Европе жить было непосредственно перед появлением в отрывном календаре буквы М. Да-да, конечно же, индийско-арабские закорючки тогда еще не были импортированы и разрекламированы, так что приходилось обходиться красивыми, но неуклюжими для арифметики римскими. Конкретно эта цифра брала начало от слова Миллениум (которое в свою очередь происходило от латинского mille = 1000 и annus = год). Так не в этом ли Магическом М скрывалось великое таинство — Ментальная Модель Божественной Мысли?! Почему бы не трактовать знаменитое «тысячелетие» св. Иоанна Богослова не метафорическим, а буквальным образом?! И отчего бы не превратить последнего кесаря ромеев Апокалипсиса от Мефодия в текущего короля франков?! Ведь он – наследник Карла Великого, которого сам Папа короновал на царствие. И именно ему приходится сражаться со свирепыми варварами. Так рассуждали многие — например, саксонская жена Людовика IV-го Герберга. В поисках эсхатологического объяснения несчастливой судьбы своего мужа она послала запрос главному тогдашнему ученому специалисту по изучению Антихриста – Адсо, аббату монастыря на севере Франции. Такие уж настали времена (прозрачный намек он на то, что они – последние), — утешал он ее, ничего не поделаешь. Тем не менее, будучи ортодоксальным теологом и следуя традиции Блаженного Августина, не решился спекулировать на тему точной даты конца света. Истинным христианам не стоило волноваться и паниковать, но следовало раскаиваться в грехах. Молиться, молиться и молиться — как завещал великий Иисус из Назарета…

Что же реально происходило в столь гордо провозглашенной западной версии imperium Romanorum в десятом веке? Северные люди – норманны, уже давно и бережно грабившие побережье, не удовлетворились достигнутым, но все глубже проникали внутрь тела Христова по судоходным рекам. Впрочем, во Франции по известному издревле рецепту бандитов удалось превратить в рэкетиров. Одной шайке викингов отдали во владение жирный кусок — герцогство Нормандия, дабы они отвадили от разбоя все прочие. Постепенно бывших идолопоклонников удалось охристианить и приручить. Однако примерно в то же время объявилась новая напасть – дикие орды мадьяр. Эти варвары отличались странной отвратительной внешностью, невысоким ростом и жуткой свирепостью. По слухам, они пили кровь своих жертв. До дна. Демоны! Заполыхали Бавария, Ломбардия и даже далекий Прованс – деревни, города и монастыри. Каждый год бесчисленные исчадия ада возвращались все за новыми трофеями. При этом они необыкновенно ловко управлялись с лошадьми, будучи в состоянии метко стрелять из лука на полном скаку. В человеческих ли силах было с ними совладать?! В саксонских. Восточная Франция постепенно превращалась в германский рейх. Там скончался последний из каролингов Людовик Дитя, изморенный болезнями и венграми. На опустевший трон магнаты выдвинули сначала франка Конрада, а затем его занял этнический сакс Генрих Птицелов. И первым отказался платить мзду мадьярам, издевательски послав тем бесхвостую собаку вместо дани. Он хорошо осознавал, что делал, ибо теперь в его распоряжении был новое супероружие — тяжелая рыцарская кавалерия. Налет оскорбленных язычников, призванный отмстить неразумным христианам, был благополучно отбит. Но завершить укрощение строптивых в их Дунайском логовище было суждено только его старшему сыну, очередному Великому – Отто. Однако, несмотря на все эти относительные локальные успехи, экономическое состояние Европы было крайне тяжелым. Опустели города – Рим из миллионного мегаполиса античности превратился в обезлюдившие развалины, на улицах Парижа благовоняли помои, а по ночам выли волки. Обеднели веси – хронически не хватало холопов пахать, сеять и жать. Обветшали заброшенные римские дороги – по обочинам орудовала веселая братва. Что оставалось делать простым людям?! Поститься, поститься и поститься – как заставлял великий голод.

Как ни странно, в столь нечеловеческих условиях так до конца и не усохла типично человеческая деятельность – по развитию и распространению ментальных моделей. Сохранились избранные интеллектуалы, которые упрямо продолжали мыслить о чем-то большем, нежели хлеб их насущный. Правда, сгустившийся мрак темных веков скрыл от историков почти все имена. Самый известный автор этого периода – аноним, его перу принадлежат сотни сохранившихся нынче рукописей. Но по содержимому эти умные произведения безумно далеки от доносов друг на друга. Их писали первые схоласты – эпитет почти презрительный и ругательный в нынешнем лексиконе. Однако, именно в честь этих безымянных солдат философии я попрошу у вас сейчас еще минуту внимания. Слово «схоластика» является всего лишь производной от «школы» – типичной среды, в которых обитали мыслители данной группы. Это были школы с разным источником финансирования – светским или церковным. Располагались они во многих странах –Франции, Германии, Италии, Англии или Швейцарии. Поначалу приходские, монастырские или соборные, спустя пару веков они переросли в университетские. Их всех роднило одно – здесь ковались железные кадры будущей науки. В девятом-десятом веках доминирующее положение в ментальном ландшафте занимали соотечественники Эриугены – ирландцы. Наиболее распространенный тогда литературный жанр – комментарии, зачастую написанные прямо поверх основного текста. Заметим, что это было не только мидрашение Библии и патристики, но и изучение классической античности, в том числе книг языческих авторов – Аристотеля, Цицерона, Горация, Марциана Капеллы. Пытаясь осмыслить прочитанное, схоласты стремились согласовать логически противоречащие друг другу авторитетные источники. Именно в этот исторический период уходят корни знаменитой (в том числе в будущем БГБ) дискуссии о природе т.н. универсалий. Среди этих людей совсем не было Великих и Ужасных. Они жили в застойные жестокосердные времена. Но именно их жизнедеятельность привела в результате к победному модельному синтезу Фомы Аквинского. Им мало было только молиться и поститься. Учиться, учиться и учиться – завещал им Господин Великий Разум.

Ночь перед первым Рождеством второго тысячелетия своей истории христиане Западной Европы провели с символическим Папой. Сильвестр II-й в прошлой монашеской жизни был Гербертом, схоластом, обучался в Испании передовым арабским наукам и даже писал собственные ученые труды. Это усилиями таких, как он, Магическое М постепенно превращалось в обыкновенное число. Да, есть жизнь за 1000 – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Ура! Наше дело – труба! С таким лозунгом вышли на демонстрацию буржуйской солидарности представители российского бизнес-авангарда. Догадываюсь, что не смешно. Глупо. И даже тупо. Вообще-то, я особо и не старался поразить никого остроумием. Всего лишь хотел обратить Ваше внимание на некоторые особенности человеческого восприятия шуток. Похоже, что нас особо забавляет смена декораций в сознании – внезапное появление на авансцене той или иной ментальной модели. Это может быть неожиданное развитие хорошо знакомой ситуации. Бац – и вся спина белая. Нередко случается и взгляд на жизненную кривую с нестандартной точки зрения. Смотришь на картинку – то зайка, то утка. Но особенно популярна игра в слова. Многие из этих символических фишек – настоящие богачи, которые имеют в частной собственности значительно больше одного значения. Через это семантическое изобилие они попадают в переплеты энциклопедий и книг, толстых и не очень. И благодаря этому же становятся возможны сатира и юмор, тонкие или как всегда. Но это же свойство делает каламбуры, подобные вышеприведенному, практически непереводимыми на иностранные языки. Именно поэтому мне сейчас придется привить вам любовь к латыни. Только не бойтесь и не спешите нас покинуть – будет одна капелька, совсем не больно и быстро заживет. Так вот, представьте себе средневековое пиршество. Во главе стола восседает король-батюшка, а с диаметрально противоположной стороны к банкету приобщается его придворный философ. Заливает себе за мудрую душу и за господские деньги. И решил самодержец над ним поиздеваться, вопросив: «Quid distat inter sottum et Scottum?». По-нашему это будет так – «Что разделяет пьяницу и ирландца?». В переводе пропадает самый пикантный момент – единая буква «c», отделяющая “sottum” от “scottum”. Это все равно как засиженная мною вербальная парочка «Бог-Блог». И что бы Вы думали? На эту хитрую подколку последовал немедленный ответ: «Tabula tantum» — «только табула-таблетка». Суть в том, что эту фразу можно понимать двояко. Имелся в виду не только стандартный письменный прибор тогдашнего ученого, но и побочный смысл “tabula” – стол.

Историкам неведомо, как отреагировал на столь наглое оскорбление собственного достоинства могучий повелитель. Неужели весело рассмеялся?! Печальнее того, неизвестно даже, не является ли этот нарратив апокрифическим созданием более поздних поколений. Уж больно он смоделирован по образу и подобию популярных в античности басен о киниках. Зато мы хорошо представляем себе, кто предполагался быть персонажами этого диалога. Роль царя в этой несыгранной пьесе исполнял опять Карл, но уже Невеликий, Второй и Лысый. Если первая пара эпитетов в контексте его династии не вызывает удивления, то последний – вероятная метафора. Судя по дошедшим до наших дней изображениям, он обладал вполне стандартной шевелюрой. Возможно, и здесь имелся в виду переносный смысл – в юношестве несчастный принц был нищ землями, на которые можно было бы водрузить корону. Зато его жизненный путь был богат злоключениями. Так приключилось, что его папаша Людовик Благочестиво настрогал сразу несколько наследников, между которыми по старинному франкскому обычаю разделил свои владения. Самому-то ему повезло восседать на троне в одиночку, поскольку его собственные братья очень кстати скончались. А теперь т.н. каролингское Возрождение быстро катилось к вырождению. Мало того, что перманентно полыхали гражданские войны. Еще и бандформирования викингов пребольно щипали империю по бокам. Да еще и непокорные вассалы плясали с саблями в самом ее желудке. Вдобавок еще и орды сарацин саранчой нападали и жадно обгладывали итальянский сапог. Тем не менее, судя по всему, внучок унаследовал от своего знаменитого предка уважительное отношение к учености. Он не только поддерживал функционирование дворцовой школы, некогда возглавляемой Алкуином, но и выписал на континент с Британских островов интересующего нас сегодня незаурядного мыслителя – Иоанна Скота Эриугену.

Его бинарную сущность выдавали уже клички. Их аж две штуки, причем весьма близкие друг другу по значению. На русском это было бы что-то типа Иван Ирландович Ирландский. Возможно, он сам-то пользовался ими по очереди, но до нас они дошли в сей странной комбинации. Не грядущая ли коллизия с другим знаменитым Скотом (Ioannes Duns Scotus) виновата? Во всяком случае, именно Эриугену можно считать первым претендентом на создание цельной философской системы средневековья. Кстати, налицо выгодный контраст с его предшественником Алкуином, который всего лишь призывал милость к падшим семи свободным искусствам, но сам не произвел существенного модельного потомства. А к нашему пииту не заросла народная тропа. Сам факт того, что имя этой светлой головы пережило темные века, многое говорит о его статусе в глазах современников и потомков. Заметим без скобок — несмотря на многочисленные обвинения в ереси. Чтобы убедиться в масштабе этой личности и ее значении для истории рождения науки, не надо далеко читать. Достаточно взглянуть на самую первую страницу его книги «О божественном предопределении». Вот как он говорил: «Истинная философия – суть истинная религия и, наоборот, истинная религия суть истинная философия». Вы не впечатлены? Напрасно! Именно такие элементарные шаги делают младенцы, когда учатся ходить. И нет ни малейшего пути в будущее, если их не сделать. Прежде чем заниматься чем бы то ни было, строго необходимо убедить себя в том, что в этом есть какой-то смысл. Вышеприведенное утверждение не просто предоставило Золушке-философии черную работу на кухне господствующей мачехи теологии. Нет, оно эффективно претендовало на социальное равенство между этими персонажами. Конечно же, наш герой сам не избежал дурного увлечения самым массовым спортом своего времени – жонглированием цитатами. Тем не менее, при этом он еще последовательно старался опираться на доводы разума.

Вышеупомянутая работа была посвящена одной из самых болевых точек тогдашнего дня – свободе воли и ее потенциальным конфликтам с предикатами Господа типа Всеведения. Косяк в моделях монотеизма здесь на самом деле существует, причем, как мы убедились в курсе философии религии, не один. Дело конкретно латиноязычной теологии здесь усугублялось могучей ментальной трубой большого авторитета — св. Августина. Тот некогда соизволил разгромить вполне разумное в нынешних представлениях пелагианство, которое осмелилось дать человеку опасное право спасать свою душу самостоятельно, без санкции Всевышнего. Усилиями Блаженного смертным было всего лишь выписано разрешение ожидать у жизненного моря благосклонной погоды милосердия Божиего. Немудрено, что находились желающие размидрашить эти противоречивые аксиомы кардинальным образом. Простое решение предложил саксонский монах Готшальк. В его представлениях судьба уверенно правила бал на обоих театрах человеческих действий – и для тех, кто спасется, и для тех, кто потопнет. Его метафизика была по крайней мере последовательной игрой в ящик, похожего на современное чудо-юдо, продвигаемое т.н. этернализмом. Эриугена успешно присоединился к дружному расстрелу сей жуткой ереси. В риторическом запале вышел в мета-контекст и заявил, что теория его идеологического противника не является даже ложной, поскольку и отдаленно не напоминает истину. В логической же части своей аргументации утверждал, что предопределение не может быть двойным ввиду особых свойств Вседержителя. Бедолага дедушка на небесах не только одинок, но и фундаментально прост, по каковой причине не в состоянии осуждать на гибель и награждать спасением одновременно. До сих пор это была критика, а позитивно была предложена весьма благолепная асимметричная идея. Богу полагалось выписать премию за то, что он помогал праведникам обрести Царство Небесное, но ни копейки штрафа за жестокое наказание для грешников.

Знатоки истории моделей из предыдущего абзаца, конечно же, дедуцировали то, что Эриугена находился под очевидным влиянием моделей неоплатонизма. Вы, как обычно, не ошиблись, браво, друзья мои! И в самом деле, именно ему задняя половина тела Христова была обязана появлением в ней занозы сочинений псевдо-Дионисия. Эту скоромную пищу душевную подложил своим собратьям по вере византийский император Михаил II-й. А успешно переработал ее потроха во французскую колбасу известный нам гурман греческого языка из Ирландии. Более того, сам с превеликим удовольствием ее пожирал. Следы этого пиршества особенно хорошо заметны в его magnum opus – Periphyseon (он же De divisione naturae, он же «О природах»). Построенное в форме диалога между учителем и учеником, это философское здание покоится на фундаментальном метафизическом делении всего сущего по критериям сотворенности и способности творить. Не надо быть математиком, чтобы сообразить – пара битов дает ровно четыре возможных комбинации. Две категории вполне очевидны – это несотворенный Творец и мы с вами, беспомощные смертные твари. Третью группу – неавтономных сущностей, умеющих творить, — образовали «первопричины», т.е. платоновские формы-идеи, организующие миру форменную теофанию. Но каких же несчастных определить в самую последнюю графу – несоздающих и несозданных?! Здесь на помощь приходит фирменный плотиновский круговорот божественного в природе. Эманации, исходящие от Всевышнего, обязаны воссоединиться с Ним, успешно зацикливая великое таинство. И нам с вами пора закруглять эту статью. Сделаем мы это регистрацией модельной двойни, рожденной двойным агентом темных и светлых сил. Одна из его дочурок – слева – сгинет в пьяном угаре рая мистицизма и чтототеизма. Другая, справа – насладится многочисленным потомством в аду материализма и физикализма. Что поможет вере и мере?! Только союз. Соединительный союз «и».

А что поможет нашей истории моделей добраться до дня рождения науки, который бывает только раз в тысячелетие? Боюсь, что нам не удастся обойтись без схоластов. И их дело тоже было — труба. Что необходимо для того, чтобы пойти в первый раз в первый класс? Даем модельный газ – в Блоге Георгия Борского!

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Однажды после велогонки погнались зрители за победителем: «Стой, парень, подожди, мы тебя наградим!» Быстро бежал могучий Асил, а преследователи – еще быстрее. Вот уж совсем близко они, настигают, сейчас схватят его за конечности. Стукнул тогда Асил пяточкой по каблучку, врубил пятую, и припустил с ускорением из послед­них сил. Добежал Асил до своей норы, а люди сели рядом с квартирой и ждут, когда выйдет. Лежит обессиленный Асил на мягком диване и спрашивает:

— Уши мои, что вы сделали, чтобы я первым пришел?

— Мы прислушивались к догоняющим гонщикам.

— Правду говорите, но зачем это было нужно? Глаза мои, а Вы чем отличились?

— Зорко глядели и помогали вычислить кратчайшую дистанцию.

— И это верно, но я бы, глядишь, и без вас обошелся. Ноги мои, а Вы чем занимались?

— Мы крутили педали быстрее всех!

— Ага! Вот вы-то во всем и виноваты!

И высунул он Асилесову пяту из-за двери. Ухватилась толпа за нее, обвязала лавровыми венками. Вытащи­ли Асила силой наружу, затискали насмерть и похоронили под нобелевской стеной…

Я, конечно же, осовременил и вывернул наизнанку русскую детскую сказку неслучайно. Мораль этой ментальной модели — на уровне попкорна для народа, но я сейчас ее еще дополнительно разжую. Поиски лауреатов в цельном организме общества столь же абсурдны как решение лисы наказать свой пушистый хвост. Мы награждаем отдельных героев, напрочь забывая о той социальной лестнице, которая позволила им вскарабкаться столь высоко — на пьедестал почета. Хуже того, статический характер этого рейтинга зачастую оказывается вреден для дальнейшего развития личности, придавливая ее могильным гранитом вечной славы. Бесплатные деньги бывают только в человеколовке. Но присказка закончилась — нам пора возвращаться к реке ИМ (Истории Моделей) и теме предыдущей статьи. В ней мы поставили под сомнение адекватность звания Великого для Карла, милостию Господа самодержца королевств Австразии, Нейстрии, Ломбардии, Саксонии и т.д. и т.п.. По нашим критериям получилось, что это была самая заурядная личность, разве что незаурядных размеров и сексуальных аппетитов. Но ведь в Википедиях сказывают, что с его именем было связано не только кровопролитие, а и самое что ни на есть Возрождение, культурное, каролингское?! Сегодня я предлагаю убедиться в том, что и в этом достижении доля его личных заслуг была не столь высока. Хорошо известно, что за кулисами театра абсурда по имени жизнь часто прячутся настоящие кукловоды – главнокомандующие, визири или олигархи. Этот красочный персонаж в церковной иерархии был всего лишь дьяконом. Соответственно, не был он ни серым, ни кардиналом. Тем не менее, ему удалось в едином лице по-библейски совместить три ипостаси. Он одновременно, причем успешно, выполнял функции министра образования, партийного идеолога и политического советника. Поскольку родом был с Британских островов, а то, что мы называем национальностями, изобрели значительно позже, то мы назовем его бриттом. Брит Царя Великого…

В одну волшебную трубу вливается 10 ведер нефти в час, а выливается 5. Сколько потребуется времени для приобретения двухэтажного особняка на французской Ривьере?! Если Вы в состоянии решать подобного рода задачи, то по стандартам каролингского времени принадлежите к интеллектуальной элите, тогдашнему аналогу нынешних физиков-теоретиков или прочих ученых. Тем не менее, и до этого уровня следовало еще дорасти. Помог высокородным девочкам и мальчикам, взрослым и обыкновенным, в этом нелегком деле своими учебниками Алкуин из Йорка. Пришел, увидел, убедил – по такому сценарию протекала его интеракция с Великим цезарем. Дело было в Парме, куда сорокалетний повелитель прибыл по оказии папского помазания своих детей (на королевства в Ломбардии и Аквитании), а пятидесятилетний мыслитель по случаю паломничества по Италии. Чем именно ему удалось поразить своего царственного собеседника? Скорее всего, банальным жонглированием однострочниками, историями и анекдотами из жизни замечательных людей, античных и христианских, на латыни. Во всяком случае, он, произведя должное впечатление, получил министерский портфель и карт-бланш на культивацию и распространение знаний. И удерживал его на протяжении долгих четырнадцати лет, после чего не был уволен, но ушел на пенсию. На первых порах это была Академия на колесах, сопровождавшая Карла в его военных кампаниях. Сказывают, что в промежутках между кровавыми баталиями суровый воин наслаждался изящной словесностью и мечтал – «эх, мне бы дюжину таких мудрецов, как св. Иероним и св. Августин»! Один, во всяком случае, был у него уже в наличии. И он не сидел на одном месте, слагая руки и стихи, а постепенно отыскивал себе соратников в Богом забытых монастырях. Осев в новой имперской столице, богатом возлюбленными Карлом горячими источниками Ахене, открыл при дворце школу. Каркас ее программы передач должен был составить знаменитый тривиум. Недаром его в свое время усиленно рекламировали Марциан Капелла, Кассиодор, Исидор Севильский и многие другие авторитеты. Теперь таинства грамматики, риторики и диалектики (искусства логического диспута) проникали в узкие массы населения. Последующий квадривиум (арифметика, музыка, геометрия, астрономия) имел статус современного нам высшего образования…

Отчетливые отпечатки пальцев моделей Алкуина обнаруживаются и на руководящей линии партии. В частности, он произвел существенный вклад в формирование официальной позиции каролингского правительства по отношению к ряду теологических вопросов. Как мы помним из истории Византии, там рейтинг иконоборчества осциллировал по синусоиде. На одном церковном соборе культ святых лик разоблачали как врагов христианского народа, на следующем реабилитировали. Некий Теодульф при дворе короля Карла выступил с резкой критикой возобновления полноценного иконопочитания в Константинополе. На суждение самого Алкуина повлияло два основных фактора. Во-первых, мнение его Достопочтенного предтечи в Нортумбрии по имени Беда (кстати, во многом благодаря ему мы ведем летоисчисление от Anno Domini). Тот благоразумно предлагал выбрать срединный путь – ни мира, ни войны, а вопрос спустить на тормозах. Во-вторых, большую роль сыграли его философские симпатии. Как мы помним, Божественный Платон низко оценивал наши телесные функции, такие, как зрение, отдавая явное предпочтение способностям бессмертной души, таким, как понимание. Соответственно, использовать святые образы разрешалось до того уровня, пока это не переходило в безобразное почитание деревяшек как идолов. Ближе к европейскому телу Христову возникла другая болезненная ересь – т.н. адопционизм. Вспышка ментальной эпидемии произошла в Испании из-за очевидного несоблюдения социальной дистанции с заразным исламом. Эта была очередная отчаянная попытка разрубить узел христологических и просто логических противоречий победившей ортодоксии. Сектанты осмелились утверждать, что, хотя по небесной линии Христос происходил напрямую от Отца, человек Иисус из Назарета был для Всевышнего всего лишь приемышем. Тем самым людям было гарантировано спасение по причине генетического сходства с Сыном Лейтенанта Бога. Если эта идея вам кажется не лишенной смысла, то вы ошибочно считаете себя православным (-ой). Алкуин блестящей риторикой разгромил происки нечестивцев. Основной аргумент «от неисповедимости» выдает влияние классиков патристики и Тертуллиана — «где разум сбоит, там необходимой становится вера».

И в политических выходах Карла Великого на авансцену истории Алкуин служил для него верным суфлером. Его влияние прослеживается во многих королевских эдиктах. Это он поддержал своим весом знаменитый слоган Renovatio imperii, из которого спустя века родился Renaissance — Возрождение. И это, скорее всего он срежиссировал спектакль, превративший обычного rex Francorum в гордого imperator Romanorum. «До сего времени трое людей занимали самую высокую позицию в мире – Папа, император и король франков. Ты – более благороден в своей мудрости. Ты – внушаешь большее благоговение в благородстве твоего королевства. Благополучие церквей Христовых покоится только на тебе» — так льстиво и вкрадчиво проникали ментальные модели закулисного Титана мысли в сознание венценосного Карлика. И тот, не смущаясь возмущением далекого Константинополя, позволил Папе Льву III-му помазать себя на царствие во время торжественной мессы в честь юбилейного 800-го (Достопочтенный Беда ошибся в подсчетах всего на несколько лет) Рождества Христова. Хай живе победоносный Карл, волей Божией Великий Августейший Император ромеев – веселился и ликовал весь Вечный Город!

Что же осталось из всех этих благих начинаний на бренной Земле?! Увы, дворцовая школа не оправдала надежд эволюции ментальных моделей в природе. Производству ученых так и не удалось оторваться от уровня кустарщины. Недоросли франкских олигархов упорно не желали грызть гранит науки. Они не хотели стараться и учиться, но желали драться и жениться. Плохо помогало и принуждение к всеобщему начальному образованию. По «Хартии современной мысли» каждый монастырь и аббатство должны были иметь школу, в которой мальчики (вот он, неприкрытый сексизм!) могли бы изучать Псалтырь, музыкальную нотацию, пение, арифметику и грамматику. Однако еще при жизни Карла Великого свирепые викинги (датчане) разорили и сожгли обитель Линдисфарн. В золу превратились библиотеки Ярроу и Иона у побережья Нортумбрии, в прах земной – обитавшие в них монахи. И все же скорбный труд глубин средневековья не пропал до конца. С уверенностью можно сказать, что без Алкуина многие сокровища мировой культуры исчезли бы насовсем. Усилиями его переписчиков от неизбежной смерти посредством ветшания были сохранены не только рукописи Святых Отцов, но и такие сокровища латинской литературы, как произведения Цицерона, Вергилия, Горация. Но, возможно, еще более важным наследством для духовных правнуков Брита Царя Великого стал сам исторический прецедент инспирированного им Возрождения…

Итак, и эта попытка привить науку к обществу насильно сверху провалилась. Я сказал «и», имея в виду параллельные благие намерения багдадских халифов аббасидской династии. Деятельность Харуна ар-Рашида, подарившего Карлу Великому великого слона, по амплитуде ничуть не уступала европейской. Только знак производной у этих исторических кривых был противоположным. Впереди у арабской весны был «Дом мудрости» аль-Мамуна. У каролингской осени все уже было позади. Но в кромешном мраке искры истины виднее – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Величие величию рознь. Банальная истина, не правда ли? Например, когда мы говорим «Пушкин – великий поэт» или «Федерер – великий чемпион», то прекрасно понимаем, что первый очень здорово играл словами, а второй – мячиком. Мы тем самым всего лишь утверждаем, что они были больше других, мелких и обыкновенных представителей своей узкой специальности. При этом, мы без малейших проблем готовы согласиться с тем, что Александр Сергеевич хуже, чем Дантес, стрелял из пистолета, а Роджер без шансов продует Магнусу в шахматы. Однако, иногда мы опускаем подробности, и тогда догадаться о точном смысле утверждения становится значительно сложнее. Рассмотрим, скажем, популярное словосочетание «Великая Россия». Что именно здесь имеется в виду? Если верить Томасу Сойеру-путешественнику (или Марку Твену), то — размеры и, во всяком случае, уж никак не значение. Используя его собственное сравнение, эта страна была ничуть не важнее, чем какой-нибудь Род-Айленд. Но мы с вами, конечно же, осудим это типично наглое проявление оголтелого заокеанского шовинизма. Русские спасли планету от фашизма, потом первыми улетели с нее в космос, а еще сочинили «Войну и мир» и «Лебединое озеро», подарили человечеству водку и автомат Калашникова… Да и вообще – мы им еще покажем, причем, не только кузькину мать! Аналогичную нечеткость мы нередко допускаем при описании исторических личностей. Что, например, сделало Петра Первого Великим? Наверное, отнюдь не физический рост. Возможные гипотезы-кандидаты — прорубленное окно в Европу, успешное собирательство земель имперских или построенная на болоте и костях новая столица. А чем особенным отличился какой-нибудь св. Афанасий? Тем, что, не заморачиваясь моральными тонкостями, энергично стремился к толстой цели – церковной власти в Александрии Египетской? Или тем, что воспел безумства отшельничества? А, может быть, тем, что ему удалось присвоить себе лавры победителя жуткой ереси арианства? Последний пример показывает, что справедливость подобных устоявшихся эпитетов и вовсе можно оспаривать. Однако, нас с вами, пришельцев с астероида БГБ, интересует прежде всего особая категория величия – вклад в дело создания и развития наших идей. С этой точки зрения, в контексте того же христианства, нам непонятно относительно скромное чествование апостола Павла. Ведь именно ему удалось не только распространить новую конфессию по всей греческой ойкумене, но и впервые четко сформулировать эту ментальную модель…

Таким образом, наиболее адекватным из всех существующих почетных званий для нас является «великий ученый» (философ, мыслитель и т.п.). Некоторые особенности науки как интеллектуального вида спорта состоят в том, что ее героев можно упорядочить по рейтингу. Нет, вы неправильно подумали. Не по количеству завоеванных Больших Шлемов-премий, а по общему вкладу в развитие наших представлений о мире. Именно это является основополагающим показателем успеха. Титаны духа ворочают парадигмы. Все остальные решают прикладные задачки. Возможно, они это делают блестяще, но истинная ценность их достижений становится ясной только в будущем, иногда неблизком… Классический исторический пример – Николай Коперник. Идея вылечить старушку Землю от гиподинамии не была новой, ее высказывали еще в античности, а затем обсуждали (и отвергали) средневековые схоласты. De Revolutionibus содержал некоторые описки, использовал трудную в понимании устаревшую терминологию. Получившаяся система опиралась на гротескное нагромождение эпициклов и ничуть не превосходила Птолемеевскую в предсказательной силе или сложности вычислений. Тем не менее, математическое обоснование ментальной модели превратило ее в прогрессивную программу исследований, которая спустя полтора столетия привела к триумфальному Ньютоновскому синтезу. Именно по этой основной причине нобелевки по осени считают, то есть по истечению хотя бы нескольких лет. Истинные размеры ученых принципиально видны только из прекрасного далека. Давайте сегодня взглянем из нашего вирустрашного близко на преданья старины глубокой. Применим вышеописанную «модельную» технологию для оценки жизнедеятельности одного из самых выдающихся героев всех времен и народов – Карла Великого. Или все же карлика?!

Это был детина почти двухметроворостый, что не могло не поражать его мелких современников. Не в папу Пеппина, прозванного Коротким (тот был примерно 1м 35см). Может быть, тогда в маму Бертраду Лаонскую? Но та прославилась лишь «гусиной ногой», что, скорее всего, означало особую манеру ходьбы, возможно, плоскостопие. Еще несколько штрихов к портрету – светлые волосы, длинный нос, большие глаза и несколько писклявый голос с заиканиями при быстром разговоре. В интеллектуальном смысле это был типичный вояка, рубивший топором и мечом значительно лучше, чем писал пером, о чем свидетельствуют высочайшие крестики на документах государственной важности. Впрочем, он говорил на латыни, понимал греческий и, что крайне важно, испытывал непонятный историкам пиетет перед ученостью. Из количества жен, наложниц и детей можно сделать вывод об амплитуде его сексуальной жизни. По неподтвержденным апокрифическим данным, она и в самом деле была кривой. Ему, якобы, настолько не хватало любви на стороне, что он промышлял еще и инцестом дома. Пострадала его родная сестра, упрятанная с плодом греховной связи в монастырь. Много позже не повезло и его собственным дочерям, упрятанным от женихов в тиши дворцовых палат. Но нам пора переходить к профессиональной деятельности Великого и Ужасного. На раннем этапе его королевской карьеры доминировала упомянутая выше матушка. Это она предпочла старшего сына младшему Карломану. Это она организовала ему военную коалицию с лангобардами, скрепив ее брачным союзом с принцессой Дезидератой (этимология имени – «желанная»). И это она лично гарантировала Риму лояльность подконтрольного себе дылды-отпрыска. И, кто знает, что послужило причиной внезапной смерти двадцатилетнего конкурента Карла на европейское владычество?! Больше других в этом, во всяком случае, было заинтересовано папство, стремившееся укротить при помощи «старшей дочери церкви», прекрасной Франции, угрожавшую его сытому существованию богомерзкую Ломбардию. «Господь сохранил тебя от козней твоего брата», — льстили ему святые корреспонденты. Не помог ли кто, часом, Всевышнему?!

Первым самостоятельным ходом на Великой шахматной доске несколько умственно отсталого гиганта продвинутого секса стал развод с нежеланной Дезидератой. Казалось бы, сначала следовало разобраться с оскорбленной Ломбардией. Однако последовала очередная свадьба с кузиной герцога Баварии и импульсивное решение — поход на саксов. В то время эти свирепые языческие племена проживали на территории современной Германии, презирая христианство и поклоняясь богам Валгаллы. Во главе их стоял ветеран многих битв покрытый славой и шрамами вождь Вестфалии Видукинд. Первая же война завершилась для него изгнанием в Данию, где проживали его родственники-идолопоклонники. Молодой Карл отметился сожжением Ирминсуля, древнего священного дуба, соединявшего землю с небесами. И Великим мелочным грабежом сокровищницы лесного храма. В его представлениях туземцев было достаточно побить палками для того, чтобы они возлюбили Иисуса из Назарета. Их насильно крестили и заставляли приносить присягу верности новому президенту. Представим себе на мгновение, что жестокие инопланетяне или чужеземцы взорвали какую-нибудь нашу сакральную башню – Кремля, Эйфелеву или ВТЦ. Как бы отреагировало население страны? Правильно, как минимум, интенсивным партизанским движением. Вот и в данном случае случившееся стало лишь прологом к эпической трагедии из многих актов. На протяжении тридцати лет одно восстание сменялось другим. По меньшей мере два поколения было утоплено в собственной крови. Но, наконец, Великая цель – Imperia Christianum – была достигнута. Оправдала ли она низкие средства?!

Увенчанный лаврами герой средневекового времени решил усугубить свой триумф, перевалив через Альпы. В Италии стояли смутные темные времена. Ломбардский король Дезидерий отвергал права Римских епископов на Папскую область как сомнительные. Они и в самом деле основывались на сфабрикованных документах – т.н. даре другого Великого, Константина. Богу-богово, Его Святейшеству – Царствие Небесное, а мне, кесарю — власть на грешной земле, вполне резонно рассуждал он. Но теперь на него вдруг из-за гор шел Страшный Великан, рыжий, бородатый франков атаман. Несколько факторов решили исход баталий в пользу пришельцев — furia francese (безумная храбрость в бою), spata (длинный меч, секретная атомная бомба своего века), caballarii (тяжелая кавалерия) и бактериологическое оружие (трупы инфекционных больных, катапультированные через крепостные стены). Павия пала, и вместе с ней двухсотлетняя монархия. Железная корона, украшавшая головы королей лангобардов, с грохотом обрушилась в небытие истории. Заодно исчезли в неизвестность проживавшие в изгнании вдова Карломана Герберга с сыновьями. И на этом фронте у франков не все шло гладко. Спустя всего два года на византийское золото был организован мятеж, впрочем, тоже успешно подавленный с обкатанной на саксах решительной жестокостью. В промежутках между карательными экспедициями Карлуше как-то Бог послал кусочек испанского сыра. И, подстрекаемый политическими противниками Омейядов, тот доверчиво отправился в мышеловку за Пиренеи. Дальнейшие события убедительно показали, что против молодца туза Андалузии и он карлик…

На что же потянет вклад Карла т.н. Великого в историю моделей? Вряд ли на премию. Плохо с инновациями – по существу, он всю жизнь использовал разработанную своим отцом в конклаве с папством стратегию. Кредо «хватай побольше – кидай подальше» тоже не отличалось оригинальностью. Вот, правда, Бог попутал совратить на путь истинной веры саксов и аланов. Тем самым он способствовал распространению объективно прогрессивной для своего времени ментальной модели. Но не существовало ли иных, более человеческих способов убеждения инакомыслящих?!

Итак, двуглавое чудище католичества научилось двигать собой, в полный рост. Сегодня мы концентрировались на смертоносных качествах его естества. Но сказывают, что оно же принесло в своих крючковатых когтях измученной Европе каролингское возрождение?! Можно ли вывести птенцов науки в гнезде дракона? Полет над миром моделей продолжается – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.