Античная наука умерла, но история ее важна для нас и сейчас, а многие модели ее бессмертны. Цель нашего сегодняшнего занятия – подведение итога. Мы постараемся обобщить все, что узнали о моделях из их тысячелетней античной истории. Таким образом, сегодня у нас чисто теоретическое занятие, заранее приношу свои извинения перед всеми желающими почитать что-то сюжетно занимательное. Не покидайте нас навсегда — мы возобновим трансляцию с горячих точек планеты в самое ближайшее время. Всем же остальным, геройски решившимся побороться с большой наукой, я уготовил нижеприведенный текст. Искренне надеюсь, что Вы сможете его переварить, поскольку для простоты моделеварения я старательно избегал сложных формализмов.

Должен признаться, что изначально я планировал в целях обобщения пройденного материала отделаться приведенной ранее (здесь и тут) моделью акробатов. Однако от почтеннейшей публики донеслись некоторые призывы проведения расширенного анализа, и я не мог не принять их к сведению. В этом блоге я, словно джинн, из бутылки вон лезу, дабы удовлетворить Ваши малейшие желания. Для выполнения конкретно этой просьбы нам сначала предстоит разработать дополнительный инструментарий для моделирования моделей. Поскольку исторически первые модели действительности были антропоморфичны (оно и понятно, кого мы лучше всего знаем, как не самих себя?), то и мы давайте не будем отрываться от коллектива. Я уже и ранее во многих статьях использовал такие метафоры, как «тело» модели, ее «питание», «рождение», «развитие» и т.д. Однако прежде чем мы займемся собственно моделями, я должен всенародно заявить, что категорически неправильно утверждать, что тем самым я делаю какие-то онтологические заявления на их счет. Антропоморфизм вовсе не означает, что я считаю модели живыми существами (впрочем обратное тоже неверно). Подобные заявления характерны в некоторых кругах – вспомним ангело-/демонологию или «Розу Мира» небезызвестного Даниила Андреева. Но от меня Вы их не дождетесь! Итак, приступаем…

1. Имя модели – заглавные латинские буквы и цифры (порядковый номер). Пример: M5, GEN3. Букв и цифр может быть много, поскольку по самым скромным прикидкам мы оперируем десятками тысяч моделей. Если речь идет об элементарной модели, то мы можем ее именовать по-простому: яблоко. Заметим, что микробиологи применяют тоже подобные идентификаторы для генов, а что такое модели, как не их аналог для психики – кирпичики души.

2. Рождение модели будем обозначать малой окружностью: о. Иногда мы можем догадаться, кто были родители. Имеются в виду отнюдь не ученые, которые первыми ее предложили, а те модели, которые помогли в ее создании. Обычно эта помощь заключается в уподоблении. Мы говорим, что некая модель подобна другой в тех или иных аспектах (теми или иными атрибутами). Результат – мы можем использовать знакомую нам модель для описания незнакомого явления. Известные науке родители будут приводиться в скобках, например так: о (M5, яблоко) . Совершенно не обязательно, что их ровно две штуки.

3. Смерть модели будем обозначать символом X (это не икс, а покосившийся крест). Иногда известно, какая модель ответственна в ее гибели. Убийцу отправляем в скобки: X (E3).

4. Развитие. Будем отличать духовный и телесный рост модели. Духовный рост в сторону уточнения: ↑, деградация: ↓. Под экстенсивным духовным развитием будем понимать добавление субмоделей. На самом деле зачастую сложно сказать, где заканчивается одна модель и начинается другая. Мы будем оперировать самыми крупными объектами, поэтому добавление субмодели (или углубление, то есть преобразование атрибута в модель) будут весьма частыми операциями. Развитие: →, деградация: ←. -. Расширение модели (на бóльший домен): о->⃝. Сужение:     ⃝->o. Телесный рост (количество верующих): +. Распространяющееся неверие: -. Опять же, модель, по отношению к которой произошло развитие, отправим в скобки: ↑ (E3).

5. Степень обобщения модели (ее домен применения) соответственно малая: о, высокая:      ⃝. Модели высокого уровня обобщения заслуживают особого внимания, ибо они зачастую диктуют нам, какие вопросы мы задаем миру (какие модели строим), поскольку любят логическую согласованность. Скажем, вера в модель «мир = материя» сразу отрицает возможность существования огромного класса моделей.

6. Фазы развития моделей: ниже предложенная ранее (в вопросах и ответах) альтернативная классификация. Напомню, что она основана на той метафоре, что модель растет от эмпирики (земли) фактов к небу теорий – все равно как строится дом, в котором мы сможем жить.

1. Обоснованность модели эмпирикой будем показывать в виде фундамента вышеприведенного здания: . Чем длиннее линия, тем больше фактов утрамбовано. Факты становятся фактами, когда их повсеместно признают. В случае, когда они оспариваются, мы их покрасим в красный цвет вот так: . Именно по этому критерию мы будем судить о том, растет ли модель на твердой почве или болоте верований в нашей трилке знаний. Обоснованность математических моделей бесконечно высока (и изображать ее мы будем пустым местом).

2. Объект моделирования (материя/психика). Мы помним, что модель по тезису полиомии можно уподобить чему угодно. Модели материального мира (того, что нам доступно при помощи пяти основных органов чувств) покрасим в черный цвет. Модели ощущений шестого чувства (сознание, интроспекция), то есть модели феноменов психики (других моделей) – синим. Математические модели — зеленым. На нашей трилке знаний эти модели находятся соответственно на (болотистой) почве или в глубокой воде. Модели непосредственных сенсорных феноменов назовем моделями первого порядка рекурсии. Рекурсию более высоких порядков (модели моделей) будем обозначать так: M2, M3 и т.д.

3. Тело/питание модели составляют верующие. Их мы будем изображать человечками: . Чем больше людей, тем обширнее телеса нашей модели.

4. Способ построения модели. Нам пока известны Ψ(пси-модель) или 0/1 (логика).

5. Факторы риска (действенность) модели. Некоторые модели непосредственно влияют на нашу жизнь. Важные факторы риска: модели будущего: ∞, модели добра и зла: ±. Почему и как модели могут воздействовать на нашу жизнь? Вера в модель будущего — это почти то же самое, что и желание его достичь (мы это наблюдали с астрологией). Оценочная же функция (модель добра и зла) напрямую влияет на то, какие мы себе ставим цели. Степень обобщения модели (о или      ⃝) – это тоже фактор риска, поэтому он тоже пойдет в эту графу. Сюда же можно отнести уровень метамоделирования (M2, M3 и т.д.). Заранее на будущее добавим в факторы риска модели людей: . Для художественной иллюстрации того, как модель человека влияет на его жизнь, можно изучить вот эту главу из моей книги. Для особо опасных (например действенных и мало обоснованных) моделей мы покрасим их тело в красный цвет: .

6. Распространение модели. Когда мы желаем заставить других людей выполнить нашу волю, то вертикаль силы соответствует прямому насилию (толкнуть, ударить, запихать еду в рот). Популярны также методы кнута («кошелек или жизнь») и пряника («зарплата»). Чтобы распространить модель, необходимо заставить человека поверить в нее. Применяются схожие методы. Вертикаль силы (обозначим ее !) соответствует Методу Авторитета. С детства мы привыкаем принимать модели на веру от родителей, учителей и т.д. Во взрослом состоянии этот атавизм продолжает работать (мы принимаем на веру без проверки идеи людей, которых почитаем за авторитетов). Вариант этого метода – уверенный тон, утверждения типа «ну, это и дураку понятно», «совершенно очевидно» и т.д… Аналог метода кнута для моделей (/) – обещание проблем неверующим в нее. Метод пряника (\) – посулы благ верующим. Наконец горизонталь убеждения ( ­ ) есть аппеляция к разуму.

7. Как соотносится новая модель с предложенной ранее моделью акробатов? Пирамида фаз развития моделей теперь представлена другой мнемоникой (п.6 выше). Акробаты/акробатки кодируются цветом в соответствии с п.8. Количество зрителей в цирке – человечки по п.9. Обоснованность (п.7) ранее мы обозначали устойчивостью пирамиды. Страховочные канаты – способ построения модели по п.10. Таким образом, наша новая модель покрывает акробатов как бык овцу – при переходе мы только добавили точности.

Итак, наш инструмент заточен, однако прежде чем мы приступим собственно к работе, давайте прикинем, насколько предложенная нами модель конструктивна, то есть позволяет дальнейшее развитие. Сразу отметим, что по ряду атрибутов мы потенциально можем заменить качественные оценки на количественные. Скажем, домен модели можно измерить областью феноменов, которые она описывает, обоснованность – количеством фактов, а тело – списком верующих. Понятие действенности модели наверняка как-то каузально зависит от факторов риска, а опасность – еще от обоснованности и способа распространения (это позволит нам перевести нашу модель в каузальную фазу). Так что перспектива видна, давайте приступим собственно к жизнеописанию, то есть событиям в житии некоторых из рассмотренных нами моделей:

1. Первооснова. Что в твердом остатке кажущегося многообразия всего сущего?

2. Космология. Как устроен мир (и космос)?

3. Эволюция. Как произошла жизнь?

4. Эпистемология. Что такое знание?

5. Геометрия и арифметика.

6. Логика. Как мы рассуждаем?

7. Психология. Что такое душа?

8. Астрология-астрономия. Как влияют небесные светила на нашу жизнь?

9. Этика. Что такое хорошо и что такое плохо?

Я заполнял вышеприведенные таблицы в порядочном цейтноте. Буду весьма признателен тем из наших читателей, которые укажут мне на эвентуальные ошибки в их содержимом или предложат уточнения/дополнения. Придет время, и мы с Вами начнем строить карты распространения моделей, наподобие такой:

Итак, друзья мои, мы подошли к финальной сцене классической драмы. Семена новой вселенской религии христианства, посаженные на полях далекой окраины Римской империи, дали обильные всходы. Уж как их только не выжигали, как обильно не прибивали гвоздями и не скармливали диким зверям! Все впустую – упрямая жизненная сила, заключенная в этой юной поросли, крушила в пыль проверенный веками непробиваемый римский железобетон. Проросшее растение уже обвило и почти задушило дряхлое тело эллинистического мира. Но этот тысячелетний старик все еще содрогался в конвульсиях, все еще цеплялся за жизнь и упрямо не хотел умирать.

Ночь. Улица. Фонарь. Афины… Смотрите, здесь Прокл, глава местной школы неоплатонизма, в неутешном горе с ужасом наблюдает, как ликующая от религиозного рвения христианская толпа выдворяет статую богини-покровительницы города работы Фидия из Парфенона. Он – достойный наследник мистика и аскета Плотина, проложившего новое русло для засыхавшего ручейка античной философии и давшего мощный толчок к духовному росту моделям Платона. Плотин не был христианином, и его героем стал вовсе не Спаситель Иисус, а философ-чудотворец Аполлоний Тианский. Он черпал свое вдохновение не из Евангелий и не из Септуагинты, а из диалогов Божественного (по его собственному выражению) Платона. Однако и влияние новых моделей на его космологию очевидно. Его учитель Аммоний Саккас помимо него самого посвятил в тайны философии знаменитого популяризатора и теоретика христианства Оригена Александрийского. Его модель Бога – это Троица, состоящая из Единого, Ума (нуса) и Души Мира. Его способ познания – Божественное Откровение. Его путь из пещеры Платона к истинному свету знания превратился в лестницу морального самосовершенствования, в духовную практику, основанную на аскетическом подвижничестве и поиске мистического слияния с Единым — экстаза. По свидетельству его ученика Порфирия Плотину удалось умертвить плоть и объединиться в экстазе с Единым четырежды за шесть лет. Не уверен, что Единый был в курсе. По описаниям это сильно похоже на то, что сейчас называют внетелесным переживанием. .. Так вот, той безлунной ночью безхозная отныне богиня Афина приснилась Проклу, попросив пристанища у него в доме. Идол уничтожен – разбито!

Ночь. Улица. Огонь. Черепица… А тут Святой Кирилл Александрийский интригует против ненавистного ему Нестория Константинопольского. Поколение назад его дядя Феофил расправился с истинно святым, не от мира сего Иоанном Златоустом , а сейчас его очередь показать христианскому миру, кто здесь на самом деле правит бал. Один за другим выходят из гавани богатейшего города античности суда, нагруженные доверху несметными сокровищами. Золотые стрелы-корабли летят-плывут в столицу, через закрома жадных на мзду чиновников императора Феодосия II-го готовые поразить бесхитростного ничего не подозревающего врага. И в родном городе идет борьба — под ногами путается гражданский соправитель Египта Орест. Безумные толпы христианских фанатиков – важный дополнительный ресурс в борьбе с ним. Кирилл не командует ими напрямую, но им достаточно намекнуть, дабы добиться выполнения своих желаний. Под горячую руку попадается замечательная женщина, философ и математик Ипатия. Она язычница и наверняка науськивает Ореста на святого пастыря. Смерть ей – верный пропуск в Царство Небесное. С несчастной жертвы живьем соскребают куски тела при помощи черепков – разодрано!

Ночь. Камера. Свеча. Темница… Последний патриций Боэций ожидает исполнения смертного приговора. Несправедливо оклеветанный в измене, он знает, что ему предстоит неизбежная казнь. Он не успел выполнить дело своей жизни – перевод греческой классики (прежде всего Платона, неоплатонистов и Аристотеля) на латынь. Но и то, что он сделал, уже заполнило капсулу в прекрасное далеко. Пройдет несколько столетий, мрак раннего средневековья рассеется, и его книги составят ядро куррикулума первых европейских университетов. А сейчас он, этот новоявленный Сократ, пишет свое идейное завещание в тюремной камере – «Утешение философии». Почему Бог позволяет существовать злу? Есть ли свобода воли? Почему плохие люди процветают? Что такое справедливость и добро? Эти вопросы задает Боэций Госпоже Философии. И та отвечает на них по-своему, в традициях неоплатонизма. Колесо Ее Фортуны сделало очередной оборот – для Боэция настало время умирать. В те жестокосердные времена именно в изобретение изощренных способов пытки и казни уходила творческая энергия властителей. По приказу царя остроготов Теодориха Великого философу сначала удавкой выдавили глаза, а потом из соображений гуманности раскололи череп – раздроблено!

Ночь. Тишина. Кровать. Столица… Престарелый Великий Юстиниан Первый (в некоторых кругах почитаемый за Святого) готовится предстать перед Всевышним в своем Большом дворце.
Великий Юстиниан Первый: Господи, что уготовлено мне в Царствии Твоем?
БОГ: Кайся в грехах своих, несчастный, пока не поздно!
ВЮП: Я любил свой народ и честно и справедливо управлял им. Издал новый свод законов.
БОГ: Ты правил слишком долго и сурово. Как насчет подавления восстания Ника? Сколько людей лишилось тогда жизни?
ВЮП: Бунтовщики, нечестивцы! Тридцать тысяч, не более того.
БОГ: Не лги, сын мой, ты слишком привык это делать. Я вижу все, у нас длинные руки и все ходы записаны. Все тридцать пять, и каждый из них мог бы еще долго служить мне на земле.
ВЮП: Прости, Господи! Зато я навел порядок в теле Твоем – христианской церкви. Был верен святому Кириллу и его двенадцати анафематствованиям. Инакомыслие уничтожено, путь к истине проложен!
БОГ: Кто будет пасти стадо мое после твоей смерти? Ты уничтожил не инакомыслие, а мыслителей! Еще сто лет ненужные богословские споры будут разрывать кафолическую церковь, буква будет убивать людей. Трепещи!
ВЮП: Каюсь, господи! Вспомни, я ведь отстроил Святую Софию – это новое чудо света, не хуже храма Соломона.
БОГ: Этого можно было бы не делать, если бы ты умиротворил бунтарей и они не сожгли бы старую базилику. Не в золоте и камне слава моя!
ВЮП: Их было невозможно умиротворить. Совсем забыл — я искоренил остатки язычества!
БОГ: Ты закрыл Академию Платона, работавшую почти тысячелетие, чем она тебе помешала? Лучшие из лучших убежали в Персию.
ВЮП: Она конкурировала со столичным христианским университетом.
БОГ: Ты совсем запутался. В мире должно быть много Академий и Университетов, чем больше тем лучше. Ты воевал с соседями вместо того, чтобы заниматься миссионерством. С Востока придет сила, которая уничтожит твое государство.
ВЮП: Ох, беда-то какая! Возможно ли это? Я ведь собрал наши исконные земли, воссоздал империю, Рим – наш! И мы сильны, как никогда!
БОГ: В угоду своим амбициям ты обескровил страну. Стоит тебе умереть, как твоя империя опать распадется на Запад и Восток!
ВЮП: Прости, Господи…
… шепотом выдохнул Последний из Римлян и скончался, а с ним умер и античный мир. Мотив судьбы сменился Реквиемом, господа… Предсказанное сбылось, очередной ангел вострубил — разделено!

Вот и подошла к концу античная часть нашего исторического марафона, мы преодолели первую треть дистанции. Осталось лишь подвести итоги – что именно мы узнали о мире моделей за это время? Этим мы займемся в следующей статье.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Обратил ли кто-нибудь внимание на общность двух философских течений – скептиков и киников – которые мы проходили в прошлый раз? Если нет, то я помогу. Дело в том, что и те и другие лелеяли один маленький (крошечный такой), но вековечный вопрос: «что такое хорошо и что такое плохо?». Мы могли бы это назвать построением модели «добра и зла» (предмет изучения науки этики). Мы высказали гипотезу, что тема эта, прочно вставшая на философскую повестку дня начиная с Сократа, вовсе неслучайно попала в фокус внимания античных мыслителей. Не было другого пути у хилого ручейка древней науки ускорить свое течение, помимо улучшения человеческой породы. Скептики предложили модель, описывавшую правила поведения с другими моделями («воздержание от суждения»). Киники же развивали модель, в которой экономилось на вере в человечество. Имущество и прочие культурные напластования объявлялись ненужным хламом, то есть злом. Напомним, что модель предмета вовне нашей психики мы называем моделью первого порядка (рекурсии), модель же ментальной модели мы поименовали метамоделью (и она может быть второго или более высокого порядка). Таким образом, скептики обнаружили зло в моделях (то есть создали метамодель второго порядка), а киники построили модель «зла» первого порядка. Сегодня мы с Вами рассмотрим еще два направления античной философской мысли, предложивших для решения вышеуказанной проблемы свои модели.

Самым модным философским течением постсократовской античности стал стоицизм. Им увлекались самые широкие слои общества – от рабов до императоров (Марк Аврелий) и от Первого Рима до самых до окраин. Как мы помним, учителем основателя стоицизма Зенона Китийского (Китион – античный город-государство на Кипре) были киник Кратис. Из учения киников он почерпнул аскетизм-безразличие к радостям плоти (которое было явно представлено еще у Сократа) и космополитизм-демократичность (все люди равны). Однако отвергнутым оказалось презрение к достижениям человеческой культуры. Этика стоиков – типичный пример метамодели (второго порядка) из области психики предложенной нами трилки знаний, учение о том, как «дышать под водой». Даже сейчас мы все еще употребляем выражение «держаться стоически» для обозначения безразличия к боли (а иногда и удовольствиям). Дело в том, что в пределах собственной психики мы имеем власть дать веру совершенно произвольным моделям. Мы полюбим, если будем думать, что любим, захотим, если будем думать, что хотим и т.д.. Так давайте же сделаем правильный выбор, соответствующий Природе и подтвержденный Разумом, — призывали стоики. Стоицизм не просто философская система взглядов, это – (аскетическая) практика, почти религия, этому можно научиться. Вот как профессиональный раб Эпиктет объявил войну модельному рабству: «Сначала скажи, кем ты хотел бы быть, затем делай то, что требуется». А это некоторые высказывания Сенеки, другого видного проповедника стоицизма:
· Если Вы желаете избежать неприятностей, то Вам не надо искать другое место, но надо стать другим человеком.
· Считайте друга верным и Вы сделаете его таковым
· Не тот беден, у кого мало имущества, а тот, кто вожделеет иметь больше
· Дабы стать истинно свободным, надлежит стать рабом философии

«Жизнь – рабство, если бояться умереть» — утверждал он, и, возможно, именно своей героической кончиной стоики больше всего поражали воображение современников. Вспомним, с каким хладнокровием и спокойствием Сократ, идол-кумир стоицизма, пошел на казнь. Не подкачал и киприот отец-основатель Зенон. Если верить Диогену Лаэртскому, он, подскользнувшись и упав, картинно процитировал стих из «Ниобы» Тимофея Милетского и, усилием могучей воли остановив дыхание, скончался на месте. Сенека же покончил счеты с жизнью модным в те времена кошерным образом, то бишь открыв себе вены.

Какой же выбор является правильным? Чему верить, что хорошо и что плохо? Во многом в поисках ответа на вопрос о том, что же именно «хорошо», стоики предложили свою физику (космологию) и логику. В основу их представлений о строении мира, по всей видимости, легли некоторые положения набиравшей тогда популярность астрологии (радикально вавилонского разлива). И наоборот, как уже отмечалось, высокая репутация стоицизма сильно помогла распространению астрологии в эллинистическом мире. «Рок», «провидение», «судьба» — понятия, во многом привнесенные в наш модельный ряд стоиками. С их точки зрения мир не только полностью детерминирован, но и полностью цикличен. Цикличен до такой степени, что по истечении определенного периода, опять возникнет космос, Земля, Эллада, Афины, стоицизм, тот же Зенон будет произносить все те же слова и т.д.. Так стоит ли обращать внимание на мелкие неприятности жизни на фоне этой грандиозной перспективы?

Другое течение древней философии – эпикурейство – свои истоки вело от полузабытого к этому времени атомизма Демокрита и явилось естественным развитием его материалистических моделей в области этики. Коль скоро все вокруг материально, то удовольствие суть единственное благо в жизни и именно к нему надлежит стремиться человеку, весьма логично рассуждал Эпикур. Однако (возможно, в отличие от Демокрита, чьи взгляды нам до конца неизвестны) он не отрицал существования богов, всего лишь считая, что они просто чихать хотели на весь бардак и зло, происходящие в нашем мире. Боги пребывают в идеальном состоянии атараксии, то есть отсутствии всяческих треволнений, невозмутимости, которое надлежит эмулировать всем смертным — утверждал он. С другой стороны, Эпикур не верил в мистицизм (скажем платонистского толка) и бессмертие души. Зато верил в то, что можно не бояться смерти. Ваше кредо, господин Эпикур? Non fui, fui, non sum, non curo – меня не было, я был, меня нет, мне все равно. Боги пофигисты, и я — пофигист. Подумаешь помру, я же отмороженный, концентрируюсь на удовольствиях, велика беда!

Из «наших» в городе были еще гедонисты. Однако неверно отождествлять эти два учения. Отличие, прежде всего, в том, что для Эпикура отсутствие боли или страхов – тоже «хорошо». Кроме того, он был горячим сторонником удовольствий для души – в частности, ценил дружескую беседу выше сытного и горячего обеда. Вот некоторые из его высказываний:
· Дабы сделать человека счастливым, следует не добавить ему богатство, но отнять от его желаний
· Глупо молиться богам о том, что ты можешь получить сам
· Не то, чем мы владеем, а то, чем наслаждаемся, составляет наше изобилие
· Искусство хорошо жить и хорошо умереть – есть одно и то же искусство

Эпикурейство не сильно почиталось в античности – его критиковали со всех сторон — Цицерон, стоики, неоплатонисты. Однако были и последователи, в частности древнеримский поэт Лукреций, чья поэма «О природе вещей» считается наиболее полным собранием моделей атомизма-эпикурейства. Христианские века, казалось, совсем похоронили эти идеи – Данте определил Эпикура в шестой круг ада. Однако фортуна переменчива – с развитием материализма в Европе его древние модели обрели новую жизнь (начиная с Пьера Гассенди в семнадцатом веке). Атомизм и по сей день во многих кругах считается основополагающей моделью мироздания, а «клинамен» Лукреция (спорадическое изменение траекторий атомов с целью заставить их образовывать разнообразные случайные комбинации) зачастую цитируется в теории хаоса. Да и вообще оглянитесь вокруг, друзья мои, разве Вы не замечаете черты эпикурейства в окружающем нас обществе потребления и безумного забега за удовольствиями?

Если каждый будет думать только о себе, что же это за массовое перетягивание каната получится, спросите Вы? Однако не так все просто в эпикурейском королевстве, как Вы полагаете. С точки зрения Эпикура правильно на себя потянуть — это не потянуть, а все предусмотреть! Давайте все вместе договоримся так, чтобы максимизировать удовольствие каждого, и все будет о’кей – вот в двух словах его предложение в области этики. Добавим от себя, что это модель (добра) первого порядка начальной фазы развития.

Тем временем мы с Вами приблизились к финальному аккорду первой античной части нашей симфонической истории моделей – нам осталось лишь узнать, как революция стучится в дверь. Сей мотив судьбы прозвучит в нашем блоге на следующей неделе.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Обратил ли кто-нибудь внимание на общность двух философских течений – скептиков и киников – которые мы проходили на прошлой неделе? Если нет, то я помогу. Дело в том, что и те и другие лелеяли один маленький (крошечный такой), но вековечный вопрос: «что такое хорошо и что такое плохо?». Мы могли бы это назвать построением модели «добра и зла» (предмет изучения науки этики). Мы высказали гипотезу, что тема эта, прочно вставшая на философскую повестку дня начиная с Сократа, вовсе неслучайно попала в фокус внимания античных мыслителей. Не было другого пути у хилого ручейка древней науки ускорить свое течение, помимо улучшения человеческой породы. Скептики предложили модель, описывавшую правила поведения с другими моделями («воздержание от суждения»). Киники же развивали модель, в которой экономилось на вере в человечество. Имущество и прочие культурные напластования объявлялись ненужным хламом, то есть злом. Напомним, что модель предмета вовне нашей психики мы называем моделью первого порядка (рекурсии), модель же ментальной модели мы поименовали метамоделью (и она может быть второго или более высокого порядка). Таким образом, скептики обнаружили зло в моделях (то есть создали метамодель второго порядка), а киники построили модель «зла» первого порядка. Сегодня мы с Вами рассмотрим еще два направления античной философской мысли, предложивших для решения вышеуказанной проблемы свои модели.

Самым модным философским течением постсократовской античности стал стоицизм. Им увлекались самые широкие слои общества – от рабов до императоров (Марк Аврелий) и от Первого Рима до самых до окраин. Как мы помним, учителем основателя стоицизма Зенона Китийского (Китион – античный город-государство на Кипре) были киник Кратис. Из учения киников он почерпнул аскетизм-безразличие к радостям плоти (которое было явно представлено еще у Сократа) и космополитизм-демократичность (все люди равны). Однако отвергнутым оказалось презрение к достижениям человеческой культуры. Этика стоиков – типичный пример метамодели (второго порядка) из области психики предложенной нами трилки знаний, учение о том, как «дышать под водой». Даже сейчас мы все еще употребляем выражение «держаться стоически» для обозначения безразличия к боли (а иногда и удовольствиям). Дело в том, что в пределах собственной психики мы имеем власть дать веру совершенно произвольным моделям. Мы полюбим, если будем думать, что любим, захотим, если будем думать, что хотим и т.д.. Так давайте же сделаем правильный выбор, соответствующий Природе и подтвержденный Разумом, — призывали стоики. Стоицизм не просто философская система взглядов, это – (аскетическая) практика, почти религия, этому можно научиться. Вот как профессиональный раб Эпиктет объявил войну модельному рабству: «Сначала скажи, кем ты хотел бы быть, затем делай то, что требуется». А это некоторые высказывания Сенеки, другого видного проповедника стоицизма:
· Если Вы желаете избежать неприятностей, то Вам не надо искать другое место, но надо стать другим человеком.
· Считайте друга верным и Вы сделаете его таковым
· Не тот беден, у кого мало имущества, а тот, кто вожделеет иметь больше
· Дабы стать истинно свободным, надлежит стать рабом философии

«Жизнь – рабство, если бояться умереть» — утверждал он, и, возможно, именно своей героической кончиной стоики больше всего поражали воображение современников. Вспомним, с каким хладнокровием и спокойствием Сократ, идол-кумир стоицизма, пошел на казнь. Не подкачал и киприот отец-основатель Зенон. Если верить Диогену Лаэртскому, он, подскользнувшись и упав, картинно процитировал стих из «Ниобы» Тимофея Милетского и, усилием могучей воли остановив дыхание, скончался на месте. Сенека же покончил счеты с жизнью модным в те времена кошерным образом, то бишь открыв себе вены.

Какой же выбор является правильным? Чему верить, что хорошо и что плохо? Во многом в поисках ответа на вопрос о том, что же именно «хорошо», стоики предложили свою физику (космологию) и логику. В основу их представлений о строении мира, по всей видимости, легли некоторые положения набиравшей тогда популярность астрологии (радикально вавилонского разлива). И наоборот, как уже отмечалось, высокая репутация стоицизма сильно помогла распространению астрологии в эллинистическом мире. «Рок», «провидение», «судьба» — понятия, во многом привнесенные в наш модельный ряд стоиками. С их точки зрения мир не только полностью детерминирован, но и полностью цикличен. Цикличен до такой степени, что по истечении определенного периода, опять возникнет космос, Земля, Эллада, Афины, стоицизм, тот же Зенон будет произносить все те же слова и т.д.. Так стоит ли обращать внимание на мелкие неприятности жизни на фоне этой грандиозной перспективы?

Другое течение древней философии – эпикурейство – свои истоки вело от полузабытого к этому времени атомизма Демокрита и явилось естественным развитием его материалистических моделей в области этики. Коль скоро все вокруг материально, то удовольствие суть единственное благо в жизни и именно к нему надлежит стремиться человеку, весьма логично рассуждал Эпикур. Однако (возможно, в отличие от Демокрита, чьи взгляды нам до конца неизвестны) он не отрицал существования богов, всего лишь считая, что они просто чихать хотели на весь бардак и зло, происходящие в нашем мире. Боги пребывают в идеальном состоянии атараксии, то есть отсутствии всяческих треволнений, невозмутимости, которое надлежит эмулировать всем смертным — утверждал он. С другой стороны, Эпикур не верил в мистицизм (скажем платонистского толка) и бессмертие души. Зато верил в то, что можно не бояться смерти. Ваше кредо, господин Эпикур? Non fui, fui, non sum, non curo – меня не было, я был, меня нет, мне все равно. Боги пофигисты, и я — пофигист. Подумаешь помру, я же отмороженный, концентрируюсь на удовольствиях, велика беда!

Из «наших» в городе были еще гедонисты. Однако неверно отождествлять эти два учения. Отличие, прежде всего, в том, что для Эпикура отсутствие боли или страхов – тоже «хорошо». Кроме того, он был горячим сторонником удовольствий для души – в частности, ценил дружескую беседу выше сытного и горячего обеда. Вот некоторые из его высказываний:
· Дабы сделать человека счастливым, следует не добавить ему богатство, но отнять от его желаний
· Глупо молиться богам о том, что ты можешь получить сам
· Не то, чем мы владеем, а то, чем наслаждаемся, составляет наше изобилие
· Искусство хорошо жить и хорошо умереть – есть одно и то же искусство

Эпикурейство не сильно почиталось в античности – его критиковали со всех сторон — Цицерон, стоики, неоплатонисты. Однако были и последователи, в частности древнеримский поэт Лукреций, чья поэма «О природе вещей» считается наиболее полным собранием моделей атомизма-эпикурейства. Христианские века, казалось, совсем похоронили эти идеи – Данте определил Эпикура в шестой круг ада. Однако фортуна переменчива – с развитием материализма в Европе его древние модели обрели новую жизнь (начиная с Пьера Гассенди в семнадцатом веке). Атомизм и по сей день во многих кругах считается основополагающей моделью мироздания, а «клинамен» Лукреция (спорадическое изменение траекторий атомов с целью заставить их образовывать разнообразные случайные комбинации) зачастую цитируется в теории хаоса. Да и вообще оглянитесь вокруг, друзья мои, разве Вы не замечаете черты эпикурейства в окружающем нас обществе потребления и безумного забега за удовольствиями?

Если каждый будет думать только о себе, что же это за массовое перетягивание каната получится, спросите Вы? Однако не так все просто в эпикурейском королевстве, как Вы полагаете. С точки зрения Эпикура правильно на себя потянуть — это не потянуть, а все предусмотреть! Давайте все вместе договоримся так, чтобы максимизировать удовольствие каждого, и все будет о’кей – вот в двух словах его предложение в области этики. Добавим от себя, что это модель (добра) первого порядка начальной фазы развития.

Тем временем мы с Вами приблизились к финальному аккорду первой античной части нашей симфонической истории моделей – нам осталось лишь узнать, как революция стучится в дверь. Сей мотив судьбы прозвучит в нашем блоге на следующей неделе.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Вкратце напомню содержание последних нескольких серий — на красивой древнегреческой трубе появились уже две таинственные надписи. В настоящем разделе «Фарес» мы с Вами проследим за событиями, происходившими в сфере чистого разума – философии. Бурным потоком покинув пик Платона и несколько замедлив свое течение на равнине Аристотеля, жидкий ручеек древнегреческой мысли не спеша продолжал свой нелегкий путь к океану познания. И все бы ничего, кабы не препятствия на пути. То северные варвары из Македонии возведут свои крепости поперек течения, то западные из Италии. Всем налоги плати, повинности исполняй, в войнах участвуй – куда бедному ученому податься? А ведь на науку нужны силы, да немалые – образование, желание, упорство в достижении цели. Позволить себе заниматься подобного сорта блажью могли только самые обеспеченные, самые развитые и (в исключительных случаях) самые талантливые слои общества. Таковых было немного, и под жаркими лучами античного солнца утомленный ручеек науки мог запросто и вовсе пересохнуть. Да, люди хотели жить лучше, и напором их желаний движение вперед продолжалось, но куда отправиться теперь, не в римском железобетоне же пролагать себе русло? Как развиваться науке дальше? Откуда взять дополнительные силы? Не случайно, что эти вопросы прочно встали на древнегреческую философскую повестку дня. Решения предлагались самые разнообразные. Сегодня мы познакомимся с двумя из них.

Начнем со школы скептиков (в переводе «сомневающихся, имеющих вопросы»). Отцом-основателем этого направления философии (если не прослеживать его истоки у софистов) можно считать Пиррона. По легенде он вместе с победоносными войсками Александра Македонского добрался до Индии, где получил изрядную инъекцию древней мудрости, после чего продолжил свой духовный поиск под руководством вавилонских Магов. Из своих странствий он привез назад идею о том, что не стоит верить ни одной идее (модели). И в самом деле, практически ничего осязаемо полезного античная наука к этому времени найти не смогла. Лучшие мыслители погрязли в метафизических спекуляциях, и не существовало никаких практических способов их модели опровергнуть или подтвердить. Вспомним хотя бы Аристотеля, который как бы даже практиковал эмпирический метод исследования, но базировал на собранных данных совершенно высосанные из пальца философские построения. Так стоило ли ручейку науки вообще продолжать течение в выбранном направлении? Пиррон ответил на этот вопрос отрицательно – наше восприятие слишком легко обмануть, а рассуждения ведут нас в направлении, указанном желаниями (вспомним того же Аристотеля).

Пиррон ввел в философию термин «эпохи» — с ударением на последнюю букву. Небольшое отступление — в передаче древнегреческих слов на русский я последовательно использую правила произношения современного греческого языка. На рунете я видел где-то «эпохе» — это Рейхлиновский или Эразмовский вариант произношения. Вообще, стандарта перевода с древнегреческого на русский, как я понял, просто не существует – я наблюдаю самые неожиданные творческие достижения. Отсюда я сделал вывод, что свободен в своем выборе и поэтому остановился на новогреческом произношении. Заметим, что накапливается все больше свидетельств (из ошибок переписчиков) того, что древние произносили греческие слова именно по-современному. Так вот, «эпохи» — это важное в философии понятие (эту модель потом развивали Декарт, Гуссерль, Поппер и многие другие), которое означает «воздержание от суждения». Нечто схожее я обозвал термином «эпидоксия» (отличие в конструктивности подхода, скептики не призывали мостить болото верований). Не стоит бездумно верить той или иной модели, учил Пиррон. Последовательное применение этого правила в жизни вело, по его мнению, к идеальному душевному состоянию «атараксии» – невозмутимости, спокойствия. Как мы увидим в будущих статьях, и по этому вопросу эпидоксия предлагает совершенно другой рецепт. «Усилил» модель Пиррона спустя столетие Карнеад, глава Новой Академии (то есть наследник Платона) и основатель «академического скептицизма». В соответствии с академиками никакое знание вообще невозможно, помимо того, что знал Сократ (то есть того, что он ничего не знал).

Другим путем пошли киники. Свою линию они вели от Сократа, точнее от его ученика Антисфена. Его главным интеллектуальным достижением было скрещивание этики своего учителя с идеей аскетизма. Добродетель, а не удовольствие, является благом для человека, и этому можно научиться – вот его модель в двух словах. Настоящую (хотя и скандальную) славу обрела новая философия с его последователем – Диогеном Синопским (Киником). По легенде, Антисфен долго не желал принимать того к себе в ученики, прогоняя своим посохом. Диоген покорно снес все побои и своей настойчивостью в результате заслужил-таки себе место под солнцем науки. Возможно, что именно эта его собачья преданность и дала ему кличку «киникос» (собакоподобный), а затем и название всему философскому течению. А может быть и не только это, ведь он и жил как собака — Диоген не просто проповедовал, он активно практиковал свое учение. Прописан он был, как известно, в большом глиняном кувшине, пожирал пищу и испражнялся всенародно на улице. И гордился своей кличкой: «Я подлизываюсь к тем, кто бросает мне пищу, лаю на тех, кто ничего не дает, и кусаю негодяев».

Идея киников в поиске дополнительных сил была проста – сэкономить на всем, в том числе на удобствах, имуществе и манерах поведения. Ведь любой предмет в собственности требует ухода (то есть времени, энергии), а в обществе существует куча надуманных (ненужных?) правил приличия. Первые космополиты (именно Диоген придумал этот термин), киники презирали и патриотизм, и прочие наркотики для народа. Диоген от себя лично добавил в эту гремучую смесь изрядную долю эпатажа, взяв на себя роль публичного шута. Античная аудитория с удовольствием апплодировала его номерам, а с каждого понемногу энергии – клоуну питание. Это он заявил Александру Македонскому, предложившему ему свою высокую царскую милость и покровительство, что тот его очень обяжет, если отойдет в сторону, дабы не загораживать солнце. Жадный до славы будущий повелитель мира в ответ на восторги зрителей заявил, что желал бы стать Диогеном, если бы уже не был Александром. Диоген не любил абстрактную философию Платона и издевался над его построениями при каждой возможности. Широко известно, как он подбросил в Академию ощипанную курицу, дабы посмеяться на платоновским определением человека — «двуногое бесперое существо». Добродушный Платон в отместку называл его сошедшим с ума Сократом, ведь тот тоже днем с огнем искал и не мог найти настоящих людей.

Философия киников не исчезла с Диогеном. Знамя восстания против мнений света подхватил его ученик Кратис Фивийский. Раздавший по легенде свое значительное состояние ради собачьей жизни в Афинах, он проповедовал несколько смягченную версию философии киников. Своими идеями он в первую очередь поразил воображение молодой Иппархии Маронийской, которая пригрозила своим богатым родителям самоубийством, ежели они не отдадут ее замуж за милого ее сердцу Кратиса. Добившись своей цели, она на практике доказала, что с киником рай и в кувшине, а заодно, разделив занятие мужа, стала одной из первых исторически известных женщин-ученых.

Подводя итоги, в поисках нового русла для науки скептики предложили идти к истокам, а киники сбросить с себя лишний груз условностей.

Конечно же, предлагались и альтернативные решения. Модели киников удалось удачно развить ученику Кратиса Зенону Китийскому, основателю самой модной философии античности – стоицизма. Однако скоро будешь знать – много забудется. Посему отложим обсуждение их моделей для следующего раза.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Вертикаль власти кажется весьма привлекательной для тех, кто наверху. Есть одно неудобство — на всякую силу рано или поздно найдется бóльшая сила. Именно это несчастье и произошло с пост-Александровскими эллинистическими государствами – и авансцену театра античного мира оккупировал Рим. Однако за душой у новых властелинов древнего мира, кроме юриспруденции и некоторых строительных и военных технологий, никаких моделей припрятано не было. Посему не удивительно, что этот ментальный вакуум быстро наполнился все той же гремучей греческой смесью.

Поначалу астрология поразила самые низы социальной лестницы – простой народ с оживлением менял заработанные непосильным трудом унции на информацию о грядущем. Интеллигенция же, выучившая греческий язык и наслаждавшаяся классическими пьесами и поэмами, долгое время относилась к этому занятию со скепсисом. Не верить шарлатанам сограждан призывал непримиримый Катон, высмеивал древнюю науку поэт-сатирик Энний, не жаловал астрологию и Цицерон. Были времена, когда халдеев даже выдворяли из столицы (после пары восстаний рабов с астрологами во главе).

Однако когда из покоренных Сиракуз в Рим привезли модель небесных сфер Архимеда, она вызвала всеобщее восхищение. Широкую известность получило астрологическое предсказание для Юлия Цезаря остерегаться мартовских ид, которое он, как широко известно, с презрением отверг (равно как и сновидение своей супруги). Унаследовавший трон Август Октавиан стал первым императором-рабом халдейских моделей. Еще в юности он был поражен в самое сердце, когда астролог Теоген, составив натальный гороскоп, бросился к его ногам, предсказывая ему великое будущее. Поверили Гораций, Вергилий, Овидий, Витрувий, и головокружение от успехов на римской почве уверенно вело модель к полному безумию.

Тиберий, удалившись из Рима то ли из страха отравления, то ли из отвращения к своей распутной навязанной ему жене, был списан общественным мнением из списка кандидатов в наследники Августа. В своей самовольной ссылке на Родосе Тиберий коротал время за тем, что планомерно истреблял астрологов острова, будучи недовольным их предсказаниями. Хитрый грек Трасилл сумел избежать столь несчастной судьбы, прочитав в гороскопе грядущую опасность для самого себя. С тех пор его изречения ссыльный претендент на трон стал воспринимать, как глас оракула. Когда же казавшееся совершенно невероятным в текущих обстоятельствах предсказание Трасилла о том, что Тиберий станет императором, воплотилось в жизнь, удачливый астролог стал настоящим серым кардиналом Рима. Видимо, именно он повлиял на критическое решение императора оставить свет и поселиться на острове Капри, что развязывало интригану руки в столице. Под занавес своего правления Тиберий косил потенциальных преемников направо и налево. Калигула пережил репрессии и унаследовал империю только благодаря Трасиллу. Для этого астрологу оказалось достаточно заявить, что у того не больше шансов стать императором, чем переехать на колеснице через Байский залив. А Тиберию на смертном одре пообещать еще десять лет жизни. Сильно похоже, что проныра просто фабриковал интерпретации гороскопов в своих политических целях.

Калигула продолжил установившуюся традицию, раздавая милости подобострастным и жестоко карая неугодных пророков. Египетский астролог Аполлоний попал в число последних, поскольку умудрился определить точный день смерти императора. Службы безопасности неплохо работали и в те далекие от нас дни, и незадачливого провидца должны были всенародно казнить в Риме ровно в предсказанный им час. Однако отложенная с целью пущей демонстрации ошибочности прогноза на сутки процедура спасла жизнь этого верного рыцаря науки. Калигулу, как истинного поэта, местные любители астрологии ассасинировали в точный срок. Дальше – хуже, разбушевавшаяся не на шутку модель обрела статус истины в последней инстанции и все больше стала влиять на реальные события. Балбилл (возможно, сын Трасилла) успешно консультировал Клавдия, он же предсказал Агриппине, что ее сын Нерон станет императором, но убьет ее. Сбылось! Безумная мать была на все готова ради своего сына. Дабы Нерон взошел на трон, она в благоприятный момент, предсказанный астрологами, взяла на себя исполнение воли звезд и не пожалела яда для своего мужа. Воля сбылась! В награду астролог стал Префектом Египта, богатейшей провинции древнего мира. Он же, уже в статусе советника Нерона, посоветовал ему отправить в лучший мир лучших из лучших в Риме (Сенеку, Петрония и многих других), дабы умилостивить появившуюся комету и спасти своего покровителя. Сбылось опять! Модель-великан стала победителем, Древнего Рима повелителем.

Точность требует жертв. Когда астрологи предсказали Домициану время его смерти, тот приказал их обезглавить, отложив исполнение (на манер Калигулы) ровно на сутки. Дождавшись рокового часа, он с большим облегчением попросил приготовить ему ванну. Один из тайных заговорщиков предложил ему для пущего удовольствия почитать. Однако вместо свитка предатель вытащил из-под туники кинжал и поразил императора. Для астрологов было очевидно, что небольшая ошибка предсказания была вызвана несовершенством вычислений положения небесных тел. Уточнить модели астрологии звездами предначертано было Клавдию Птолемею Александрийскому.

Птолемей творил далеко не на пустом месте. Многое было до него сделано Аполлонием из Перги и Гиппархом. Последний, как мы помним, создал математические модели Солнца и Луны. Однако моделей блужданий остальных пяти планет все еще не существовало. Именно этой цели и достиг Птолемей своим Синтаксисом-Альмагестом (дословный перевод с арабского — Величайший). Впервые в истории астроном смог преобразовать эмпирические наблюдения за звездами в точные модели и из них вывести таблицы для расчета положений планет в любой момент времени в прошлом, настоящем или будущем. Для этого ему потребовалось и развить геометрию с тригонометрией, и провести тщательные работы по сбору данных, и развить модель. Однако на бессмертной славе Птолемее есть и пара темных пятен. Дело в том, что Величайший и Ужасный практиковал мухлеж с данными. Скажем, тот момент времени, в который он якобы наблюдал весеннее равнодействие, его (по современным моделям) быть не могло. А параметры его планетарных моделей никак не выводятся из приведенных им наблюдений. При этом его данные в точности соответствуют расчетам по модели Гиппарха.

Модель деферента/эпицикла не могла объяснить неравномерность движения обычных планет. Спасти модель Птолемею удалось при помощи нового понятия экванта. Если смотреть на мадам Фрикасе с этой выдуманной точки обзора, то угловое перемещение ее колеса кажется равномерным. Однако эта конструкция нарушила аксиому астрономии древних – равномерного движения по окружности (против ее центра). Именно это противоречие в результате и привело Коперника к гелиоцентризму. Но до краха модели Птолемея было еще полтора тысячелетия, а пока на этот исторический отрезок она обеспечила астрологам приличную точность вычислений – ошибки не превышали 2-3 градуса (за исключением Меркурия). Что же Вы думаете, наличие точной планетарной модели порушило модели астрологии? Ничуть не бывало. Сам Птолемей отличился энциклопедией древней астрологической мысли – Тетрабиблосом (Четверокнижие). Его собратья по халдейскому искусству продолжали процветать — бал в древнем мире правила их модель. Современные астрологи не рискуют предсказать ничего больше, чем риски того или иного события. В те же стародавние времена люди гибли за модель. На весах любимой римлянами Юстиции-Фемиды их жизни явно перевешивали здравие капитально сшедшей с ума модели:

Астрономическая модель Птолемея достигла конструктивной фазы развития – построенная на ошибочных посылках, она тем не менее успешно работала как кулинарная книга рецептов. Той же стадии достигли (несколько более мирные) росшие из металлургии модели алхимиков. Пути для дальнейшего развития астрологии, однако, объективно не существовало, болезнь перешла в хроническую стадию. Настоятельно требовались антибиотики — модель свободы воли. Существовали и другие предпосылки для грядущей революции. Их мы обсудим в следующих статьях.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.