Древние греки и до Александра Великого, конечно же, были наслышаны об астрологии. Мы видим следы этого уже в сочинениях Гесиода века за три до Фалеса. Однако далеко не все ценили мудрость древних цивилизаций — еще великий Эвдокс предупреждал своих собратьев-греков, чтобы они не верили халдеям. Погиб Александр, невольник модели честолюбия, пал, возвеличенный молвой. Однако через окно в Азию, которое он прорубил, в новое для него пси-пространство проник вирус моделей астрологии и произвел в Элладе настоящую эпидемию. Ведь греки тоже вожделели знать, что будет.

Прошло немногим более пятидесяти лет со смерти Александра. Зенон, основатель самой модной в поздней античности философии стоицизма, провозгласил строгий детерминизм, который замечательно сочетался с моделью «что сверху, то и снизу». Вдруг из Вавилона страшный великан — жрец и истинный халдей Беросс — открыл на острове Кос первую школу астрологии на греческой земле. Выбор места вряд ли случаен. Ведь именно там знаменитый Гиппократ (происходивший с этого острова и открывший на нем первую школу медицины) ввел учение о «критических днях» и утверждал, что только дураки не верят в астрологию. Беросс же по совместительству был историком, в своем труде по истории Вавилона он с легкостью покрыл пятьсот тысяч лет от сотворения мира до Александра Македонского. Разумеется, исторические события он описал в канве астрологических, а напоследок, чтобы жизнь медом не казалась, предсказал читателям всемирный потоп, стоит только всем планетам собраться в созвездии Рака. Народ проникся, и Бероссу в Афинах открыли памятник рукотворный с прочно приделанным золотым языком. Новая школа процветала, фокусируясь на медицинской астрологии.

Вирус плодился и размножался на новой территории, у халдеев-гастролеров появлялись первые ученики. Греки задрожали, в обморок упали. Аполлоний из Минда, Эпиген Византийский, Артемидор из Париума – вот имена первых героев, павших жертвой древних моделей. Поэт Эрат из Сола сотворил ставшую классической (ее изучали в гимназиях) поэму «Явления», в том числе популяризовавшую астрологические идеи. Постепенно греческие мыслители стали вносить свой посильный вклад в развитие древних халдейских моделей. Деление знаков зодиака на четыре первоэлемента Эмпедокла – землю, воздух, воду и огонь – скорее всего, именно их заслуга. Древнегреческий консенсус был достигнут на том, что Юпитер-Зевс и Венера-Афродита считались благотворными, две планеты вредоносными (Сатурн-Крон и Марс-Арес), а Меркурий-Гермес нейтральным. Степень их влияния измерялась по их расположению по отношению к Земле и Солнцу. Планеты «под Солнцем» (Венера и Луна) считались влажными и соответственно «женскими», Меркурий был гермафродитом, а планеты «над Солнцем» (Марс, Сатурн, Юпитер) — соответственно «мужскими».

Однако зачастую рекомендации разных школ астрологии противоречили друг другу или допускали ту или иную вольность трактовки. Возникновение различных штаммов астрологических моделей и расплывчатость их описания приводили к неизбежным проблемам с интерпретацией. На словах эти модели были каузальной фазы развития (если планеты там-то, то будет то-то). Однако далеко не всегда рецепты астрологов приносили успех на практике, применение же этих моделей в медицине настоятельно требовало аптекарской точности – ведь дело шло о жизни и смерти пациентов. К сожалению, как раз этой самой точности и не хватало, поэтому, как это часто бывает в мире моделей, неизбежные неудачи в предсказаниях приходилось как-то объяснять, что говорит о том, что в модели присутствовали элементы, характерные для начальной фазы развития.

Как я уже объяснял в своих вопросах-и-ответах, начальную фазу хорошо описывает модель иллюзиониста. Представьте себе следующий фокус – аудитории предлагают выбрать один предмет из фиксированного набора, скажем произвольную карту из колоды. Когда выбор произведен, фокусник вытаскивает из определенного места карту, в точности соответствующую сделанному выбору. Секрет прост – у него в разных интересных местах заготовлены ответы на все возможные выборы. Вот так и с моделями начальной фазы — что бы ни произошло, объяснение всегда найдется. В случае с астрологическими моделями обычно вину пытались свалить на отсутствие натального гороскопа (эфемерид никто еще не придумал) или неточность определения положения небесных тел в данный момент (ведь это определялось визуальным наблюдением). Соответственно, как никогда актуальной стала задача создания модели странствований планет по зодиаку для определения их положения на произвольный момент времени. И кому, как не грекам, занимавшимся астрономией со времен Фалеса, было предназначено ее решить? Они честно поверили в истинность халдейских моделей и принялись их уточнять.

Говорят, что в начале была математика. Ведь кто-то должен был создать адекватные модели происходящего на небесах. Вдруг, откуда ни возьмись, из Перги — еще один античный гений-одиночка без мотора – Аполлоний. Взял и развил теорию конических сечений, дал современные названия параболе, гиперболе и эллипсу, предвосхитил аналитическую геометрию Декарта и сделал много чего еще хорошего. Для астрологии же (или астрономии, в те времена отличий между ними никто не делал) особенно релевантной оказалась предложенная им модель деферента и эпицикла. Представьте себе большой вращающийся обруч (или круглое зеркало), по периметру которого едет мамзель Фрикасе на одном колесе. Так вот этот обруч называется деферент, а велосипед – эпицикл. Кривая, которую описывает любая точка на этом эпицикле-колесе, позволяла смоделировать так называемое ретроградное движение планет (и очевидные изменения в яркости их свечения). Дело в том, что (если смотреть с Земли) только Солнце и Луна движутся по небосклону последовательно, каждый день перемещаясь все дальше и дальше против часовой стрелки по знакам зодиака. Все остальные планеты (отчего они и получили это название – в переводе «блуждающие») в целом тоже упрямо продвигаются в том же направлении, но время от времени шатаются взад (ретроградно — то есть по зодиаку по часовой стрелке) и вперед без очевидных на то (для древних ученых) причин. Ну, а смещение Земли чуть вбок от геометрического центра деферента объясняло непостоянность (угловой) скорости их движения.

Прошло без малого сотня лет, и теорию Аполлония внедрил в астрологическую практику Гиппарх из Никеи. Это был замечательный эмпирик, прославившийся весьма точными измерениями положений небесных тел. Его перу принадлежит первый звездный каталог, весьма точное вычисление продолжительности года и открытие явления прецессии равнодействий (ось вращения Земли медленно изменяет свое положение по отношению к звездам, представьте себе волчок, шатающийся из стороны в сторону перед тем, как остановиться). Для пущей точности измерений ему потребовалось составить таблицу хорд – древний аналог наших синусов и косинусов, так что его заодно можно считать отцом тригонометрии. Для нашего же повествования важны созданные им модели движения Солнца и Луны (остальные планеты не поддались мощи его интеллекта). Они оказались громким триумфом античной науки, поскольку позволяли предсказать с приличной точностью важные с астрологической точки зрения лунные затмения. С нашей точки зрения созданные Гиппархом модели прочно принадлежат конструктивной фазе. Почему не финальной? Ключевое слово конструктивной фазы – кулинарная книга. Рецепты есть, а вот глубинного понимания процессов (ответов на вопросы как? каким образом?) не хватает.

Если бы астрологи только знали, что повышение точности моделей, которого они так вожделели, в результате поставит их оккультное искусство на грань полного вымирания! Страшный вирус-великан оказался всего лишь детской болезнью, наподобие ветрянки, переболев которой, ребенок становится сильнее. Древняя наука прочно взяла курс на уход из нашего бренного мира иллюзий, то бишь недоразвитых моделей. У нас же с Вами все еще впереди. Продолжить наблюдение за развитием астрологических моделей, а заодно и других античных теорий конструктивной фазы, мы сможем в самом ближайшем будущем. Bleib bei uns!

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Пути науки неисповедимы. Бывает, что кажущиеся красивыми и логичными модели тормозят ее развитие (вспомним Аристотеля). А иной раз объективно ошибочные идеи, наоборот, становятся популярными, тем самым дают импульс к дальнейшему поиску, уточнению моделей и в результате благотворно влияют на научный прогресс. Одним из наиболее ярких исторических примеров такого рода является астрология.

Человек не был бы человеком, если бы не искал регулярности в потоке хаоса. Мы вожделеем найти смысл повсюду, даже там, где его на самом деле нет. А это загадочное звездное небо над головой, что может быть естественнее для удовлетворения нашего желания узнать грядущее? Разве не Солнце дает нам тепло и свет, а растениям жизнь? Разве не Луна коррелирует с приливами и отливами? Разве не самое яркое из остальных светил, которое мы сейчас называем Сириус, а в древности именовали звездой Пса, пропадая на 70 дней за Солнцем и затем появляясь перед самым рассветом, знаменовало скорое наступление дарующего жизнь разлива Нила? Отсюда ровно полшага до того, чтобы придать небесным телам статус божества и искать глубокий смысл в их странствованиях по ночному небосклону. Поэтому неудивительно, что те или иные элементы астрологии присутствовали практически во всех древних культурах, даже разделенных между собой пустынями, горами или океанами – Месопотамии, Египта, Индии, Китая или Мексики.

Наиболее сложные, изощренные модели удалось построить древним цивилизациям Египта и Вавилона. Для начала, звездное небо стало для них заменителем наших часов. Время можно было вычислить по тому, какое созвездие всходило на горизонте. В том числе в этих целях они ввели понятие зодиака (это созвездия, через которые пролегает путь планет, т.е. плоскость эклиптики (правда, изначально они насчитали 18 против современных 12). Месопотамии мы обязаны делением зодиака на 360 градусов, 60 минут, 60 секунд. Дело в том, что в древнем Вавилоне вместо современной десятичной системы использовалась шестидесятиричная. Это число было, вероятно, выбрано прежде всего для удобства целочисленного деления (у него куча делителей – 2,3,4,5,6,10,15,20,30, а дроби древние недолюбливали). Появились первые ассоциации между планетами (а потом и знаками зодиака) и переменными психического пространства. Солнце (вероятно, ослепительным блеском своего великолепия) связывалось с правителями и знатью, доминацией и властью. Луна (женский цикл, приливы/отливы) – с женским началом и водой. Марс (красным цветом?) – с агрессией и войной, а Венера (красота?) – с любовью. Можно только догадываться, каким образом Юпитер стал символизировать расширение, оптимизм и справедливость, а Сатурн – тормоза, практичность и осторожность. Современные астрологи любят утверждать, что эти ассоциации образовались строго эмпирическим (то есть научным) путем.

Постепенно простые модели («если ребенок родился на восходящей луне, то его жизнь будет замечательной и длинной») уступили место достаточно сложным (в тысячи слов) гороскопам — описаниям личности, характера, предсказаниям здоровья и будущей профессии новорожденных. Расширялась и область применения. Например, предполагалось, что астрологи могут выбрать наилучший момент для того или иного начинания. Планеты решали судьбы людей и целых наций. Постепенно на ведущие роли выдвинулись халдеи древнего Вавилона (в Египте же большую популярность приобрело толкование снов и некромантия). Изначально Халдея была провинцией Вавилонии, чьи жители в определенный момент составили элиту страны. Однако по неизвестной причине впоследствии слово «халдей» стало практически синонимом «астролога». Они не стеснялись перерасширять свою модель — влияние планет прослеживалось во всех сферах жизни. Например, нам известны книги, которые уже в 6-м веке до нашей эры популяризировали идею влияния соединений Юпитера и Сатурна на мировую историю. Гороскоп возможен не только для человека, но и для города или государства, вообще любого события, утверждали они. Вера в эту модель неуклонно росла, соответственно халдеи, интерпретаторы влияния небес, приобретали все большее значение.

Хорошо известно, что Рим завоевал древний мир своими легионами, но интеллектуально это Греция завоевала его своей наукой и искусством. Александр Македонский же объединил древний мир, и, без сомнения, распространил влияние эллинистической культуры на все завоеванные им страны. Греки составили правящий класс в завоеванных землях. Они хотели говорить на своем языке, обучать детей в гимназиях и посещать театр. Люди побогаче из местных старались подражать им во всем. Однако восточные страны (в отличие от Рима) тоже имели кое-что за душой. Поэтому этот процесс более правильно моделировать, как взаимное проникновение двух развитых цивилизаций друг в друга. В частности, именно только после завоеваний Александра астрология по настоящему проникла в Грецию. Селевк (один из трех наследников империи, унаследовавший ее восточную часть) питал огромное уважение к халдеям. Вероятно, оно зародилось в тот момент, когда они ему предсказали победу над его главным противником Антигоном. Антигон же проигнорировал предсказание и погиб на поле битвы. Окрыленный победой, Селевк сразу же нашел астрологам новую работу – предложить наиболее благоприятное время для закладки первого камня своей будущей столицы – Селевкии. Легенда утверждает, что хитрые халдеи (желавшие зла покорителям Вавилона) нарочно дали неправильное предсказание, но греческие строители в порыве энтузиазма начали работу раньше указанного срока и вредительство затаившихся врагов народа было предотвращено всемогущими богами. Сохранились гороскопы рождения и многих других древних городов – Антиохии, Александрии, Газы, Кесарии (в частности на монетах, которые они чеканили).

Проникли халдеи-астрологи и в Птолемеевскую Александрию, и в Антипатровскую Грецию. Репутация чудотворцев и владельцев сокровенного знания открывала перед ними как сокровищницы дворцов, так и тощие кошельки пролетариата. По всей видимости, именно к этому времени относится создание легендарных астрологических книг Гермеса (которых, по разным источникам было от четырех до нескольких десятков тысяч). В соответствии с мифом, их изначально собрал египетский бог Тот, он же позже известный грекам под именем Гермеса Трисмегиста (т.е. Трижды Великого), он же еще позже римлянам как Меркурий. Тексты считались святыней, и только первосвященники могли дотрагиваться до них. Какие-то манускрипты, по всей видимости, действительно существовали (о них есть упоминания в исторических документах и сохранились цитаты), но до нас они в большинстве своем не дошли. Желающим обрести бессмертную славу можно порекомендовать отправиться на поиски могилы Александра Великого, где, по слухам, запечатано полное собрание сочинений. Если судить по многочисленным комментариям, то с этими книгами человечество потеряло рецепты предсказания дня смерти (и, соответственно, продолжительности жизни), удачных и неудачных дней, выбора правильного партнера для брака и тому подобный паранаучный фольклор.

Самая популярная (и простейшая по сути своей) эпонимическая модель Гермеса, по легенде, была начертана на изумрудной пластине и найдена на могиле этого таинственного персонажа Александром Македонским. Именно эта незамысловатая модель свела с ума бесчисленное количество астрологов и алхимиков средневековья. В соответствии с ней макрокосм подобен микрокосму, модели надо искать на небесах, элементы физического пространства (звезды, планеты) определяют психические феномены и, что важно хорошо прочувствовать, события в нем. Другими словами, мир полностью детерминирован и предсказуем. Интересно, что эта древняя модель в некоторой модификации жива-живехонька по сей день, например в голографической интерпретации квантовой физики Дэвида Бома.

Вспомним, что модели – коварные существа, и иногда им удается поработить целый мир. За дальнейшей жизнью астрологических моделей в античном мире мы сможем проследить на следующем занятии…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Вы можете сосчитать количество песчинок на пляже? В целом городе? А если забить весь мир до отказа песком? Был человек, который смог это сделать. Равно как и совершить много других замечательных открытий. И если его не считать гением, то кого? Звали его Архимед. Да-да, тот самый, который «Эврика», «дайте мне точку опоры» и «после вкусного обеда…». Именно ему удалось совместить до него несовместимое – линии Платона и Аристотеля – математика и физика-инженера-эмпирика в одно неделимое целое. Именно он – создатель исторически первых моделей конструктивной и финальной фазы.

Классическая родословная античного ученого – сын астронома и родственник царской семьи греческого города-государства Сиракузы. Классическое образование – Александрия (его учителями были ученики Евклида). Классический круг друзей – математики Конон Самосский и Эратосфен. Жизнь, полностью посвященная науке, ее страсть и цель. Он не видел ничего вокруг себя, забывал есть и пить, будучи полностью поглощен своими размышлениями. Что бы ни попадалось ему под руку – зола, песок или масло на теле, он рисовал на них геометрические фигуры. И, как Вам хорошо известно, решив знаменитую задачу определения содержимого золота в короне, он выпрыгнул из ванны и побежал по улицам ночного города голышом, восклицая «Эврика – Нашел!»

Архимед получил громкую известность своими механическими открытиями. Еще в юности (обучаясь в Александрии) он изобрел Архимедов винт, нашедший немедленное использование для подъема воды в целях ирригации полей. Большой фурор он произвел, когда, демонстрируя свои теоретические достижения, в присутствии царя Сиракуз сдвинул трехмачтовое судно с пассажирами при помощи легкого нажатия на рычаг. Как известно, он перевернул бы весь мир, если бы нашел точку опоры. В области астрономии он сконструировал действующую модель солнечной системы, приводимую в движение водой и соорудил аппарат, при помощи которого измерил диаметр солнца. Архимед развил модели статики (неподвижных тел), которая впоследствии стала частью Ньютоновской механики. Наука гидростатика полностью обязана ему своим рождением. Именно эти модели находятся (как мы это назвали) в финальной фазе своего развития.

Впечатляют и его достижения в области математики. Это он довел до совершенства метод исчерпывания Эвдокса. По существу, это ранняя форма исчисления бесконечно малых величин , развитая впоследствии (через Кеплера, Кавальери и Ферма) Лейбницем и Ньютоном. Показательно отношение Аристотеля к этому методу. Математикам не нужна бесконечность – со своим обычным апломбом заявлял он. Сравните это с современным взглядом – бесконечность суть рай математиков. С помощью этого метода Архимеду удалось решить сложнейшие задачи вычисления площади под кривыми и объемов трехмерных тел. Элемент тайны присутствует в каждом его открытии. Хотя каждый шаг доказательства делается логически правильно после предыдущих шагов, совершенно непонятным остается, каким образом ему удается найти эту последовательность. Чисто механические приспособления, которыми, как он признавался, пользовался, могли только навести его на правильную мысль, не больше. Попробуйте ради интереса доказать любое из его открытий – скажем, то, что объёмы конуса и шара, вписанных в цилиндр, и самого цилиндра соотносятся как 1:2:3. Только, чур, не подглядывать в учебник. Не расстраивайтесь, если у Вас ничего не получится – это на самом деле очень сложно. На каждом шаге логического вывода у Вас десятки, если не сотни ответвлений, и где та нить Ариадны, которая выведет Вас из гигантского лабиринта вариантов? Как же это удалось Архимеду? Это компьютер перебирает все варианты, а человеческий логический вывод вовсе не основан на переборе! Или, перефразируя это высказывание в сокращенной мнемонической форме: наша логика алогична. Для объяснения феномена Архимеда нам придется обратиться к пси-модели.

Запросы Архимеда Бессловесному – чистые запросы на знание, его никак не интересовала слава, деньги или почести. В отличие от Аристотеля он в каждом своем открытии отдает должное предшественникам и современникам. Он оценивает свой вклад честно и без малейшей примеси эгоизма. Обычно Архимед объясняет, какие именно достижения прошлого навели его на мысль расширить территорию знания. Например, он говорит, что его заинтересовала проблема подсчета площади параболического сегмента в связи с задачей квадратуры круга. Точно так же он ссылается на свои открытия об объемах и площадях сфер и цилиндров как дополнения к теоремам Эвдокса. Он не стесняется сообщить, что длительное время не мог найти решение той или иной проблемы и даже приводит неверные гипотезы, которые впоследствии им были отвергнуты. В пространстве желаний Гильберта его вектор был направлен строго параллельно оси страсти к познанию.

Другая важнейшая для истории науки книга Архимеда — Псаммит (исчисление песчинок). Именно из нее мы узнали о существовании гелиоцентрической системы Аристарха Самосского. Целью книги было показать, что какой бы ни казалась огромной Вселенная, найдется такое число, при помощи которого удастся подсчитать количество песчинок, которыми можно было бы ее заполнить дополна. Напомним, что космос представлялся древним грекам в виде огромной сферы (шара), с поверхности которого на Землю светили неподвижные звезды. Архимед прикинул размеры Земли, Луны и Солнца, а затем и всего мира, намеренно завышая числа, чтобы песка хватило наверняка. Его проблема была в ионической системе записи чисел (где буквы использовались вместо цифр) для выражения астрономически больших величин. Для этого он выработал свою систему кодирования чисел, основанную, по существу, на неизвестном в его время понятии экспоненты. Архимеда отнюдь не пугала Бесконечность!

И вот финал, достойный эпической драмы — осада Сиракуз непобедимыми римскими легионами. Вертикаль власти и горизонталь красоты… Бездушные и беспощадные роботоподобные воины Запада против горстки защитников греческого города-государства. Минус женщины с детьми. Плюс один старик. Но какой! Архимед сконструировал катапульты таким образом, что их можно было использовать и на короткой, и на длинной дистанции. На врагов обрушивался поток снарядов через дыры, проделанные в стене. Другие механизмы представляли собой длиннющие передвигаемые шесты, с помощью которых удавалось сбрасывать камни даже на стоящие на приличном удалении корабли. Или крюки, при помощи которых удавалось схватить вражеские галеры, поднять их в воздух и сбросить опять вниз. Из области фантастики даже для сегодняшней науки параболические зеркала, при помощи которых, как утверждают, ему удавалось поджечь римские суда. Римские легионеры в ужасе бежали от города, увидев хоть что-нибудь (веревку или бревно) выступающее со стены.

Кто кончил жизнь трагически – тот истинный ученый. Взять Сиракузы приступом не удалось. Римляне перешли к длительной осаде. И, как это обычно бывает, только предательство открыло им двери в город. Легионер, посланный привести Архимеда живым, должно быть был раздражен этим приказом. Он – вечно невезучий, ведь его товарищи так весело проводили время! И ему так нужна пара молодых рабов для престарелых родителей. И вот он наконец-то нашел ученого. Этот старый идиот даже не заметил, что город пал, так был он поглощен решением какой-то своей задачи на песке. «Соблаговолите не мешать, молодой человек!» — мягко попросил он. Так меч ему под ребра, чтоб чего не сотворил, чтоб не считал и ни о чем не думал!

Еще одну секунду Вашего внимания, уважаемые дамы и господа, я почти закончил на сегодня. Это событие — не случайность в потоке хаоса! Это — символ, знак, образ, модель! Римлянин убил не старенького старичка, он убил античную науку, построенную из песчинок отдельных гениев. Архимеду не нашлось точки опоры, чтобы перевернуть всю Землю. Его уже ждали в тех далях, которые он исследовал – в Бесконечности!

Конечно же нет, древнегреческая наука не закончилась на Архимеде, но многое, очень многое уже не вернуть. Принято считать, что Александр Македонский эллинизировал древний мир, и с этим трудно поспорить, так оно и было. Однако на самом деле процесс был сложнее – и Восток сильно повлиял на Запад. И вскоре мы сможем с Вами в этом убедиться – в наших новых публикациях.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Существует ли худшее наказание для честолюбца, чем выполнение его самых сокровенных желаний? Вот и несчастный Александр Македонский завоевал вчистую все, что только было можно. Незачем ему стало жить, не с кем воевать, вот и заскучал, и погиб он в расцвете сил в покоренном Вавилоне, завязнув в Гордиевом узле липких дворцовых интриг. Тем не менее, созданная им вертикаль силы прочно сменила ушедшую в прошлое горизонталь свободы греческих городов-государств. Имперское наследие сразу же раскололось на три здоровенных куска, но у каждого из них воцарились его бывшие генералы. В фокусе нашего с Вами внимания сегодня будет самый лакомый кусок – Птолемеевский Египет.

После бегства Аристотеля из Афин Лицей переживал не самые лучшие времена. Унаследовавший сей крест Теофраст был вынужден даже в определенный момент закрыть его двери. Беда была в том, что неудовлетворенное недополученной справедливостью население взбунтовалось – одно из зданий подожгли, а статую Аристотеля стащили с постамента и дали волю своим самым низменным инстинктам. Тем не менее, со временем страсти поостыли, школа продолжала функционировать, и ее выпускники находили себе работу по всему эллинистическому миру, издавая научные трактаты на разнообразные актуальные античные темы. А лучший (после Теофраста) ученик Аристотеля Эвдем написал первую историю науки (из пересказа которой Проклом я обильно черпаю информацию для этого блога).

Момент истины номер один наступил, когда умер Теофраст. Сменивший его Стратон провозгласил полную свободу исследований от какой бы то ни было метафизики (в том числе Аристотелевской) и установил в качестве предмета изучения исключительно природные явления. Сомневаюсь, что Аристотель, будь он жив, одобрил бы эту идею. Он, вне сомнения, полагал свои модели физики и астрономии последним словом науки и абсолютно истинной моделью реальности. Однако его собственные научные принципы – фокус на эмпирику и презрение к предшественникам – сработали против него самого. Так, сам Стратон экспериментально показал возможность создания искусственного вакуума, который Аристотель считал невозможным из чисто теоретических соображений. Примерно тот же самый процесс произошел в Западной Европе в 16-17-х веках. Именно с этой точки зрения Аристотель способствовал созданию современной науки — не своими индивидуальными моделями тех или иных явлений, а метамоделью – методами построения моделей.

Вторым важнейшим шагом, который сделал Стратон, был переезд в Александрию. Еще до унаследования им Лицея основатель новой египетской династии Птолемей (бывший генерал Александра и сам в молодости ученик Аристотеля) пригласил его в свою столицу в целях обучения своего наследника. Город, выросший всего за пару десятков лет на болотистой пустынной местности в устье Нила из бедных рыбацких деревень в богатейший метрополис древнего мира, привлекал к себе бизнесменов, математиков, ученых и инженеров. По существу это был первый современный в нашем смысле город, в котором смешались в едином котле три древних культупы – Греции, Египта и Ближнего Востока (включая Вавилон). На его улицах можно было встретить людей всех оттенков кожи из Сирии, Малой Азии, Иудеи, Испании, Карфагена, Нубии, Арабии, Персии и Индии. Деловая атмосфера соединяла всех этих людей, несмотря на их этнические и религиозные отличия.

Птолемей, прочно державший в своих руках бразды правления до глубокой старости, приглашал еще Аристотеля и Теофраста устроить в Александрии библиотеку. В его лице Стратон обрел богатого и могущественного покровителя, желавшего славы и процветания своему государству и его столице. Полностью использовав предоставившиеся ему возможности, он создал в городе важнейший исследовательский центр древнего мира – Мусейон (или Музей). Многочисленные выпускники Лицея переселялись в Александрию для продолжения научной деятельности в этом по существу НИИ на Ниле. Вскоре там же была основана и крупнейшая библиотека античности. Результаты не заставили себя долго ждать.

Вот, например, в области медицины — Герофил установил, что центром нервной системы человека является все-таки мозг (а не сердце, на чем настаивал Аристотель). Это именно он ввел в практику изучение пульса в целях диагностики, и это он безжалостно разрезал бесчисленное количество трупов (и, говорят, даже живых – осужденных преступников) в целях углубления анатомических познаний.

Географ (по совместителю главный библиотекарь, математик и тайный платоман) Эратосфен смог весьма точно определить диаметр Земли. Он же предположил, что, плывя на Запад из Испании, можно достичь Индии. И что по пути вполне может встретиться еще один континент.

А в области астрономии ученик Стратона Аристарх Самосский рассчитал расстояние от Земли до Солнца и прикинул диаметр нашего светила. Он же предложил гелиоцентрическую модель солнечной системы, опередив Коперника почти на две тысячи лет. Но не суждено было этой гениальной догадке прорасти на античной почве. Равно как не нашла последователей и протоверсия системы Тихо Браге пера Гераклида Понтийского (в ней Меркурий и Венера были спутниками солнца, а все остальное крутилось вокруг Земли). И дело было вовсе не в стреле, которая, будучи пущена вертикально вверх, упорно падала прямо на голову стрелка, а не вбок. И не в отсутствии параллакса (смещения) звезд. Для этих аргументов можно было бы при желании подобрать контрдоводы. Античный мир был просто не готов к обнаружению в хаосе регулярностей такого порядка, они не проходили сито их ощущения красоты.

Модели искали в цифрах (священное число семь), отношениях (золотое сечение), геометрии (правильные многогранники). Идеальной фигурой считалась окружность, в трехмерном пространстве – сфера, а что может быть прекраснее нахождения в идеальном центре идеала? Разве не это самое правильное место для Земли? Математические модели еще не были настолько развиты, а от астрономических еще не требовалась такая точность, чтобы гелиоцентризм мог рассматриваться, как правдоподобная гипотеза. Мы в состоянии понять феномены только в терминах набора наших моделей. Кстати, что же тем временем происходило с платонистами, ведь в основном именно их стараниями прирастал этот набор? Академия продолжала существовать, а блестящие математики, ее выпускники, активно двигали науку вперед. Гиппократ Хиосский, Архит Тарентский, Теэтет, Эвдокс, Ксенократ, Гераклид Понтийский, Менехм, Динострат, Каллипп — вот неполный список творцов новых геометрических моделей, друзей или учеников Платона. В апогее этой линии – шедевр античной мысли «Начала» Евклида, собравшей воедино и обобщившей их достижения, одна из величайших книг во всей истории науки.

Неужели так и суждено было идти этим прямым Платона и Аристотеля, не пересекаясь до бесконечности, в полном соответствии с аксиомой параллельности Евклида? Оказывается нет, нашелся-таки гений, соединивший в себе обе половины античной мысли. Кто это был и что из этого вышло – в следующей статье.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Если Вы пристальнее взглянете на предложенную мной в прошлой статье пси-модель познания (когнитивной деятельности ученого), то станет ясно, что вера в ней, возможно, более важна, чем собственно размышления. Если бы с ней был знаком Рене Декарт, он возможно бы принял именно веру за основное доказательство существования человека вместо своего cogito. Ну а сегодня мы при помощи модели акробатов построим модель моделей Аристотеля похожим образом, как мы это уже сделали с моделями Платона. Однако теперь мы постараемся использовать пси-модель для поиска ответа на вопрос «почему» у Аристотеля получались именно такие модели.

Что характеризует модели Аристотеля:

1) Прежде всего он прочно стоит на земле. В качестве основных фактов, на которых он строит свои теории, принимается только твердая эмпирика, типа конституций государств или данных диссекции животных. Его совершенно не интересуют психические феномены. Мы договорились это отображать при помощи акробата мужского пола.

2) Начальную фазу – простенькую классификацию и объяснения на пальцах – он претендует, что строит при помощи логики, однако мы сильно подозреваем коммуникацию, описанную пси-моделью.

3) Тоже самое можно сказать и про каузальную фазу.

4) А вот дальше – конструктивная и финальные фазы (последняя в отличие от Платона) его совершенно не интересуют.
Вот какая получается модель:

Что же общего у этой модели с «акробатами» Платона? Бросается в глаза незаполненность зрительного зала. Наука античности – занятие для избранных. Еще не сформировались насущные экономические, военные или медицинские потребности в ее достижениях, общество еще не ценит ее по достоинству. Усредненный образовательный уровень крайне низок. Для научной деятельности требуется развитая модельная база, а ее просто почти ни у кого нет. Моральный уровень не менее низок. А без него никуда — только единицы могут дозреть до того, чтобы посылать релевантные запросы типа «я хочу знать», вместо «как насолить соседу?». А многие вообще барахтаются на пороге выживания – там до умных вопросов дело вообще не доходит – прокормиться бы. Да, Аристотель подобно Платоновской Академии создал Лицей для выращивания молодых специалистов. Однако и его спорт – это элитное занятие для избранных, и его модели сложны для понимания и далеки от чаяний пролетариата.

Что его отличает – фокус на эмпирику (против акцента на психические феномены у Платона) и глубокое презрение к математике. Интересно отметить, что Аристотеля мало интересуют пограничные (странные) факты, именно поэтому мы поставили нижнего акробата прочно на обе ступни.

Что удивляет – прежде всего широкий размах (Аристотель осветил своим интеллектом практически все существовавшие до него области научного знания и добавил свои собственные) и регулярные промахи. Античная наука весьма характерна комбинацией гениальных догадок с детскими ошибками. Но у Аристотеля практически все его модели высосаны из пальца и банально неверны, его хваленая последовательность – в последовательности ошибок. Типично перерасширение моделей, которые он черпает прежде всего в животном мире. Некоторые теории вызывают особое недоумение – скажем, Аристотелевская динамика, ведь проверить их было совсем не сложно. Случайно ли это? Я высказал свое мнение, что это было строго закономерно и даже предположил, как именно мог проистекать его диалог с Бессловесным Гуглом.

Повторюсь – Аристотель был прежде всего характерен тем, что критиковал предшественников и жаждал оригинальности. Кажется это был Бертран Рассел, кто первым предложил классифицировать философов по направленности их желаний – к знаниям, счастью или действию. По всей видимости, его модель можно распространить и на желания простых смертных, не только ученых. И размерность этого пространства значительно выше той, что обнаружил Рассел. Можно себе, например, легко представить проекцию на ось добра и зла. У Аристотеля же максимальная координата вектора желаний — слава людская. Он заблаговременно застолбил себе место в Пантеоне науки, и в этих целях ему вполне достаточно было наукообразия. Отсюда глубокомысленные рассуждения о субстанциях, сущностях и атрибутах. С точки зрения позитивистов с тем же эффектом можно было мычать или молчать – смысла в этих высказываниях никакого нет. По той же причине ему не были интересны конструктивная и финальные фазы развития моделей. Зачем? И так схавают. У него не было никакого стимула уточнять или проверять свои модели.

Не может такого быть, чтобы он вообще не получал на рассмотрение разумных идей. Проблема Аристотеля в том, что они не проходили его эстетический и ментальный отбор (вспомните пси-модель) – он их отвергал. Отвергал, скорее всего, все по той же причине желания оригинальности. В его модели действительности он стоял на постаменте, а остальной аудитории милостиво разрешал собой восхищаться. Похоже, что он даже своего ученика Александра Македонского, завоевавшего весь мир, ни во что не ставил, несмотря на финансовую поддержку с его стороны. Ведь он его никак и нигде не упомянул в своих трудах.

Описанный им (в его книгах по этике) идеал человека – типичный мещанин разлива эпохи Просвещения (европейский век восемнадцатый) или российского девятнаднадцатого века. Аристотель проповедует золотую середину – ни нашим, ни Вашим, посредственность, фикус на подоконнике, оборочки на занавесках и самовар с Машей. Он же — идеолог рабства для варваров. Аристотель был бы доволен и современным обществом с его культом потребления. Но сам он (как и многие другие философы после него) не желал жить в соответствии со своим идеалом. Может быть, общий серый фон был ему нужен для того, чтобы на нем лучше выделяться?

Позади суета сует и всяческая суета. Вот и Аристотель покинул подиум истории, и на нем завершилось то, что потом назвали расцветом древнегреческой философии. Впереди в эпохе античности еще много великих и даже гениальных ученых, но это уже старение, увядание и в финале неизбежная смерть. Но и близится рождение новой, христианской науки. Да-да, не удивляйтесь, ведь по нашему определению любая деятельность, создающая новые модели, попадает под определение научной. Тем временем на опустевшей красивой трубе стали появляться загадочные надписи…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Я Вам, читателям, весьма признателен. Особенно тем, которые участвуют в обсуждениях. Они мне рассказывают много нового и интересного о мире. Так, например, я узнал, что такое наука в соответствии с философской энциклопедией. Это было еще месяца два назад, но я до сих пор под впечатлением. Там написано много красивых слов, но если выбросить шелуху, то останется: наука суть познание знания. Мне это так понравилось, что я решил настоящей статьей вложить свой скромный вклад в развитие предложенной академической модели.

Для моделирования «знания» ученого я предлагаю «болото неведения». По нашему определению содержит это болото тоже модели. Будем различать три основные области:
1) Модели кочек более-менее твердого знания. Примеры: 2+2=4, теорема Пифагора, теория относительности и т.д. Как правило, это сложные модели финальной фазы.
2) Модели болотистой почвы верований. Примеры: коммунизм победит, эта картина – прекрасна, жизнь – ужасна. Здесь большей частью находятся простенькие модели начальной и каузальной фазы.
3) Модели глубоких вод собственной психики. Примеры: я люблю это, то — хорошо, хочу это, не хочу то. Это опять же обычно модели начальной фазы своего развития.

Указанные области примерно соответствуют тем, которые мы уже выделили, изучая творчество Протагора. Наша трилка только кажется структурно похожей на знаменитую вилку Юма. Деление весьма условное, поскольку болотистость почвы под ногами внутри каждой области может сильно разниться. Совершенно другой и критерий разделения – обоснованность, проверенность. Кочки в первом приближении соответствуют науке и были созданы путем утрамбовывания большого количества эмпирического материала и последующего нанесения на них дополнительных слоев моделей. Впрочем, кочки настолько малы, что на них не постоишь, разве что одной ногой. Вторую придется все равно держать на болотистой почве. А в верования может засосать. Чтобы этого не произошло, по заболоченным местам надо постоянно перемещаться, на одном месте стоять нельзя. Другими словами, для мобильности разнообразные верования нужно держать на голодном пайке – в виде гипотез, не больше. Может быть так, а может быть и иначе. Не доверяйся мне без нужды – помните? Заметьте, мы ничего не утверждаем об истинности наших моделей верований, они вполне могут в будущем эволюционировать в категорию кочек. Теперь насчет глубоких мест. Здесь только вплавь. Кто не умеет плавать – караул, можно утонуть, совсем мертвый будешь. Спасает то, что в собственной психике мы сами себе хозяева, и если научиться верить в то, во что нам нужно верить, (желать то, что нужно желать), то берег ты свой найдешь. А умельцы могут и нырнуть, на дне как раз можно найти строительный материал для создания новых моделей.

Как же жить несчастным ученым на этом болоте? В принципе, вполне можно стоять на одном месте, даже на болотистой почве. Ну и затянет, что из того? Все там будем. И только те, кто желает внести свой посильный вклад в осушение этого болота, обязаны постоянно перемещаться, нырять и работать, создавая новые насыпи и безопасные кочки. Да, передвигаться по всей площади болота нелегко, но разве это не настоящая свобода? И существует ли лучшее призвание в этой жизни?

Вы должно быть заметили, что предложенная нами модель сама по себе относится к болотистой почве верований. Это и в самом деле модель начальной фазы своего развития, и ее надлежит еще развивать и уточнять. Переходим к «познанию». Каким же образом ученые создают свои модели? Как поднимают идеи из пучины вод неведения? И здесь мы уже с Вами подошли к построению собственной модели — Бессловесного Гугла. Давайте разберемся. Почему Гугла? Ответ на этот вопрос дает изучение творчества ученых. Многие из них занимались интроспекцией и что оказывается: вовсе не путем тупого перебора производятся научные открытия. Вот несколько подлинных историй:

· Великий французский математик Анри Пуанкаре описывал, как ключевая идея его модели просто неожиданно пришла к нему, когда он путешествовал в экипаже без всяких предварительных мыслей с его стороны. Он мгновенно почувствовал ее правильность. Другому замечательному математику Пенроузу модель его открытия тоже внезапно явилась во время прогулки.

· Немецкий химик Кекуле долго безуспешно искал формулу бензола, пока не увидел кольцо из атомов, сформировавших правильный шестиугольник, во сне.

· Многие математики (Пенроуз, Харди и другие) сравнивали свои открытия с обнаружением новых земель первопроходцами. Гаусс: «… в конце концов … два дня назад, не моими усилиями, а милостью Бога … как вспышка молнии задача была решена. Я не могу сказать, что … идея была хоть как-то связана с тем, что я знал до этого».

· Великий логик Гедель (тот самый, который обнаружил невыполнимость программы
Гильберта свой теоремой о неполноте) считал интуицию шестым чувством. «Человеческий мозг больше, чем машина», — утверждал он. А другой гениальный математик Жак Адамар написал об этом целую книгу.

· Эйнштейн: «Вдохновение важнее знания». Другие классические примеры: яблоко Ньютона, «эврика» Архимеда, великая теорема Ферма, внутренний голос Сократа и вспоминание идей Платона.

Даже крупнейший апологет применения логики в научном исследовании Карл Поппер был вынужден признать: «не существует такой вещи, как логический метод получения новых идей… каждое открытие содержит в себе иррациональный элемент или креативную интуицию». Как насчет других областей интеллектуальной деятельности? Нет ли и там следов Бессловесного?

· Моцарт: «Когда я в хорошем настроении, гуляю или ночью, когда я не могу уснуть, мысли толпами приходят ко мне в голову… Откуда и как они приходят? Я не знаю… Те, которые мне нравятся, я оставляю в голове и напеваю… Затем моя душа горит от вдохновенья … работа растет, … я вижу ее яснее и яснее, пока вся композиция не завершится в моей голове.

· Поэты-импровизаторы – другой известный пример.

· Шахматисты называют Это интуицией. Владимир Крамник: «Интуиция – это мгновенное восприятие позиции, это логически тяжело объяснить». Михаил Ботвинник: «Капабланка был самым великим игроком, … потому, что играл интуитивно». Другой классический пример – рассказ Михаила Таля о том, как он принял решение в сложнейшей позиции. Вместо расчета вариантов он получил ментальную картинку болота, из которого надо было тащить бегемота. Спасение несчастного животного при помощи подъемного крана помогло ему принять правильное решение.

Откуда же приходят эти удивительные мысли или идеи? Существует две версии. Материалистическая – из глубин подсознания. Идеалистическая – от Бога. Не будем принимать до поры до времени ничью сторону, просто припаркуем обе версии как рабочие гипотезы в феноменологических скобках Гуссерля на болотистой почве нашей трилки знания.

Да, Моцарт, Архимед, Ньютон, Эйнштейн умели нырять в глубины болота неведения. Они на то и гении. Ну, а нам, простым смертным, это неподвластно? Современная психология утверждает, что механизм один и тот же для всех нас. Гештальт-психология первой исследовала инсайты как способ познания для самых обыкновенных людей еще в середине прошлого века. Вам никогда не приходило в голову забытое имя или название, неожиданно, после того, как Вы уже оставили попытки извлечь его из памяти? Вспомним народную мудрость: «Утро вечера мудренее», «Умная мысля приходит опосля». Вам никогда не приходят мысли внезапно? Никогда не «скачут»? В следующий раз обратите внимание, когда именно осуществляется «скачок» — не в аккурат ли после посылки очередного запроса Бессловесному?

Итак, мы моделируем «познание» ученого как когнитивный процесс, состоящий из следующих стадий:
1) Посылка запроса. Желаем знать, говорит ученый. Силу этого желания можно измерять верой (вспомним, что желание суть вера в высокую оценку модели будущего). Рабочая гипотеза, что эта посылка — весьма энергетически емкая операция. В запросе мы обязаны специфицировать, что именно мы желаем знать. А это мы можем сделать только в терминах нашего текущего багажа моделей.
2) Получение мысли-ответа. Процесс в общем случае асинхронный — ответ может прийти быстро, а может и «опосля».
3) Анализ полученного ответа при помощи логики и/или ощущения красоты/правильности. Мы можем принять или отвергнуть этот ответ (сложность в том, что далеко не всегда он правильный), то есть опять же дать или дать ему нашу веру. Только на этом этапе осуществляется собственно процесс размышления, о котором мы разговаривали в прошлый раз. Популярная стратегия — припарковать идею для последующего анализа. Мы можем позже вытащить любую такую идею на свет сознания для изучения.

Последний этап соответствует так называемой свободе воли — нашему типу зондов даны некоторые процессорные мощности для принятия решений на месте.

Обратите внимание на то, что нарисованная нами фигура напоминает греческую букву пси (Ψ). По сей причине в будущем мы будем называть ее пси-моделью. И эта модель пока еще нами весьма плохо определена, т.е. находится в начальной фазе своего развития, настоятельно требует уточнения и принадлежит болотистому сегменту знаний. Насколько она вообще соответствует действительности? Во многом в целях первой пробной верификации в следующей статье мы с Вами попробуем ее применить для изучения процесса познания Аристотеля.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Наше знакомство с творчеством великого Аристотеля подходит к концу. На сладкое мы оставили его (с моей точки зрения) наибольший вклад в философию – логику как новую научную дисциплину. В прошлый раз я уже высказал совершенно крамольную мысль (которая, возможно, осталась Вами незамеченной) – своим происхождением она обязана вовсе не его прозорливости, а попытке найти замену Платоновской теории вспоминания идей. Аристотель был последователен, прежде всего, в одном – он критиковал практически всех своих предшественников (прежде всего, своего учителя Платона) и стремился предложить свою собственную, оригинальную трактовку по каждому актуальному в период античности вопросу. Одним из таких вопросов была эпистемология – теория познания.

Напомним, наш герой был очень уверен в себе, до уровня аррогантности. В отличие от Сократа, он был убежден в том, что знает абсолютно все и обо всем. «Если не вспоминанием идей, то как же мне тогда удается получать свои гениальные мысли и обобщения?» — должно быть, размышлял Аристотель. Ему наверняка чертовски хотелось приписать всю честь их открытия самому себе. Плодом этой умственной деятельности стало рождение логики, точнее метода силлогизма. Проиллюстрируем работу этого метода на одном примере силлогизма, он состоит из:

1) Большой посылки: Все хэш-теги суть символы.
2) Малой посылки: ГеоргийБорский суть хэш-тег.
3) И (оп-ля-ля) заключения: ГеоргийБорский суть символы.

Все гениальное, как мы убедились, просто. Только много позже выяснилось, что описанные Аристотелем типы силлогизма не охватывают все виды рассуждений, которые мы считаем правильными. Например, возникла проблема в доказательстве того, что 2+2=4. Пришлось поднапрячься и развить древнюю модель. Большой вклад в это дело внесла знаменитая Principia Mathematica Рассела и Уйатхеда (начало прошлого столетия). В частности, там им удалось все же убедительно показать, что 2+2=4, хотя на вывод этого занимательного утверждения и ушло три десятка страниц с гаком. Можно колоть орехи большой королевской печатью, но нет ли ей лучшего применения?

Древняя мечта формализовать все виды человеческих рассуждений жила в веках. Равнение на форму против содержания – вот истинная сущность западного метода мышления. Римское право, схоласты, Лейбниц, наконец, Давид Гильберт с его программой для математики — всего несколько ярких исторических примеров… Как было бы здорово, мечтали они, решить любую юридическую проблему, любой спор, доказать любую теорему, всего лишь странслировав их на некий формальный язык, а потом использовать четко определенные средства вывода для определения их истины или ложности. И только Гедель с его великой теоремой неполноты смог доказать, что все эти мечтания были впустую – это просто невозможно. Другими словами, компьютер никогда не сможет ни доказать, ни опровергнуть ряд утверждений формальной системы, исходя из аксиом, тогда как человек в состоянии выискивать все новые и новые истины. Как? Обращаясь к семантике процесса, моделируя действительность.

Интересно, что в обширных сочинениях Аристотеля следы его собственного дедуктивного метода практически отсутствуют. Чаще всего он производит свои выводы по аналогии. Более того, очевидно, что силлогизм никак не помогает нам построить обобщения, те самые большие посылки. Откуда же они происходят? Сам Аристотель мало что сказал об обратной стороне дедукции — индуктивной логике, но за него постарались его последователи. Логика живет и развивается и в других областях. Так, например, двоичная модель Аристотеля уже в двадцатом веке была развита сначала в троичную, потом в нечеткую логику, а сейчас их столько всяких развелось – на любой вкус.

Открытым остается вопрос – насколько логика моделирует человеческое мышление? За долгую историю психологии были исследователи, которые полагали, что только так мы и мыслим (были и такие, что утверждали, что без слов не бывает мыслей – Вам никогда не приходилось забывать слова при формулировании своих мыслей?) Однако теория моделей придерживается диаметрально противоположного мнения. Основная функция живого существа (sic – животные относятся сюда тоже) – распознавание образов, соотнесение сенсорной информации с ментальными моделями и моделей между собой. Мысль есть не что иное, как отношение подобия между одним и другим ментальным объектом. Что это? — Автомобиль. А там? — Опасность. Жизнь какая? – Прекрасная и удивительная. «2+2=4» означает подобие объектов «2+2» (это само по себе субмодель из двух объектов) и «4» объектам модели “тождества”. Логика – плоское образование, за символами не стоит никакой структуры. Однако за предикатами на самом деле прячутся сложнейшие образования. Модель того же «тождества» – это гигантская структура данных, обсуславливающая наше понимание. Для многих эта модель ассоциирована с весами в состоянии равновесия. Так например мы понимаем, что будет если добавить что-то на одну из чашек.

Да, говорит теория моделей, элементы логического мышления присутствуют в психике человека, однако это всего лишь частный случай процесса размышления, который состоит в комбинировании ментальных моделей для достижения той или иной цели. Для каждой модели существует ограниченный набор операций, которые мы можем производить над ней в сознании. Результатом применения этих операций к модели является измененная модель или другая модель. В случае логического вывода операция над моделью высказывания может быть «положим, что это истинно, что отсюда следует?» Применив ее, мы получим другие высказывания, найдем противоречие или наоборот отсутствие оного. Ограниченность выбора (либо да, либо нет) модели высказывания определяет алгоритм работы – перебор. Но тот же алгоритм человек использует и в других ситуациях. Простой пример — положим, Вы находитесь в месте А и желаете доехать до не очень стандартного места Б, не используя компьютерную навигацию. У Вас существуют готовые ментальные модели местности, благодаря которым Вы можете прикинуть, как доехать до В, Г или Д. А из одного из этих мест уже найдется другая модель, которая довезет Вас до Б. Перебор этих известных Вам вариантов аналогичен логическому выводу. Схожим образом Вы рассчитываете варианты при игре в шахматы, шашки или судоку – там у Вас тоже ограничен выбор на каждом ходу.

Другое важное свойство логических систем – непротиворечивость – тоже мало представлено в нашей психике. Странным образом у нас в сознании уживаются самые вопиющие противоречия. Скажем, Вы видите сдобную булочку. Модель «хочу!» может сосуществовать с моделью «мне надо худеть». Результат борьбы моделей за Вас зачастую непредсказуем и только когда поведение станет последовательным, им сможет заняться автоматика подсознания.

Есть сомнения и со столь любимой эмпириками индукцией. Эта линия Фрэнсиса Бэкона – Локка – Бентама привела в результате к бихевиоризму, но практика давно показала, что их модели никак не могут претендовать на описание всего многообразия психических феноменов. Да, человек ищет регулярности в потоке хаоса. Однако простое совпадение событий – далеко не единственный тип регулярностей, который мы в состоянии распознать. Что там человек – когнитивной психологией экспериментально установлено, что даже животные в состоянии распознавать достаточно сложные закономерности. Даже знаменитые собаки Павлова (столь любимые бихевиористами) вызывают вопросы. Логика оперирует символами: если А часто совпадает с Б, то А причина Б или наоборот. На практике эти «А» или «Б» сами по себе сложнейшие понятия. У меня как-то была собака, которая начинала прыгать на дверь, когда я, приезжая, хлопал дверью машины. Как она отличала именно мой стук от других с шестого этажа – выше моего понимания. Конечно можно объявить стук «событием А», но на самом деле за его распознаванием кроется сложнейший анализ данных.

Или вот еще пример из античности. Какое именно индуктивное совпадение привело к отождествлению утренней и вечерней звезды (Венеры)? Не известная ли с младенчества модель «Где мама? Вот она мама!»? Другая проблема – требуемая для корректности вывода повторяемость. Вы дотронулись до металлического предмета и Вас дернуло статическим электричеством. С точки зрения правильной индукции Вы должны упрямо продолжать совать палец под ток до образования эмпирического обобщения. Вы это будете делать? Кроме того, далеко не всегда четкое совпадение ведет к индуктивному выводу. Положим, у Вас два будильника и они постоянно звонят в одно и то же время? Вы сделаете вывод о том, что они в каузальной связи?

Вывод — в потоке событий огромное количество переменных. Количество комбинаций из них возрастает экспоненциально, а отношения между ними могут быть гораздо сложнее простой каузальности. Каким-то образом человек оказывается в состоянии найти релевантные связи и построить их модели. Каким именно? Об этом мы с Вами порассуждаем на следующем занятии.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Пришло время Аристотелю внести свой вклад в космологию, сиречь в создание модели того, как устроен наш мир. Прославленная дедукция изобретателя метода силлогизма никак не наводила его на правильные умозаключения. Пришлось опять звонить Бессловесному Гуглу.

Аристотель (ходит из угла в угол): Эй ты, тварь Бесполезная, встань передо мной, как лист перед Авторитетом.
Бессловесный Гугл: Ага, я Вам все же понадобился? Чем могу служить?

А: Видишь ли, моему гению требуются широкие просторы, желаю знать, как устроен мир.

БГ: Спрашивайте, не стесняйтесь. Your wish is my command.

А: Я уже показал, как и почему происходит движение и изменение в мире – каждая вещь стремится к своему естественному месту покоя. Тяжелые – в самый низ, к земле. Потом вода, над ней воздух, а на самом верху огонь…

БГ: Позволь, но в этом случае движение очень скоро прекратится, ведь все вещи быстро отсортируются и Вы получите пирог из четырех слоев. Вам нужно как-то их опять перемешать.

А: М-м-м… Это и в самом деле небольшая техническая неполадка. Секунду — готово! Тепло и холод – вот моя ложка, которой я все опять перелопачу. Нагреем воду, получится пар – он направится вверх. Остудим его, он выпадет дождем опять вниз. Потрясающее открытие, да?

БГ: Как Вам сказать, сгодится для древнегреческой местности. Разрешите откланяться?

А: Погоди, погоди, мы еще и не подошли к сути моего вопроса. С подлунным миром все понятно, мне надо идти дальше через тернии к миру совершенному, нетленному. Для начала — на чем держится Земля?

БГ: Ну, не на черепахе же? В эти детские сказки уже давно никто не верит. Вот Анаксимандр говорил, что она ни на чем не держится, просто парит в бесконечности, потому что кругом все такая же бесконечность…

А: Боже мой, какой маразм! Этот Анаксимандр, впрочем как и все прочие мои так называемые предшественники, были сущими глупцами. Это все равно, что представить себе человека, вокруг которого выставлено куча еды, умирающим от голода, поскольку он никак не может решиться, какое именно блюдо отведать.

БГ: Вряд ли эта аналогия релевантна в данном случае. Однако какие у тебя есть альтернативы?

А: Но это же элементарно, Гугля! Земля просто прочно сидит в самой середине мира, как кочерыжка у капусты.

БГ: Если у Вас уже заготовлены ответы на все вопросы, то зачем вызывали?

А: Сам не знаю, может быть для компании, чтобы кто-то мог воздать должное полету
моей творческой мысли. Вдохновение меня посещает обычно во время прогулки в кругу поклонников.

БГ: Боюсь, что я не принадлежу к их числу. Так я могу удалиться?

А: Секунду, куда ты так спешишь? Мы ведь еще не все обсудили. С Землей покончили мы счеты. Я скажу «поехали» и взмахну рукой, а ты пока посчитай сферы, сколько их?

БГ: Эвдокс насчитал двадцать семь, а Каллипп тридцать четыре. Это знает каждый студент Академии.

А: О, эти идиоты не от мира сего! Они не почесались подумать, как это может работать на практике. Нужны прокладочные сферы, иначе внешние сферы будут вращать внутренние. По моим подсчетам их должно быть пятьдесят пять, никак не меньше!

БГ: Вот как? Не много ли? Вы же сами установили закон, что природа любит простоту! Потом, Вы что же, предполагаете, что эти сферы реально сделаны из какого-то прозрачного материала?

А: Аристотелям закон не писан, это раз. А материал там точно есть, называется эфир, это два!

БГ: Позвольте полюбопытствовать, как Вы собираетесь проверять эту модель в условиях повышенной античности? Пятый первоэлемент? Прикажете приписать ему свой правильный многогранник? Их как раз пять.

А: Проверять не к чему, и так все ясно. Многогранники нам тоже не нужны – это опять платонщина. Мы уже почти все установили, а от тебя никакого прока! Последний вопрос тебе, Бестолковому – кто все это создал?

БГ: Понимаю, что это очень нескромно, но истина дороже – мир создал я.

А: Как? Ты наверное с ума сошел! Это Платон сказал, что мир создан, по этой причине я это не могу утверждать. Мир никто не создавал, он существовал всегда, вот как!

БГ: В самом деле? Зачем же тогда существую я?

А: Ты и в самом деле совершенно не нужен. Вот что, отправляйся-ка крутить мои небесные сферы. Ты только для этого и годишься!

БГ: Сам придумал, сам и будешь крутить!

Мы с Вами помним, что Аристотеля в Афинах пытались подвести именно под статью безбожия. Тогда ему удалось улизнуть от правосудия. Но справедливость должна восторжествовать, хотя бы только в нашем блоге. Sic transit gloria mundi. Крути, Аристотель, старших надо уважать!

Итак, Аристотель решительно порвал с Бессловесным Гуглом. Этот зонд окончательно отломал свою антенну. И Философа понесло… В частности, наш герой осветил своим могучим интеллектом вопрос, каким же образом он строит свои великие модели. Это никак не могло быть вспоминанием идей, поскольку сию гипотезу уже застолбил все тот же Платон. Вот так и родилась логика. Поздравления малышке – на следующей лекции.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

По сложившейся в течение нескольких последних статьях традиции начну с обзора писем и вопросов. В частности, в одном обсуждении поступил не вопрос, нет, скорее крик души на тему психологии юмора, цитирую: «теперь буду думать — это у меня рефлекторный смех или подхалимский и в какую модель вписывается моё чувство юмора.. так можно вообще перестать смеяться.. вам не кажется господа». Я почувствовал себя просто-таки отъявленным негодяем на минуту. Эдаким Аристотелем, безжалостно препарирующим несчастного зайку ушастого с печальными добрыми глазами. В свое оправдание могу сказать нижеследующее. Как следствие известного инцидента с кражей яблок и последовавшей неудачной попыткой свалить вину на слабую женщину и представителя местной ползающей фауны мы с Вами очутились в этом несовершенном мире. Практически единственным, чем нас оснастили для выживания — это способностью анализировать хаос ощущений и находить в них смысл и порядок. Или, как выражаюсь я, создавать модели. Если Вы все еще душой в том райском месте, то я счастлив за Вас, оставайтесь там. Для всех остальных – хлеб насущный в поте лица своего. Далее, не согласен с тем, что усилия ученых по созданию моделей как-то вредят интегральности восприятия всех остальных. Вам разве мешает теория музыки или цвета наслаждаться искусством? А ведь эти модели позволили нам создать новые инструменты и выразительные средства.

Что касается предмета обсуждения – юмора, то дело в том, что Священный Грааль психологии состоит в том, чтобы найти язык, на котором удастся описать весь спектр феноменов психики, а смех – один их них. Добавлю еще лично от себя, что считаю конкретно юмор достойным объектом для моделирования вот по какой причине. Наука построила весьма точные модели неживой природы и мы научились производить разнообразные артефакты (причем одним из основных двигателей прогресса всегда было людское желание убивать друг друга), однако мы к примеру почти ничего не можем сказать о том, для чего живет человек и что такое счастье. А разве смех – не мгновение счастья? Подумайте только — у нас сотни, может быть, тысячи слов для того, чтобы описать малейшие оттенки страданий и мучений. А вот, скажем, слово «любовь» — всего одно, для всего спектра отношений – от самых низменных до небесно возвышенных. Даже направление действия не специфицировано. «Я люблю яблоко» — мне добавляется, от яблока убавляется. «Я люблю Россию» — у меня отнимается, зато России хорошо. А ведь каждое слово – это модель, и плохо определенное слово означает нечеткую модель. Надеюсь, я Вас убедил, что не так уж вредно то, чем я занимаюсь. Напоследок, перед продолжением нашего основного повествования, предлагаю следующее соглашение. У нас есть читатели, которые не понимают, где я кончаю шутить и начинается серьезный материал. Специально для них в качестве небольшой подсказки я теперь буду выделять особо важные вещи жирным шрифтом – вот так. Поскольку шутить я люблю, то все остальное невыделенное вполне может оказаться «шюткой юмора», имейте это в виду.

Так вот, Аристотель был велик, когда подробно изучал эмпирический материал – например, описания животных или конституции греческих городов-государств. Но он был жалок, когда пытался сделать из этого обобщения и последовательно распространить их на все, что попадалось под руку. Отсюда получаются модели физики с телами, подсознательно ищущими свое естественное место покоя (что мы изучали в прошлый раз) или заключения о том, что человек мыслит сердцем, а верхушка деревьев в их корнях. Подняться от единичных данных к обобщениям (высказываниям о потенциально бесконечном количестве объектов) не так-то просто. До сих пор никто не придумал ничего лучшего, чем человеческая интуиция или инсайты. Мы с Вами назвали это общением с Бессловесным Гуглом. Полученные таким образом идеи еще должны пройти через сито сознания, основанное на ощущениях прекрасного. Так вот у Аристотеля что-то не сложилось с чувством красоты, он не видел леса за деревьями, растущими в его саду. Вспомним, что бедный Аристотель был круглым сиротой, и некому было сказать ему: «маленькие дети (а особенно дети врачей, собирающиеся в будущем стать биологами), ни за что на свете не ходите в метафизику гулять!»

Платон был велик, когда производил свои обобщения. Он видел суть процессов и распознал великий идеал науки – математические модели. Но он был смешон, когда пытался специфицировать диету стражников своего государства или разбирал подробности «эволюции наоборот». Его чувство прекрасного было замечательно развито, но он презирал эмпирику и не видел деревьев за лесом. И ему надо было в детстве сказать: «маленькие дети (а особенно будущие философы с математическими способностями), ни за что на свете не ходите в физику (и политику) гулять!»

Им бы объединиться в одну команду, Платону и Аристотелю, тогда первый открывал бы новые земли, а второй бы тщательно наносил на карту подробности береговой линии. Платон со своего Олимпа указывал бы путь, а Аристотель прокладывал бы туда дорогу. Левое и правое полушарие головного мозга, дальнозоркость и близорукость, стратегия и тактика, почему они оказались разделены? Что не поделили друг с другом? Может быть, дело в том, что один искал истину, а другой славу?

Но неужели Аристотель всегда ошибался в своих обобщениях? Возьмем например, его знаменитое: «Природа всегда действует наивозможно кратчайшим путем». Разве это не ранняя версия знаменитой «бритвы Оккама»? Заметим, что это модель, да не простая, а метамодель, поскольку указывает нам, какие строить модели. Какие же проблемы здесь? Опасайтесь метамоделей, друзья мои, это коварные существа! Вспомните несчастного Больцмана. В руках его идеологического противника Эрнста Маха бритва Аристотеля-Оккама превратилась в нож гильотины. Одним махом бритвой по горлу позитивисты расправились с великим ученым, покончившим жизнь самоубийством, а созданные им ненужные метафизические сущности – молекулы и атомы – в темный колодец истории. И только благодаря бравому Эйнштейну и его команде удалось выудить их на свет божий из-под вод забвения.

Пришло время нам сформулировать наши собственные правила поведения с моделями. Мы их будем называть правилами «трех не». Это в чем-то романс, а исполняет его сама модель (сопрано):
1. Не расширяй меня без нужды! Вы очень хотите разместить Вашу модель сразу на нескольких стульях. Для этого придется ее перекармливать, но тогда она перестанет быть красавицей. Да, мы стремимся как можно эффективнее сэкономить сознание и произвести максимально информативно насыщенные обобщения. Но не заходите в этом стремлении слишком далеко – четко очертите домен, к которому она применима. Аристотель же (как мы уже убедились) постоянно грешил перерасширением моделей.
2. Не украшай меня без нужды! Модели вообще-то весьма простые существа, не стоит наряжать их слишком интенсивно, в этом случае они потеряют львиную долю своей привлекательности. По существу это наш аналог бритвы Аристотеля-Оккама. Как мы увидим в дальнейшем, хотя сам Аристотель призывал брить все модели поголовно и наголо, он далеко не всегда пользовался собственной рекомендацией (например, в своей космологии).
3. Не доверяйся мне без нужды! Модели – создания по природе несовершенные, игривые, а иногда и просто неверные. Любая модель (физического мира) – лишь моментальный снимок действительности, полезная на данной стадии абстракция той или иной степени точности, которая обязательно потребует дальнейшего развития и дополнения в будущем. Кроме того, модель может оказаться и большой ошибкой. Если Вы в принципе не желаете в это поверить, то Вы моделируете не наш бренный мир, а иллюзии (фальсифицируемость – важное для науки свойство модели). Творчество Аристотеля изобилует моделями, которые невозможно проверить (та же космология).

Пытливый читатель сразу заметит, что наши правила – тоже суть метамодель, и как таковая, она должна рекурсивно следовать самой себе! И будет прав, так что если у Вас есть идеи о том, как ее развить, милости просим! Я знаю, что обещал еще в прошлый раз новый диалог общения с Бессловесным Гуглом, Вы уж не взыщите – заболтался. В каждом минусе есть своя доля плюса – у нас все еще впереди.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Напомню — временный герой нашего повествования Аристотель обнаружил методом опроса Бессловесного Гугла удивительную модель – причин существования сущностей должно быть ровно четыре сорта. Давайте применим его систему на практике. Возьмем для примера хоть мой блог. В чем же его Материальная причина? Наверное серверы, на которых хостится ВКонтакте. В них винты, на которых лежат файлы. Еще глубже – намагниченные байты и биты, исполненные на двуокиси хрома. Формальная – идеи у меня в голове. Или исполненный мной перевод с бессловесного на русский. Эффективная причина – мои пальцы, печатающие по клавиатуре. Может быть Microsoft Word сюда тоже относится. Целевая причина – вот тут сложно. У меня их по меньшей мере с десяток. Перечислять не буду, надеюсь, Вы поверите мне на слово, что они на самом деле существуют.

Не будем останавливаться на достигнутом. Предлагаю напрячься и развить модель Аристотеля. Скажем, Финансовая причина. Если бы у не деньги у меня в кошельке, то этого блога тоже не существовало бы. Или вот еще – Метафизическая. Бог его знает, может быть у всего этого есть какие-то высшие цели? Скажем, настройка испортившихся антенн связи – модель зонда еще не забыли? Похоже, что причин этих вообще пруд пруди. Мы с Вами могли бы стать лауреатами ойкуменской премии, если бы она существовала. Причем регулярно. Каждый год открываем по два новых типа причин — и премия в кармане.

Общий вывод такой: в потоке событий трудно выделить отдельные составляющие и объявить их отдельными причинами. Об этом говорили многие философы, а с некоторых пор и физики – вспомним хотя бы Дэвида Бома. То, что мы называем причинами, зачастую есть лишь прагматически удобная абстракция, позволяющая нам предсказывать и планировать будущее, комбинируя операции над известными нам моделями. Мы рождены, чтобы творить порядок из хаоса, находить смысл в бессмыслице и делать быль из сказки. Каузальность – всего лишь аппроксимация, третья фаза развития моделей, еще весьма неточная.

Вы скажете, стоило ли перья ломать, что полезного для себя мы можем извлечь из этого рассуждения? Нет, все же какое-то рациональное зерно здесь есть. Заключается оно в том, что причин на самом деле может быть много, хуже того, они могут существовать одновременно. Положим, Вы заболели от несварения желудка. В чем причина этого события? Если Вы пойдете к врачу, то он методом опроса и/или диагностики вероятно обнаружит несвежую колбасу, которую Вы съели накануне. Для него причина ясна – бактерии. Однако приходской священник при этом может заявить, что все болезни от грехов наших, и в данном случае это грех чревоугодия, более того постигшее Вас несчастье имеет своей целью избавление от порока. Эзотерик найдет у Вас нехватку какой-нибудь энергии в какой-нибудь чакре, а астролог обнаружит напряженный транзит по натальным планетам. Если чуть обобщить в бытовой плоскости, то причина может оказаться в плохом снабжении наших магазинов или в отвратительном качестве турецких холодильников. Важно понимать, что в принципе все эти причины могут сосуществовать вместе. Заметьте, я вовсе не утверждаю, что все они реально в данном конкретном примере присутствуют. Это просто разные способы описания одного и того же потока событий.

Что касается Целевых причин – для Аристотеля их было столь же естественно обнаружить, как поднять свою руку – ведь он черпал свои модели прежде всего в живой природе. Как раз для описания действия разумных организмов телеология оказывается полезной. В чем причина того, что он поднял руку? В сложных биохимических процессах, происходящих в клетках его нервах и мускулах или в том, что ему захотелось почесать свой гениальный нос? Не в том ли и другом одновременно?

Современная наука решительно избавилась от своего темного аристотелевского прошлого и совершенно отказалась от телеологических (целевых) описаний процессов. В самом деле, почему вообще должно существовать «почему?», не говоря уже о «зачем?» Наш же герой своего античного времени во всем усматривал глубокий смысл и цель. «У рогатых животных много желудков потому, что у них неполный набор зубов», «У акул грубая кожа потому, что у них хрящевые скелеты» — это примеры причинно-следственных связей, которые он обнаруживает. Почему именно в этом направлении, а не наоборот? Может быть как раз нет зубов потому, что много желудков и скелеты хрящевые из-за кожи? Мне это сильно напоминает логику ребенка. «Почему эта машина такая большая?» — «Потому, что там сидит большой дядя».

Куда же запропастилась логика изобретателя сей респектабельной научной дисциплины? Последовательность в этом случае оставила Аристотеля, и в дальнейшем я предложу свое объяснение этому феномену. Зато свою модель причин он перерасширил на буквально все наблюдаемые им явления природы. Именно отсюда происходит его знаменитая концепция естественного места упокоения для неодушевленных предметов. Оказывается, дело все в той же Целевой причине. Почему камень падает на землю? В нем слишком много земли, вот он и стремится вниз, к себе подобным. Подсознательно, на рефлексах, понятно? Мне тоже. Нам обоим понятно. Поскольку используется общая для нас с Вами модель — человека. Мы понимаем явление тогда и только тогда, когда нам удается сопоставить его с готовой ментальной моделью. По ходу дела мы с Вами дошли до фундаментальной гипотезы теории моделей. Прямым следствием из предыдущей модели являлось то, что булыжник побольше будет падать быстрее маленького – ведь в нем же больше этой тяжелой первопричины и она интенсивнее вожделеет попасть вниз. Почему наоборот дым устремляется вверх? Это оказывается избыток воздуха внутри его субстанции тянет его наверх, к своему естественному месту пребывания.

Что можно сказать об этой модели хорошего? Разве что то, что она достигла каузальной фазы своего развития, более ничего. Мы с Вами по существу наблюдаем скрещивание модели квадриги причин с плохо осознанной (передавшейся по наследству от отца?) моделью «похожее стремится к похожему». Неужели Аристотель, собственноручно разрезавший сотни несчастных зверюшек (причем некоторых живьем) для получения гигантского эмпирического материала, не смог догадаться провести пару опытов со свободным падением разнообразных предметов? Конечно мог, и никакая наклонная башня в Пизе для этой цели ему была не нужна, вполне можно было воспользоваться близлежащей возвышенностью. Догадался же Ваня Филопон провести такой эксперимент с теми же самыми подручными средствами. Жаль, что родился он немного не там (надо было на тыщу километров левее) и не в нужное время (надо было на тыщу лет позже), поэтому его интеллектуальное достижение благополучно забыли, и все лавры достались знаменитому Галилео Галилею. Вот и Аристотель вполне мог проверить свою модель. Дело всего лишь в том, что этот вопрос совершенно не интересовал его, он его разрешил походя, легким движением могучего интеллекта.

Изучая модель причинности Аристотеля, мы уже одним боком прикоснулись к его космологии. А пристальнее взглянуть на его модели бытия мы сможем с Вами уже на следующем занятии. Кто знает, может быть нас ждет новый диалог на красивой трубе!?

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.