— А здесь нечисто играют!

— Знаю, но в этом городе только одна игра…

Примерно через такой пассаж в самом начале прошлого века в английский язык просочился популярный нынче мем “the only game in town” — вынужденного неприятного выбора. Сразу даже не соображу, как его аккуратнее перевести на русский. В советские времена со схожей семантикой активно использовалась «принудиловка» или даже «Сталинград». Не уверен, что сейчас они еще живы?! Во всяком случае, они как нельзя лучше подходят для того, чтобы описать состояние некоторых моделей в науке. Возьмем, например, дарвинизм. Понятно, что эта модель застряла на начальной фазе, поскольку объясняет все абсолютно факты о прошлом, при этом не генерируя никаких эмпирически тестируемых гипотез о будущем. Уж как не журил сею менталку Карл Поппер, пришлось и ему покривить своими высокими принципами фальсифицируемости и назвать ее «метафизической программой исследований». Добавим по Имре Лакатосу — «дегенерирующей», поскольку пора бы уж произвести что-то более существенное, нежели занимательные истории типа «откуда у слоненка длинный хобот». Однако сделать ничего с этой обленившейся от избытка веры в нее особой пока не получается в принципе, поскольку другой игры в Академгородке не предусмотрено. При этом она ведь — один из тех китов, на которых покоится земная твердь современных представлений о мире. От такого режима питания и гиподинамии неизбежно развивается ожирение. Рекомендации очевидны – необходимо движение! Глядишь, с ее развитием все-таки завертится что-нибудь еще?! Во многом схожая ситуация наблюдается и с моделью «сильный ИИ», известной нам с предыдущей статьи, поскольку она — почти прямое логическое следствие другой акулы большой науки, безраздельно царствующего физикализма. Вспомним многочисленные «коль скоро», которые мы обсуждали в прошлый раз. Биология должна полностью основываться (через химию) на физике, ибо другого не дано. Следовательно, мы не имеем права предоставлять живым организмам особый статус. И еще раз, следовательно, мы nolens volens подписаны на робототеизм. Выведение полностью разумных и сознательных железяк в наших программистских инкубаторах — только вопрос времени. Эта линия рассуждений настолько естественна, что не приходится удивляться изобилию рыцарей, у которых возлюбленная дама сердца — модель искусственного интеллекта.

Давайте на один параграф отойдем от этой линии чуть наверх, в мета-контекст. Когда я впервые увидел «Гараж», мне было примерно двенадцать лет. Однако даже полностью прозомбированному тогда марксистской идеологией средней школы подростку было ясно – это памятник эпохе. Как впоследствии выяснилось, надгробный. А вот сейчас, когда мне предстоит рассказать Вам об известном американском философе Дэниеле Деннете, то сразу вспоминается Вячеслав Невинный в роли профессионального конформиста из вышеупомянутого фильма. Дело вовсе не в общих габаритах. Тучность в философии – не порок, о чем убедительно свидетельствует бычья комплекция Фомы Аквинского (увы, мне в клуб великих и избранных по этому критерию не попасть). И причина даже не до конца в самой фразе Карпухина «Да, мне нравится наше правление»! Скорее, это пропитанная искренней верой убежденность в своей правоте, которую замечательно удалось продемонстрировать (по крайней мере так мне это в свое время показалось) замечательному актеру при ее исполнении. Говоря короче, у меня возникла прочная ассоциация между этими двумя персонажами и потрясающей эффективностью советской пропаганды. Простые модели на удивление убедительны. Убеждают наповал и наотмашь. Поражают безжалостно всех подряд, включая женщин и детей. Если кто и в состоянии выстоять под ураганным огнем их неотразимой риторики, то лишь предварительно прожженные еретики, в чьих рядах я оказался милостью полной аутодафе жизни. Поэтому моим ментальным моделям ровным счетом ничего не грозит, когда я погружаюсь в творчество Дэниела. И, отстранившись, я не могу им не восторгаться – столько мощного напора, непоколебимой уверенности в себе, удачных примеров, метких однострочников, сочных эпитетов! Я как будто возвращаюсь в свое детство и снова чувствую себя пионером, которому мудрые наставники рассказали о том, как устроен мир, а заодно на своем личном примере показали, как следует жить. Д.Д. — не просто философ, он еще и беспощаден к врагам рейха. Один из Четырех Всадников … нет, не Апокалипсиса, а партии Нового Атеизма. Цель ПНА – распинать по обочинам светлого пути науки недобитую религиозную контру. Ну, а моя цель на сегодня – познакомить Вас с тем, во что это выливается в общем направлении «китайской комнаты».

Наш краткий мета-анализ не должен приводить к предвзятости по отношению к моделям Дэниела. Среди них есть немало особ, достойных почтения и даже любви. Например, мыслительные эксперименты он величает “насосами интуиции” (intuition pump) – хоть и не без оттенка презрения, это с моей точки зрения удачная метафора. Заслуживает уважения и его акцент на асинхронной и параллельной работе нашего сознания. Каждый отдельный процесс внутри психики он по сложившейся (задолго до него) традиции называет демоном. Поскольку постулируется, что таковых очень много, то образуется настоящий питомник — «пандемониум». Деннет – функционалист до костей мозга. Это направление является одним из главенствующих в философии разума и как нельзя лучше подходит тем, кто всегда за тех, кто побеждает. Его основной тезис, однако, тоже не лишен здравого смысла – предполагается, что сознание к мозгу относится так же, как софт к харду. Здесь важно не перерасширить модель без нужды, они от этого быстро и злобно добреют. Как убедительно рассказал нам другой американский философ, Хьюберт Дрейфус, еще задолго до Сёрла, многие наши наивные менталки «компьютера» в собственной голове могут быть ошибочными. Он вовсе не обязан быть цифровым, т.е. вполне может оказаться аналоговым. Его архитектура не обязана быть Фон-Неймановской, т.е. может не иметь «памяти» в этом понимании. Его программа не обязана быть алгоритмизируемой в смысле Тьюринга, т.е. может не быть последовательностью исполняемых инструкций. Наконец, по мнению ряда других философов, свойства нашего сознания не обязаны ограничиваться одними вычислениями, т.е. могут вызывать феномены типа наличия т.н. «квалий» — наших качественных «сырых» ощущений (таких, как цвет, звук или боль).

Однако Деннет не следует нашим правилам трех-не и решительно отбривает настырные сомнения за надоедливостью. И в самом деле, для них нет места ни в классическом функционалистском сознании, ни в физикалистской картине мира. В ответ на резонный вопрос – неужели роботы помимо произведения вычислений будут испытывать радость или печаль, ведь оные совершенно никак не выводятся из общих принципов их построения, он пышет риторическим жаром: «В самом деле? А почем Вы знаете, что они там будут или не будут делать? Виталисты ведь тоже полагали, что DNA и протеинов недостаточно для создания живых существ, без мифической elan vital!» Вот это уже чистая нечистая сила демонических мета-ляпов. Обвинять коллег в «витализме» на культурном современном философском языке все равно, что в «идиотизме» на русском. Ошибка с этой аналогией должна быть немедленно очевидна для столь выдающегося мыслителя, тем более функционалиста. В чем она заключается? Дело в том, что существует принципиальная разница между нашими т.н. функциональными и феноменологическими понятиями. Первые мы никак не регистрируем, но постулируем их наличие, когда становится необходимым завести местодержатели для интересующих нас каузальных связей. Например, о том, что у электрончика есть одна маленькая штучка под названием спин, нас убедили эксперименты. Причем, он так здорово спрятан, что мы никогда его не увидим. Если прав философский анти-реализм, то даже по отношению к этой стопроцентно научной модели мы не имеем права утверждать то, что она реально существует. Что же тогда говорить о создании сущностей без какой-либо проверки эмпирикой! Исторически мы создавали мифические персонажи именно функциональным путем. Таковыми, например, являются Бог (это то, что создало наш мир и обитает в головах у верующих) или демоны (а это то, что обитает в голове у Деннета и создало его мир).

Однако наши субъективные чувства или переживания формируют принципиально другой класс понятий. Конечно же, и они могут нас обманывать, но, в целом, мы имеем право доверять сенсорной информации и интроспекции. Заблуждения геоцентризма были вызваны вовсе не нашими датчиками (они показывали перемещения небесных светил по отношению к нам), а функциональной моделью, которая была построена для их объяснения. Квалии даны нам в ощущениях в не меньшей степени, чем все остальные предметы вокруг нас. Отрицать их реальность, конечно же, можно. Но на тех же основаниях можно было бы вычеркнуть из реестра бытия Землю, Солнце или Дэниела Деннета. Впрочем, героя нашей сегодняшней статьи это несколько не смущает. Более того, он пошел гораздо дальше по пути опрокидывания устоявшихся догм. С его точки зрения, не бывает не одних только эфемерных «квалий». В мусорную корзину предлагается отправить и наше презренное «Я». Размах его мысли поражает воображение – неужели наше восприятие самих себя как принимающих продуманные решения личностей тоже обманывает нас?! На самом деле логика этого неожиданного вывода на удивление проста. Коль скоро сознание представляет собой запутанный набор вычислительных процессов-демонов, то и «картезианский театр», в котором привилегированное «Я» осматривает подготовленные для него подсознанием спектакли, отправляется на снос. Это на уровне домохозяйки возникают такие примитивные идеи. А вот наши эталонные законы физики не предусматривают никаких «Я». Супротив законов никак нельзя, они в учебниках записаны. Так скажем решительное «нет» всему тяжелому метафизическому наследию прошлого, а заодно и культу отдельных личностей! Другими словами, Д.Д. убежден, что это колхоз демонов конструирует из совершенной функциональной пустоты тот продукт, что мы принимаем за самих себя.

Какую же позицию занимает Дэниел по отношению к «китайской комнате»? Конечно же, и в ней у него замурованы многочисленные товарищи демоны. Он подготовил еретическому Джону Сёрлу так называемый «системный ответ». Заключается оный в том, что, принимая механический характер единичных операций, отрицается отсутствие осмысленности всей процедуры в целом. Из простоты функционирования калькулятора не следует тупость компьютера. Другими словами, если развести достаточно нечисти в пандемониуме, то … подумаешь Ваше паршивое сознание! Они там и не такое еще наколдуют! При этом Деннет явным образом опирается на передовое научно-техническое материалистическое мировоззрение. Как это иначе может быть реализовано?! — с пафосом задает он уже хорошо известный нам физикалистский вопрос. Другой игры в этом городе просто не бывает. И посему он триумфально заключает: «Коль скоро феномены человеческого сознания объясняемы всего лишь деятельностью виртуальной машины, реализованной на … человеческом мозге, тогда в принципе соответствующим образом запрограммированный робот … будет иметь сознание, будет иметь «Я»». Ну что на это сказать?! Может быть лучше и вовсе промолчать. Пусть славу своему правлению, а заодно и своей единственной модели трубит рыцарь искусственного интеллекта, вышедший на тропу войны. Рано или поздно роботы за ним заржавеют. В модели Д.Д. нет ни божества, ни вдохновения, ни слез, ни любви. Жизни тоже нет. Есть одни только Демоны. All the way Down…

В городе Дэниела Деннета не нашлось места для ярких красок или индивидуальностей, там безраздельно царствует всего лишь одна модель. Вопрос только в том, идентична ли она той странной игре, которую мы величаем жизнью?! А если все же нет, то нельзя ли как-нибудь найти под Солнцем местечко повеселее?! Может быть, в нем удастся развести много новых комнат, а в них много новых интересных игр? Время теории моделей – в недалеком будущем Блога Георгия Борского.

Мы – не роботы, роботы – не мы. К сожалению, я не знаком с методикой преподавания в начальных школах современной России. Однако рискну предположить, что не найдется ни одной, где бы детей учили читать и писать по этим образцам. В тех из них, где правит православие (или параллельные конфессии), фокус, должно быть, стоит на однострочниках из Священных Писаний. Там же где проповедуют что-то более современное (должны же были выжить и такие?!), это высказывание, скорее всего, оценивается, как более чем спорное. Это нечестивый слуга Антихриста Дарвин своими опасными идеями замкнул модельный круг, соединив набор отдельных точечных верований в слитную фигуру научного мировоззрения. Только с его помощью удалось поставить под сомнение доселе неопровержимый теологический аргумент существования Бога «от дизайна» живых существ. С тех пор эта ментальная модель только росла и набирала силу. И это она широкими и простыми мазками нарисовала нам простую широкоформатную картину бытия. И это она проникла в наши учебники биологии, закрепив свой успех подпиткой от подрастающего поколения. И это она убедила нас в том, что жизнь на Земле возникла посредством случайной комбинации неживых физических ингредиентов. Коль скоро это так, то человеческий разум, в мозгу которого некогда материализовалась модель материализма, будучи продуктом эволюции, совершенно ничем не отличается от компьютеров, ведь они сделаны из того же самого материала. Коль скоро это так, то и искусственный интеллект ничем не отличается от естественного, более того, вероятно, в самом ближайшем будущем положит его на лопатку и сожрет с потрохами и извилинами. Коль скоро это так, то и мы – всего лишь роботы, пусть и построенные из живых клеток, а не полуживых полупроводников. Коль скоро это так, то и роботы в состоянии осознать себя как личность, мыслить, чувствовать, может быть, даже любить, в точности как и мы. По существу, все эти «то» после «коль скоро» являются чуть ли не прямыми дедуктивными следствиями из фундаментальной модели мироздания.

Примерно такие идеи, ставшие популярными во времена эйфории от первых успехов информационных технологий, популяризовал для многонациональной аудитории Исаак Азимов в своей серии популярно-фантастических рассказов «Я, робот». Примерно те же модели и примерно в то же время стали активно обсуждаться мыслителями направления т.н. philosophy of mind. По-русски возможно, что наиболее адекватный перевод — «философия разума». По-рунетско-википедски это называется «философия сознания», но здесь я не имею право никого винить. Проблема заключается в хилости великого и могучего – банально не хватает слов. Скажем, на английском есть mind, consciousness, awareness и т.д. – причем и этого явно мало. По-нашенски же все это разнообразие пытаются запихать в единственное наше «сознание». Да, так вот, резкое усиление физики, как самого передового отряда самой передовой науки своего времени, не могло не сказаться на философии. Там давно и прочно бал правил физикализм, который вовсю трубил о трубе дела оккультистов и креационистов. Все, что в мире существует, благополучно описывается физическими законами природы, за пределами которой ровным счетом ничего нет. Подавляющее большинство ученых было, соответственно, сначала подписано на программу бихейворизма. Когда она неблагополучно провалилась на обочину трассы науки, то желтую майку лидера — пелетона философов разума — быстро надел ее идейный наследник — функционализм. Последнее течение напрямую объявляло наше сознание программой, запущенной на компьютере головного мозга. И тут как всегда — к счастливому ортодоксальному хору внезапно подмешалось несколько еретических голосов, вносивших неприятный диссонанс в установившуюся гармонию. Одним из них стал американский мыслитель Джон Сёрл, с творчеством которого мы бегло познакомимся в рамках программы изучения классических мыслительных экспериментов. Прежде чем приступить к изложению его идей, я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что постепенно поймал ритм вальса и буду стараться в будущем исполнять свои статьи серии «Современной философии науки» в канонической триольной форме. В первой будет предложен тезис, во второй — антитезис, а на счет три я выскажу собственное мнение. Из вышесказанного следует то, что в нижесказанном будут описаны модели Джона, которые могут отличаться от моих собственных.

Итак, китайская комната. Почему именно китайская и именно комната? Если Вы спросите случайного прохожего на улице назвать его любимую цифру, то наиболее вероятный ответ – 7. Если цвет, то синий. Причины этих предпочтений – загадка природы нашей головы, над которой ломают свои головы психологи. У философов тоже есть свой излюбленный лабораторный инвентарь для организации мыслительных экспериментов, однако их логику можно попытаться проследить. Положим, воду они обожают не только потому, что без нее и ни туды и ни сюды, но поскольку она еще одновременно является H20. Смертный Сократ – дань многовековой традиции. Бессмертный Бог или демоны (которых в последнее время уверенно теснят безумные ученые) ими привлекаются, когда требуются сверхъестественные силы. Ну, а Поднебесную они вспоминают в тот момент, когда им требуется очень много действующих лиц, т.е. за многочисленностью населения. Ну или когда речь идет о чем-то совершенно чуждом и непонятном, типа китайского языка. Данный случай – как раз тот самый. Что касается комнаты, то здесь безусловное влияние оказал один из титанов дискретной математики, знаменитый Алан Тьюринг. Это в его знаменитом тесте, предназначенном для определения интеллектуальности искусственного разума двух конкурсантов (белкового и кремниевого) и судью рассадили по разным комнатам. Одной из целей ментального опыта Джона Сёрла как раз и стало опровержение адекватности критерия Тьюринга. А другую, основную, он высказал в первых строках своей произведшей изрядный шум статьи, эхо от которого до сих пор не стихло, хотя прошло уже без малого сорок лет. В гранд-нарративе вокруг и около искусственного интеллекта (в дальнейшем ИИ) Джон выделил два интересующих его тезиса. Первый он назвал «слабый (или осторожный) ИИ», который утверждает, что компьютер представляет собой очень мощный инструмент для исследования мира и в том числе человеческого сознания. К нему претензий у него не было. Вторая модель – «сильный ИИ» — не видит никакой разницы между искусственным и естественным разумом. С этих позиций особым образом запрограммированная железка имеет те же когнитивные состояния, что и человек, обладает полным пониманием того, что она делает. Вот опровержение этого утверждения и стало основной задачей «китайской комнаты».

Я теперь изложу принцип ее работы в несколько упрощенной редакции. Представьте себе, что Вы находитесь внутри некоторого закрытого помещения и Вам через щелочку снаружи просовывают кипу бумаг с иероглифами на них. Почему именно Вы, а не я? Неужели это я по вредности характера нарочно возложил столь сложную задачу на других? Нет, дело в том, что я надеюсь, что в отличие от меня, Вы ни бельмеса в сей китайской грамоте не смыслите. Это — ключевой навык для успеха всего эксперимента. В этом Ваша уникальная ценность для большой науки. Итак, это должны быть именно Вы. Но волноваться не стоит, я не оставлю Вас без своей поддержки. Состоять она будет в том, что у Вас еще в наличии есть две вещи. Набор столь же непонятных символов Вас вряд ли обрадует. Но рядом с ними лежат и подробные инструкции на русском языке, которые позволяют Вам из полученного набора тарабарщины составить белибердинщину. Результат Вашей деятельности Вы просовываете назад, за что и получаете свое заслуженное вознаграждение. Что же полезного Вы сделали? Оказывается, что те существа, которые находятся снаружи, называют Ваше русскоязычное руководство пользователя «программой», входной пакет документов «вопросом», а то, что поступило им от Вас назад, «ответом» на них. При условии что «программа» была достаточно хорошо написана, а Вы исполнили инструкции достаточно аккуратно, весь внешний мир бешено аплодирует. Он убежден в том, что комната прекрасно владеет семантикой происходящего. Очередная победа китайской науки и техники.

Мораль сей сказки очевидна. Коль скоро Вы ничего в происходящем не понимаете, то в точно таком же состоянии находится компьютер. Вы ведь всего лишь исполнили роль процессора в его недрах. Работа программы в этой трактовке принципиально отличается от сознательной деятельности человека. Речь идет о формальной механической обработке данных, смысл в этом занятии полностью отсутствует. Итак, Джон Сёрл посеял мыслительный эксперимент. И пожал он гром! И разразилась буря гневных протестов! Защищаясь от них, ему несколько раз пришлось переписывать сценарий работы комнаты. В наиболее канонической форме ее обитатель просто пошагово исполнял инструкции предполагаемой программы, записывая и переписывая содержимое ее ячеек памяти на клочках бумаги. Конечно же, и эта модификация его идейных противников до конца не убедила. Их возражения мы обсудим на следующем занятии, а сегодня давайте напоследок зададимся вопросом, как же Джон поженил свое недоверие к способностям вычислительной техники на моделях физикализма-материализма. «Горько» этому горькому союзу кричали его высказывания типа того, что было предложено в виде домашнего задания: «Может ли машина думать? Мое видение, что только определенная машина может думать, и это весьма особый вид машин, а именно мозг… Никто не предполагает, что мы можем производить молоко и сахар посредством компьютерных симуляций формальных процессов лактации и фотосинтеза, но что касается разума, то многие люди желают верить в подобное чудо…»

За долгие века существования философии было предложено много моделей человеческого сознания. Долгое время большим влиянием пользовался дуализм Декарта. Он представлял себе res cogitans (душу, сознание) наблюдающим за приключениями res extensa (тела, материи) через узкую замочную скважину шишковидной железы. Фрейд и его последователи преобразовали эту картину в театр, на авансцену которого из-за кулис подсознания выпрыгивали те или иные персонажи. Джон Сёрл видит содержимое нашей психики как особый биологический суп. Он булькает на огне эволюции, время от времени пуская на поверхности пузырьки сознания. Идея может быть и интересная, но требующая серьезного развития. Что это за особые ментальные составляющие адской смеси у нас в головах? Откуда они берутся и чем отличаются от тех материй, которые описывает наша физика? Ответов на эти очевидные вопросы Джон не дает, способов проверить или фальсифицировать свои учреждения не предоставляет. Это несколько оправдывает соответствующее недоумение конкурирующих моделей — когерентность его представлений близится к нулю. Тем не менее смелость философской позиции этого мыслителя заслуживает всяческого уважения. Весь мир усиленно отпиливает свои антенны и опускается на колени, в молитвенном восторге прославляя робототеизм. Но он, Джон – не робот!

Рядом с «китайской комнатой» проживает много, очень много раздраженных соседей. Они хотели, очень бы хотели закрыть ее на капитальный ремонт. Причем лучше такой, из которого уже не возвращаются. Мы просто не в состоянии рассмотреть все их заявки в рамках нашего скромного курса современной философии науки. Поэтому предоставим слово только одному типичному жалобщику. Но какому! Центральный нападающий квадриги нового атеизма приглашается на подиум Блога Георгия Борского…

Рознь розни рознь. Мы запросто отличаем двух своих близняшек друг от друга, при этом группируем гигантские конгломераты чужих людей по цвету кожи, национальным или половым признакам. Мы называем различные оттенки цвета одним и тем же именем, а можем и расщепить их на очень много цифр по длине волны. Мы объединяем самые несовместимые чувства или даже телодвижения под единой «любовью», но при этом можем четко распознать отличия высокой духовности собственного народа от иностранного. Другими словами, мы раскраиваем полотно феноменов нашего сознания на куски произвольного размера. При помощи получившегося набора понятий мы воспринимаем и моделируем окружающий мир. Так говорил Людвиг Витгенштейн: слова околдовывают нас. Мы не просто видим, мы видим-как-нечто. Мы не просто думаем, мы думаем-через-нечто. Мир моделей, в котором мы живем, принципиально дискретен. Отсюда напрямую следует, что для эффективности наших интеллектуальных построений требуется оптимальное множество ментальных кирпичиков. При этом гарантии, что мы разрежем психическое пространство точно по идеальным швам, никто нам не выдал. Просто швов этих не существует. Выкройку никто нам тоже заранее не предоставил и на материю не перевел. Как мы тогда вообще определяем, где кончается «разное» и начинается «одинаковое»? Критерий обнаружения «розни» очевиден – это важность детализации, ее релевантность для тех целей, которые мы преследуем. Мы разглядываем под модельным микроскопом только то, что нас по какой-то причине сильно интересует. Почему бы нам тогда сразу не мыслить минимально возможными атомарными категориями? Дело в том, что, рисуя крупными мазками, мы экономим вычислительные ресурсы. Гораздо дешевле на практике использовать одно общее утверждение, чем бесчисленное количество конкретных в конъюнкции. Все частные выводы потом можно будет из него получить посредством дедукции. Поэтому не менее конструктивен и обратный процесс – сшивания предварительно нарезанных лоскутков.

Как и остальные простые смертные, ученые в своей повседневной деятельности постоянно пользуются житейскими приемами модельной кройки и шитья. Например, Исааку Ньютону пришлось дифференцировать в аморфном конгломерате моделей базовые понятия дифференциального исчисления. А одним из его главных достижений для современников стало склеивание нашего мира, некогда распиленного Аристотелем на подлунный и надлунный кусок. Конечно же, нечто подобное происходит и в философии. Когда-то Иммануил Кант (развивая идею Лейбница) разделил все пропозиции на аналитические и синтетические. А вот известный уже нашим читателям по предыдущим сериям Уиллард Куайн попытался их снова спаять воедино в своей нашумевшей работе «Две догмы эмпиризма». Обобщая, можно смело (хоть и метафорически) заявить, что создание новых моделей из осколков старых всегда происходит по этому алгоритму – откуда-то отрезать, потом куда-то пришить. Это заключение наверняка напомнит рожденному в СССР поколению наших читателей знаменитую Гегелевскую диалектическую формулу тезис-антитезис-синтез. Возможно, он и в самом деле имел в виду нечто похожее. Однако, хотя я и планирую в будущем группировать свои статьи триадами, предложенная мной мета-модель отличается от его классической рядом существенных деталей. В частности, я абсолютно на дух не переношу его Абсолютный Дух. Модели у меня создают простые люди своими простыми душевными движениями. Вероятно поэтому далеко не каждое модельное платье, произведенное в описанной мной мастерской, получается абсолютно красивым. Есть великие кутюрье своего дела, а есть и хилые духом портняжки. Вам сегодня придется судить, где в этом ряду разместить меня, поскольку настоящей статьей я подведу небольшой интегральный итог на случайные для нашей основной тематики этические вопросы.

Начнем мы издалека, с инвентаризации доступной модельной материи. Этику принято представлять себе в виде трех различных суб-дисциплин. Мета-этика пытается ответить на самые общие моральные вопросы типа «что такое добро и зло?» Нормативная этика разрабатывает методики для осуществления нравственного выбора. Ее беспокоит проблематика «как себя правильно вести?» — в самых общих случаях. Примерно то же самое заботит и прикладную этику, но уже в применении к той или иной конкретной ситуации. Мыслительный эксперимент со скрипачом попадает именно под эту последнюю категорию, по отношению к животрепещущей теме абортов. Прежде чем к ней приступить, я хотел бы прояснить свою позицию по другому предмету обсуждения, затронутому нами по пути. Этический реализм (из мета-раздела этой науки) утверждает, что законы нравственные столь же реальны, как и физические. Напомню, что в оппозиции к нему находится до сих пор влиятельная идея Дэвида Юма. Он полагал, что из наблюдений за отдельными природными феноменами невозможно вывести нормы правильного поведения, т.е. мы можем сказать, что человек умер от рака, но отсюда никак не следует, что рак – это плохо. Мне этот довод кажется неубедительным. Обстоятельства нашей жизни фиксируют «правила игры», которые вполне можно познать. Положим, некий инопланетянин совершенно не знаком с нашими шахматами. Тем не менее, наблюдая за множеством партий, он запросто догадается как именно и ради чего фишки, собственно, передвигают по доске. Помимо этого, из объективности «правил» следует объективное наличие оптимальной стратегии. Что и требовалось отыскать. Наше состояние на Земле по отношению к игре по имени жизнь аналогично инопланетянскому. Надеюсь, что убедил своим наброском рассуждения Вас. Не надеюсь, что его примут любители творчества знаменитого шотландского мыслителя. Дело в том, что наш инопланетянин мыслил при помощи индуктивной логики (т.е. делал обобщения, сшивающие воедино множество лоскутков фактов), а Юм отрицал легитимность и этого когнитивного метода. На то было его полное философское право. Оправдывает ли право отказ от поиска правды? В любом случае, я лично согласен с этическими реалистами, но с одной важной оговоркой. Жизнь – игра странная в том числе потому, что ее правила постоянно меняются. Я имею здесь в виду не только глобальные изменения климата и прочие природные катаклизмы, но и (прежде всего) отношения между нами, фигурами. Следовательно, должны меняться и этические законы, хотя я допускаю, что самые общие принципы (например, смерть/болезнь – это плохо) могут быть инвариантными. Назовем такой реализм динамическим.

Эта самая динамика, т.е. добавление в наши модели времени, требуется, по моему мнению, не только нашим физикам. Теоретики-от-этики тоже страдают от схожего безвременья. Это мы воочию наблюдали, наблюдая за рассуждениями моральных абсолютистов предыдущей статьи. Эта философская позиция, конечно же, является абакусом в наш айфоновский век. В области нормативной этики явный застой переживают модели некогда мощных деонтологии Канта и исчисления добродетелей (последнее в викиальном Рунете величается аретологией). На Западе очень силен консеквенциализм – сложное для русскоязычного уха название с простой начинкой. Речь идет всего лишь о тезисе, что надо просчитывать последствия своих действий вперед. Именно такой интеллектуальности нам не хватало в алгоритме термостата, в цикле сканировавшем заповеди Священных Писаний. Исторически это модельное течение возникло, прежде всего, в форме т.н. утилитаризма, и его отцом-основателем принято считать Иеремию Бентама. Вот как он сформулировал свою основную мысль: «Верное и ошибочное [поведение] измеряется наибольшим благом для наибольшего количества людей». Другими словами, в каждой ситуации и перед каждым действием предлагается подсчитывать, какую пользу или вред она произведет. Очевидно, что в этом однострочнике как минимум не хватает определения того, что именно является «благом». Как и следовало ожидать, как раз по этому вопросу и возникли основные разногласия, приведшие к раздиранию этого «изма» на более мелкие клочки. Существует большой спектр предложений – от почти гедонического счастья до почти альтруистического совершенствования. В свое время я тоже кратко высказался по этому поводу, предложив устремить стрелку компаса добра на развитие моделей (предварительно сэкономив на это кумулятивную психическую энергию).

Важной альтернативой является интуиционизм, с моей точки зрения наиболее интересно изложенный в трактовке другого шотландского философа (уже двадцатого века) Росса. Основная идея в том, что постулируется наличие не одной, а множества этических истин, познавать которые предлагается, обратившись к голосу морального закона внутри себя. Этот отчетливо Кантовский обертон не так уж и плох, если предположить вместе с теорией моделей, что люди обладают сенсорами красоты и качества жизни. И снова слабость этого подхода я усматриваю в том, что из рассмотрения вычеркивается фактор времени. Когда-то интуиция подсказывала спартанцам сбрасывать ослабленных младенцев со скалы, а средневековым христианам сжигать еретиков. Нет оснований полагать, что это было следствием ошибочной интерпретации сигналов со встроенных датчиков. Скорее, подобного заклания требовали «правила игры» социальных отношений того времени. Когда интуиционисты критикуют утилитаризм, обращаясь к эмоционально окрашенным мыслительным экспериментам (типа «Вы бы убили одного ребенка, чтобы спасти пять?»), то они забывают о том, что тем самым мысленно переносятся из нашего мира в один из кругов ада. Если бы нам ежедневно приходилось делать подобный выбор, то неизвестно, что стала бы подсказывать нам наша интуиция. Похожей болезнью страдает и мыслительный эксперимент Томсон. Он тоже исполнен в интуиционистской традиции, поскольку предлагает считать результат с органов нашего спонтанного восприятия придуманной ситуации. А она снова резко отличается от того, с чем мы встречаемся в обычной жизни. Конечно же, абсурдно заставлять одного человека предоставлять свое тело для поддержания жизнедеятельности другого, пусть и очень ценного члена общества. Однако интуиции удобного кресла сытой жизни вряд ли применимы для суждения об экстремальных обстоятельствах. А ведь мать, которая хочет избавиться от своего дитя, это уже аномалия гигантского масштаба!

Однако самой слабой стороной «скрипача» является, по моему мнению, упор на «права человека». По существу, это тот же термостатный уровень интеллектуальности, который мы наблюдали у моральных абсолютистов. По существу, это то же разрезание сложной этической материи на статический набор ценностей (к тому же не самых удачных), сравнение с которыми определяет сигнал на выходе. По существу, это та же попытка предложить стратегию на все случаи жизни, не отвлекаясь на изучение конкретных обстоятельств. Почему-то дядя Вова из «Кин-Дза-Дза» не бросил не только скрипача в пустыне, но и совершенно чуждых ему инопланетян в эцихе. Почему-то его интуиция подсказала ему отказаться от своего бесспорного права оставить их решать собственные проблемы самостоятельно. И почему-то наша интуиция говорит нам о том, что он поступил красиво, более того, правильно. Я согласен с тем, что принуждать женщину сохранять беременность мы не должны. Любовь к ПЖ можно внедрить при помощи эцилоппов. Но нам требуется нечто иное — любовь к своему ребенку. Есть подозрение, что первая любовь второй рознь. Мы так и не имеем общего ответа на вопрос «а правильно ли это решение с позиций нравственности»? Его стоит все же разрезать на множество лоскутков. Бросим быстрый взгляд на динамику процесса. Для того чтобы выносить ребенка, требуется потратить очень много энергии. И это еще самая верхушка айсберга против того, что придется сделать для того, чтобы из младенца потом вырастить в меру воспитанного взрослого гражданина. Насколько человек в состоянии произвести эти затраты? Насколько он правильно оценивает их масштаб, понимает то, что его ожидает? Насколько он готов на них пойти по доброй воле? Только определившись (по крайней мере) с этими неизвестными, только рассчитав на много жизненных ходов вперед, можно принять адекватное решение. Кстати, о нем. Проставление запятой в «запретить нельзя разрешить» далеко не единственный ход в этой позиции. Это — типичная ложная дилемма, типичная ошибочная кройка на кривые категории. Если мы так хотим сохранить жизнь зародыша, почему бы нам не придумать социальные механизмы для этой цели? Например, предложить человеку помощь – материальную, медицинскую, психологическую и т.п?! Не это ли тот самый путь развития моделей, о котором все время говорит ГБ?!

Ну вот, скажете Вы: с миру по идее– Борскому модель. И ошибетесь. Поскольку, хотя мое модельное платье действительно скроено из разноцветных лоскутков (по-другому не бывает), его объединяет одно цельное дизайнерское решение. Основными инновациями этики ТМ (теории моделей) являются:

1. Акцент на динамике, особое отношение к времени
2. Выбор направления на развитие (моделей, понимаемых в самом общем смысле)
3. И самое важное – расширение нашей зоны нравственной ответственности, сливание в единое понятие физические и ментальные поступки (т.н. душевные движения- желания и оценки).

Все эти теоретические положения выбраны вовсе не произвольным образом, но напрямую выводятся из соответствующих метафизических моделей. Мое творчество было стимулировано многими соображениями, в числе которых был «скрипач» Джудит Томсон. Нет сомнений и в том, что ее скромная статья вызвала к жизни бурную общественную дискуссию, приведшую к уточнению нашего понимания поднятых в ней вопросов. Вывод сам напрашивается на кончики пальцев, барабанящих по клавиатуре. Пусть мыслительные эксперименты в философии не выносят окончательных вердиктов по вечным вопросам. Их польза, тем не менее, очевидна – и она состоит в развитии наших ментальных моделей.

Наша краткая экскурсия в дом современной модельной моды в этике подошла к концу. А теперь наш путь лежит наверх, в самую Поднебесную область нашего организма — разум. Именно там был проведен другой мыслительный эксперимент, ставший классическим. Полный вперед в китайскую комнату — с Блогом Георгия Борского.

Интеллект интеллекту рознь. Например, искусственный – естественному. Но и внутри каждой из этих категорий существует много оттенков. Многое из того, что ясно человеку, непонятно ежу. Робот-пылесос не сравнить с роботами миров Айзека Азимова. В чем же отличие? Нельзя ли их как-то все упорядочить по ранжиру? Отчего же, пожалуйста – на этот случай есть простой и широко известный способ. Достаточно их столкнуть друг с другом лбами в каком-нибудь состязании. Для этой цели традиционно использовались шахматы. Именно с помощью этой древней игры Крыленко и птенцы его гнезда пытались наглядно продемонстрировать высотой своего полета преимущества советского образа жизни над капиталистическим. Именно благодаря ей папе Полгару удалось устроить блестящую рекламу своему методу выращивания детей. Именно ее отдали на заклание в Храме моделей метода ветвей и границ. Именно на ней закидывают свои нейронные сети гугловские ловцы инноваций. Если утвердить именно этот тест за показатель интеллектуальности, то чемпион уже хорошо известен, скажете Вы?! Возможно, что я – из тех последних могикан, кто еще оспаривает это мнение, подтвержденное многочисленными триумфами полупроводниковых гигантов духа. Я полагаю, что достижения эти чрезмерно раздуты полнотрубной прессой, и на самом деле они — дутые. Дело в том, что без сочиненных людьми эвристик они были бы беспомощны против поражающих факторов комбинаторного взрыва. А те, в свою очередь, обрели их неведомо откуда на протяжении долгих столетий исканий и размышлений. Это соображение меняет оценку позиции на противоположную. Представьте себе, что Вы придумали волшебную машинку для телепортации. Жмак на кнопку – и Вы в другой Галактике. Будет ли справедливо восхвалять компьютер за то, что он умеет перемещаться в пространстве эффективнее Вас, если он просто стащил у Вас идею Вашего изобретения и в состоянии генерировать нажатия чаще Вас? Что-то в этой победе наверняка не так — с моральной точки зрения.

Кто о чем, а мы с Вами как раз последнее время о морали (точнее, об одном классическом мыслительном эксперименте в этой области). Однако прежде чем я ускачу на этом коньке в далекие дали, давайте напоследок еще раз запустим его порезвиться на 64 черно-белых клетках. Оставим самую макушку рейтинговой пирамиды шахмат в относительном покое и обратим наше внимание на самое основание. Какая стратегия будет самая неинтеллектуальная? Всегда лошадью ходить? Может быть всегда турой или королевой? Или всегда играть защиту Каро-Канн, при этом вежливо просить соперника не мешать? Похоже, что и аутсайдера выбрать непросто. Наверное, и не стоит этим заниматься – все эти модели поведения за доской находятся приблизительно на одном уровне развития. А что общего можно найти у них всех? Уверен, что Вы догадались. Конечно же их кредо – «всегда»! Во всех этих случаях происходит исполнение одних и тех же инструкций вне зависимости от условий внешней среды, то есть в данном случае от конкретной позиции. Так вот представьте себе, что среди этических теорий существует полный аналог стиля игры Косого или фрау Заурих. Называется он моральный абсолютизм. Уверен, что его разновидность под названием Библия (Тора, Коран, ненужное вычеркнуть, нужное добавить по вкусу), а точнее, точное следование многочисленным заповедям внутри них, известна каждому нашему подписчику.

В принципе ничего особо ошибочного в этом законничестве не было бы, кабы наша странная игра по имени жизнь была достаточно простой. Возьмем, например, хотя бы термостат – вот у кого сознание определяет бытие. Ровно один вход – с датчика температуры. Ровно один выход – на управление отоплением. Ровно одна «строчка кода» – если холодно, то включать, если жарко, то выключать. Декалог, если и выгодно отличается от этого интеллектуально, то не качественно, а количественно – у него условных переходов десять штук. В качестве алгоритма, который реализует его программу, можно предложить цикл по запретам. Если житейская ситуация соответствует текущему элементу списка – то выводим наружу «нельзя», иначе «можно». Не стоит мою метафору воспринимать как попытку черного пиара сакральных текстов. Термостат – тоже вполне полезный прибор на определенном уровне развития домотики. В тех же шахматах существует ряд похожих рекомендаций-законов. Положим, каждый начинающий знает, что ферзь – фигура сильная, стоит она целых 9 или даже 10 пешек, поэтому к нему надо относиться бережно. И в принципе, правило это правильное, но увы – далеко не во всех позициях. Философы называют такие общие законы – ceteris paribus, поскольку они работают только «при прочих равных». Иногда случается, что некоторые прочие не равны. Бывает, что выгоднее принести ферзя в жертву за совершенное ничего — если посчитать на несколько ходов вперед. Но для этого расчета нужен уже принципиально другой уровень интеллектуальности! Это были всего лишь шахматы, а ведь наш мир куда как сложнее! Там даже правила не вполне фиксированы, поскольку меняются отношения между различными отрядами жизни. Беда в том, что к некоторым интересующим нас ситуациям неприменима ни одна заповедь. Хуже того — иногда подходит больше одной. Совсем ужасно, когда они начинают противоречить друг другу. Тогда менталки упираются друг другу в горло своими острыми углами, и выход у абсолютистов остается единственный – безжалостно их мидрашить, пилить напильником, пока не покруглеют. Сегодня мы посмотрим, как им это удалось в применении к пиликателю из мыслительного эксперимента Джудит Томсон.

Как легко можно догадаться из вышесказанного, в глазах этического термостата всегда светится вечный вопрос – подходит ли ситуация под одну из аппаратно зашитых в него опций? В конкретном случае абортов существует подозрение на выполнение условия истинности положения «не убий» (идущее под шестым порядковым номером в Исх.20). С его точки зрения, результат именно этого сравнения является решением его главного экзистенциального вопроса (и заодно исходом интересующей нас дискуссии). Сторонники этой менталки, как правило, решают его утвердительно. То есть утверждают, что в подавляющем большинстве случаев аборт следует классифицировать как преднамеренное убийство. Ведь изгнание из внутри себя плода любви считается неудачным, если тот выживает. Этот пронзительно острый модельный угол иногда спиливается утверждением о том, что в редких случаях смерть зародыша является всего лишь побочным эффектом всей операции, а не его основной целью (речь идет скорее, о том, чтобы отключить от себя ненужного скрипача). То есть это когда женщина, может быть, и не возражала бы заиметь ребенка, и ее основной мотивацией является именно избавление от бремени в ее чреве. Тем не менее с точки зрения стандартного этического термостата даже эти случаи нельзя описывать как «отказ в предоставлении своего тела для функционирования другого существа» (мнение Томсон). Для него это прежде всего активный акт насилия, которое приносит очевидный вред живому существу. Риторический жар обычно добавляет описание самого процесса – тело ребенка (пусть еще и не родившегося) бездушно и бесчеловечно, безжалостно и беспощадно, литерально и метафорически разрывается на куски.

Упомянутый «активный акт» — результат активного предварительного мидрашения. Проводится тонкое отличие между оным и пассивным «позволением умереть», которое на «не убий» не тянет. В том же контексте другим следом от длительного употребления модельного напильника является переопределение отношений к ближнему своему. Читатели «Истории моделей» должны помнить, что еще на самых ранних этапах развития христианства в трогательное по своей наивности «подставь другую щеку» из евангелия Q многочисленные Святые Отцы (например, Блаженный Августин) подмешали конструктивную «священную войну». Многочисленные притирки четко видны на теле современной модели. В настоящее время полагается, что все же морально допустимо использовать силу для того, дабы остановить нападение на тебя самого, твою семью, веру или страну. Если при этом кто-то падет жертвой большой христианской любви, то под «не убий» это тоже не подходит. Значит, так и быть, аборты некоторым избранным можно разрешить, например, если вынашивание влечет угрозу риска для их жизни (допустим, при обнаружении рака матки). Для этого их можно назвать «непреднамеренными» или «непрямыми», сопроводив разнообразными дополнительными оговорками. Внутрисемейные отношения (заповедь по реестру под номером 5 по Исх.20) – еще одна библейская истина, имеющая шансы быть применимой к рассматриваемой нами ситуации. И в самом деле, если следует уважать отца и мать, разве отсюда не следуют обратные чувства в направлении к детям? Отсюда выводятся особые обязательства, возлагаемые на биологических родителей в деле производства их собственного биологического потомства.

Теперь мы готовы оценить оцененное ранее нашими студентами высказывание католического философа и большого политического активиста Роберта Питера Джорджа (Robert Peter George): “Неудобства беременности … значительно меньше, чем зло, причиняемое зародышу, если он будет убит; мать и отец несут особую ответственность по отношению к ребенку; отсюда следует, что намеренный аборт … несправедлив и посему объективно аморален». Что мы можем об этом сказать? Тезис о том, что ответы на все наши вопросы (в частности этические и с акцентом на них) приведены в Священных книгах, давно и прочно под большим сомнением. Для приблизительного определения точных рейтингов и обоснованности, и когерентности этого подхода я предлагаю поделить количество тех государств в Европе, где существуют те или иные юридические запреты по данной тематике (8) на общее число стран (51). У меня лично от чтения творчества моральных абсолютистов моментально зашкаливает сенсор отсутствия интеллектуальности. Что-то не так в самом алгоритме поиска ответа на нравственные вопросы. Хорошо бы как-то все же как-то подумать о цели самой игры по имени жизнь, прикинуть какие-то варианты, они ведь в каждой позиции свои. Ан нет. С выходной клеммы этического термостата Роберта Джорджа считывается совершенно определенный сигнал – запретить! Его боевой клич — аборт абортам!

На протяжении двух последних статей мы вкратце познакомились всего лишь с двумя линиями огромного модельного спектра вопросов на всего лишь одну единственную тему из прикладной этики. Напомню, что в наши текущие цели вовсе не входит подробное изучение этих вопросов. Нас больше интересовали мыслительные эксперименты как инструмент философского познания мира. Тем не менее, я не могу оставить потревоженные нами ментальные модели без транквилизатора собственной рецептуры. Философии время, этике час – в Блоге Георгия Борского.

Мы организуем эксперименты, когда страстно желаем построить коммунизм в отдельно взятой стране или отдельной меблированной квартире. Мы проводим опыты, дабы обрести опыт в игре по имени жизнь или игре по имени кубики. Чтобы позабавиться, мы бороздим бы-пространства вариантов на шахматной доске, обычной клетчатой или великой политической. Мы варьируем ингредиенты собственной семьи или кулинарных рецептов в надежде на то, что авось в этот раз как-нибудь повезет. Все это делаем мы, простые смертные в обыденных буднях бытия. А вот ученые в своей профессиональной деятельности занимаются эмпирическими исследованиями с целью обнаружения законов природы. Если точнее, то для подтверждения или фальсификации заранее заготовленных ими моделей-гипотез. Это, конечно же, в теории все так гладко. На практике часто случается, что наукой, на самом деле, движут совсем другие желания, похожие на вышеупомянутые. Вовсе не обязательно сугубо меркантильные интересы. И не стремление вскарабкаться как можно выше по пирамиде мира цветовой дифференциации штанов. Это может быть естественное стремление людей доказать свою правоту или продемонстрировать ошибки оппонента. Иногда даже в запале при этом приходится прибегать к самообману. Однако и в этом нехорошем случае проведение повторных полевых испытаний в состоянии восстановить объективную реальность и поставить особо наглые модельные личности на свое место.

В недавнем блоговом прошлом мы установили, что мыслительные эксперименты являются подвидом всех прочих, обыкновенных. Поэтому никого не должно удивлять то, что с их помощью удается поразить в точности те же самые мишени. И в самом деле, пролистав несколько могильных надписей в перечне статей тому наверх, Вы вспомните, что именно они помогли таким выдающимся физикам, как Галилео Галилей или Альберт Эйнштейн, убедить коллег в адекватности своих моделей, сэкономив ресурсы на организацию дорогостоящих экспедиций в безвоздушное пространство. Коль скоро мы, к тому же, почитаем доказательство любой теоремы в математике за мыслительный эксперимент, то и здесь молчание безжалостных критиков говорит о том, что приведенные в них аргументы имеют решающую силу — они логически неопровержимы. В отличие от этого высокого идеала аналогичные приемы в философии (к изучению некоторых примеров которых мы приступаем настоящей статьей) крайне редко отправляют модельные измы соперников в нокаут. Происходит это, прежде всего, потому, что в данном случае предметом обсуждения являются весьма отвлеченные категории с весьма расплывчатой семантикой. Все, что удается философам, это лишь подсветить тот или иной бок проблемы, поменяв диоптрии и поляризацию очков модельного видения, т.е. уровень или аспект абстракции. Нет, они отнюдь не скрипачи-дальтоники, которые не в состоянии отличить зеленый цвет от оранжевого. Просто задачей каждого из них является реклама собственного прохода в пещере неведения. Что там, за поворотом — пропасть или взлет — и не разберешь, пока не разовьешь свою модель хотя бы до каузальной фазы. Эта задача обычно делегируется грядущим поколениям. Поэтому зачастую мыслительные эксперименты в философии осуществляют всего лишь пробный вступительный удар, за которым следует длительная серия атак и контратак. При этом, в отличие от бокса, рефери на ринге отсутствует, так что по окончании поединка каждый вправе считать именно себя моральным победителем.

Мы очень кстати заговорили о морали. Здесь с поиском истины ситуация особо сложная. Дело в том, что большой отряд мыслителей полностью отрицает наличие объективных знаний в этой сфере. Скажем, позитивисты полагали, что в нравственных заповедях вообще заключены только эмоции, а в остальном они бессмысленны. Хотя конкретно эта философская позиция нынче почти вымерла, этический субъективизм все еще живее всех живых. На этот же предикат, причем на значительно более весомых основаниях, нежели мумия на Красной площади, может претендовать и большой авторитет этой модели Дэвид Юм, который почил более двух столетий назад. В его представлении человек, имея выбор – спасти мир от уничтожения или почесать палец о палец на левой ноге, не имеет ни малейшего основания для предпочтения одного действия перед другим. Наука может только описывать явления, но не выдавать нормативные указания для поведения людей, — утверждал он. Другими словами, ученые могут обнаружить причину возникновения боли, но отсюда никак не следует, что боль – это зло. Мы почитаем ее за таковую на основании чего-то другого – например, особенностей нашей физиологии и/или предыстории. Были бы мы, положим, все мазохистами, и она стала бы добром. Не согласны с этой философией этические реалисты, которые полагают, что нравственные законы столь же реальны, как физические, и их надлежит только открыть и каталогизировать. Само наличие подобных дебатов на уровне мета-этики исключает возможность проведения мыслительных экспериментов, результаты которых были бы решающими абсолютно для всех на уровне этики прикладной. Их полезность в другом – инициировать процесс обсуждения и, как следствие, развития моделей. Их актуальность в том, чтобы, перенеся наши проблемы в галактику Кин-Дза-Дза в спирали, раскрутить спираль логики до состояния их осознания. Сегодня мы познакомимся с классическим примером из творчества Джудит Томсон, успешно достигшем как раз эту цель. Этой модели уже без малого пятьдесят лет, но она до сих пор живо интересует всех любителей нравственной красоты.

Вообразите себе некую даму, которая, проснувшись поутру, обнаруживает рядом с собой в постели неизвестного мужчину в бессознательном состоянии. Обыкновенная житейская история, скажете Вы? Но тут оказывается, что неожиданная находка — это гениальный скрипач. И еще оказывается, что оба персонажа находятся в больнице и подключены друг к другу посредством сложнейшей медицинской аппаратуры. Тут приходит главврач с обходом и наконец-то объясняет, что собственно произошло. У знаменитости накануне отказали почки. Угроза его драгоценной жизни побудила Общество Любителей Музыки на решительные действия. Просканировав базу данных, они обнаружили единственного человека, который был в состоянии помочь (например, имел совместимый тип крови). Таковым и оказалась вышеупомянутая гражданка. Похитить ее ночью и подключить к делу спасения великого искусства было делом невеликой техники. Теперь ее внутренние органы будут выводить ядовитые вещества из его организма. Это, конечно, не очень хорошо, но через какие-нибудь девять месяцев (а может быть и девять лет?!) болезнь пройдет, и от бремени можно будет избавиться. «Да, Вам не позавидуешь», — говорит доктор. «Однако ничего не поделаешь, поскольку все люди имеют право на жизнь. Скрипач – тоже человек. Да, у Вас тоже есть право распоряжаться собственным телом, но некоторые права правее других. Его проблемы с лихвой перевешивают Ваши». Полагаю, что Вам уже очевидна цель этого мыслительного эксперимента – речь идет об атаке на противников аборта. На месте скрипача мог быть кто угодно – известный ученый, популярный рок-певец или даже Владимир Путин, лишь бы его рейтинг в наших глазах превышал оценку важности никому неинтересной пацачки. Ведь именно таким образом рассуждают о судьбе плода любви в чреве женщины. Так был ли скрипач действительно нужнее?

Итак, мыслительный эксперимент проведен. Давайте сначала разберем его с чисто технической точки зрения. Дебаты на проблему абортов обычно бушуют вокруг вопроса – с какого возраста считать зародыш живым существом типа нас с Вами? В данном случае Томсон от этой проблематики сознательно абстрагировалась. Пускай это человек, более того, крайне важный чатланин, согласилась она. Ее интересовал принципиально другой аспект — у беременных тоже есть свои нужды, с которыми следует считаться. Имеет ли право невезучая дама потребовать свое тело назад? Результат проведенного ей ментального опыта в целом очевиден – это типичный reductio ad absurdum, что-то во всей этой музыкальной игре на цаках неправильно. Остается уточняющий вопрос – что именно? Где именно произошла ошибка в рассуждениях любителей прекрасного? И какие именно из этого следует сделать выводы? Характерно, что сама Джудит вовсе не пыталась отсюда заключить, что аборты следует разрешать. Не были в фокусе ее внимания и требования скидок жертвам изнасилований и т.п. перипетий. Она, скорее, пыталась доказать, что мы не вправе требовать от героини ее рассказа картинного геройства. Именно эту идею мы предложили обсудить нашей аудитории: «никто морально не обязан жертвовать своим здоровьем или всеми другими своими интересами, потребностями и обязанностями для того, чтобы поддерживать жизнь другого человека на протяжении девяти лет или девяти месяцев». Никто не спорит с тем, что быть добрым самаритянином – это добро (не так ясен вопрос с «подставь другую щеку» и некоторыми другими библейскими заповедями). Но обязан ли, например, ребенок, которому подарили конфеты, поделиться с товарищами (пример из оригинальной статьи)? Мы можем аплодировать и восхищаться подобного рода духовными подвигами. Но если человек не захочет их совершать, то имеет на это полное моральное право.

Боюсь, что задуманный вывод логически не следует из предложенных посылок. Готов согласиться — принуждать к добру административными мерами мы и в самом деле не должны. Даже общественное кю в сторону желающих сделать себе аборт будет здесь неуместным. Однако тетя Джудит полагала, что дядя Вова был вправе бросить скрипача в безжизненной пустыне планеты Плюк. Права ли она в акценте на права? Слово «обязан» из ее цитаты несет на себе чисто этическую нагрузку. Для корректного разрешения нравственных вопросов недостаточно оперировать исключительно такими понятиями, как права и обязанности внутри, разрешения или запреты снаружи. Иммануил Кант научил нас не только деонтологии, но и экстраполяции единичного субъективного морального решения на всю популяцию (в своем категорическом императиве). Предположим, что мы все как один займемся усиленным качанием собственных прав. Не выкачает ли это увлечение наш прекрасный мир в энергетические носители типа луца?! Полагаю, что шквал критики, обрушившийся на сей замечательный мыслительный эксперимент, был во многом обусловлен интуитивным пониманием этой печальной перспективы. Так нужен ли был «скрипач»?! Не стал ли другой мыслительный эксперимент, проведенный советской кинематографией, его опровержением?!

Прежде, чем мы попробуем сами предложить собственную трактовку вышеизложенного, давайте предоставим слово противникам тезисов Томсон. Что они имеют нам сказать о жизни, о любви, и о Вас, женщины? Приготовьтесь к самому суровому испытанию – это строгие блюстители нравственной чистоты. И скрипач им не указ. Они сами могут петь хором. «Не убий!» — раздается в Блоге Георгия Борского.

Физическая теория должна быть достаточно безумной, чтобы иметь шансы на истинность. Примерно эти слова Нильс Бор начертал на заборе собора научной материи мира. И закрыл его на запор. Это была только с одной стороны веселая шутка, с другой — печальная правда. Набор фокусов квантовых штукарей в микромире и в самом деле кажется макро-существам типа нас с Вами форменным сумасшедшим домом. С тех пор так и не нашлось настоящих буйных, которые бы построили такой прибор, что помог бы побороть этот барьер. С какой же стороны к нему подступиться?! А если зайти с неожиданного направления?! Предположим, что в нашем мире все же есть место для платонических чувств. Что тогда это за мир? На этом почти Сократовском вопросе мы завершили наше повествование в прошлый раз, пообещав на сегодня организовать увлекательный (для любителей сенсационных материалов) раунд метафизических спекуляций. Каноническое изложение современных космологических теорий принято начинать с введения в хорошо всем известные модели всеми уважаемой физики. Обычно, уже заработав повторением пройденного еще в школе материала высокий рейтинг доверия у читателя, переходят к собственно пара-научной фантастике. К сожалению или к счастью, но блоговый формат не позволяет мне прибегнуть к этому не самому честному трюку. Нижеприведенные положения следует воспринимать как быстрый скетч некоего усредненного по многим вариациям гранд-нарратива. Это пока всего лишь набор тезисов без попыток их обоснования. Это пока всего лишь сеанс метафизической магии без попыток ее разоблачения. Придется Вам пока всего лишь поверить мне на слово, что эти попытки грядут в будущем нашего блога. Элементы модели выбраны отнюдь не произвольным образом, мы покажем их крупным планом в свое время. А пока по ходу сегодняшнего повествования я буду подчеркивать их сходство (и различия) с рассмотренными нами ранее идеями. Это вовсе не означает, что они заимствованы. Тот факт, что разные мыслители пришли примерно к одинаковым заключениям, говорит скорее только о том, что эти идеи витают в безвоздушном пространстве мира моделей. На всеобщем обозрении для всех желающих приобщиться. Будучи дамой амбициозной, ТМ конечно же не могла пройти мимо проблем такого накала. Однако процесс их разрешения у нее происходил своим независимым путем, который во многом совпадал с порядком последних статей – т.е. через психологию и платонизм. Помимо этого, особенности ее характера обусловили расставленные акценты. Если выделить единственный центр во всем гигантском круге интересующих ее вечных вопросов бытия, то прежде всего это будут взаимоотношения между живой и неживой природой. Что именно их объединяет и что разделяет? Появилась ли жизнь случайным образом из недр machine mundi? Родит ли жизнь компьютеры, которые ее похоронят? Является ли жизнь машиной? Если да, то в каком смысле?

Напомню, что на роль микромодулей нашей психики ТМ предложила т.н. ментальные и «живые» прото-модели. Когда-то Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума» провозгласил вторую Коперниковскую революцию. Упрощенно заключалась она в том, что некоторые заключения о внешнем по отношению к человеку мире можно делать априори, изучая его самого. Вдохновившись общим духом этой идеи, ТМ долго думала и в конечном итоге постулировала, что ее гипотетическими кубиками мироздания как раз и являются вышеупомянутые прото-модели. Их можно понимать, как некие вычислительные процессы, которые могут иметь память и порождать другие процессы. Как мы помним, примерно те же идеи (хоть и на совершенно других основаниях) высказывали многие физики. Например, Макс Тегмарк, который объявил физический мир математическим объектом. С точки зрения ТМ принципиального отличия между математикой и физикой тоже нет. Однако вместо гигантской статической абстракции, существующей вне времени, ТМ видит гуголы в гугловой степени однотипных невидимых прото-моделей, тик за тиком производящи хбудущее из настоящего. Среди них те, что мы называем элементарными частицами или даже отдельные пикселы того, что мы называем пространством. Чтобы понять, что именно имеется в виду, достаточно представить себе игры виртуальной реальности. Иллюзия нахождения в пространстве в них достигается информационно-вычислительными потоками. Машина организует нам псевдо-жизнь.

В динамике ТМ, скорее, близка фантазиям Ли Смолина, который тоже не любит безвременье законов классической физики. Пространство – иллюзия. Время (и энергия, если это вообще не то же самое) – первично. Точнее, та «тактовая частота», при помощи которой реализовано наше «время». Однако еще больше подход ТМ напоминает цифровую физику. Как обычно, существенные отличия находятся, но на другом уровне абстракции. Так, например, по мнению крестного отца этого направления Конрада Цузе «Вселенная детерминированно вычисляется на некоем гигантском, но дискретном компьютере». ТМ предпочитает откреститься и от детерминированности, и от дискретности. Оба утверждения не представляются ей ключевыми. Понятно, что эти идеи происходят из аналогии с популярными у нас не-аналоговыми компьютерами. Но фундаментальная случайность может оказаться встроенным свойством прото-моделей. Сквозь квантовые форточки запросто может дуть ветром самого отборного хаоса. Достаточно предположить, что та самая «тактовая частота» у них не синхронизирована. А аналоговый сигнал становится цифровым (и наоборот) в зависимости от его интерпретации. Потом что именно дискретно? «Тактовая частота» (в отличие от известной нам реализации) вполне может оказаться штукой непрерывной. Пространство? Если оно реально не существует, то расстояние между точками в нем редуцируется к тому же времени прохождения сигнала (такого, как свет), и тогда тоже не квантизируется. Помимо этого, обнаружение гипотетической дискретной структуры пространства и/или времени может быть за пределами наших эпистемологических возможностей. ТМ не готова пожертвовать в своей модели одним – представлением Вселенной в виде множества вычислительных процессов. В этом смысле можно отметить ее определенное родство с панкомпьютеционализмом (другая ветвь цифровой философии, которую можно назвать нео-монадологией), боевой клич которого обычно формулируют в виде однострочника: «биология покоится на химии, химия на физике, а физика на вычислениях». Но и здесь находится кардинальное отличие. Оно в том, что ТМ отрицает физикализм (представление о том, что за пределами известного нам физического мира ничего нет), а вместе с ним и первую треть этого утверждения. Жизнь – не машина.

Впрочем, жизнь для ТМ – тоже «живая» модель, только особой разновидности. Отличие заключается в том, что она вычисляет не будущее из настоящего по фиксированному алгоритму, а стремится приблизиться к заданной цели, т.е. изменяет настоящее, исходя из идеального будущего. Причем по неизвестной науке причине она нисколько не боится комбинаторных взрывов (может быть, за счет повышенной кардинальности мира моделей?). Цель эта (назовем ее «красотой») недостижима, поэтому процесс не кончается, но постоянно развивается, в виду своей осмысленности быстро перетаскивая все вычислительные ресурсы на себя. Что это за развитие такое? Оно заключается в сочетании моделей друг с другом, подаче информации с выходов одних на входы других, а также их питании «тактовой частотой». Тем самым производится эволюция моделей в природе. Таким образом, когда ТМ говорит «жизнь», то подразумевает «эволюцию» — и наоборот (точнее, эволюция является для нее неотъемлемым свойством жизни). Именно ее, а не нагруженные до предела вагоны инертной материи цепляет она впереди паровоза бытия. Это может показаться дарвинизмом, экспортированным в мир моделей напрямую из учебников биологии. Существенная разница в том, что ТМ-эволюция – тоже модель, и по сей причине в состоянии изменяться, причем, своими собственными руками! Известная всем школьникам формула «наследственность — изменчивость – естественный отбор» по сути фиксирует предполагаемый режим работы эволюции. В рамках физикалистской философии другого выбора нет. Мир представляет собой некую пассивную материю, над которыми властвуют жестко заданные законы природы — неизвестно откуда взявшиеся и непонятно как реализованные. А вот в моделях ТМ эти законы – результат эволюционного процесса. Это напоминает другую идею Ли Смолина — о Вселенных, выращивающих потомство в матках своих черных дыр. Однако эволюция ТМ работает вовсе не слепым случайным перебором. Возможно, прото-эволюция и была похожа на Викторианско-Дарвинистскую важно-слепую даму. Однако развитие самой этой модели привело к более эффективному использованию информации и доступных ей комбинаторных возможностей. Миры ТМ напоминают и четвертый уровень миров МТ (Макса Тегмарка), но среди них совершенно нет бессмысленных неинтересных образований. Каковы тогда того причины, что жизнь пасет миров машины?

Они все красивы! И занимается жизнь не только производством и выращиванием миров типа нашего. Она еще и входит с ними в интеракцию. Вспомним, что любой ТМ-мир – информационный объект, развивающийся во времени. И ТМ-жизнь – тоже вычислительный процесс. Информация сидит на информации. Более того, скачет на ней. Популярная современная философская концепция функционализма видит биологическую жизнь как программу, запущенную на машине нашей Вселенной. И в самом деле, в правдоподобном предположении регулярной работы последней совсем не трудно найти в ней все необходимые ингредиенты для построения на ее основе дискретных компьютеров – логические ноль, единицу и операцию «и-не». Почему это происходит? В некотором смысле здесь уместен антропоморфный вопрос «зачем». Гигантский вычислительный процесс создал заинтересовавшую его модель. Он стремится к «красоте». Показалось «красивым» ее изучить. В этой модели все организмы живой природы, которые нас окружают – от растений до человека — являются всего лишь терминалами по сбору данных, зондами(или подготовительными этапами для их построения). Каждый из них имеет свой информационный канал с общим Центром, через который каждый оказывает свой микро-вклад в макро-мутации потомства по общим эволюционным законам, но каждый по своей собственной траектории. Мы видим развитие некоторых осколков этой жизни в сторону повышения интеллектуализации. Изначально пассивный информационный канал в известной нам истории становился все более активным, получил право высказать свои пожелания о будущем и даже производить ряд вычислений на доступных ему локальных мощностях. Жизнь продолжает мчаться вперед на машине mundi.

Все вышеприведенные метафизические построения привели нас к проблематике еще выше заданного вопроса. И ответ на него является бесплатным бонусом за проделанную нами работу. Платоническая интуиция математиков, синхроничность, равно как и другие особенности странной игры по имени жизнь (перечисленные нами некогда в Модели ВК) – прямое следствие ее внутренней организации. Те наши когнитивные запросы, которые не могут быть обслужены локально, всего лишь «передаются на обработку»на принципиально другие вычислительные мощности, которые замечательно справляются с комбинаторными взрывами. Пришедший ответ эмоционально подсвечивается и воспринимается нами как «инсайт». Это вовсе не означает его истинность. Его качество напрямую зависит от сложности поставленной задачи и точности формулировки запроса. Важно отметить, что этот ТМ-запрос тоже является моделью, т.е. порожденным нами вычислительным процессом. Он достигает результата (или нет) при помощи той энергии, которой мы его снабдили.

Предложенная модель если и пан-, то совершенно точно не пропащий теизм (как это могло Вам показаться). Да, мы – частицы махины жизни. Нет, она вовсе не является Всемогущим Всеведущим Всевышним, по крайней мере в нашем мире. Да и с другими Божественными предикатами полная забитая труба. Вездесущий? Не более, чем повсеместно распространенная гравитация. Всеблагой? Словесный Гугл тоже отвечает на наши вербальные вопросы, почему мы тогда не встаем на колени и не поем в его хвалу торжественные гимны?! Бессловесный Гугл жизни просто отрабатывает наши душевные движения, сохраняя при этом железное спокойствие. На милосердие и заинтересованность нашими проблемами это никак не тянет. Не имеет она прямого отношения и к пресловутому «разумному дизайнеру» (ID). Если это и дизайн, то осмысленный, а не разумный. Это машина, постепенно обретающая жизнь.

Верю ли я сам в этот немного (или премного) Тронутый-Мир™? Как Вам сказать… Скорее, стараюсь выделить вычислительные ресурсы на это занятие. По выходным часок-полтора. Эта модель не просто безумна, она безумно красива. Эта красота притронулась к ней чем-то чистым, посему трогать ее нечистыми помыслами не рекомендуется. Используя Коперниковскую метафору, она необыкновенно гармонично сложена, превращая отдельные члены наших отрывочных представлений в единый организм. Тем не менее напомню, что по изученным нам еще в босоногом детстве нашего блога правилам трех-не моделям не следует без нужды доверять. Им требуется вовсе не преданная слепая любовь, а зрячее развитие. Проверять их – наша задача. В отличие от многих других философских моделей ТМ не просто «метафизическая программа исследований» (так когда-то назвал дарвинизм Карл Поппер). Из нее дедуцируются совершенно конкретные следствия, которые вполне можно проверить (и фальсифицировать) эмпирическим путем. Если они не пройдут полевые испытания, то очередная фантасмагория рассосется сама по себе. Посему Вы можете спокойно уколоться иглой равнодушия, дабы благополучно забыть все, что сегодня было прочитано. Не волнуйтесь. Развитие ТМ никак не помешает Вам забавляться странной игрой, запущенной на машине жизни. Но может быть кто-то захочет поучаствовать в штурме забора Бора?! БГБ трубит сбор всех полков ВК! Идем со мной?!

Мы немного заблудились в модельном бору, пора нам возвращаться на столповую дорогу ортодоксальной науки. Перед тем, как закрыть рассматриваемую тему мыслительных экспериментов, я хотел бы привести несколько популярных примеров применения оных в философской практике. Знаменитый скрипач без оркестра приглашается в Блог Георгия Борского.

Серфинг по гигантскому океану ментальных моделей – с большим отрывом популярнейший спорт homo sapiens. Мы проводим за этим увлекательным занятием основную часть своей взрослой жизни. Главным аксессуаром нашей экипировки являются очки абстрактного видения. Мы можем взлететь в небеса Платона, убрав из рассмотрения большинство атрибутов реальности. И тогда многочисленные отдельные индивидуумы для нас сливаются в единые формы-универсалии. Или подкрутить резкость по рекомендации Аристотеля, взглянув на вещи под микроскопом логического анализа. И тогда единые сущности превращаются для нас в набор многочисленных предикатов. Мы в состоянии уйти в мета-контекст методом «самовзора», т.е. включить в рассмотрение самих себя. Эту способность мы называем самосознанием, и она является нашим благословлением и проклятием одновременно. Наконец, мы можем бросить взгляд на модели с той или другой стороны. Тогда один и тот же человек представляется нам то грудой потребляемых им бургеров и прокладок, то контейнером для переноса генетического материала, а то и сосудом Божиим. Человек ни то, ни другое, ни третье. Человек все это, одновременно вместе взятое. Так вот, все эти (мета-) уровни и углы абстракции определяют наше восприятие любого жизненного феномена. Если они не совпадают между собеседниками, то им не удается найти общий язык. Абстрагирование – первый шаг сложного процесса понимания людьми друг друга. Абстрагируясь от него, трудно согласовать их точки зрения между собой. Непросто и промаркировать их как верные или ошибочные, если не задаваться вопросом о том, что мы собственно стремимся достичь. Любая абстракция является релевантной или наоборот только в контексте целей, которые нами преследуются. Подытоживая, в свободной продаже наличествует оптика с разными диоптриями, фокусировкой и фильтрацией информации. Каждый волен покупать и использовать ту, которая ему нравится. Означает ли это кромешный релятивизм — несравнимость ментальных моделей между собой?!

Эта история началась несколько статей тому назад. Начав с логики, мы перешли к мыслительным экспериментам. Затем нас заинтересовали математический платонизм и его популярнейшая альтернатива – кластер верований под общим ярлыком «натурализм». Оттуда мы попали на территорию метафизических поисковых работ современной физики. Что же объединяет все эти с виду разные темы? Для того, чтобы узреть эту общность, придется нам настроить объективы абстрактного видения на бесконечность. В начале все было ясно. Любой мыслительный эксперимент можно рассматривать, как дедуктивный вывод (и наоборот). А вот потом в фокус нашего внимания попала проблема обнаружения направления этого вывода – каким образом ученым удаются такие остроумные фокусы? Не тупым же перебором?! Настроив свои локаторы на эту волну, мы обнаружили несколько вариантов интерпретации. Эпистемология покоится на онтологии (т.е. вопрос откуда приходят знания зависит от того, как устроен мир). Именно этот ветер занес нас в открытое многочисленным спекуляциям море космологии. До сих пор я высказывал в своих текстах или менее явном подтексте неудовлетворение всеми пройденными нами моделями. Сегодняшняя статья посвящена pars construens. Что же по затронутым темам нам может сказать теория моделей (в дальнейшем ТМ), загадочно отсутствующая в рунетовской викиальности? Праотец Платон – прав ли он? Давайте сегодня рассмотрим все «за» и «против» — sic et non.

С каких позиций ТМ будет производить оценку? В соответствии с изложенной в первых строках сего текста метамоделью нам предварительно следует ознакомиться с характеристиками ее приборов абстрактного видения. Последние, в свою очередь, определяются теми сверхзадачами, которые она себе ставит. А модель эта, друзья мои (смею Вас уверить, в резком отличии от своих носителей), — крайне амбициозная особа. Пытаясь описать житие моделей, она по сути своей всем менталкам менталка. Претендует она ни много, ни мало как на статус развитой философской системы, т.е. на когерентный набор взглядов на основные вопросы бытия. Откровенно говоря, такой откровенной наглости мы не встречали очень давно. Развить отвлеченные априори фундаментальные соображения в конкретные синтетические построения, как это замышлял Декарт?! Найти лазейку в мир вещей-в-себе, наличие которой отрицал Кант?! И даже, быть может, помирить религию с наукой, что не удалось Лейбницу?! Необыкновенно высокие цели объясняют выбранный моделью запредельно низкий уровень абстракции – она пытается объять практически весь необъятный спектр известных нам явлений природы, как физической, так и психической.

Так вот, ТМ согласна с платонизмом в том, что почитает интуицию математиков за феномен, требующий объяснения. Однако она разделяет и убеждение натурализма в том, что этот способ познания не может быть уникальным, он должен подчиняться общим правилам игры -научного способа познания мира. Правда, при этом ТМ переворачивает эту аргументацию вверх головой. Это самое обычное дело в философии. Modus ponens одного мыслителя – modus tollens другого. Натурализм пытается запихать математику в прокрустово ложе методологии естественных наук (точнее, того, что он понимает под этим). Однако исследовательская работа и физика, и химика, и представителя любой другой успешной ученой дисциплины включает в себя фрагменты полетов по платоновским небесам. Без правильно поставленных вопросов нет приносящих интересные результаты экспериментов. Без предварительно сформулированных гипотез нет вопросов. Без интуитивно ощущаемого направления поиска нет гипотез. Более того, ТМ не ограничивает свою базу данных исключительно фактами из жития платоновских небожителей и всяких прочих ученых. Она не находит принципиальных различий когнитивного подхода науки с мыслительной деятельностью простых смертных. Если психологи нам не врут, то мы все без исключения бороздим бы-пространства наших ментальных моделей всякий раз, когда ищем объяснение случившемуся или планируем свою деятельность на будущее. При этом время от времени мы все интуитивно ощущаем направление, в котором следует мыслить, несмотря на комбинаторные трудности процедуры поиска.

Что такое вообще пресловутый мыслительный эксперимент? Положим, диалоги Платона – это уже sic или еще non? Притчи Иисуса? Утопии Кампанеллы или Мора? Дистопии Оруэлла или Хаксли? Вообще произвольная метафора или гипербола? Вообще произвольное литературное произведение? Кстати, почему только литературное? Сюда, похоже, относится любая творческая деятельность. Пабло Пикассо: «Я не ищу. Я нахожу.» Моцарт: «Откуда и как [музыкальные] идеи приходят, я не знаю и не могу их заставить [приходить] силой». Что насчет расчета вариантов шахматистами? Они тоже зачастую выбирают ходы шестым чувством. Не буду касаться мистических религиозных переживаний, обращусь напрямую к Вашему личному опыту. Разве Вы никогда не делали в своей жизни интуитивный выбор? Широко распространены интроспективные наблюдения многих людей, которые мы именуем паранормальными. Должны ли мы все от всех этих феноменов абстрагироваться только на том основании, что они не вписываются в наши лучшие научные теории? ТМ полагает, что нет. Любая наша ментальная модель – потенциальный мир, на котором мы можем ставить мыслительные эксперименты.

Что тогда насчет претензий платонистов о независимом существовании своих абстрактных сущностей? Что такое вообще «существование»? Легко можно догадаться, какой именно ответ заготовила ТМ на этот характерно Хайдеггеровский вопрос. В качестве первоэлемента мироздания она постулирует, конечно же, модели. Ранее мы обсуждали ментальную разновидность этой живности и дали ей упрощенное определение – это множество объектов, связанных отношениями между ними (математики именуют это структурами). Это в статике. Но помимо этого, каждую модель можно «запустить», исполнив над ней ту или иную операцию. Если это делать, регулярно (и даже циклически), то мы получим т.н. «живую» или прото-модель. Добавление времени в модель существования – тоже характерно Хайдеггеровское решение. Это уже получается динамика. В представлениях ТМ «оживают» наши ментальные модели только в тот момент, когда мы ищем ответы на поставленные им вопросы. Онтологический статус статической ментальной модели в ТМ, тем самым, отличается от динамической прото-модели. Это все равно как программа, хранящаяся на диске, против исполняемой в оперативной памяти компьютера. Можно сказать, что только последние существуют «по-настоящему», в обычном не-Хайдеггеровском понимании этого слова. В этих терминах математические миры «материализуются» только тогда, когда мы их изучаем. Если это верно, то не имеет сакрального смысла вести дебаты о единственно правильных наборах аксиом – типа ZFC теории множеств. Как геометрия может быть определена не-Евклидовым образом, так не исключены подобного рода альтернативы и в других областях.

Эта позиция очень близка т.н. конвенционализму, ярким представителем которого был знаменитый Анри Пуанкаре. Его типичное высказывание мы предложили прокомментировать нашим читателям: «Аксиомы Евклидовой геометрии не являются ни синтетическими априори интуициями, ни экспериментальными фактами. Они – конвенции». ТМ во многом согласна с этой теорией соглашений, но не до конца. Исторически рождение большинства наших математических моделей (вплоть до самого последнего времени) было обусловлено практическими нуждами человечества. Цели направляли процесс абстрагирования, соответственно, первоначальное создание моделей не было произвольным выбором. Этим путем еще в далекой античности люди построили ментальные модели арифметики или геометрии. Однако, будучи единожды созданными, они стали развиваться каждая своим путем, что и привело к образованию таких понятий как мнимые числа или геометрия Римана. В современности, когда зарплату математиков не связывают напрямую с пользой, которую они приносят, они свободны изобретать те миры, которые им интересны. И здесь — далеко не каждая модель одинаково интересна для изучения. Вы никогда не играли в китайские шахматы (象棋)? Я вот одно время увлекался, и доложу Вам – вроде бы фигурок там тоже разных немало, да и правила весьма самобытные. Тем не менее этот мир не сравнить с миром шахмат индийских (интернациональных) по глубине. Аналогично, когда сейчас многие математики отвергают Геделевскую аксиому конструктивности V = L (как вероятно «ложную») — может оказаться, что они чувствуют всего лишь ненужное упрощение своей любимой модели.

Подводя итоги, ментальные модели разного уровня абстракции иногда все же можно сталкивать друг с другом чугунными лбами. Платонизм- колокол математики. Отсюда его звон об особом статусе их абстрактных миров. Натурализм был занят распеванием торжественного гимна науке. Отсюда попытки вовлечь всех ученых в общий победный хор. Теорию моделей интересовал весь мир моделей без исключения. Отсюда стремление к поиску универсальной гармонии между ними всеми. Эти модели все же сравнимы между собой – уровнем своего развития, количеством объясняемых с их помощью феноменов. Если позволить ТМ облачиться в судейскую мантию, то чемпион — Платон.

Хорошо, давайте предположим, что платонические чувства — реальность. Каков тогда может быть механизм их работы? Что из себя должен представлять наш мир, чтобы в нем нашлось для них место? Примерно таким путем шло развитие моделей ТМ. И привело оно к весьма неортодоксальным результатам. Любителям догм и учебников разрешается не посещать следующую лекцию. Для всех остальных паранаучная фантастика – в Блоге Георгия Борского.

Без эстетики нет науки. Это голословное утверждение, безусловно, требует подтверждения словами логики. Слушаюсь и повинуюсь. Не сомневаюсь, что в ментальных моделях многих из Вас, друзья мои, ученые занимаются исключительно скучнейшими и никому не нужными манипуляциями, типа изучения и последующей классификации видов и подвидов бесчисленных амеб и инфузорий-туфелек. Мнение о бесполезности этого труда совершенно точно ошибочно. Наука – социальный феномен высокого уровня организации. Для достижения значимых результатов требуется приложение усилий многих людей на протяжении длительного времени. Каждый из них по ниточке впрядает свой скромный вклад в общую горизонтальную материю наших ментальных моделей. В начале, может быть, и впрямь были амебы. Зато потом потихоньку вывелся Карл Линней. А за ним и Чарльз Дарвин (умолчу о том, что случилось затем, поскольку надеюсь, что лучшее этой модели еще в будущем). Сложнее дело обстоит с увлекательностью и привлекательностью этой деятельности. И в самом деле, подавляющее большинство ученых в своей ежедневной работе заняты сугубо обыденными рутинными делами. В популярном изложении популярного писателя и философа науки Томаса Куна, они занимаются решением прикладных задач, щелкают мелкие ребусы. При этом они пользуются готовым эталонным примером – парадигмой (именно в этом изначальная семантика этого слова). Какая же в этом красота? И в самом деле, яркого творчества здесь немного. Однако изредка во всем этом благообразном процессе случается сдвиг по фазе — революция. В отличие от социальных, не кровавая, а модельная. В результате устанавливается новая парадигма, и запускается новая итерация того же процесса. В построении своей модели Кун опирался на историю науки, и прежде всего на житие Николая Коперника и последователей его гелиостатической теории. На протяжении нескольких поколений эта гипотеза противоречила всему, чему учила самая передовая Аристотелевская догма своего времени, не говоря уже о конфликтах с Библией. Тем не менее нашлись малочисленные враги всенародных менталок, воображение которых открыло им прелесть столь дьявольски-прекрасных построений. Спустя века они были реабилитированы в полном соответствии с широко известной максимой Макса Планка «Истина никогда не торжествует – просто ее противники вымирают». Сорри за заезженную пластинку. Музыка этих слов никогда не приестся истинным инакомыслящим, ищущим истину. Еретики всех конфессий – соединяйтесь!

Вряд ли стоит полагать, что мы уже обладаем всем комплектом доступных для рода человеческого вечных знаний. Счастливое время процветания Священных Писаний осталось далеко позади, и современная наука не претендует на безошибочность ввиду поддержки свыше. Единая Теория Всего-Всего всем-всем-всем еще только снится в счастливых грезах, как Винни Пуху мед. Более того, существует мнение о том, что наши ментальные модели пребывают сейчас в глубоком кризисе. Только не удивляйтесь, пожалуйста. Разнообразные великие инженерно-технические достижения сегодняшнего дня типа айфонов и (фрагментами) мирного атома пользуются успехами фундаментальной науки по крайней мере пол-столетней давности. Реальных прорывов в неизвестное давно не наблюдается. Даже в самой передовой из наших дисциплин — физике. Где, к примеру, общепринятая интерпретация квантовой механики? Расшифровывать геномы мы будем еще не одну сотню лет. Зверюшек несчастных замучаем тысячами зоопарков в целях изучения нейронов в собственной голове. Ну уж, а субатомной живности конца и края не видно – только жги погуще электрон-вольты. Снова зонды завязли перед очередной неприступной скалой. Налицо когнитивный тупик, о стенки которого мы усиленно продолжаем биться головой. Все то же вышеупомянутое мнение утверждает, что этот предмет может быть использован значительно более эффективно. Впрочем, близок консенсус, что он нам вовсе не нужен?! Мы усиленно убеждаем себя в том, что искусственный интеллект круче естественного. На доказательство или опровержение этого тезиса тоже уйдет немало времени. А в промежутке нам настоятельно требуются обыкновенные белковые изобретатели велосипедов и прочих движителей парадигм. Когда-то спекулировать о том, как устроен наш мир, было исключительной прерогативой философов. Усилиями ряда мыслителей (среди которых выделялись эмпирицисты и их экстремистское крыло — позитивисты), этому метафизическому беспределу был сказан решительный вон. Но востребованное эволюцией место пусто не бывает. В современном мире его заняли могучие физики-космологи. Завершая сеанс самовнушения на тему “мечтать – не порок”, приглашаю всех читающих проследить за воистину вселенским полетом их фантазии. Эх, раззудись, мозги! Эх, размахнись, мысля!

В качестве запланированных физических упражнений мы сегодня познакомимся с успешно продающейся товарными тиражами ментальной моделью шведского физика Макса Тегмарка (в мальчишестве Шапиро). Он решил онтологическую часть интересующей нас проблемы (ученых-эмпириков эпистемология мало интересует) одним богатырским ударом. С его точки зрения, наш бренный мир ничем принципиальным не отличается от миров Платоновских – это тоже абстрактный математический объект. В ответ на эту очевидную ересь нео-Пифагорейского толка я должен его похвалить и пожурить одновременно. Начнем с негатива. Пришел он к этому выводу, скорее всего, при помощи типичного модельного ляпа. Дело в том, что наши лучшие модели в физике практически невозможно себе представить без абстрактной математики. По-другому никак не получается. Не существует, например, другой понятной нам модели для того, чтобы описать поведение спина электрона. Отсюда, конечно же, не следует, что эта штука является абстрактным математическим объектом. Однако из неверных посылок можно запросто дедуцировать истинный результат. Я отнюдь не утверждаю, что «математическая Вселенная» является таковой. Однако это совершенно точно глубокая философская мысль. Люди с древности предполагали наличие каких-то материальных кубиков, из которых построено все остальное. Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши вещи, а заодно и мы сами? Для Фалеса это была вода. Для Демокрита – атомы. Другой популярной альтернативой была субстанция Аристотеля. Она исполняла роль кошелки, в которой хранились различные предикаты объектов. С тех пор многое изменилось, но почему-то мы до сих пор не представляем себе программу, которая может работать без компьютера, на котором она запущена. Это интегральная часть подсознательного пакета наших ментальных моделей, нашей парадигмы сознания. Однако в целом ничто не мешает нам постулировать элементарными составляющими нашего мира такие вещи-в-себе, которые смогут обойтись безо всякой материальной подложки под ними.

К сожалению, на этом сильные стороны модели практически исчерпаны. Дальше в пакетном режиме она навязывает нам совершенно необязательные ингредиенты. Макс – максималист и чужой энергии ему не жалко. Поэтому он жутко неэкономно наводнил свою мульти-Вселенную мирами аж четырех типов. Каково оно, наше пространство? Конечно, бесконечно. Вычеркивать по вкусу. А можно оставить и оба слова, причем первое трактовать во втором смысле. Считается, что мы сейчас регистрируем электромагнитные волны, которым не больше чем 14 миллиардов лет. Однако в некоторых космологических моделях (например, Вселенной советского ученого Фридмана) пространство расширяется, причем безо всякого предела. За пределами нашей видимости Макс разместил видимо-невидимо своих Вселенных первого уровня. И не остановился на этом. Большой взрыв, возможно, зафиксировал параметры наших законов природы. Как известно каждому современному теисту, они удивительно тонко настроены, что наводит на надежду о существовании гипотетического Создателя, трогательно озабоченного появлением существ типа нас с Вами. Если предположить, что таких взрывов было много (каждый со своим случайным набором основных констант), то мы получим второй уровень Вселенных Тегмарка. На третьем этаже он разместил миры Эверетта, к которым питает необъяснимую для меня симпатию. Наконец, на самом верху его мироздания расположились математические объекты, типа того, что он предполагает обнаружить в нашем мире, но работающие на принципиально других принципах, т.е. небеса Платона. И это снова интересный проблеск его научной мысли. В самом деле — почему законы природы должны быть именно такими, как у нас?! Почему бы они не могли иметь принципиально другую структуру?! В уже сильно перегруженной картине Макса пока не нашлось отдельного места для других популярных моделей – таких как «возможных миров»известного философа Дэвида Льюиса. Так что у него есть еще место для будущего расширения на качественно новый уровень.

Еще одной особенностью осуждаемой нами менталки является всякое отсутствие в ней времени. С ее точки зрения, субъективно ощущаемое нами течение оного является не чем иным, как назойливой иллюзией. Другими словами, будущее уже зафиксировано на скрижалях Тегмарковского математического монстра. Хорошо понятно, каким именно путем он пришел к этому заключению. В господствующих ныне моделях физики время в лучшем случае играет роль еще одной ничем не выделяющейся размерности нашего пространства. Будучи наивным реалистом, Макс просто не мог пойти другим путем – принял модель за реальность. Однако эту сторону наших моделей физики критиковали и продолжают критиковать многие ученые. Например, адепты теории хаоса, типа Ильи Пригожина, хорошо знакомого (я надеюсь) всем российским читателям. Или Ли Смолина, цитату которого мы попросили прокомментировать наших подписчиков: «Весьма вероятно, что пространство окажется иллюзией того же сорта как температура и давление – полезный способ организации ощущений вещей на нашем уровне, но только грубый … способ увидеть мир целиком». Когда я ее увидел в первый раз, то не поверил своим глазам – лучше вряд ли смог бы эту мысль сформулировать я сам. Получается, что мы с Ли бродим в мире моделей в примерно одинаковых странных местах. Как оценить адекватность этой цитаты? Наш рейтинг, увы, показывает, что хотя она ничуть не хуже ортодоксальных описывает известный нам набор фактов, от своих ментальных соседей ей несдобровать по критерию когерентности. Если пространство – иллюзия, то что тогда реальность? С точки зрения Смолина, им как раз является время. Он призывает новое время – для времени. А вот все остальное – уже производные от него. К сожалению, я уже превысил квоту материала на сегодня, посему отсылаю интересующихся за подробными аргументами к его книгам. Отмечу только, что не стоит творить из него кумира в худших традициях мета-ляпства. Качество ментальных моделей не измеряют общим аршином авторитета их автора. Ли – натуралист и даже, в некотором смысле, ненавистник математики. Почему-то прискорбное безвременье в законах физики он относит за ее счет, как будто не существует формализмов для описания динамических процессов.

Ему принадлежит еще одна забавная космологическая идея, с которой я хотел Вас познакомить сегодня. Он задался фундаментально детским вопросом – почему фундаментальные законы природы именно такие, какие они есть? И попытался ответить на него моделью эволюционного развития Вселенных. Детали этой теории весьма спорны (скажем, малютки-миры у него формируются в животе черных дыр, а алгоритм мутаций чисто случайный, т.е. дарвиновский). Тем не менее идея запрячь именно эволюцию в голове поезда метафизики (вместо вагонов, до краев наполненных инертной материей) заслуживает всяческого уважения и, опять же, сильно коррелирует с гипотезами теории моделей. У меня совсем не осталось времени на Джона Уилера – другого недооцененного героя недавно прошедшего времени. Ему посчастливилось не быть похороненным у Нобелевской стены и воспитать замечательную плеяду учеников, включающих таких незаурядных мыслителей, как Ричард Фейнман и Хью Эверетт. Во многом это его фантазиям (таким, как «it from bit» – «бытие из бита» в моем вольном переводе) обязаны относительной популярностью ментальные модели цифровых физики и философии (отцом-основателем этого направления почитается Конрад Цузе). В их числе попытки ответить на другой странный детсадовский вопрос – как работают наши законы природы?! Не посредством ли (дискретных) вычислительных процессов?! Итак, мы видим, что застрявшую на мели баржу науки усиленно пытается вытащить на чистую воду новой красоты целая бригада ученых-бурлаков. Эх, парадигмушка, ухнем!

Пойдет ли она сама? Неплохо было бы немного помочь добрым молодцам тащить бегемота науки из модельного болота. Как это сделать? Вовсе не обязательно чрезмерно надрываться. Экономнее будет найти правильную точку опоры для приложения своих сил. Как же ее искать, точку эту?! Без ложной скромности. Точка зрения теории моделей — в Блоге Георгия Борского…

В философии, в целом весьма разумной научной дисциплине, безумно много измов. Хуже того, день ото дня их становится все больше. Старые бойцы упрямо не сдают некогда занятые позиции, в то время как в тылу продолжается постоянный набор новобранцев. С этим кризисом перенаселения еще можно было бы смириться – в пещере нашего неведения много плохо освещенных мест. Но самое неприятное в том, что все эти ментальные твари собраны там в одну большую кучу-малу. Настолько бесформенную, что трудно понять, где кончается одна и уже начинается другая. Как так случилось? Виноваты, конечно же, сами философы. На них, супостатах, не только крестов нет. Википедии на них тоже нет. Равно как и любой другой спускающей нормативные документы догматической инстанции. Поэтому практически каждый мыслитель творит во что горазд безо всяких стандартов. Ему же надо в своих сочинениях как-то ссылаться на весь комплекс воззрений научных оппонентов. Проблема в том, что те представляют собой плохо делимый на ингредиенты комплексный обед. Конечно же, в переносном метафорическом смысле. Как и любые прочие ментальные модели, «измы», как правило, представляют собой не одну отдельно взятую пропозицию, а целый прочно связанный из них пучок. Интуитивно понятое на определенном уровне абстракции сходство между ними приводит к единому названию. Вот так и получается, что под одной и той же этикеткой зачастую скрываются издающие принципиально разные ароматы букеты ментальных духов, иногда даже входящие друг с другом в обонятельный когнитивный диссонанс.

Возьмем для примера материализм и идеализм. Пример этот хрестоматийный для всех рожденных в стране победившего и развившегося до развитого состояния социализма. Там мы все, внуки Ильича, комсомольцы-добровольцы и даже юннаты-октябрята, еще не приступив к изучению марксистско-ленинской философии, уже назубок знали, что первое слово символизирует прогрессивный и пролетарский подход, а второе — загнивающий и буржуйский. На самом деле, далеко не очевидно, где именно между ними провести границу. Достаточно вспомнить курс современной квантовой механики, чтобы убедиться в том, что пресловутая гражданка «материя» скачет в таких глубинах и далях, что ее весьма непросто укусить за пятку. Возможно, что она вообще ничего из себя не представляет. Разве что это самое «ничего» под кодовым названием «субстанция» ?! В качестве разделительной межи можно было бы предложить существование объективной (не зависящей от сознания) реальности – но для этого есть другой часто применяемый ярлык — (научный) реализм. Или тезис о том, что за пределами и помимо доступного нам в ощущениях мира ничего (или все же «ничего»?) нет. И здесь находится более подходящий узкий термин – физикализм. Что говорить, если даже верховные жрецы культа троицы отцов-основателей марксизма, обладавшие строго единственным символом веры, не могли навести в своей епархии надлежащий энциклопедический порядок?! Скандальная путаница присутствовала еще в их Священных Писаниях. Так, Владимир Ленин, в ту пору когда он еще не стал пионерским дедушкой, в своей главной философской работе «Материализм и эмпириокритицизм», включил в нее следующее определение: «Материализм — признание «объектов в себе» или вне ума; идеи и ощущения — копии или отражения этих объектов. Противоположное учение (идеализм): объекты не существуют «вне ума»; объекты суть «комбинации ощущений». По нему в разряд материалистов попал бы и насквозь религиозный Фома Аквинский, и праотец еретиков Платон.

Материализм – далеко не единственное аморфное понятие. Сегодня в фокус нашего внимания попадет т.н. «натурализм». Это весьма популярная, я бы сказал даже, модная категория менталок. И здесь мне не удается удержаться от греховных мыслей в мета-контексте, что часть этого успеха следует приписать удачному выбору термина. В самом деле, мы чувствуем нездоровое пристрастие к т.н. «натуральным» продуктам или материалам. В данном случае напрашивающаяся ассоциация, как это обычно бывает, обманчива. Здесь имеется в виду нечто другое. Если попытаться найти нечто даже не общее, а наиболее часто встречающееся в произведениях самопровозглашенных неюных натуралистов, то лучшими претендентами мне кажутся следующие две пропозиции.

1) Онтологическая: в нашем мире нет никаких сущностей, помимо тех, что постулируются естественными науками (по-английски natural sciences, откуда название). Как мы видим, тезис весьма близкий, если не идентичный, физикализму.

2) Эпистемологическая: лучшими (нет, единственными) научными способами изучения мира являются методы, применяемые в естественных науках. Знания априори (до эмпирики) невозможны.

Нетрудно убедиться, что каждое из этих положений напрямую противоречит математическому платонизму (см. предыдущую статью). Какие же доводы приводятся в защиту этого кластера ментальных моделей?

Цифры вовсе не так уж абстрактны – они разбросаны вокруг нас самой матушкой природой. Возьмем цикад. Эти насекомые обитают под землей, но некоторые из них имеют забавную особенность – новое поколение рождается скопом на поверхности с циклом в 17 или 13 лет. Почему (или даже зачем)? Интересную гипотезу высказал влиятельный эволюционист Стивен Гулд. По его версии хитрость заключается в том, что это простые числа. Малышки-цикадки беспомощны против хищников, которые ими питаются. Их идея, возможно, в том чтобы дать обжорам обожраться и спасти ценой жизни некоторых мучеников всю популяцию. При этом важно избежать синхронизации репродуктивных циклов. Для пожирателей цикад он обычно составляет несколько лет – пусть 5. Поскольку 17 на 5 не делится, то совпадение пиков процесса размножения произойдет только раз в 85 лет. Так вот где цикада была зарыта! Сравнительно небольшая, в удалении от максимума, численность злодеев не позволит им уничтожить всех своих беззащитных жертв на корню. Чудесное объяснение феномена, не правда ли? Как и большинство красивых моделей, эта имеет свои маленькие слабости. С чисто биологических позиций непонятно почему столь успешную стратегию не применяют другие особи и виды/подвиды цикад? С чисто философских – менталка не фальсифицируема, но дело далеко не только в этом…

Если Интернет нам не врет, то суммарный коэффициент рождаемости (СКР) в РФ в 2015 году составил 1,777 ребенка на женщину. Означает ли это, что своего второго ребенка каждой россиянке приходится пилить по совету мудрого царя Соломона для выделения его 777-тысячной части? Здесь никто не запутается между математической моделью и тем, что она моделирует. А вот теперь пусть на левой чашке весов лежит 5 конфет, а на правой 12. Добавим 7 штук на более легкую. Почему нам удалось достичь равновесия? Уверен, что многих подмывает сказать – потому что 5 + 7 = 12. Если Вы в их числе, то не стоит расстраиваться. Вы в приличной компании. Например, примерно такими наблюдениями объяснял появление абстрактных идей чисел в нашей голове знаменитый эмпирицист (и предтеча натуралистов нынешнего века) Джон Стюарт Милль. Над ним потом весело потешался платонист Готлоб Фреге. Как нам повезло, что каждая конфета пакуется отдельно в свой фантик, иначе мы бы никогда не узнали, что 5 + 7 = 12! И неплохо было бы развить теорию, описав из каких именно физических экспериментов мы вывели, например, тот факт, что 12345679 * 9 = 111111111?

Что же мы можем сказать о простых числах в основе репродуктивного периода жизнедеятельности цикад? Или вот еще сказывают — эти паршивые ученые, которые повсюду суют свой длинный нос, обнаружили такие штуки, тахионы называются. Они так и роятся вокруг нас, причем со сверхсветовыми скоростями. А масса у них вообще – мнимая. Вы не слышали? После этого не приходится удивляться, что кругом столько раковых заболеваний. А квантовое состояние каждой микрочастицы внутри нашего тела – вообще вектор в пространстве Гильберта? Какой скандал! Мало того, что мы все поголовно застрессованы, так еще и навектризованы! Ну что же — я Вас напугал, я и успокою. Вне всякого сомнения, все вышеперечисленные ужасы – хорошо известные нам модельные ляпы. Ученые всего лишь подбирают те математические формализмы, который позволяют им удобно смоделировать наблюдаемые ими явления. Чашки весов уравновешиваются вовсе не благодаря правилам арифметики. Просто у них вес одинаковый. А вот масса предметов в некоторых аспектах своего поведения ведет себя гомоморфно числам. Например, добавление грузов можно уподобить их сложению.

Перейдем к эпистемологической части нашего сегодняшнего представления в блоге юного и не очень зрителя. Для нее я организовал бенефис знаменитого философа-эмпирициста двадцатого века Уилларда Куайна – в качестве яркого образца мастера натуралистического нарратива. Одной из характерных черт его ментальных построений являлся акцент на холизме (т.е. целостности). В частности, он (не без оснований) утверждал, что отдельной модели невозможно устроить свидание тет-а-тет, прижав ее к теплой стенке в отдельном теплом углу. Каждый эксперимент тестирует полностью всю нашу систему знаний. Стрела modus tollens (т.е. результата, не соответствующего ожидаемому) в состоянии поразить что угодно. Например, мы можем не поверить зарегистрированному факту, поставить под сомнение дополнительные гипотезы или предположить вмешательство неизвестных каузальных факторов. Поскольку математика (и логика) являются интегральной частью любого исследования, то подтверждение теорий естественных наук тем самым свидетельствуют косвенно и об их истинности. Положим, астрономы наблюдают за перемещениями некоторого небесного тела. Его траектория вычисляется в соответствии с законами Ньютона. Одновременно используются некоторые математические знания – дифференциальное исчисление, геометрия и т.д. В модели Куайна, коль скоро наш расчет оказался адекватным, то мы одновременно зарегистрировали плюсики в пользу верности математических моделей. Ну а если нет? Тогда козлом отпущения натуралиста могут стать даже законы элементарной арифметики. Именно это парадоксальное утверждение имелось в виду в той цитате, которую мы попросили оценить наших студентов: «Любое утверждение может почитаться нами за истинное, что бы ни случилось, если мы подкрутим нечто в другом месте общей системы знаний… Соответственно не существует такого утверждения, которое имело бы иммунитет от ревизии».

В самом деле? Неужели 2 + 2 = 4 может оказаться ложью? Да – смело отвечал Куайн. Не подумайте только, что он это сгоряча или с похмелья. Этот мощный старец был титаном мысли, менталки которого до сих пор подпирают гигантскую часть небесной тверди современной аналитической философии. Он всего лишь последовательно применил свою модель. Вспомним, что с его точки зрения математика, по существу, работает служанкой естественных наук. Соответственно, ее место на кухне. Ее ментальные рецепты имеют только вспомогательное значение в организации научного банкета. Куайн даже готов был предоставить ее абстрактным понятиям почти равный с физическими статус (онтологический). Коль скоро они нужны для общего дела, то пусть себе существуют. В этом смысле он не холистический, а полу-натуралист. Его заботила только эпистемология процесса. В его понимании, если у дорогих гостей случилось несварение желудка, мы вполне можем в этом обвинить математические модели. Придумали же мы, в конце концов, не-Евклидову геометрию или квантовую логику?! Позвольте, но ведь Риман творил намного раньше теории относительности?! «Нет такого утверждения, которое бы имело иммунитет от ревизии» — в полной мере это высказывание относится и к самой ментальной модели Куайна. Вот и в данном случае можно запросто найти произвольного виноватого, только не саму себя – например, историческую случайность. Что тогда насчет тех областей математики, которые давно и прочно никак не используются современной естественной наукой – типа трансфинитных чисел? По мнению Куайна это исключительно рекреативная деятельность, на манер шахмат или детских игр.

Что мы можем сказать об обоснованности и когерентности представленных натуралистических моделей? Во-первых, то, что они инвертированы по отношению к платонизму. Наличие ряда фактов (типа феноменологических ощущений математиков) просто отрицается. Зато налицо консенсус со львиной частью современных верований. Во-вторых, я не оговорился – это и в самом деле верование, которое практически невозможно опровергнуть точно так же, как любую из религий. В этих моделях на математиков предлагается напялить очки физики или одеть смирительную рубашку биологии. Остальным вечно юным душой мыслителям так и быть, разрешается забавляться своими паровозиками в уголке.

В моем далеком советском детстве мне не удалось стать юным натуралистом. Может быть поэтому, теперь, повзрослев, моя уже давно неюная натура так сильно противится засилью натурализма в природе. Мы сегодня проследили за философами, выгораживающими естественные науки. А что же сами ученые, не могут за себя постоять? Оказывается, и им не чужды метафизические спекуляции. При этом они верят и защищают их на полном серьезе. Физики не шутят – в Блоге Георгия Борского…

Две вещи на свете наполняют души философов священным трепетом – небо Платона внутри себя и метафизика Аристотеля вовне. Так было в веках, которые были прежде нас. Будет ли это делаться и впредь? Индуктивные обобщения нередко обманывают нас. Особенно часто это случается, когда мы рассуждаем о жизни. Течение этой реки непредсказуемо, поскольку слишком часто меняет направление. К тому же многие полагают, что уже в наше время мы окончательно избавились от опоры на исполинов мысли далекого прошлого. При этом другие обнаруживают очевидные следы субстанциональных и прочих форм перипатетиков в философском направлении функционализма. Сознание, представляющее собой программу, запущенную на компьютере нашего мозга, что это, как не вариация на тему гилеморфизма? Справедливости ради следует отметить, что эта нечеткая аналогия прослеживается исключительно на высоком уровне абстракции. Если его чуть снизить, то многочисленные отличия от древнего подхода проступают как на детских спрятанных переводных картинках. Все штатно — полиомия рулит нашим мышлением. Генетические черты произвольных моделей можно обнаружить в их самых удаленных потомках, было бы желание уличить оппонента в плагиате. Несколько сложнее дело обстоит с другим ментальным реликтом – т.н. математическим платонизмом. Как мы видим, здесь даже само название говорящее. Однако, как это часто бывает – начинка и здесь плохо соответствует ярлыку. В таких диалогах как «Менон» прославленный античный мыслитель представил свою модель. По его мнению, где-то в высоком трансцендентном мире идей проживали те вечные истины, нечеткими слепками с которых являлись наши знания. Именно там обитали души людей до материализации в известном нам мире физическом. Именно поэтому они были в состоянии войти в контакт с плохо забытыми ментальными моделями посредством вспоминания оных. Именно таким образом необразованный раб из вышеупомянутого литературного произведения смог решить нетривиальную геометрическую задачу. В контрасте с этой красивой сказкой нынешняя версия этой модели опускает все, что касается переселения душ. Что тогда она в ней оставляет?

Прежде чем мы приступим к экскурсии по Платоновским местам, давайте наведем некоторые мосты от предыдущего материала. Устав от многочисленных болот Ляпландии, мы пожелали выбраться на твердую почву железной логики астероида БГБ. Там мы прежде всего занялись коллекционированием некоторых популярных методов когнитивной деятельности в истории науки. Какая здесь связь? Дело в том, что, по меткому выражению Имре Лакатоса, любой дедуктивный вывод (типа геометрических, которые так впечатляли Платона) – суть не что иное, как пресловутый мыслительный эксперимент. И в самом деле, каждый из них можно запросто транслировать в предложение на языке математики. Неясной остается сущая ерунда – каким же образом осуществляется в них подборка отдельных слов?! Как ученые находят путь к доказательству искомого тезиса?! Неужели случайным перебором?! Математический платонизм – одна из попыток ответа на эти необыкновенно обыденные вопросы. Основные положения этой ментальной модели я бы разложил на две составляющие. Первую я назову онтологической. Кажется, это слово мы еще не встречали. Означает оно всего лишь – относящееся к вопросам о существовании чего-либо. В этом направлении постулируется особое бытие сущей ерунды, которую мы только что разыскивали, т.е. математических понятий — таких, как числа. То-есть, предполагается, что это не просто себе нематериальные ментальные образы внутри нашей головы, а нечто типа Вас, друзья мои, дивана, на котором Вы лежите, айфона у Вас в руках или попкорна во рту. Вторая ось — эпистемологическая. Это мы уже проходили, причем неоднократно. Для тех, кто с нами недавно, поясню – имеется в виду то, что связано с процессом обретения знаний. Так вот, в этой проекции полагается, что те самые абстрактные несущественные сущности можно осязать при помощи шестого (платонического) чувства. Более того, иногда оно нас может подвести, в точности как и первые пять. Небесная навигация по миру идей (т.е. тот самый поиск направления логического вывода) с точки зрения этой модели производится (в отличие от изначальной формулировки) не при помощи восстановления некогда затертой (но не до конца) при вочеловечивании информации, а внутренним оком, т.е. интуицией. Математики зачастую метафорически сравнивают свои открытия с обнаружением новых земель. Они убеждены (или им кажется?), что их теоремы столь же объективно наличествуют в мире моделей, как Новый Свет в нашем мире. Они всего лишь наносят terra incognita на карту, как это некогда сделал Христофор Колумб.

Откуда же растут ноги столь непривычных в нашу пост-дарвинистскую эру положений? Вовсе не из мифов Древней Греции. И не из заслюнявленного пальца кабинетных ученых. А прежде всего из мемуаров самих математиков. Причем не абы каких, а самых современных и самых знаменитых. Вот как, например, совершенно категорично высказался Курт Гёдель: «Несмотря на удаленность от чувственного опыта, мы обладаем перцепцией объектов теории множеств… Я не вижу никаких оснований полагать, что мы должны доверять этой перцепции (т.е. математической интуиции) менее, нежели сенсорной». Кабы он один был таким – а то ведь примерно те же взгляды высказывали многие другие. Скажем, столь непререкаемые научные авторитеты, как Давид Гильберт, Годфри Харди или Роджер Пенроуз. Показания таких образованных и уважаемых людей не так-то просто отбрить за бестолковостью, как спекуляции среднестатистической домохозяйки на свободные парапсихологические темы. Далеко не всегда эти наблюдения за процессом своей творческой деятельности оставались исключительно феноменологическими. Вот как примерно «доказывал» верность математического платонизма крестный отец формальной логики Готлоб Фреге:

• Высказывания могут быть истинными только если объекты, упомянутые в них, существуют.
• В простых истинных высказываниях (типа 2+2=4) мы ссылаемся на числа.
• Следовательно, числа (и прочие абстрактные объекты) существуют. Более того, их существование объективно и не зависит от наших ментальных процессов. QED.

Конечно же, с этим силлогизмом можно и нужно спорить — посылки далеко не бесспорны. Положим, пропозиция «Вездесущий Бог либо постоянно подсчитывает волоски у нас на голове, либо нет» тоже логически безупречна, однако из нее вовсе не следует существование Всевышнего. Тем не менее мы имеем некоторые основания полагать, что эта модель и в самом деле может объяснять получение нами некоторых знаний о Вселенной априори (т.е., не используя наши традиционные органы чувств). Основания, прежде всего, апостериори, т.е. эмпирические. Скажем, мыслительные эксперименты предыдущей серии — башня Галилея или лифт Эйнштейна – могут быть легко переформулированы как чисто математические инсайты. Вероятно, поэтому находятся несколько экзотические философы, которые пытаются защищать эти несколько эзотерические платонические построения. Как мы увидим в будущих статьях, некоторые из них идут гораздо дальше — например, моделируя каузальные связи нашего мира в виде отношений между платоническими универсалиями.

Напоследок нам осталось оценить вышеприведенное изречение Геделя (это было домашним заданием), а заодно и содержащуюся в его недрах модель. Очевидный минус этой менталки в том, что непонятен точный онтологический статус математических абстракций. Где он запрятан, загадочный мир идей? Почему мы до сих пор никак не поймали его в перекрестие наших перископов, микроскопов и телескопов? Потом, научность у нас с мощной подачи Карла Поппера принято измерять фальсифицируемостью, а здесь трудно предложить способ проверки или опровержения предлагаемой гипотезы. Остается разве что уповать на упомянутого выше Имре Лакатоса, по доброте душевной разрешившего пускать подобного рода модели в здание ученой ортодоксии через задний вход с табличкой «программы исследования». Однако отсутствие описания механизма работы платонической интуиции, пусть и на пальцах — главная Ахиллесова пята математического платонизма. Именно ее мы пытались на скорую руку прикрыть, предложив возмутившую в недавнем прошлом нашего блога некоторых рыцарей искусственного интеллекта Модель ВК.

Что мы можем сказать об обоснованности и когерентности этой ереси нашего времени? Это новый для нашего блога тип ментальных моделей. Это тот случай, когда репутация теории плохо коррелирует с количеством описываемых с ее помощью фактов. Это та темная лошадка, на которую втихую ставят большинство математиков, поскольку она приносит осязаемые призы в виде научных достижений. Дело в том, что она хорошо согласуется с их личным интроспективным опытом. Ее можно было бы даже назвать самым популярным верованием в их среде. В этой привязанности рациональных мыслителей к модели есть что-то иррациональное – может быть, это любовь?! Тем не менее мы не можем ей верить исключительно на основании количества объясняемых с ее помощью феноменов. «По воле Божией» покрывает вообще абсолютно все факты, прошлые, настоящие и будущие. Модель чрезвычайно плохо специфицирована и прочно принадлежит начальной стадии развития. К тому же, математики могут неверно интерпретировать свои ощущения. Самое неприятное, что модель весьма плохо уживается со своим ментальным окружением. Структурализм и формализм, логицизм и конструктивизм, интуиционизм и эмпирицизм – весьма неполный список конкурирующих измысленных философами «измов». И все же, открыв глаза на все это модельное многообразие, очень хочется их поскорее снова закрыть — дабы погрузиться в волшебный мир, обнаруженный Платоном…

Итак, сегодня мы вкратце познакомились с современным платонизмом в философии математики. Альтернатив столь много, что их ни блогом описать, ни умом не понять. Можно ли как-то измерить эти измы общим аршином? Именно это мы постараемся сделать на следующем занятии. Широкими мазками. Натурализм приглашается натурщиком в Блог Георгия Борского.