Глава XLVIII. Серый Папа (Часть I)

Краткое содержание предыдущих серий: Рыцарь Никколо, герой Сицилийской вечерни и последующей войны, разыскивает любимую дочь Биче, по слухам, проданную в рабство. Долгие безуспешные поиски приводят его во Фландрию, где он в рядах бюргеров Брюгге одерживает сногсшибательную победу над железными рыцарями при Куртре, и в Окситанию, где он становится соратником Бернара Делисьё и не без успеха борется с Инквизицией. Однако, его арестовывают вместе с тамплиерами, подозревая в сокрытии членства в Ордене. Епископ Жак Дюэз в обмен на службу начальником охраны обещает вызволить его из тюрьмы.

23 декабря 1312-го года от Рождества Христова. Каменно-серые тучи бомбардируют острыми каплями обнаженную пепельно-серую грудь реки. Отяжелевшая свинцово-серая Рона несет в своем нутре холодные воды, дабы выплеснуть их на седовласо-серое чело моря. Ядовито-серые арки моста длинной цепочкой крыс, держащих друг друга за хвосты, связывают два топко-серых берега. Но у старика, который, стоя у окна, обозревает всю эту неприглядную панораму, ярко и цветасто-празднично на душе. Он видит не низкие грозовые небеса, а спрятанные за ними хрустальные сферы со светилами – неслучайно Всевышний сотворил их в точности между своим возвышенным троном на Эмпирее и низменной обителью смертных, ведь именно их бесконечный круговорот обеспечивает безотказную работу машины мира. Он наблюдает не за уныло-медленным течением, а воображает себе каорских купцов, отправляющихся в дальние страны за товарами – как бы они занимались своим делом, если бы Господь не надоумил людей изобрести деньги, двигатель торговли, тоже расположенный между странами и народами?! Он разглядывает не грубое произведение рук человеческих, опоясавшее реку, а дар Божий, переданный добрым христианам через святого Бенеза – внутреннюю артерию страны, связывающую воедино Францию c Авиньоном и графством Венессен, что наполняет звонкими монетами пульсирующей через него жизни сундуки епархии. «Да и вообще — чем, как не ничтожной фикцией, была бы власть Филиппа Красивого без его преданных министров и слуг — де Ногаре, тени оного де Плезиана и нынешнего фаворита короля Ангеррана де Мариньи, без доминиканцев-инквизиторов, без сборщиков податей и, самое главное, без опытных юристов — таких, как я?! В этом, должно быть, и состоит глубокий, воистину глубокий смысл проповеди евангельского смирения – будь доволен любой уготовленной тебе стезей, самой проселочной и в выбоинах, ибо она, возможно, скорее, чем бархатная дорога, приведет к спасению души и жизни вечной. Ну, а если все же сподобился хоть немного взобраться по склону горы успеха, то почитай тех, кто расположен выше тебя, да укрепляй свое положение теми, что находятся ниже тебя, а сам всегда оставайся в серо-золотой сердцевине!»

Так рассуждал про себя по получению папского указа довольный самим собой до приторной тошноты Жак Дюэз. Впрочем, подобные мысли не были для него новым интеллектуальным достижением, но давно уже составляли интегральную часть его кредо. Невзрачный и бледный, невысокий и худощавый, лишенный особых талантов, писклявый и худородный выходец из Каора никогда не смог надеть бы, хоть и на лысую голову в возрасте под семьдесят, красную кардинальскую шапку, если бы не придерживался весьма благоразумной жизненной стратегии. Честно исполняя свои служебные обязанности, он умел стать полезным для власть имущих. Ловко перебирая ножками на Колесе Фортуны, он постепенно возводил для себя устойчивую пирамиду из власти алчущих. Все приобретенные им связи аккуратно подшивались в общий реестр, предоставляя нити для последующей манипуляции куклами театра карьерных действий. Пускай блаженный Луи Тулузский не задержался на бренной земле. Он же, счастливо прикоснувшись к его жизни, сумел оттолкнуться от его смерти и войти в доверие к Анжуйскому королевскому дому. По протекции Карла Хромого он стал епископом, потом канцлером в Неаполе, затем, счастливо притронувшись и к этой жизни, сумел не опрокинуться от еще одной смерти, но воспрянуть в том самом Авиньоне, куда перебралась папская курия. Наконец, ему пришлось долго балансировать на шатких канатах конфликта между Филиппом Красивым и Климентом V-м. И здесь ему удалось выбрать единственно верную взвешенную позицию – с одной стороны он поддержал осуждение храмовников, а с другой возражал против осквернения памяти Бонифация VIII-го. В конечном итоге, именно так рассудила церковь на Вьеннском Соборе – Орден распустили ввиду испорченной famae-репутации, а кости заклятого врага французского престола оставили несожженными. И по прочим, менее животрепещущим вопросам, он всегда выбирал мнение сильнейшего большинства. Так что награда понтифика была им заслужена!

Порой ему казалось, что сам Дух Святой помогает ему предвидеть будущее. Когда он вызволял из Стены Инквизиции Никколо, то за вычетом всегда преследовавших его иррациональных страхов, ему еще нечего было бояться. Но где Жак Дюэз водится, там и каорцы. С повышением его статуса становилось все больше недовольных, обделенных бенефициями, ведь он пристраивал их своим племянникам, прочим родственникам и соотечественникам. Ему теперь на самом деле требовалась надежная охрана. За широкой же спиной верного рыцаря он чувствовал себя в безопасности. Тот, хоть и продолжал тосковать по украденной дочери, свою клятву держал — служил ему преданно, не отвлекаясь на ее поиски. Вот разве что немного раздражал тем, что совал свой длинный сицилийский нос не в свое дело. Скажем, приставал к нему с беседами, в коих защищал тамплиеров. Да, он, конечно же, тоже знал, что признания собственной вины были от них получены только во Франции, где применялись пытки. Но как объяснить малообразованному мужлану, что формально все совершалось на законных основаниях, а закон не бывает плохим или хорошим – это данность, причем, в конечном счете, от Бога. По той же причине воистину честно, справедливо, легитимно осуждение бегинок и бегардов — невежд, впадающих в бесчисленные теологические ошибки и распространяющих лжеучения. Сам Господь свершил свой праведный Суд над Арнау де Вилланова, что недавно утонул неподалеку от Генуи – должно быть, за то, что тот посмел давать советы членам новой опасной еретической секты кожаных ремней. Придет пора, справедливое наказание постигнет и францисканских спиритуалов, с коими Климент обошелся слишком мягкосердечно, и тех, кто их покрывает, как это делает «носитель божественной миссии» Фридрих III-й Сицилийский – словом, всех, кто из гордыни своей не послушен старшим по чину, не желает жить и трудиться по-серому…

1 мая 1314-го года от Рождества Христова, Карпантра. Всего пара недель прошла после кончины Климента V-го, как в соответствии с его постановлениями в его же прежней резиденции собралась кардинальская коллегия для выбора нового Папы. Божию волю в жизнь должны были провести три фракции – контингент гасконцев, насчитывавший десять человек с тремя племянниками усопшего понтифика во главе; искренне ненавидящая выскочек старая итальянская гвардия, в коей выделялся Наполеон Орсини; и самая слабая провансальско-французская серенькая середина, к которой, впрочем, принадлежал не только не имевший никаких практических шансов Жак Дюэз, но и Николь де Фреовилль, бывший духовник и нынешний протеже Филиппа Красивого. Как ни верти столь разношерстные куски материи, требуемых двух третьих голосов из них не сшить. Не надо было быть пророком, чтобы прочитать на стене диагноз sede vacante, пустующий престол Петра и Павла — очередное обострение хронической болезни католицизма. И в самом деле, если итальянцы, реалистично оценив свои шансы, еще были готовы на компромисс, предложив кандидатуру высоко ученого, всеми уважаемого и праведного до готовности искоренить в церкви непотизм провансальца Гийома де Мандаго, то ставленники усопшего Папы держались прочно за своих: nominavimus a principio et in eo stamus firmi – номинируем с самого начала и на том стоим твердо!

В бесплодных родовых муках прений миновало почти три месяца, и тут как-то вечером Никколо потребовал у своего охраняемого субъекта аудиенцию:

— Ваше высокопреосвященство! Итальянская челядь давно уж дерется с гасконской. Есть убиенные. Ан давеча в городе стало гораздо мужиков. С виду люди лихие, прощелыги. Я послал своих на сыск — все они из Бордо. Как бы вдругорядь серой не запахло.
— Я слышал, что гасконцы собирались перевозить на родину мощи своего великого соотечественника. Должно быть, потому и собрались. Или на воскресную ярмарку приехали?!
— Их слишком много, да и товара с ними нет. Потом, мне доносят, что шельмы под одеждой схороняют оружие. Дозвольте остеречься? Береженого Бог бережет!
— Господи, неужели это они по мою душу? Дозволить?! Приказываю! И немедленно!

24 июля 1314-го года от Рождества Христова, там же. Началось, как по команде! «Нам нужен Папа! Nous voulons un pape! Нам нужен Папа!» — скандируют обезумевшие толпы. Они громят всех и вся. Приканчивают всех иноземцев без разбора. Поджигают постоялые дворы, вламываются вовнутрь. Грабят флорентийские и сиенские банки, аккредитованные при курии – тащат серебро, драгоценности, дорогие одежды, мебель. «Смерть итальянским кардиналам! Mort! Смерть!» — окружен епископский дворец. «Мы погибли!» Сохраняет хладнокровие один Никколо:

— У задней стены прорыт ход. Мой человек покажет дорогу. Лошади наготове. Но идти туда надо не вдруг, а токмо по моему приказу! А сейчас – переодеваться, мне потребны кардинальские мантии… Пьер, Жан, напяливайте их на себя! Берите по распятию. Какие подороже, с каменьями. И во-о-н туда, вперед! Подойти к открытому окну. Выставить распятие наружу. И погромче что-нибудь басить! На латыни! Не разумеете? Неважно, они тоже. Можете так орать: Te Deum, meum, durum, dirum, mirum! Запомнили?! Что, застрелят? Не попадут! Аще попадут, то не убьют. А и коли убьют — в рай, дурни, по ошибке попадете! Все! Без разговоров!
— Ага, клюнули на приманку — все сюда прибежали! Ах, они воры, канальи! Тотчас на приступ пойдут. Вы вдвоем, с арбалетами, у боковых амбразур! Остальные со мной! Будем крошить тех, кто прорвется к двери! А ты, малый, к кардиналам — проведешь их к условленному месту. Пора, с Богом!

Удар! Еще удар! Еще и еще! Прославленный меч Никколо при свете факелов отбрасывает серо-стальные блики на ослепленные, охваченные предсмертным ужасом лица врагов и его собственный страшный, кровавый оскал. Помолодев в упоении битвы, он бросает в бой клич сицилийской вечерни: «Moranu li Franciski!». Но что происходит там, на дальнем конце площади?! Бандиты организуются в стройные ряды, тащат осадные орудия?! К счастью, прошло уже не меньше получаса — можно уходить! Рапорт принимает Наполеон Орсини:

— Мы рассеяли шайку негодяев. Но у них есть сведущие в воинском деле предводители!
— То, наверняка, были светские племянники Климента – виконт де Ломан и Рамон де Бюдо. Но ты-то, голубчик, как отличился – истый лев!
— Иисусе Мария! Я … голубчик … лев … Неужто?!

После случившегося кардиналы рассеялись по окрестностям, словно испуганная стая куропаток. Жак Дюэз гостеприимно приютил некоторых коллег в Авиньоне, другие окопались в Валансе, третьи отправились в Оранж. А над разодранной неудавшимся путчем церковью нависла реальная угроза схизма – разрушился даже прежний консенсус о месте заседания конклава. Итальянские лебеди желали лететь, по крайней мере, в Лион, гасконские раки пятились назад в Карпантру, а провансальские щуки рвались к морю. Христианнейшие короли тщетно пытались помочь Господу, заманивая к себе его потенциальных викариев гарантиями безопасности. Увы, неапольский Роберт не устраивал гибеллинов, каталонский Хайме — гвельфов, а английский Эдуард был слишком заинтересован в триумфе своих проштрафившихся подданных. Но что же Филипп Красивый? Могущественнейший государь и единственный человек, кто мог сдвинуть застрявший воз христианства с места, совершенно неожиданно отдал Богу душу!

Июнь 1316 года от Рождества Христова, конвент братьев-проповедников в Лионе. Поскольку очередной Людовик соизволил увязнуть в деле производства престолонаследника и в болоте бесконечной фламандской войны, то судьба папства оказалась в длинных руках его младшего брата Филиппа, графа Пуатье. Человек решительный и целеустремленный, он сумел-таки добиться возобновления прений на территории Франции, торжественно поклявшись от имени ее короля, что кардиналам не надо будет опасаться ни насилия, ни давления. Госпожа Смерть, тем временем, повадилась разорять былое уютное гнездо Капетингов. Вслед за казненным Ангерраном де Мариньи бренный мир покинул его венценосный разоблачитель. Перед Филиппом встала сложная дилемма – один трон настоятельно требовал его присутствия в Париже, другой в Лионе. И тогда он принял Соломоново решение распилить свою клятву пополам – пусть не столько его стражники, как монастырские стены ограничивают свободу бегства выборщиков – они останутся взаперти до тех пор, пока христиане не обретут Папу. То был проверенный историей способ принуждения враждующих группировок к миру. В нем не хватало единственного ингредиента – угодных светской власти кандидатур. В серой полутьме заточения Жак Дюэз узрел свой уникальный шанс.

— Ваше величество, я послан к вам епископом-кардиналом Порто с тайным поручением…
— Положим, я еще не коронован, но приятно … дозволяем. Так что же он имеет сообщить?
— Лишь одно – в случае своего избрания он навсегда почтительно останется в тени Вашего блистательного царствования и будет заниматься исключительно делами церкви, содействуя Вашим протеже в получении бенефиций.
— Кхм, только и всего?! А этот старик не без амбиций! Кто же за него проголосует?! Впрочем, то, что он обещает, это, пожалуй, самое важное. Включите и его в список, граф!

5 августа 1316 года от Рождества Христова, там же.

На собрании гасконской партии:

— Я за исход из Лионского пленения! Он из Керси — почитай, что наш, английский доминион.
— Не забывайте, что Гуго Жеро, епископ Каора, находится под следствием. А этот человек в первую очередь поспешит утвердить власть на своей родине.
— Ба, да этой бледной немощи уже 72! Он умрет прежде, чем закончится этот процесс!

На собрании итальянской партии:

— Не голосовать же за Арно де Пелагруа! Не забывайте также о близости Жака Дюэза с Робертом Анжуйским! Ему благоволят два монарха!
— Не забывайте, что ему, точнее, его телохранителю мы обязаны жизнью!
— Помимо того, он обещал Наполеону Орсини, что в случае избрания нога его более не ступит на французскую землю. Что это может означать, как не намерение вернуть курию к нам в Италию, в Вечный город?!

Бывший Жак Дюэз, нынешний Иоанн XXII-й, показал, что это означало, сразу после коронации. Его носилки перенесли на лодку, что доставила ноги нового понтифика вниз по течению Роны напрямик в град святого Агриколы, Авиньон. На апостольский трон взошла гениальная серость…