Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Доминик де Гусман еще заливал обильными слезами душещипательной проповеди тлеющие руины сожженной крестоносцами деревушки, когда из переулка показался жирный не по суровым военным временам цвета сажи кот. Ошалев от дыма и шума, голодный и нынче бесхозный зверюга с отчаянным мяуканьем бросился к своему хозяину. Сей каким-то чудом уцелевший погорелец, стоя в жидкой толпе, отрешенно разбавлял горечь бездомного бытия сладкозвучными речами святого прелата. Происшедшее не избежало внимания свиты пастыря — могучих рыцарей, оберегавших оратора от чересчур возлюбленной им паствы. «Взять!» — раздался хлесткий приказ. Посему сих еретиков и величали катарами, что, как установил посредством Божественного Откровения ученый цистерцианец Алан Лилльский, они на сатанинской мессе своей целовали черных котяр, сих воплощений Люцифера, в поганый зад. Поскольку состав преступления был налицо, то и пропуск на небеса, через очищающее душу пламя, был выписан обоим приспешникам нечистой силы незамедлительно. Увы, несчастное животное не было волшебным булгаковским Бегемотом, и несмотря на то, что тоже не шалило, никого не трогало и комфорт дома починяло, карательные органы с легкостью исполнили поставленную перед ними задачу. Вместе со своим питомцем ветрами веры из бренного мира был унесен и его кормилец. Ведь шла охота не только на истребителей мышей, черных хищников, матерых и котят, но и на людей-лисичек, разорявших добро Господа на юге современной Франции несовременного тринадцатого века. Ибо было сказано «ловите нам лисиц, лисенят, которые портят виноградники, а виноградники наши в цвете» (Песня Песней 2:15).
«Моя невеста, Римская католическая церковь», — говаривал один из величайших понтификов всех времен Иннокентий III-й, — «пришла не с пустыми руками. Она принесла мне бесценное дорогое приданое – множество духовных сокровищ и мощь светской власти». В его ментальной модели апостольский престол острым готическим пиком возвышался над всем прочим человечеством в небесном направлении ко Всевышнему. Постановлением Божиим ему одному поручалось творить суд не только над простыми смертными, но и над епископами и патриархами, королями и императорами, а сам он не был подсуден никому. В его полном распоряжении находились три мощнейших сверхоружия средневековья – отлучение, интердикт и крестовый поход. Все они были пущены в ход против укоренившегося в Лангедоке инакомыслия после того, как папский легат Пьер де Кастельно был пронзен промеж ребер копьем «одного из наемников Дьявола». Сказывают, что тот простил своего убийцу перед кончиной, как было завещано в Евангелиях. Но на самом троне Петра и Павла не наблюдалось и тени христианского милосердия. «Вперед, солдаты Христа! В бой, смелые новобранцы божественной армии! И да не оставят вас безучастными стенания Святой Матери Церкви!» Смерть на Роне превратилась стараниями Папы в сакральное жертвоприношение, стала образом и подобием сакрального восхождения Спасителя на крест Голгофы. Хотя точные обстоятельства дела оставались невыясненными, «ангелом Сатаны в сердце» сразу же был объявлен граф Тулузы, Раймонд VI-й. Теперь со всех алтарей католического мира ему объявлялась торжественная анафема. Теперь все мужчины и женщины, так или иначе связанные с ним любыми отношениями, освобождались от принесенной некогда феодальной присяги верности. Теперь любой желающий отличиться и зачистить еретиков на его землях имел право их оккупировать и получить в вечное наследственное владение. Теперь беспрецедентная по масштабам гражданская война апокалиптического накала была неизбежна. От любви Христовой повеяло враждебными вихрями…
Трубный зов Папы не произвел должного впечатления на монаршие уши, поскольку Филипп Август был тогда всецело поглощен борьбой с Анжуйской империей. Тем не менее, сей боевой клич возбудил и привел в движение души многих рядовых рыцарей, прежде всего, франков. На то наличествовали веские объективные причины. Спрос на ратные подвиги во имя Христа превышал предложение. Турниры, хоть намного более кровавые и менее романтичные, нежели описывают современные литературные произведения, не могли полностью удовлетворить аппетиты желающих всласть подраться. Утремер, несомненно, привлекал возможностью не только порадоваться на своем веку, но и списать многочисленные грехи, взять свой крест и последовать за Ним. Однако, на это зачастую банально не хватало денег, ведь именно путешествие, а не снаряжение, не слуга и даже не лошадь, составляло основную часть расходов. К тому же, в лучшем случае эти приключения длились пару лет, а что за это время произойдет в тяжбе с соседом о земле предков или в постели жены?! В этом смысле, новая рекламируемая церковью карательная операция казалась относительно дешевым и безопасным предприятием. А как же совесть?! Ведь убивать приходилось не сарацинов паршивых, а своих соотечественников, к тому же, пусть и не вполне ортодоксально, но верующих христиан?! Это суждение анахронично, причем, сразу в двух местах. Во-первых, в те стародавние времена южане не являлись подданными королевства Капетингов. Они говорили на особом провансальском наречии и отличались даже одеждой. Представьте себе, мужчины и женщины — разврат и шатание! – носили бесстыдно облегающее тело облачение. Во-вторых, как доходчиво объясняла правящая католическая партия, по мере приближения Армагеддона Святыми Отцами был предсказан рост накала конфессиональной борьбы. Активно размножающихся врагов христианского народа следовало заблаговременно уничтожать во имя жизни будущего века. И налетели ветры злые на людей добрых, ой, да с северной стороны…
Вышеописанные причины обусловили и сезонный характер крестоносной кампании. Смерч смерти то налетал на цветущие долины Роны и Гаронны порывисто и могуче, то спадал до уровня мертвого штиля. Посему это стихийное бедствие продолжалось два десятилетия, пережив сотворившего его своими заклинаниями волшебника Вечного Города. Гребень первой мутной волны вознес на самый верх некоего Симона Де Монфора, рыцаря безупречного пред апостольским престолом и бесстрашного пред нравственными заморочками. Как-то раз к нему привели двух еретиков – отца и сына. Если старший упорствовал в теологических заблуждениях, то младший был готов продать душу римской католической церкви. «В огонь его!» — скомандовал предводитель ветрогонов – «если обманывает, то поделом ему, коли же говорит правду, то пламенем искупит свои грехи». В воображении благочестивого летописца честный юноша милосердием и чудесным дуновением Божиим не сгорел в костре. На самом же деле, логика – руби всех, на небесах своих, чай, отберут – была основным алгоритмом деяний воинства Христова. В понимании многих то была благая деятельность. Словами Гумберта Романского: «Цель христианства состоит отнюдь не в том, чтобы населить землю, но в том, чтобы населить небеса! Стоит ли заботиться о том, что количество христиан в мире уменьшится посредством смерти, которую претерпел сам Бог? Погибнув таким образом [в священной борьбе за веру], в рай попадут такие люди, которые, вероятно, никогда бы не достигли его другим путем». И братва славно потрудилась, убивая, увеча, топча, топя и сжигая пойманных лисичек, все для пущей славы Божией под звуки торжественного гимна Veni Creator Spiritus. Священная война достигла своего крещендо, когда могущественный Педро Арагонский взял своих вассалов под защиту от бесчинств симонфоровщины. Христианнейшего государя, недавнего героя реконкисты постигла смерть на поле боя. Ну, а к триумфатору сего сражения ветреная госпожа Фортуна повернулась задом позже, у самых стен цитадели вселенского зла – Тулузы. Могучего атлета церкви, Голиафа Господня сразил камень, метко пущенный пращой отчаянно сражавшихся за свою жизнь горожан. Наконец-то наступил худой мир, но в нем еще следовало залатать прорехи грехов. Эту задачу взял на свои исполинские плечи новорожденный орден доминиканцев, возглавивший учрежденную специально по этой оказии инквизицию. А что же сами сожженные ветром?
Что именно способствовало распространению в их среде заразной, словно ветрянка, вере? Для ответа на этот вопрос сначала стоит разобраться в том, что представляла собой ментальная модель еретиков. Прежде всего, они не называли себя ни катарами, ни альбигойцами — то были собирательные названия, данные врагами со стороны. Крайне маловероятна и их дружеская связь с болгарскими богомилами. Скорее, эта форма христианской жизни образовалась самопроизвольно под воздействием яркого Солнца культуры относительно близкого аль-Андалуза и духовных поисков под лучами звездного неба далеких абсолютных истин. Не было у них и церковной иерархии, зато наличествовали кучковавшиеся вместе «добрые люди», которые вели особо праведную по тогдашним понятиям жизнь и усердно молились за благоденствие всех прочих. Вот как они говорили, а, порой, и пели: «Веруем в Бога, живого и истинного, триединого, Отца, Сына и Духа Святого. И в Иисуса Христа, Сына Божия, вочеловечившегося, крещеного в Иордане, постившегося в пустыне, проповедовавшего наше спасение, страдавшего, умершего и похороненного, сошедшего в ад, воскресшего на третий день и восшедшего на небеса». При этом добавляли – «если есть в учениях Святых Отцов то, что соответствует Писаниям, то готовы поверить и в это». Ложными с ортодоксальной точки зрения воззрениями являлись отвержение Ветхого Завета в пользу Нового, «апостольская бедность» и отказ давать клятвы в стремлении соблюдать все положения Нагорной проповеди. Дуалистические идеи манихейского типа, отвергавшие бренный мир как порождение дьявола, были добавлены в доктрину значительно позже, под воздействием крестоносцев, которые ветрами веры не в меру эффективно превратили их рай в ад.
Однако, вовсе не эти заблуждения составляли главное преступление блудных сыновей матери церкви. Когда в древности маркиониты добровольно отказывались отжать у древних иудеев их эпические сказания, то на фоне имперских репрессий это было попросту неразумным отречением от высокого рейтинга. В условиях же победы христианства во всем европейском мире держаться за обветшавшие ментальные модели не было столь уж необходимо. Тем паче, детскими играми казалось буквальное следование строгим библейским правилам. Вороватым лисичкам не ставилось в вину и поношение господского винограда по мотивам известной басни Эзопа-Федра-Крылова. Невозможно было закрыть глаза лишь на отношение «добрых людей» к злым виноградарям, т.е. к зажравшемуся жречеству. Дело было не только в откровенно враждебной риторике. Скажем, вальденсы вообще не шалили, никого не трогали, мораль общества починяли. Раздражали вовсе не их апостольские сандалии, нищенские шалашики в лесу и даже не вопиющая малообразованность. В самом корне проблемы несложно узреть риторический вопрос монаха-летописца тех жестокосердных времен: «если им позволить проповедовать, то зачем будем нужны мы?» Негодяи попросту повадились продавать религиозные услуги населению по демпинговым ценам. Убрать с рынка конкурентов было естественным, хоть и грязным решением – чистый бизнес и никакого мошенничества. Унесла же их крестоносная смертоносная буря в оазисе, жестокие ветры веры…
На сегодня нам осталось лишь подвести быстрые итоги случившегося, определиться с его значением для Истории Моделей. Смерть Симона де Монфора и последующее бессильное трепыхание его наследников неожиданно принесли в быстро пухнувшую копилку Капетингов богатейшие провинции, нынешние Прованс и Окситанию. Впрочем, к середине тринадцатого века то были разоренные и растерзанные развалины некогда самобытной культуры, оригинальной социальной игры, прекрасной ментальной модели. Папство же оприходовало в свой арсенал четвертое сверхоружие эпохи – инквизицию. То был ветер на всем божьем свете, но впереди его вряд ли шел Иисус Христос в белом венчике из роз, зато совершенно точно рыскали вооруженные клыками веры и когтями розариев господские фокстерьеры-доминиканцы…
Коль скоро речь у нас сегодня зашла о крестовых походах, то я по своему хотению, по БГБ-шному велению приказываю ветрам истории обратить стрелу времени в противоположном направлении. Кого она тогда там поразит? Поразительное рядом – в Блоге Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
«Познай самого себя» — говорили мудрые древние греки, но и современные авторитеты нисколько не сомневаются, что они были правы.
Уважаемые читатели, дорогие друзья! Пара слов о самом себе. Без малого четверть века тому назад я покинул свою историческую родину, бывшую страну коммунистов и комсомольцев и будущую страну буржуев и богомольцев.
Ну вот, мы и снова вместе! Надеюсь, что Вы помните — в прошлый раз я определил тематику своего блога как «История моделей».