Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Философия без физики пуста, физика без философии слепа. Причем не только физика. В данном высказывании «физика» — метоним, представляющий собой все остальные эмпирические научные дисциплины. На самом деле это, конечно же, парафраза знаменитого однострочника Иммануила Канта. Я исковеркал очередного классика с целью снова вернуться к обсуждению вопроса о роли философии в нашем мире. Люди особенно трепетно относятся к наличию смысла своей жизни. Без него самый обеспеченный и беззаботный рай им в ад. Без него они чувствуют себя как чудо-юдо-рыба-пси, которую на заре третьего тысячелетия прихлынувшей волною выбросило на брег бездушный и пустой фи-какого-мата (физикализма-материализма). Но и ментальным моделям не чужды экзистенциальные размышления. Например, зачем философии барахтаться в соцсетях в бездонном океане попкорна?! А в чем тогда ее истинное предназначение?! Утверждение в первой строке сей статьи – один из возможных ответов (его предпочитаю лично я сам), которых за многие века было предложено превеликое множество. Очевидная прагматическая бесполезность размышлений на абстрактные темы долго ставила само их существование перед жирным знаком вопроса. Только вообразив себе, что изучение Творения – экспресс-путь к его Творцу, человечество окончательно одобрило некоторые расходы по этой статье бюджета. Затем, вплоть примерно до Века Просвещения между наукой и философией люди уверенно ставили знак тождества. Потом подросли первенцы — физика, химия. Когда у них появились первые успехи для ненародного хозяйства, мамаша отправила их в самостоятельную жизнь. Тем самым перед ней самой встал вопрос – камо грядеши?! Почитай, что весь девятнадцатый век прошел под знаком оракулизма – философией попытались заполнить модельный вакуум, образовавшийся от ухода ослабевшей церкви. Это привело к ряду печальных последствий, в том числе для России, особенно пострадавшей от избиения марксистскими менталками…
Примерно в начале двадцатого века почти единое русло эмпиризма-рационализма расщепилось на два мощных рукава. Один из них через Гуссерля, Уайтхеда и Хайдеггера привел всех страждущих великих откровений к континентальной традиции. Другой через Фреге, Рассела и Витгенштейна – к аналитической, которую мы, собственно, (почти исключительно) и изучаем. Для нее были характерны две идеи – логикой-грамматикой войти в доверие к респектабельной математике, а также взять на себя функции таможенника на границе промеж ортодоксальной наукой и всей прочей (прежде всего эзотерической) мишурой. К последней поначалу (логические позитивисты) причислили и метафизику с этикой. Эта экстремистская модель не выдержала испытания временем, а вот за углом нового т.н. «лингвистического поворота» несметные полчища студентов и выпускников философских факультетов университетов маршируют и по сей день. Задача философии в том, чтобы фонарем разума просветить темные закоулки наших языковых конструкций – вот его основное кредо. Заодно теплится надежда прорваться через синтаксис к сокровенной семантике. Ведь нам как-то удается при помощи первой выразить тонкости последней. Этот подход (в том числе) породил ряд содержательных (и не очень) теорий смысла и истины, для которых мы обязательно найдем место в программе передач БГБ (вероятно, уже в следующем учебном году). Он же привел к другой программе всеобщего просвещения — составлению формальных описаний сложных (и не очень) понятий. Не вполне тех малосодержательных и многословных, которыми наполняли свои толстые бока советские философские энциклопедические словари. Предполагалось, что для любого термина возможно составить обозримый по объему перечень логических критериев, каждый из которых по отдельности был бы необходимым условием истинности искомого определения, а все они вместе (в конъюнкции) — достаточным. Каждую науку прежде всего должен интересовать тот основной предмет, которым она занимается. Для эпистемологии (теории знаний) это, безусловно, знания. Так что же это такое?!
Примечательно, что именно подобного рода вопросами задавался героический праотец философии (т.е., пожалуй, и всей науки) Сократ. Он, как Вы помните, тоже не жаловал излишнее увлечение своих предшественников метафизическими вопросами (о первоосновах всего сущего). Вместо этого пропагандировал решительно повернуться лицом к народу, к его чаяниям, т.е. к этике и политике. На практике это вылилось в то, что он слонялся по Афинам и в характерной манере задавал занятым людям неудобные вопросы из категории вечных. Что такое справедливость?! Что такое добродетель?! Что есть благо?! Вопросом же «Что такое знание?» (если верить Платону) он озадачил в одноименном диалоге юношу по имени Теэтет. Тот был ему представлен как способный студент на поприще геометрии. Сократ сократил за ненужностью ложную деликатность, и в своей неподражаемой манере немедленно взял молодого в оборот, по-отечески посоветовав: «Дивись, сынку!» Ибо именно с удивления окружающим, самым обыденным, миром начиналась, по его мнению, философия. Это чувство должно быть было запечатлено на его некрасивом лице уже когда он родился. Сам будучи сыном акушерки, теперь он (по собственному мнению) стал совершенно бесплодным, помогая другим в муках рожать истину. Пришлось Теэтету (кстати, тоже курносому и тоже с выпуклыми глазами), несмотря на свой нежный возраст, немедленно приняться за нелегкое дело.
На своих первых схватках он произвел утверждение о том, что знаниями являются науки (такие, как геометрия) или искусства ремесленников (таких, как сапожники). Говоря философским языком, это было т.н. «экстенсиональное определение». Это когда искомое понятие объясняется перечислением примеров, к нему относящихся. В полном соответствии с основными постулатами аналитической философии далекого будущего Сократ с презрением отверг сие перворожденное «голубиное яйцо». Нас мало интересует гигантская дизъюнкция отдельных частных пропозиций, нам подавай т.н. «интенсиональную» природу вещей. Мы желаем обнаружить для нее общую на все случаи жизни функцию от единичных феноменов в истинность (или ложность). Тогда несчастный страдающий и насквозь беременный, призвав на помощь богов, из последних сил вскричал: может быть, тогда знания – это перцепция? И в самом деле, если мы видим кошку на окошке, разве это не знание того, что именно вокруг нас происходит?! Но и это судорожное усилие не удовлетворило сурового повивального дедку. Длительный допрос с пристрастием поставил неадекватную ментальную модель решающим аргументом к холодной логической стенке. Память ведь не имеет ни малейшего отношения к перцепции. Тем не менее будет совершенно абсурдно отрицать, что, закрыв глаза, мы более не знаем, где в пространстве расположена наша Мурка.
На следующем этапе процедуры моделерождения начались более серьезные потуги. Была выдвинута гипотеза о том, что знание – это истинное мнение о чем-либо. В последовавшем бурном процессе ее обсуждения Сократ обнародовал знаменитую метафору голубятни. Наши знания – все равно что вольные голуби. Неверно отождествлять имение знаний с обладанием ими. Мы владеем многими ментальными моделями, но большей частью они витают в своих облаках, находятся в свободном полете. Пусть номинально они — наша собственность, в руки для непосредственного использования нам за один раз удается взять только некоторых из них. Что тогда насчет заблуждений, как отличить их от остальной летучей живности? — весьма не к месту поинтересовался Теэтет. Ему и невдомек, что любая ментальная модель, тем паче нечеткая аналогия, имеет строго определенный домен применимости. Но и совершенно истинные мнения вовсе не обязательно автоматически становятся знаниями. Представим себе судью, — предложил Сократ, — которого искусные адвокаты своим красноречием убедили в невиновности своего подзащитного. Пусть даже они стопроцентно правы – разве он на самом деле видел, что происходило, разве он знает, что это действительно так? Приведу более близкий современным читателям блогов пример – некий чтототеист заметил на окошке черную кошку и решил, что впереди на его жизненном пути грозная опасность. Купил ли он через это голубя знаний даже при условии истинности этого ожидания?!
«Когда кто-нибудь формирует истинное мнение о чем-нибудь без рационального объяснения, то можно сказать, что его разум хорошо поупражнялся, но знания у него нет; поскольку тот, кто не может назвать причину [существования] любой вещи, не знает ее; но когда он добавляет рациональное объяснение, то он совершенен в знании…». Это – последнее определение в книге — было предложено самим Сократом. Очевидно, он позабыл о своем ранее провозглашенном акушерском долге непроизведения модельного потомства и решил-таки тряхнуть стариной. «Объяснение» в моем русском переводе этого текста на самом деле – это изначальный греческий «логос», и я привел один из популярных вариантов экзегезы этого слова. Однако, увы, и плод собственного интеллекта не удовлетворил сенсор ментальной красоты Сократа. Он привел три возможных толкования «логоса-объяснения» и для всех обнаружил те или иные недостатки. И в самом деле, ненавистник черных кошек из предыдущего параграфа запросто может рассказать каким именно путем рассуждений он пришел к своему суеверному заключению. Это объяснение, тем не менее, само по себе бессильно отлить из зыбкого материала его верования (пусть даже оно оказалось удачной догадкой) твердую конвертируемую монету знания.
Занавес театра Теэтета неожиданно быстро опустился – Сократу пришла пора идти в тот неправедный суд, из которого не возвращаются. Там ему прописали чашу с ядом — не белым и не сладким, а горьким, настоящим. Ну, а мы с Вами через это величайшее для истории философии событие так и не узнали, что же такое знания. Сея синяя птица не пожелала быть запертой на замок в нашей голубятне. Вечно удивленный жизнью Сократ сбежал от сварливой Ксантиппы в те голубые дали, где надеялся вечно наслаждаться общением со своими многочисленными голубями. Ведь это и была его настоящая любовь…
И в другом диалоге – Менон – приводится та же формула «знание = истинное мнение + логос». Однако и там непохоже на то, что Платон претендовал на обнаружение потаенного аналитического рецепта. Вопрос остался открытым для разрешения многочисленными последователями замечательного философа. Что же говорит о нем современная эпистемология? Так много, что для начала нам придется усиленно поупражняться в вычеркивании. Узнаем о знании то, что мы ничего о нем не знаем – с Блогом Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
«Познай самого себя» — говорили мудрые древние греки, но и современные авторитеты нисколько не сомневаются, что они были правы.
Уважаемые читатели, дорогие друзья! Пара слов о самом себе. Без малого четверть века тому назад я покинул свою историческую родину, бывшую страну коммунистов и комсомольцев и будущую страну буржуев и богомольцев.
Ну вот, мы и снова вместе! Надеюсь, что Вы помните — в прошлый раз я определил тематику своего блога как «История моделей».