№411. Сто лет двух одиночеств

«Я пересеку море со своими подданными, и я пройду через Камбрези… Я подожгу всю страну и буду ожидать там моего смертельного врага, Филиппа Валуа, кто носит королевскую лилию fleur-de-lys… Я стану сражаться с ним… даже если у меня будет лишь один воин против его десяти. Неужто он верит, что может [безнаказанно] забрать мою землю? Когда-то я присягнул ему на верность, что нынче меня смущает, но я был тогда так юн, что сейчас это обещание не стоит и пары колосков. Я клянусь ему как король, Святым Георгием и Сен-Дени, что… никто никогда раньше не взимал такой дани со Франции, как я собираюсь собрать». Слова иной раз действеннее любых других телодвижений. Сказывают, что конкретно с этих началась Столетняя война. Французский вельможа в изгнании Робер из Артуа приготовил для Эдуарда III-го пирог с хитрой начинкой. Когда его разрезали, внутри обнаружилась цапля – по средневековым понятиям самая трусливая из птиц. И тогда все до единой благородные дамы его двора присоединили свои голоса к издевке, требуя от Его Величества защитить честь, свою собственную и всей Англии. А королева Филиппа прибавила, что покончит с собой и, следовательно, с еще нерожденным наследником престола, ежели ее венценосный супруг не возьмет для себя то, что принадлежит ему по законному праву – корону Капетингов.

Эта красивая легенда, увы, скорее всего, представляет собой поэтический вымысел автора. Вымысел, казавшийся для повернутых на шарнирах тогдашних правил чести читателей вполне правдоподобным. Однако, в исторической реальности наверняка преобладали уродливые и прозаические, но зато более прагматически выверенные соображения. Политические трения между двумя могущественнейшими королевствами христианского мира не прекращались веками. Порой, если в окрестностях было достаточно сухого ментального топлива, они приводили к возгоранию пожара войны. Вильгельм Завоеватель, покорив для себя Англию, оставил за собой герцогство Норманнское. Таким образом, возникла потешная феодальная ситуация – вассал Франции по этой территории сам был суверенным государем. Гигантская Анжуйская империя усугубила позицию Капетингов – они оказались и по финансам, и по народонаселению значительно слабее своих коронованных подданных за Ла-Маншем. Потеря большинства этих владений Иоанном Безземельным тоже не разрешила проблему окончательно – за Плантагенетами оставалась Гасконь. Как бы прельстительно «Три мушкетера» ни расписывали модель нищенства д’Артаньяна, в те времена то была богатейшая провинция, успешно экспортировавшая богатый букет вин в метрополию. Помимо того, она славилась торговыми портами, пробивавшими окно из Европы в Атлантику. Ничего удивительного, что на эту территорию издавна зарились охочие до собирания земель французских монархи. Не меньшим камнем преткновения служила меркантильно заманчивая лоснящаяся шерстью Фландрия, болотистую почву которой не раз шерстили, спотыкаясь и сталкиваясь, войска двух соседних государств. Таким образом, требование Филиппа VI-го своему вассалу выдать ему «смертельного врага» Робера д’Артуа, коему тот осмелился пожаловать несколько замков за обещание воевать в Шотландии, служило всего лишь предлогом для беспардонной аннексии. И, пожалуй, что Эдуард не мог отреагировать на столь очевидную агрессию иначе. Его же претензии на династическую прямоту своей, ведущей через мать Изабеллу от Филиппа Красивого, линии против кривды узурпаторов из семейства Валуа не рассматривались серьезно ни им самим, ни его врагами, хотя официально англичане отказались от притязаний на французский трон спустя века. Это все из категории первоканальных «истин» о причинах нападения на Украину. Дабы любители рыцарских романов и евангельской нравственности поверили в чистоту грязных замыслов.

Проинтегрируем вышесказанное при помощи известного историка Дэвида Грина: «… Таким образом, англо-французские отношения были напряженными задолго до 1337 г. и оставались таковыми намного позже 1453 г. Однако, период между 1337-м и 1453-м годами был весьма особенным и ознаменовал интенсивную фазу этого континуума». Отчего же эта интенсивная фаза так растянулась во времени?! Такое случается, когда силы противников примерно равны. Однако, никто не мог предположить, что конкретно в этой партии будет сделано сотня с лишним ходов. Игра по имени «война» знает свои правила, и, при всем уважении к старой доброй Англии, в этот момент та выглядела щуплым подростком, вышедшим бороться против могучего великана. И по населению, и по экономике ей не стоило дерзать сражаться с державой Филиппа VI-го. Но и на Голиафов, коли на то будет воля Господня, находятся свои Давиды. В данном случае, роль волшебной библейской пращи сыграл английский длинный лук, или, скорее, болезненный опыт, приобретенный в противостоянии с шотландской пехотой Роберта Брюса. Собственно, ровно тот же опыт наличествовал и у французов, однако, из катастрофического разгрома при Куртре в битве золотых шпор не было сделано надлежащих стратегических выводов. Блестящее рыцарское воинство продолжало по старинке надеяться на, якобы, неотразимый натиск тяжелой конницы. Победа при Креси, конечно же, не водрузила крест на могиле кровопролития. Обе стороны принялись за тяжелую работу. Триумфаторы по тогдашнему обычаю ринулись на оставшиеся незащищенными гигантские территории и принялись грабить, убивать и насиловать простых смертных, недвусмысленно намекая о неадекватности их гаранта-государя. В Париже же зализывали раны и готовились к матч-реваншу. Непредвиденный жизненный фактор вмешался в планы сторон – Черная Смерть. В том бы-мире, где бы ее не было, Эдуард III, возможно, и реализовал бы фантастический поэтический замысел королевы из первого абзаца. А так ряды его лучников-йоменов оказались чересчур прореженными для немедленного решительного наступления.

Так и встретились два одиночества. Развели у дороги костер большой войны. Никому особо не хотелось, чтобы он разгорался, но злые ветры раздували его то с восточной, то с западной стороны. Карл Мудрый, казалось бы, сумел консолидировать французскую позицию, так за ним последовал безумный сын. Храбрый Генрих V-й, казалось бы, одержал решающую победу при Азенкуре, так ему Бог даровал трусливого наследника. Убийство Жана Бесстрашного, казалось бы, окончательно склонило чашу весов в сторону Англии, бросив на нее гирю Бургундии. Однако, рождение Жанны д’Арк принесло затянувшейся драме неожиданную развязку, вызвав для спасения Франции Deus ex machina. Это все главные персонажи исторической драмы, а что же все прочие?! Как замечательно высказался Габриэль Гарсия Маркес, для описания того, как они себя чувствовали, достаточно одного слова: страх. Все это столетие с гаком не только оккупанты, а и своя братва, благородных и обыкновенных кровей, всячески измывалась над простолюдинами. Опустели и обезлюдили монастыри и села, разоренные бандюгами и податями. Но и спрятавшись за стенами замков, новоиспеченные горожане были вынуждены покупать свою безопасность за золото, которого не было. Не надо быть марксистом и изыскивать в анналах признаки нарастающей борьбы антагонистических классов, чтобы предсказать возникновение Жакерии и восстания Уота Тайлера. И героическими борцами за справедливость сих униженных и оскорбленных тоже малевать не стоит. То были люди, которые, ворвавшись в Тауэр, плясали на кровати королевы-матери, потрясая в ее сторону своими «грязными палками». То были нелюди, которые, поджарив на вертеле рыцаря, скармливали его предварительно изнасилованной жене и детям. Но довольно подробностей, прибережем мрачные и кровавые краски для живописания современных нам событий, ничуть не менее жутких. Нас, целеустремленных путешественников по реке ИМ прежде всего интересует то влияние, каковое все эти события оказали на развитие мира ментальных моделей…

Возвращаю микрофон бесцеремонно прерванному мною на полу-фразе Дэвиду Грину: «Война доминировала над политическими программами до беспрецедентной стадии и принесла радикальные изменения нациям и правительствам, социальным и военным институтам. Действительно, она оставила немногие, если вообще хоть какие-либо, аспекты жизни в Англии и Франции без перемен. Война затронула абсолютно всех, королей и крепостных, священничество и паству, мужчин и женщин. Столетняя Война переустроила целые государства, разбивая и воссоединяя и их самих, и населяющие их народы». Какие же именно радикальные изменения принесла эта война?! На поверхности плавают модели достижений в военном деле. Вышеупомянутый длинный английский лук доказал свое преимущество в скорострельности перед арбалетом. Однако, оружейная мысль не стояла на месте, ведь ее подпитывало страстное желание добрых христиан уничтожать ближних своих. Поэтому столетие боевых действий ознаменовалось успешным развитием огнестрельного искусства. Но на этом пороховая революция не завершилась. Для того, чтобы столь технически сложные устройства, как пушки или мушкеты, хотя бы иногда попадали в цель, требовались знания и умения от обслуживающего персонала. Услуги высококвалифицированных убийц могли быть куплены за деньги, но задолго до Макиавелли самодержцы и их генералы понимали, что какие-либо нежные чувства к отчизне или королевскому дому у наемников попросту отсутствуют. Например, они запросто могли переметнуться к врагу, если тот заплатит больше. Потому инновационным решением этой проблемы, порожденной военной эпохой, стала профессиональная армия. На короткой дистанции это было не только эффективнее, но и дешевле, зато в долгой бремя их содержания упало тяжелыми налогами на выю народа.

Так что Дон Кихот совершенно правильно сетовал на горькую судьбину, проклиная изобретателя дьявольской артиллерии, позволявшей случайному осколку поражать доблестных витязей. Пускай ковровые бомбардировки были еще далеко в будущем, рыцарские времена уже прошли. И мы, позволив нашей модели нырнуть на спекулятивные глубины, вправе провозгласить успешную выплавку в горниле войны кардинально иного менталитета. Катаклизмы, как обычно, послужили катализатором. Тело средневекового мировоззрения насквозь пропиталось порохом страха, и не существовало бетона, чтобы закатать в него смрадный труп и заглушить едкий запах. Люди вожделели другой жизни, искали новые и переоценивали старые ценности. В том числе досталось по заслугам и Матери Церкви – раковая опухоль неверия расширялась на теле Христовом. И поделом, ведь Их Святейшества, хоть и претендовали на наличие прямой телефонной линии до Всевышнего Судии, выказали кромешное бессилие развести враждующие стороны по углам европейского ринга. Хуже того, они сами пали до надира междоусобиц. У католического мира на долгое время выросло две главы Великого Схизма – одна, Авиньонская, обычно гласила с наущения французских самодержцев, вторая же, Римская, – английских. На образовавшихся конфессиальных пустырях бурно произрастали сорняки суеверий, прежде всего, астрологических. Неслучайно, ведь основным вопросом дня 14-го, да, пожалуй, и 15-го столетия уже не был «Что есть Бог?». Его оттеснил с пьедестала внимания общества «Что день грядущий нам готовит?» И как раз в яму этой темы шарлатаны в остроконечных шляпах могли навалить людям с три короба точнейших предсказаний. Наконец, я не рискую напороться на уколы критики, описывая непосредственные последствия Ста Лет для обоих геополитических игроков после восстановления статуса одиночества. Лондон потерял практически все ошметки Анжуйской империи, и, самое главное, осознал бесперспективность попыток их восстановления. Поражение в длительной перспективе привело к ослаблению королевской власти и усилению центробежных тенденций – национальной мечтой стало обретение богатств за морями. Напротив, Париж вышел из конфронтации в хорошей спортивной форме. Натренированные боевые мускулы требовали работы, что краткосрочно вылилось в Итальянских походах, а впоследствии привело Францию к абсолютизму…

Даже не в конце, а в середине дороги той стояла плаха с топорами, на которой должны были сложить свои буйные головушки многие модели. Там же неподалеку располагался роддом, готовый разрешить старушку Европу от тройного бремени. Младенцы Ренессанс, Реформация и Наука – увидят свет в Блоге Георгия Борского.

Примечание: Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.