Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Ту-у-у! Ту-у-у! Два гудка уже было, последний грядет, что он вам несет? Наш могучий пароход снова собирается в поход! Далеко ль собрались? Туда, куда река СОФИН течет (курс статей СОвременная ФИлософия Науки). Зеленая стоянка на станции «Метафизика» несколько затянулась, но теперь уже подходит к счастливому концу. В зимнее время года на астероиде БГБ купаться холодно, зато мы с вами замечательно прогулялись по берегу… Я в ответе за тех, кого приручил. Посему приложил все усилия, чтобы окрестный темный философский лес почтеннейшей публике светлым бором показался. Это ведь настоящая дремучая пуща гигантских размеров, в которой немудрено заблудиться. Надеюсь, что мы поступили мудро и благоразумно, обойдя стороной ту модельную гущу, в которой я не увидел ничего привлекательного для нашего блогового будущего. Впрочем, пророком могу и не быть, так что хотя бы вскользь упомянуть о пропущенном мной материале обязан. Он как раз по пути, и мы вскоре сможем лицезреть его издали посредством телескопного обзора местности с самой верхней палубы. А сейчас перед отплытием корабля у нас осталось еще несколько минут. Давайте быстренько просмотрим сделанные нами в процессе экскурсии картинки-фотографии. То есть, попросту говоря и неметафорически выражаясь, повторим пройденный в последнем семестре материал. Только не бойтесь, экзамены в программе передач не запланированы. Мы всего лишь все вместе вспомним, какие чудеса нам удалось обнаружить в свете «за» (напомню, это литеральный перевод греческого предлога «мета») физикой…
В начале, по крайней мере, моей философской жизни были лекции по марксизму-ленинизму. Думаю, что примерно та же суровая участь постигла подавляющее число моих бывших соотечественников и нынешних ровесников. Мог ли я в этих условиях оставить без ответа сакральный «основной вопрос» о взаимоотношениях идеализма и материализма? Увы моим бывшим профессорам, ибо сеяли они ортодоксию, а пожали законченного еретика. Я аргументировал тезис о том, что дилемма эта ложная, хуже того, столь любимое вождями рабочего класса верование в современности страдает от хронической желудочной пустоты контента внутри себя. Это гном на диаматовских ногах. Поставив сей скелет в пыльный шкаф истории, мы вытащили оттуда на свет Божий другого призрака из старых модельных замков – т.н. монизм в двух его популярные ипостасях, гегельщина и пантеизм. Эти менталки соглашаются на том, что насчитывают в базе данных всего сущего ровно одну запись – например, Абсолютного Духа, или Всевышнего, отождествленного со Вселенной. Более здравомыслящие мыслители утверждают, что в мире все же есть полным-полно всяких разных вещей, но вот из чего они состоят? Полыхает недетская ссора в метафизическом саду. Сторонники «голого субстрата» полагают, что где-то в самой кочерыжке у них зарыта кошелка для хранения различных атрибутов – субстанция. Немогучая кучка эмпиристов попросту отождествляет предмет с пучком его свойств. Питер Ван Инваген имеет особое мнение о живых организмах. Ну, а лично я предложил на роль движителя телеги бытия т.н. модели – вычислительные процессы, поддерживающие определенные отношения внутри себя. Понимаю, что было очень непонятно. Именно поэтому мы отправились на изучение знаменитых парадоксов сохранения предметов во времени и их строения в пространстве.
Что именно оставляет корабль Тесея, у которого поменяны абсолютно все доски, паруса и прочие запчасти, все тем же судном? Что именно объединяет ребенка, взрослого и старика, у которых поменяны абсолютно все клетки, атомы и прочие запчасти, в одного и того же человека? Ранние размышления на эту тему напоминали балет невылупившихся птенцов. Джон Локк предложил в качестве ответа на последний вопрос память. Но не отнимать же паспорт у больного амнезией?! Самые популярные современные альтернативы я не очень вежливо обозвал «два дура». В рамках теории т.н. эндурантизма предлагается связать различные моментальные снимки единой личности общей каузальной цепочкой. С ней не согласен т.н. пердурантизм – представляющий нас с вами в виде червей, ползущих по времени в четырехмерном картезианско-эйнштейновском гробу. Однако та же модельная раковая опухоль запрятана еще глубже, она во взаимоотношениях частей и целого. Наша передовая физическая наука обнаружила, что на границе любого тела с окружающей его средой происходит настоящая квантовая вакханалия — бардак как на рынке. При этом материализм уверенно ставит знак тождества между вещью и составляющими ее микрочастицами. Позвольте, но какими именно, если их статус (внутри или снаружи множества) неопределен?! Никакими, части никогда не образует собой нечто целое — так говорит мереологический нигилизм. Всеми возможными комбинациями сразу – а это позиция мереологического универсализма. Оба варианта отправляют на отсидку в подземелье очевидные «муровские факты» внутри нас, и свободу им приносят все те же загадочные модели, но только за счет объявления нас узниками замка IF…
К этому моменту мы уже определились с персонажами странной пьесы по имени жизнь, осталось возвести соответствующие декорации. У нас наступило время для времени, но что это штука такая? Оказывается, никто почему-то этого несчастного не любит. А один безумный философ, Мак-Таггарт, вообще заявил, что оно и вовсе не существует?! И через поднятый им скандал в метафизике развелось куча теоретиков под литерами А и Б. Ортодоксально верить в т.н. этернализм, не отвлекаясь на гипотетически мифическую направленность полета метлы Бабы-Яги времени. Некоторые конформисты из стана А согласны на компромисс, сохраняя в том или ином виде Блок-пространство своих оппонентов. Последовательно динамический защитный редут оккупировали представители т.н. презентизма, которые признают настоящим только настоящее время. Но особо важный статус обретает оно в цифровой физике и теории моделей, представляющих себе Вселенную последовательно вычисляющей свое следующее состояние из предыдущих. А какие у метафизиков есть соображения по поводу пространства? Историческое значение сохранил абсолютизм Исаака Ньютона, основанный на паре его блестящих мыслительных экспериментов. Первый тайм состязания этой модели с релятивизмом Готфрида Лейбница завершился ее решительной победой, хоть и не в самой честной борьбе. Но затем вовремя произведенная замена игрока резко изменила характер этого неспортивного поединка – странное поведение крутящихся ведер и космических шаров было объяснено при помощи «мировых линий» теории относительности. Глубже в механику процесса пытается проникнуть пресловутая теория моделей, прослеживающая реализацию пространства при помощи вычислительных первоэлементов, названных ею в честь Лейбница «монадами». Наконец, мы попытались понять какое место в мироздании занимаем сами. Являемся ли мы всего лишь биороботами или богатырскими воротами в загадочный мир моделей? Хоть квантовая физика вернула фундаментальную случайность и неопределенность в насквозь перепричиненную Вселенную, утверждение о совместимости свободы воли с детерминизмом, скорее всего, ложно, равно как и с индетерминизмом. Пока эта смутьянка остается на воле, жизнь модели физикализма висит на волоске…
Ту-у-у! Ту-у-у! Ту-у-у! А вот и третий звонок. Маэстро – музыку! Поехали… Во-о-он ту темную гору видите? Там обитают модели метафизической неопределенности. Три ореха – это уже куча или еще нет? Сто волосин – это уже лысый или еще ничего себе? Метр семьдесят – это уже коротышка или еще видный мужчина? Это все вопросы, конечно, интересные, но их разрешение вряд ли когда-либо обретет практическое значение. А тут, смотрите, справа по борту настоящий древний бурелом — высмеянная еще средневековыми гуманистами проблема универсалий. Затяжная окопная война между номиналистами и реалистами продолжается с переменным успехом, а мы — туристы мирные. А те лесопосадки заслуживают самого пристального внимания – здесь обитают менталки каузальности. Что такое причины и следствия, где они прячутся и как работают?! Сей гигантский парк простирается вплоть до станции «Философия науки», и мы его с вами еще обязательно посетим… Наше удовольствие напоследок пытается испортить Дэвид Юм: «Если мы возьмем в руки любой том метафизики, например, божественной или схоластической; давайте спросим, содержит ли он какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли он тогда какое-нибудь экспериментальное рассуждение относительно вопросов факта и существования? Нет. На костер его тогда: поскольку он не содержит ничего помимо софистики и иллюзии». Но мы этот коварный выпад парируем при помощи Уильяма Джеймса: «Метафизика означает не что иное, как необыкновенно упрямая попытка ясно мыслить». А я еще добавлю от себя: метафизическая стадия – всего лишь одна из начальных фаз развития любой модели. Спекуляции спекуляциям рознь. Некоторые из них (как это было, например, с атомизмом или тем же эмпиризмом) отнюдь не ментальный мусор и дают весьма здоровое потомство. Как знать, быть может, потомки закажут парадные рамы и для наших Картинок с Метафизики?!
«Есть три кита, и больше ни черта» — пел Николай Караченцов моей юности. Мы тем временем миновали их всех. А есть ли философская жизнь за метафизикой? Безусловно, ибо теперь мы сможем применять усвоенный нами инструментарий в прикладных областях – математике и физике, биологии и экономике… Но, по немногочисленным просьбам телечитателей, в начале о главном. Всевышний – в гостях у Блога Георгия Борского…
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Истина истине рознь. За честь составить пару библейскому вопросу «Что есть истина?» уже давно состязается великое множество философских ответов. В этом пелотоне желтую майку лидера хронически оккупировала самая здравомыслящая менталка – т.н. теория соответствия. В соответствии с ней, истина суть просто теплые отношения между той или иной моделью и миром. Изложу дайджест популярного нарратива. У человека язык получил новую функцию. Мы можем с его помощью не только издавать крик души о состоянии собственного тела или сигнализировать стаду о приближающейся опасности, но и описывать реальность вокруг нас. Соответственно, возникла потребность в понятии «истина», которое символизирует адекватность этого описания… А еще эту штуку принято сортировать по разнообразным критериям и сусекам. Положим, когда-то было модно различать аналитические и синтетические утверждения. К первой категории относится, скажем, «все холостяки неженаты», а ко второй — законы Ньютона. Априори-апостериори (до опыта/после опыта) – еще одна любимая классификация Иммануила Канта. Но сегодня нас будет интересовать несколько другой атрибут истины – ее полезность. Нет сомнения, что это незаменимая в хозяйстве вещь, ведь на ее основании мы производим свои судьбоносные и все прочие решения. Но всякие ли модели одинаково важны? Вот сказывают, что нет ничего дороже истины. Но ведь это смотря какой! Такое добро совсем несложно заблаговременно законсервировать в товарных объемах. Вот вам, пожалуйста: «попкорн — это попкорн», «2=2» или даже так: «на все воля Божия». Сравните все эти бестолковые ментальные особи с «F = ma». Отличие в том, что сия отличная формула вычеркивает из реестра того, что допустимо, бесконечное множество состояний объектов. Получается, нам нужны не абы какие истины, а только те, которые сообщают что-то содержательное о мире, те, которые явным образом запрещают какие-то его конфигурации, причем чем больше, тем лучше. Любопытно, что именно идея взять количество запрещенных состояний в качестве мерила информации, лежит в основе знаменитой теории Клода Шеннона. Значит, нас интересуют истины с высоким информационным контентом. И именно он повышается по мере восхождения по фазам развития моделей. А как на этой шкале смотрятся достижения метафизиков? За что они головы о модельные ребра ломают? Вот мы в предыдущей статье обсуждали проблему совместимости свободы воли и детерминизма. Допустим, что их-таки не удается сочетать законным браком. Какой продукт можно засахарить из победы этого претендента на истинность?!
Свобода или смерть – парадигматический случай ложной дилеммы. Иная свобода горше смерти. А бывает, что и смерть освобождает. Однако если «или» используется в том же исключающем (либо одно, либо другое), но логически-научном смысле, то истинность одной пропозиции до или после этого союза несет серьезные проблемы для второй. Какую тогда цель преследует тезис о несовместимости свободы воли? Если такая штука на самом деле существует, то это означает смерть модели. Вопрос только – какой именно? Представители так называемого «метафизического либертарианизма» (просьба не путать с политическим) бьют жестко и хлестко – ложен детерминизм. Люди постоянно встают перед задачей выбора оптимального хода среди многих возможностей. Интроспекция нам не врет, утверждают они, – мы реально можем сделать шаг в то или иное будущее, которое принципиально не только неизвестно, но и заранее не определено. Значит, отказаться следует от чересчур механистического мира. Казалось бы, в пределе все замечательно сходится на квантовом беспределе. Но давайте порассуждаем чуть поглубже. Представим себе среднестатистического человека, выносящего определенное суждение. Как это у него происходит, если под микроскопом и в пошаговом режиме?! В подавляющем большинстве случаев ему никакая фундаментальная случайность не требуется. Он формирует мнение на основании своих излюбленных ментальных моделей, причем, зачастую весьма предсказуемым образом. И только очень иногда ему приходится колебаться между двумя (или больше) примерно равнозначными альтернативами. Люди – не Буридановы ослы, в конечном итоге, их жизнь спасает банальное авось. Пусть оно будет какой-нибудь хитрой субатомной природы. Но тогда получается, что решение за нашего гражданина приняла спрятавшаяся у него в мозгах Госпожа Фортуна?! Чем этот сценарий слаще предыдущего?! На каком основании тогда мы можем оценивать красивые поступки или страшные проступки несчастной жертвы принципа неопределенности Гейзенберга?! Получается, что пресловутая «свобода воли» не сочетается и с индетерминизмом?!
Я вас совсем запутал? Не бойтесь, все под контролем. Не только вы, но и многие замечательные мыслители признают тайну этих неложных дилемм до сих пор нераскрытой. Снова выйти на тропу истины нам поможет почти классик аналитической философии двадцатого века Родерик Чисхолм. Вот как он говорил: «[Люди обладают] прерогативой, которую некоторые приписывают исключительно Богу: каждый из нас, когда действует, является недвижимым перводвижителем. Делая то, что мы делаем, мы заставляем некоторые события происходить, и ничто – или никто – не является причиной того, что мы производим эти события». Я, Божией милостью раб БГБ, пожалуй-ка, вынесу из этого изречения Всевышнего за кавычки. Вместо него внесу в эту, по моему мнению, недодуманную менталку несколько собственных мыслей. Представьте себе, что свобода воли не настолько уж конфликтует ни с детерминизмом, ни с недетерминизмом. На самом деле она воюет вовсе не с ними. Дело намного хуже – поскольку за их спиной расположился значительно более могущественный в современном обществе властелин ортодоксальных умов и модельных брачных колец – верование под названием физикализм. Что это такое? Если в одну строку, то это доктрина о том, что наш мир представляет собой замкнутую систему, которую исчерпывающе описывают физические законы природы. Что в этом определении означает «замкнутость»? То, что где-то, может быть, и существует какая-нибудь мультивселенная, но на самом деле ни ей до нас, ни нам до нее никак не достучаться. Какую роль здесь играет «физика»? Такую, что, может быть, кто-нибудь из вас и воображает себе, что полностью владеет собственным телом или умеет передвигать собственными конечностями, но на самом деле этим балом правите вовсе не вы, а какие-нибудь облеченные в формулы энергии, поля или микрочастицы.
Возможно, глубже прочувствовать всю глубину этой модели вам поможет следующая современная аналогия. Вот мы все время по сложившейся привычке отпускаем фразы типа «программа стартовала (или завершилась)», «на экране открылось (или закрылось) окно», «эта кнопка сохраняет (или переименовывает) файл» и т.д.. Однако даже далеким от информатики людям должно быть очевидно, что на самом деле любая программа представляет собой просто набор данных, т.е. комбинацию ноликов и единичек, совершенно пассивную саму по себе. Только если ее разместить в правильное время в правильном месте, под самым носом у процессора, то тот ее унюхает и начнет перемешивать и пережевывать, при этом нисколько не вникая в ту пользу и смысл, который мы обнаруживаем от этой деятельности на своем макроуровне. Вот и с точки зрения физикализма любое живое существо – все равно что такая программа. Законы природы (энергии, поля и микрочастицы) здесь выполняют роль компьютерных процессоров, а совокупность клеток нашего тела берет на себя функции исполняемого файла. Дальше биологическая наука сообщает нам о том, что для разработки этого софта не потребовались могучие демиурги, он сам по себе понемножку из амебы вывелся дарвинистским образом. Говорить о каком-то «Я» и некоей «Свободе воли» — как минимум, философски непоследовательно, как максимум, элементарно ошибочно. Это – иллюзии…
И находятся философы, которые именно эту модельную программу пытаются провести в жизнь. Свобода воли, похоже, что на самом деле находится в состоянии необъявленной войны с физикализмом. Ей (как и неуловимым квалиям) не нашлось ни малейшего места в наших лучших учебниках. Но в чем причина этого жесткого и хлесткого залпа по самим себе и заодно «народной метафизике»? Прежде всего в том, что эти мыслители не видят разумной альтернативы – не сдаваться же на милость креационизма или прочих религиозных суеверий?! Но, может быть, она все-таки вертится … где-то тут поблизости, на самом кончике языка? Теория моделей – вот чего им не хватает! Что, если принять тезис «жизнь=программа, запущенная на каузальности физического мира» не метафорически, как абзацем выше, а на полном серьезе?! Что, если эволюцию инертной материи заменить на эволюцию алгоритмов?! Что, если допустить возможность существования некоторых модулей нашего сознания за пределами физического мира?! Тогда мы вполне можем допустить наличие «недвижимого перводвижителя» внутри каждого из нас. Тогда в наличии феномена «свободы воли» нам не придется винить случайность или детерминированность вовне себя. Тогда мы запросто можем оставить ее гулять на свободе. Тогда приблизится царство информативной истины. И тогда придет смерть разгулу модели физикализма…
Фанфары заключительного аккорда этой статьи уже прозвучали, хотя торжественный аминь истине еще только снится. Нам же пришла пора прощаться с философской метафизикой. В Блоге Георгия Борского на сладкое — горечь расставания…
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
А не закатить ли нам пир на весь БГБ-шный мир? А что такого, какие соцсетевые органы запрещают красиво жить? Отметьте и вы с нами что-нибудь в шикарном стиле в своей собственной квартире. Новый год, пасху или день рождения Рабиндраната Тагора – не суть важно. Вот только кого пригласить? Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина – само собой. Но этот Залкинд – он ведь со всеми переругался… Как бы сделать так, чтобы прямоугольный стол дорогим гостям круглым показался?! И чтобы при этом как можно больше людей зазвать?! Сию с первого взгляда простую задачу математики называют INDSET, и, представьте себе, она настолько сложна, что эффективного алгоритма ее разрешения до сих пор не найдено (более того, скорее всего, он и вовсе не существует). Не верите? Тогда я вас переселю по моему велению, по философскому позволению, из беднометражных апартаментов в обширные президентские палаты — тогда и прочувствуете, о чем богатые плачут. Есть и еще один способ, ведущий к той же цели – познать самого себя, т.е. перейти в состояние интроспекции. Сказывают, что где-то внутри в наших извилинах обитают пропозиции – это такие птицы, что из принципа сбиваются в стаю единой ментальной модели. И далеко не всегда они дружат друг с другом. Положим, ни одна из них не вытерпит прямого логического противоречия своей персоне. Вот вам, например, две такие упрямые особи: «Россия – демократическое государство» и «Россия – недемократическое государство». Их никакими уловками не поженишь. Иногда они могут не сойтись метафизическим характером. Скажем, как предлагаете примирить «МКАД — округлый» и «МКАД – квадратный» при условии, что речь идет об одной и той же кольцевой дороге? Но еще чаще возникает конфликт, который мы могли бы назвать номологическим: «Советский Союз был великой державой» и «Колбаса в СССР была по талонам». Кто, собственно, доказал, что эти два высказывания не могут быть истинными одновременно? Каждому бывшему советскоподданному очевидно, что в данном случае все зависит от многих прочих, в частности, от нюансов определения «великодержавности»…
И одной из типичных задач философии является как раз изучение «психологической» совместимости различных пропозиций, идей или, как говорим мы, моделей. Впрочем, далеко не все работают свахами – некоторые любители скандалов, напротив, активно пытаются расколоть давно сложившийся семейный очаг. Эта служба, как было упомянуто выше, хоть и не очень опасна, но весьма трудна, поскольку пар для согласования много, и они образуют самые неожиданные комбинации. Даже на стыках самых ортодоксальных научных менталок, над которыми, как известно, одни только умные люди работают, нередко обнаруживаются плохо сопряженные острые конечности. И здесь нет ничего удивительного. Как рыбам не требуются познания в гидродинамике, так и большинство профессионалов варится в соку усвоенных ими некогда учебников, плавает в питательной среде себе подобных. Сегодня нас в рамках курса лекций по метафизике будет интересовать один брачный договор – между детерминизмом и свободой воли. Помириться нельзя развестись – вопрос, как всегда, знаковый. В викиальности прописано, что история их взаимоотношений очень старинная. В реальности в древности это были несколько другие персонажи. Стоиков к этой дискуссии не стоит прикручивать по той причине, что их мир вращался, повторяя точную траекторию аккуратными окружностями. Астрологи авторитетно тыкали пальцем в небо, избегая высказываться на отвлеченные темы. А у теологов-монотеистов была несколько другая основная мотивация – оправдать Всеведущего Всевышнего в наказании своих подопечных за те грехи, которые были Ему известны наперед. В метафорических целях «детерминизм» мы все же сделаем женихом почтенного возраста. А вот наша свобода воли пусть будет невестой молодой, ей и в самом деле всего лишь пара сотен лет. Впрочем, это еще и «муровский факт», известный каждому из нас – мы как-то можем двигать собой. На этом же факте ее наличия мы базируем наши уголовные кодексы. Справедливо было бы карать преступников, если бы у нас ее не было? Посему и поневоле — желающих отказать «свободе воли» в праве на существование было всегда крайне мало. Зато нашлось много так называемых компатибилистов (по-нашему что-то типа «соглашенцев»), которые попытались кричать «Горько» сладкой совместной жизни непредсказуемой воли и законопослушной причинности…
Позвольте, но разве не мы в предыдущей статье ратовали за вздорный случайный характер нашего мира на основании проделок квантовых штукарей? Кто же в современности с этим будет спорить? Не только последователи Альберта Эйнштейна или Дэвида Бома. Можно еще сознательно отключиться от субатомного кошмара и кошары Шредингера. А для макрообъектов законы Ньютона до сих пор очень даже неплохо описывают действительность. К тому же, многие аргументы соглашенцев датируются той исторической эпохой, когда их адекватность не подвергалась серьезному сомнению. Скажем, детерминированную свободу можно обнаружить на уровне логических пропозиций. Высказывание «Если бы Киса любил Осю, то он бы его не зарезал» является т.н. импликацией, истинность которой не поколебать заведомой ложностью антецедента (условия) перед запятой. Кстати, утверждение «Если бы РФ была Голландией, то марсиане бы как сыр по каналам катались», не менее истинно. Означает ли это совместимость инопланетного с нашим образом жизни? Другим путем пошел пройденный нами по касательной в прошлых статьях американский философ Гарри Франкфурт. Он предложил мыслительный эксперимент, призванный опровергнуть т.н. «Принцип Альтернативных Возможностей» (ПАВ) — человек в ответе за то, что сделал, только тогда, когда мог поступить иначе. Я для вас испеку «франкфуртер» по собственному рецепту. Представим себе Ипполита Матвеевича непосредственно перед убиением своего товарища по концессии. Пусть он мучается сомнениями – быть О.Бендеру или не быть? И еще пускай он смущенно покашливает всякий раз, когда его одолевают муки совести. А за стенкой уровня звукоизоляции хрущевок поселим Отца Федора, который громко распевает псалмы всякий раз, когда ему мешают молиться посторонние звуки. Наконец, обнаружение конкурирующей организации неизбежно привело бы уездного предводителя команчей в состояние безудержной ярости, после чего горлу Великого Комбинатора точно не поздоровилось бы. Теперь прикинем сальдо. Нетрудно убедиться, что исход романа в любом случае оказался бы печальным. Воробьянинов просто не мог поступить иначе. Если бы он оказался покорен любви к ближнему своему, то хитрая каузальная цепочка все равно заставила бы его совершить страшное злодеяние. Тем не менее, интуитивно мы все равно считаем его виноватым в осуществленном действии. Следовательно, ПАВ ложен, а вместе с этим торжествует компатибилизм?!
Это вряд ли, причем множественными способами. Например, ПАВ можно переплавить и перевыпавить в другой правдоподобный «Принцип Возможной Акции» (ПВА): человек ответственен за бездействие только такой акции, которая была реально возможна. Попробуем перенастроить вышестоящую историю на нижеприведенный лад. Теперь давайте усадим на потенциальную скамью подсудимых бывшего священника церкви Фрола и Лавра. Он, оказывается, подозревал гиганта мысли в нехороших намерениях, и мог попытаться спасти рецидивиста (первой жертвой стала убиенная им теща) от нового смертного греха, прорубив к нему окно топором. Острый приступ христианского милосердия излечил его от задуманного, однако при этом ему было невдомек, что славный советский потолок обрушился бы на его голову при первом же ударе. Можем ли мы теперь осудить нашего героя за несодеянное, несмотря на невозможность успеха своей благородной акции? Здесь все та же интуиция подсказывает нам нечто иное. Мы можем заклеймить его за нехорошие помыслы, но не отправить на Колыму за бездействие… А теперь под занавес формулировка еще одного принципа, подчеркивающего независимый характер свободы воли, авторства другого знакомого нам метафизика Питера Ван Инвагена: «Если детерминизм верен, то наши действия являются последствиями законов природы и событий в отдаленном прошлом. Но от нас не зависит ни то, что произошло до нашего рождения, ни законы природы. Следовательно, и их последствия, включая наши действия в настоящем, не зависят от нас»…
Так все же — жениться или расходиться? Ох, уже эти заумные философы — вечно запутают простаков Сганарелей! Сдается мне (да и не только мне одному), что по аналогии с «великой державой» из пролога этой статьи воля воле рознь. Это в особенности так для русскоговорящих, у кого это слово несет на себе паразитный смысл «свободы». Следует прежде всего отличать «свободу воли» от «свободы действия». Если человека заковать в кандалы и посадить в одиночку, то он потеряет вторую, но не первую. Ведь он/она при этом все так же сможет выносить независимые суждения по поводу ментальных моделей, которые будут продолжать появляться перед судом его/ее сознания. ПАВ/ПВА говорили о свободе действий, в то время как последнее определение подходит и под свободу воли, и именно поэтому к нему не находится разумных контраргументов – если мир полностью детерминирован, то мы с вами – всего лишь биороботы. Тогда все претензии к нам можно было бы рутинно переадресовывать к разработчикам программного обеспечения, но стоит абстрагироваться и от вопроса моральной ответственности. Очевидно, что нам нужна «свобода воли» во многом для того, чтобы со спокойной совестью ограничивать свободу действий некоторых особо буйных сограждан. Тем не менее, в метафизическом контексте нас прежде всего интересует онтологический статус этой штуки – существует она или нет? И в этом «слабом» смысле нам не нужны никакие апелляции к знаковой интуиции типа «казнить нельзя помиловать». Речь идет о другом – если бал в нашем мире правит кромешная каузальность, то ей подвластно и любое наше суждение. И тогда никакой «свободы воли», даже самой «слабой», у нас не будет. Нет уж, дудки, не отдадим свое кровное! Резюмирую — насильно согласен не будешь. Брак воли поневоле не состоялся…
Свободу свободе воли! Если нам не удалось сочетать сею ментальную модель законным браком с ортодоксальными детерминированными законами природы, то, может быть, заграничная Госпожа Фортуна нам поможет? Мы говорим развод, подразумеваем что? Индетерминизм или все же нечто другое? Свобода воли разбушевалась на свободе — в Блоге Георгия Борского…
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Мне сегодня понадобится один рубль, никто не одолжит? Не бойтесь, я обязательно верну. И даже очень быстро. Только вот подброшу его и посмотрю, что выпадет – орел или решка? Каждому известно, что исход этого эксперимента «случаен» в предположении того, что монетка попалась «честная». Но что это такое, пресловутая «случайность», в метафизическом понимании слова?! Это что-то субъективное внутри головы или объективное во внешнем мире?! Мы говорим о вероятности возникновения того или иного события только потому, что нам данных не хватает (т.е. мы не в состоянии построить его точную модель) или все же от того, что оно так устроено? Выражаясь философским языком, эта штука эпистемологическая или онтологическая? Вспомним Готфрида Лейбница с его «принципом достаточного основания». Он постулировал обязательное наличие причины для любой сущности или факта – т.е. кромешную детерминированность. И далеко не он один. Эта менталка, по крайней мере начиная с Ньютона, была важной интегральной частью мировоззрения практически всей передовой научной интеллигенции. Сам Лейбниц предполагал, что законы природы максимально просты, более того, они специально заточены Богом так, чтобы произвести при минимальных процессорных затратах из каких-нибудь нолика с единичкой самый совершенный из всех миров. Почти всеобщий идиллический консенсус был похоронен квантовой механикой, обнаружившей загадочные странности в поведении микрочастиц. Тем не менее, многие большие авторитеты не оставили своей детской мечты, надеясь обнаружить твердыню спрятанных переменных за фасадом неопределенности Гейзенберга и прочими якобы непредсказуемыми феноменами. Так все же – балуется Всевышний со Вселенной в кости или предпочитает какую-то принципиально другую игру?! Прежде, чем попытаться ответить на этот вопрос, давайте взглянем на современные модели случайности и вероятности…
Еще в тридцатых годах прошлого века знаменитый советский математик Андрей Колмогоров сформулировал определение, ставшее классическим. В его фундаменте аксиомы, описывающие бытие некоторого множества элементарных событий. Имея вероятности возникновения некоторых из них (представленные как число от 0 до 1), удается вычислить другие значения. Например, зная, что шесть граней кубика дают равновероятные исходы, можно оценить риск того, что нужные вам числа при метании не выпадут. Некоторые проблемы у этой модели возникают с описанием волшебной действительности. Предположим, что вы участвуете в лотерее с бесконечным количеством билетов. Хоть один из них обязан выиграть, т.е. кумулятивная вероятность всех отдельных выигрышей должна быть равна единице. Однако если шансы одного участника почитать ненулевыми, то этот потолок прошибается, а иначе итоговая сумма остается лежать на полу. Несколько более серьезной проблемой этой менталки является желание философов базировать вероятности на пропозициях, а не на множестве событий. Но самым неприятным являются сложности с определением т.н. условной вероятности (вероятности возникновения одного события — А при условии наступления другого — Б). По стандартной формуле вероятность Б попадает в знаменатель, что может привести к катастрофическим последствиям. Предположим вместе с Эмилем Борелем, что мы выбираем случайную точку на экваторе. Какова тогда вероятность того, что она окажется в западном полушарии? Интуиция говорит – 0,5, а вот математика не разрешает делить на нуль (это шанс ткнуть пальцем в заданную линию на земном шаре). Вылечить модель от ошибочной репрезентации реальной жизни пытались многие. Например, было предложено выбрать именно условные вероятности за базовые, и уже с их помощью выразить все остальное. Другим путем пошли специалисты по логике, попытавшиеся развить свои модели, добавив туда понятие случайности… Все эти замечательные формальные теории много рассказывают нам о том, как вероятности вычислять или ими манипулировать, но дружно молчат о том, какой смысл несет любое высказывание о случайности. Попытка их интерпретации – удел философов…
А их метафизические построения можно поделить на две основных категории. Первые (назовем их субъективистами) утверждают, что вероятность – суть оценка степени нашей веры в возникновение события. Эти добрые люди зачастую пытаются перенести обсуждение в домен этики. Ими движет желание помочь ближнему своему принимать рациональные решения. Положим, если Вы ставите на решку 2 рубля, надеясь выиграть 4, и одновременно на орла — 3, то против вас можно составить т.н. «голландскую книгу», и тогда Вы гарантированно проиграете. Другие же мыслители пытаются определить случайность как атрибут внешней реальности – а это пусть у нас будет «объективизмом». Исторически первая модель принадлежала первому классу. В соответствии с ней вероятность демонстрировала отсутствие информации. Если у нас нет никаких оснований предпочесть решку орлу, то мы утверждаем, что эти события равновероятны. Какова для вас вероятность повстречать сегодня сиреневого динозавра? Ровно одна вторая – либо да, либо нет. Наиболее популярная попытка починить теорию от подобных парадоксов обращается к понятию частоты. Подбросим монетку много раз и поделим количество интересующего нас исхода к общему числу экспериментов. Результат сей арифметической операции даст искомую вероятность. Но как быть, если я никогда в своей зарубежной жизни вышеупомянутого рубля в руках не держал? Тогда наш игровой зал приходится перенести в бы-пространство. В этой версии вероятностью становится все та же дробь, но определенная на базе гигантского количества бы-опытов. И здесь остается «дыра» — ведь мы их в реальности не проводим?! Кстати, вы не заметили? Мы незаметно подбираемся к объективистскому концу модельного спектра, ведь случайность уже стала некоторой производной величиной из серии событий. Это становится еще более заметным в Попперовской «склонности» — т.е. тенденции, диспозиции, свойстве предметов производить те или иные события. Но почему наш рубль ведет себя именно так, а не иначе, с точки зрения фундаментальных законов природы? Дело, по всей видимости, в том, что мы определили наши «события» весьма общим нечетким образом. Чуткая зависимость от многочисленных начальных и граничных условий, т.е. пресловутый хаос, с равной частотой симметрично приводит систему то в состояние «орла», то «решки»…
И этот забавный эффект вполне совместим с полностью детерминированным миром. Так есть ли в мире чудо «настоящей случайности»? Для ответа на этот вопрос неплохо бы сначала определиться с тем, что это такое. Именно это пытались сделать многие математики. Скажем, вскользь упомянутый выше Эмиль Борель в этих целях ввел в научный обиход понятие «нормальных чисел» — это такие иррациональные особи, в бесконечном шлейфе за запятой у которых присутствуют всевозможные комбинации цифр, причем каждая из них с равной против последовательностей той же длины частотой. Однако он же при этом отметил, что «случай» — твердый орешек. Предположим, мы детектировали некую особенность чисел, которая делает их случайными. Но ведь это все равно, что построить алгоритм, который сможет их сконструировать! Только что пойманная эфемерная случайность тем самым немедленно исчезает прямо на наших глазах. И в самом деле, впоследствии другими учеными были обнаружены способы конструирования Борелевских «нормальных чисел». Что это за неуловимая модель такая?! Принципиально другой подход предлагает еще одно ментальное детище академика Колмогорова – алгоритмическая теория информации (АТИ). Основная идея в том, чтобы представить сложность числа (или любой последовательности цифр) в виде длины минимального алгоритма, который его воспроизводит. Например, число π только кажется сложным, а на самом деле таковым не является, поскольку элементарно вычисляется достаточно простой программой. Тогда, если упрощенно, случайным можно считать такое число, которое подобным образом алгоритмически сжать не удается в принципе. То есть, программу, производящую его, написать-то, конечно, можно, но тогда в нее явным образом придется вкрячить это число, и код через это окажется его длиннее. Мы говорим — случай, подразумеваем — твердый.
Примем это определение за рабочую гипотезу, что из него удастся выжать? Для начала выяснилось, что «твердый случай», хоть и основан на собственной самобытной модели, практически является частным случаем других популярных дефиниций «случайности» – от Мартин-Лёфа и от Роберта Соловей. А его самое главное метафизическое следствие подчеркнул второй крестный отец АТИ Грегори Хайтин: «Некоторые люди все еще надеются, что мир имеет конечную сложность, как число π, т.е. нам только кажется, что он имеет высокую сложность… Но тогда придется поверить в то, что квантовая механика ошибочна и что квантовая случайность на самом деле всего лишь псевдо-случайность. Придется поверить в то, что мир детерминирован в полном противоречии научным теориям, которые это отрицают!» Проследим за большими этапами его логического пути:
· Случайность суть твердость, алгоритмическая несжимаемость числовой последовательности (по весьма правдоподобному определению).
· В полностью детерминированном мире существует только псевдо-случайность, произведенная алгоритмами, их множество перечислимо (по тезису Черча-Тьюринга).
· Квантовая механика за почти сто лет своего существования не обнаружила алгоритмической псевдо-случайности в данных (а это эмпирический твердый факт).
Основной вывод из этих посылок – наш мир принципиально нетвердый, т.е. он недетерминирован и никакие переменные, pace Дэвид Бом, за ширмой у него не спрятаны. Значит, pace Альберт Эйнштейн, Бог все же азартный метафизический игрок. И еще раз значит, pace Готфрид Лейбниц, в список чудес нашего несовершенного мира стоит добавить источник самого ядреного хаоса, из которого сильно поддувает в многочисленные квантовые щелочки без малейшего на то достаточного основания. Физика утверждает, что без него machina mundi умерла бы в младенчестве. Биология нещадно эксплуатирует его в качестве мотора эволюции. Ну, а мы с вами локализовали новую метафизическую мебель в нашей Вальс-Комнате. Это замечательный камин, в котором горит вечный огонь. Модели согреты лучами его твердых случаев…
В непосредственной близости от разобранного выше вопроса располагается еще одна ментальная модель – свободы воли. Обращу Ваше внимание на то, что в физикалистском мире это вовсе не вы движете телом — над ним колдуют законы природы. Причем, «твердый случай» с виду ничуть не помогает сделать человека ответственным за собственные поступки. Так кто же виноват в наших прегрешениях? Думайте вместе с нами — с Блогом Георгия Борского…
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
На протяжении последних статей мы путешествовали не только по времени, но и по пространству, точнее, по моделям оного. Сегодняшняя статья предназначена для продолжения и закругления этой линии, посему в самом начале — вкратце содержание предыдущих серий. Аристотелевские представления о физической Вселенной представляют нынче интерес разве что для любителей курьезов и истории науки. Мало того, что его космос представлял собой конечную сферу, он еще и страдал от комплекса неоднородности – были постулированы резкие контрасты между надлунным и подлунным мирами, Землей и небесами, направлениями вверх и вниз. Относительно современная наука началась с абсолютизма Исаака Ньютона. Для него пространство стало неким пустым вместилищем для всех остальных вещей, евклидово-картезианским трехмерным ящиком. В качестве логического «доказательства» существования сего невидимого «бесконечного сенсориума Бога» им было предложено два мыслительных эксперимента – с ведром и шарами. Суть их сводилась к одному – оставляя отношения между телами без изменения, в некоторых условиях можно было, тем не менее, обнаружить определенные паранормальные явления, например, вогнутую поверхность воды или натяжение веревки. Отсюда был сделан вывод — пространство как-то «чувствует» движение, следовательно, оно умеет различать траектории объектов внутри себя – все в мире абсолютно. Против мнений света новой механики восстал один истинный поэт – Готфрид Лейбниц. Он обнаружил противоречие вышеописанной менталки с открытым им абстрактным метафизическим принципом – т.н. «законом достаточного основания». В частности, в ней для несчастного Всевышнего не находилось ни малейшего основания предпочесть то или иное место для сотворения неба и земли в заранее заготовленном ньютоновском террариуме. Лейбницу очень хотелось избавиться от избыточной сущности, оставив в онтологическом реестре только т.н. монады и разборки между ними. Однако в последующей неспортивной борьбе наглядные физические аргументы с легкостью побороли умозрительные философские рассуждения – несмотря на попытки многих мыслителей, на долгое время возобладала абсолютистская точка зрения на незримые точки пространства.
Стоит отметить, что оба соперника в развернувшейся божественной склоке соглашались на провозглашенный Галилео Галилеем принцип относительности движения. В ставшем популярном пассаже тот предлагал всем желающим забраться в каюту корабля, равномерно бороздящего спокойное море, и понаблюдать за ее содержимым. Бабочки будут брякать крылышками, рыбки плавать в аквариуме, а капли падать вертикально — как ни в чем ни бывало, как будто бы они все находились на берегу. Соответственно, «изнутри» невозможно отличить состояние покоя от равномерного перемещения по прямой линии. Но как тогда обнаруживают головокружение персонажи вышеприведенных ментальных опытов, не прибегая к услугам фонового универсального сервиса вычисления своих координат? Ответить на этот вопрос нам поможет импортированное из теории относительности понятие «мировой линии». На рисунке слева изображены четыре плоскости, каждая из которых соответствует определенному моменту времени (оно течет снизу вверх). Прямая «лесенка» здесь соответствует прямолинейному и равномерному движению (т.е. по инерции), а кривая – вращению (т.е. с угловым ускорением). Векторы касательных, проведенных в точках r и s на этих графиках, направлены в несколько разные стороны. Чего же мы добились этой картинкой? Мы обнаружили признак, отличающий два типа перемещения и можем спокойно упразднить глобальный «сенсориум» за ненужностью…
Так вот как ньютоновский ящичек-то открывался!? Давайте немного подождем с выводами, а в промежутке послушаем, что другие умные люди говорили, в данном случае Иммануил Кант: «Пространство – не эмпирическое понятие, которое было выведено из внешнего опыта. Для того, чтобы сослаться на некоторые ощущения как нечто вовне меня (т.е. нечто в другой области пространства по отношению ко мне) …, во мне должна уже наличествовать репрезентация [ментальная модель] пространства. Поэтому репрезентация пространства не может быть получена из ощущений … внешних явлений; этот внешний опыт сам по себе возможен только благодаря этой модели». О чем это он? Возможно, лучший способ понять сии премудрости для современного человека, это вспомнить игры т.н. виртуальной реальности. Надевая специальные очки, мы можем путешествовать по воображаемому пространству, не сходя со своего места. Из этого нехитрого наблюдения над современным миром родился т.н. симуляционизм — примитивная менталка из отряда чтототеизма, воображающая Вселенную в виде компьютера, нас в качестве игровых персонажей в нем, а богов в виде программистов. Однако мы вполне можем раскритиковать эти нечистые на руку заблуждения, сделав чисто философские разумные выводы. Кант всего лишь хотел сказать о том, что мы на самом деле не знаем, чем именно является то, что мы называем пространством. Это — «вещь-в-себе». Мы наблюдаем только феномены, не постигая «ноумены» «под ними». Вот другая цитата того же автора: «Пространство … — это ментальная структура, ограничивающая разум внутри себя для того, чтобы построить ощущение реальности». Другими словами, но уже из нашего словаря, мы имеем встроенную модель пространства, которая помогает нам разобраться с тем, что происходит вовне нас, разложить по сусекам те предметы, которые нас окружают. Однако отсюда напрямую не следует вывод «наивного реализма» о том, что мы пожизненно замурованы внутри картезианского гроба.
Сам Иммануил Кант несколько напортачил с евклидовым пространством, почитая его единственно возможным способом человеческого восприятия действительности. После открытия геометрии Лобачевского-Римана его идеи довольно быстро потеряли актуальность. Не стоило настаивать и на категорической непознаваемости «вещей-в-себе». Наука доказала, что мы вполне можем строить адекватные теории для сенсорно нерегистрируемых сущностей. Давайте попробуем дедушке помочь, помыслив вовне пресловутого ящика. Для начала разберемся с вопросом — нужен ли он нам вообще? Пространство выполняет для нас ряд крайне полезных функций. На самом базовом уровне оно поддерживает топологию – непрерывность, соединенность очертаний предметов. Представьте себе резиновую игрушку – ее можно как угодно вытянуть или перекрутить, но если не разрешать ее портить, т.е. разрывать на куски, то инвариантной останется ее слитность. На следующем ярусе пространство имеет т.н. аффинную структуру – мы можем отличить прямые линии от кривых. Наконец, метрика позволяет нам придавать смысл утверждениям о расстояниях. Насколько уникальны эти особенности для ящик-менталки? Оказывается, что те же эффекты может произвести даже столь элементарная штука как т.н. клеточный автомат. Вполне достаточно, чтобы все «клеточки» этого автомата (назовем их «монадами») производили вычисления по одному и тому же алгоритму, будучи соединенными в регулярным образом организованную сеть, передающую «фишки материи» внутри нее как эстафетную палочку. Но есть ли у нас основания предпочесть эту странную модель привычной?
Начну с отвлеченных философских соображений. Вспомним народную метафизику – в мире есть много разных вещей – звезды и планеты, стулья и столы, котики и собачки, я и ты. Для них всех несложно найти место в пространстве. Но вот как быть с другими сущностями – психическими? В каком конкретно регионе картезианского ящика обитают, например, наши мысли? Нет, не надо мне про нейроны ликбезить. В лучшем случае можно предположить, что где-то внутри них нечто физическое преобразуется в ментальное и/или назад. Но наши эмоции, чувства и модели – граждане принципиально иного государства, их не удовлетворишь паспортом в виде триады или даже квадриги координат. То же самое можно сказать о законах природы. Субатомный суп в принципе не в состоянии течь и изменяться без помощи этих нематериальных поварешек, подвешенных неведомо где и как. Материализм старательно умалчивает эту проблему, по каковой причине я как-то при случае назвал его «застенчивым дуализмом». Но мы вполне можем поступить решительно. Вооружусь-ка я из соображений банальной экономии Оккамовской бритвой и кровожадно спрошу — зачем нам иметь два типа сущностей (протяженных в пространстве и нет), когда вполне хватает одной?!
А теперь давайте подойдем ближе к физическому телу, как не говорил Мопассан, но скажу я. Если не предполагать откровенного жульнического волшебства, то какой-то «сенсориум», пусть локальный, должен детектировать кривизну «мировых линий». Кому поручить эту обязанность в блок-пространстве?! Другой забавный феномен – т.н. запутанные частицы. Что означает утверждение о том, что они представляют собой один квантовый объект? Разве не дешевле интерпретировать этот факт так, что информация, в отличие от ее подкатегории по имени «материя», в состоянии перемещаться «вовне» пространства?! Гипотетические вычислительные процессы под кличкой «монады» вполне в состоянии обеспечить «аппаратную реализацию» и для «кривизны пространства», и для таинственных «полей». Наконец, обратим внимание на популярный однострочник «пустота нестабильна» (nothing is unstable), рожденный благодаря спонтанной генерации микрочастиц в кромешном вакууме. Беда в том, что из «ничто» «что-то» никак не произведешь. Если это действительно «ничто», то у него не может быть никаких свойств, в том числе «нестабильности». Зато они запросто могут наличествовать у гипотетических «монад». В свое время я произвел шокировавшее аудиторию утверждение – пространства не существует. Возможно, теперь вам станет ясно, что именно имелось в виду. Пространство, конечно же, совершенно реально, но неадекватна его расхожая ментальная модель. Попробуйте мыслить вовне ящика вместе со мной…
Сведем краткий онтологический баланс. Время мы отнесли в кредит, пространство — в дебит, материи – нет, зато вычислительные процессы – есть… Какие активы мы еще позабыли? Как насчет только что упомянутой «спонтанности»? А это что еще за штука такая? Отправимся в гости к хаосу с Блогом Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Как родить истину? Причем не абы где, а по популярному однострочнику — в споре? Ну, пусть даже не истину, а хотя бы мало-мальски привлекательную ментальную модель? На эту важную для современного интернетовского бытия тему практически безмолвствует наша передовая этическая наука, так что придется мне отдуваться за нее. Случается, что и из малого выдоха одного человека возгорается ветер на всем большом свете. Для успеха такого предприятия рекомендуется опираться на великих авторитетов. Чуть перефразирую и транспонирую каноническую мудрость в нынешнюю действительность – следует возлюбить дальнего своего. То есть в данном случае нежные чувства требуется испытать по отношению к невидимому цифровому духу с обратной стороны компьютерной трубы. Но как это сделать простым смертным, если даже боги древних мифов бесконечно враждовали друг с другом? Не помогает, например, решительное уничтожение этих языческих идолов. Тогда запросто можно передраться из-за подсчета количества природ внутри Господа, перстов для крестного знамения или механизма исхождения Святого Духа. Предлагаемый мной алгоритм очень прост – надо всего лишь научиться не выходить в т.н. мета-контекст. Это означает не воспринимать диалог как ристалище, на котором бьют копьЯ о щиТЫ. Чуть отдохнуть от перманентной неспортивной борьбы человеков — за свой рейтинг в глазах окружения. Вообразить себя частью соцсетевой команды, пытающейся отловить чудо-юдо-рыбу-пси в бездонном океане неведения. Сконцентрироваться на достижении сей благородной цели, не размениваясь на разглядывание себя и партнеров со стороны. Вместо этого воспарить над собственными убеждениями, дабы посмотреть издалека на них – вот их как раз стоит оценивать, причем беспристрастно. Впрочем, при всей кажущейся элементарности этого занятия, поддерживать костер креативной дискуссии дело непростое. Это тоже своеобразная духовная практика, но не для богатых верой, а для нищих истиной…
Здесь я хотел бы привести пару нраво- и поучительных примеров из жизни замечательных ученых. И в самом деле, где еще значение взаимообмена менталками столь же велико, как в науке? Отдельный человек, будь он гением самой высокой красоты, обладает фонариком сознания строго ограниченной мощности. Соответственно, может удержать строго ограниченное количество моделей перед внутренним взором своего сознания. Только взобравшись на плечи гигантов прошлого, ему удается увидеть светлое когнитивное будущее. Посему неудивительно, что в профессиональной ученой среде столь популярны семинары и конференции. Некоторые образцы такой полезной интеракции оказались запечатлены нержавеющими буквами в анналах истории науки. В их числе, например, переписка Рене Декарта и Марена Мерсенна, Карла Юнга и Вольфганга Паули или знаменитое письмо Бертрана Рассела к Готлобу Фреге. Однако, увы и ах, я должен признать, что в некоторых случаях в эпистолярном жанре протекала самая банальная свара. Отдельный вопрос – как так получилось. Еще задолго до того, как моделестроительство стало приносить ощутимую пользу для обыкновенных людей, обнаружилась его существенная выгода для избранных зодчих. Слава, которая сопутствовала открытиям, легко могла быть конвертирована в звонкую монету званий, премий и окладов. Так, еще в самом начале семнадцатого века Галилео, узревшему в свою трубу спутники Юпитера, ловким маневром именования их «звездами Медичи» удалось проапгрейдить карьеру бедного профессора математики на придворного философа со всеми втекающими материальными последствиями. На кону противостояния между Готфридом Лейбницем и Исааком Ньютоном, которое мы в рамках обсуждения метафизики пространства сегодня затронем по касательной, стояло значительно больше, нежели деньги. Речь шла не только о статусе главнейшего европейского мудреца. Происходил выбор направления развития науки на многие столетия вперед. Это была не обыкновенная, а божественная склока…
Наивный идеалист, надеявшийся логикой с философией примирить протестантов с католиками, а атомистов с перипатетиками и картезианцами, что мог Лейбниц противопоставить жесткому до жестокости прагматику Ньютону? Судьба, казалось, предоставила ему уникальный шанс, когда его непосредственный шеф Ганноверский курфюрст был вознесен на трон Великобритании под кличкой Георг I. Но мудрец умудрился попасть к будущему монарху в немилость, задерживая работу по составлению столь важной для него генеалогии. И его самое бесспорное значительное интеллектуальное достижение — дифференциальное исчисление – было объявлено в Англии презренным плагиатом. Нас будет интересовать непосредственно следующий акт этой исторической драмы – борьба за высочайшее мнение принцессы Каролины, супруги наследного принца Уэльского. Перестрелку с островной стороны формально осуществлял богослов Сэмюел Кларк, однако поддержка невидимой руки сэра Исаака четко различима. Для нас в ней важен удар релятивизмом по абсолютизму: «[Великий принцип] – ничего не случается без достаточного основания… Я тогда говорю, что если пространство абсолютно, то найдется нечто, для чего не будет достаточного основания… [В предположении абсолютного пространства] невозможно найти основание для решения Бога… расположить тела в пространстве определенным, а не иным образом; почему все не было размещено по-другому, например, Восток на месте Запада?» К этой цитате из письма я прикрутил чужеродное первое предложение в целях пояснения т.н. «закона достаточного основания». Этот знаменитый метафизический принцип Лейбница в упрощенном изложении постулирует, что «ничего не бывает без причины». Современная философия (да и физика) ставит за ним жирный вопросительный знак, а вот Кларк по простоте душевной заглотнул наживку, согласившись на его истинность. Но тогда, коль скоро пространство суть трехмерный ящик с абсолютными координатами, то где найти причину для божественного вердикта разместить в нем предметы в строго определенном месте, а не чуть влево или вправо, вверх или вниз, под одним или другим углом?! Этот аргумент кажется несколько странным на нынешний вкус, но для человека своего времени, хоть и практически не посещавшего церковь, рассуждения «от Бога» были неотъемлемой частью философского репертуара. Наш мир просто обязан быть лучшим из всех возможных, по иным правилам Всевышний не играет…
Отметим, что вышеприведенный довод вполне можно осовременить, рассуждая «от экономии» – зачем нужно абсолютное пространство, если можно обойтись и без него? И в историческом контексте релятивизм немедленно оправдал бы Творца неба и земли – если бы существовали исключительно отношения между телами и у них не было бы никаких абсолютных координат, то и против законов метафизики Господь безгрешный не согрешил бы. А вот будучи поставлен Ньютоном в ситуацию Буриданова осла (в предположении гомогенного пространства), Он из-за вышеприведенного принципа в принципе не может сделать вообще ничего. Как же профессиональный теолог вывернулся из того логического капкана, в который сам угодил? Надо признать — что они классно умеют делать, так это отмидрашиваться от прямого ответа. У теистов на любое «почему» есть волшебное «по воле Божией». И оно как нельзя лучше подошло в данном случае – именно эта воля и являлась, по мнению Кларка, искомым «достаточным основанием». Дальнейшие дебаты потеряли научную значимость, зато обрели полемическую остроту. Лейбниц за неимением конструктивного собеседника вытащил из широких философских штанин свой второй прославленный принцип – тождественности вещей неразличимых. В соответствии с ним коль скоро пара тел никакими свойствами друг от друга не отличаются, то они идентичны, т.е. это один и тот же предмет. Теперь возьмем наш физический мир целиком и переместим его чуть вбок по любой из осей в абсолютном пространстве. Что изменится в его описании? Ах, ничего? Тогда мы получаем искомое противоречие – из неразличимости следует тождественность, т.е. это одна и та же Вселенная «под двумя именами». Именно из этих соображений Лейбниц предложил свою загадочную модель «монад», каждая из которых отличалась от своих соседок своим уникальным содержимым. Однако конкретно этот его аргумент, к сожалению, ложен, хотя бы потому, что из эпистемологических посылок («неизвестно, чем отличаются два состояния мира») не выводятся онтологические заключения («миры неразличимы и тождественны»). Тем не менее, они, вероятно, вызвали некоторые затруднения у Кларка, поскольку тот с очевидной подачи Ньютона отпасовал своему оппоненту известные нам с предыдущей статьи результаты Gedankenexperiment-ов с крутящимся ведром и связанными сферами…
Хорошо известно, чем завершилась эта некрасивая история. Измученный Лейбниц скончался, оклеветанный молвой. Смерть не принесла счастливой жизни и рожденной им в споре ментальной модели. В травлю с решающим эффектом вступил Вольтер, в блестящем Кандиде несправедливо высмеявшим его чрезмерно «оптимистическую» философию. Наука прочно двигалась по инерции от произведенного Исааком Ньютоном импульса. Аргументы «от нерешительного Бога», опиравшиеся на Принцип Достаточного Основания, слишком пахли абстрактной спекулятивной метафизикой, в то время как шары вертелись прямо перед глазами. Тем не менее идея относительности пространства продолжала привлекать многих мыслителей. Самую известную попытку разрешить парадоксы мыслительных экспериментов абсолютистов осуществил Эрнст Мах, идеи которого столь нещадно бичевал Ильич. Он попросту не согласился с исходом второго из них – и в самом деле, откуда мы знаем, как себя поведет веревка в совершенно пустом пространстве? Что касается реального ведра, то он предположил, что вогнутость на поверхности воды объясняется ее относительным движением против «сферы неподвижных звезд». Эта позиция напрямую следовала из его позитивистского кредо – те сущности, которые мы никак не наблюдаем (в данном случае абсолютное пространство), бессмысленно и постулировать. Однако с тех пор физика ушла далеко вглубь невидимого квантового мира. Так что первый тайм божественной склоки закончился явным поражением релятивистов…
А потом … в красочную витрину абсолютного мира был брошен всего лишь один камень, но какой! Альберт Эйнштейн на голову разбил позеленевшую от времени голову головной менталки Ньютона. Впрочем, время теории относительности у нас еще не наступает. Это очень простая модель, но мы пока только взглянем на этот новый ящик издалека – с Блогом Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Неисповедимы пути науки. Забралась уже в такие плодородные дали, что учебники лопаются от ожирения, а всеобщее образование страдает от приступов гиподинамии, и не пытаясь за ней угнаться. Да что там – в ряде отраслей знаний только узкий привилегированный класс посвященных жрецов в состоянии проникнуть в сакральный смысл хитроумной нотации и терминологии, таинств и обрядов. Только пронырливые журналисты, малоизвестные блогеры и всякие разные прочие популяризаторы ученых премудростей еще пытаются наладить на базе богатого урожая знаний производство пищи духовной для народа. Это дело не опасно, но трудно, и посему иногда приводит к совершенно непредсказуемым попкорновским эффектам. Возьмем для примера теорию относительности, которую мы обсуждали в предыдущей статье. Ее слова и формулы почему-то отразились в мемосфере не в меру популярным глубокомысленным изречением «все в мире относительно». Строго говоря, Альберт Эйнштейн как раз пытался достичь прямо обратного — отловить рыбку инвариантности в бурном океане различных систем отсчета, инерциальных и всех остальных. Уж во всяком случае он никак не претендовал на столь могучее обобщение и последующее активное обращение сего однострочника. Что именно здесь имелось в виду под «все»? Неужели все-таки движение?! А может быть вожделенная истина?! Или неуловимый смысл?! Или граница между добром и злом?! Под общей вывеской «релятивизм» и в самом деле собралось уже товарное количество самых разнообразных философских моделей. Но если под «все» понимать буквальное все-все-все, то, как хорошо известно, это утверждение опровергает самое себя. Ведь оно тогда тоже попадает в категорию «относительных». В цели этой прелюдии не входило запутать вас в трех силлогизмах. Просто сегодня я хотел поговорить о детской болезни абсолютизма в философии пространства (и времени), и мне требовалось предупредить аудиторию, что «все» в заголовке имеет ограниченное риторическое значение…
Может быть, не в самом начале, но где-то неподалеку от него был хорошо известный нам Альфа-мудрец Аристотель. В своих многочисленных трактатах он среди прочего предложил и даже логически обосновал оригинальные ментальные модели физики. Вселенная представлялась ему в виде конечного шара, в геометрической кочерыжке которого располагалась наша Земля. Это ее центральное положение было отнюдь не почетным, а, напротив, самым поганым из всех возможных. Там постоянно варился суп из четырех первоэлементов – земли, воды, воздуха и огня. Там все постоянно создавалось и разрушалось. Там постоянно правил бал Сатана – в последующей монотеистической интерпретации ад был расположен литерально под ногами. И такой бардак простирался вплоть до Луны, за которой начинался надлунный мир, функционировавший по принципиально другим законам. Он был насквозь пропитан пятым веществом (на латыни квинтэссенцией) – эфиром. Будучи в нем заспиртованы, небесные тела могли вечно продолжать свое движение по правильной окружности без необходимости проведения профилактического ремонта. Весь космос заканчивался неподвижными звездами, которые, впрочем, тоже участвовали во вращении собственной сферы с бешеной суточной скоростью. Всевышний восседал литерально на небесах. Для нас интересно подчеркнуть особый абсолютистский характер пространства перипатетиков. Некоторые его точки были точнее других, например, божественнее. И некоторые направления были правильнее других. Скажем, обнаруживалось важное отличие «низа» от «верха» — те предметы, в которых было больше земли или воды, ставили себе целью жизни достичь первого, а воздушно-огненные особи стремились ко второму… Из произведений античных времен следует обратить особое внимание еще и на классику Евклида. Впоследствии оказалось, что это продукт чистого дедуктивного разума, математическая абстракция. Тем не менее, очевидно, что «Элементы» (на русском принято название «Начала») создавались по образу и подобию окружающего нас пространства и долгое время верой и неправдой служили его элементарной моделью.
Наша следующая остановка на крутых виражах истории науки приведет нас в семнадцатый век христианской эры. В нем Рене Декарт обнаружил замечательный способ преобразовывать геометрические проблемы в алгебраические или наоборот. Сделать это позволила система координат, получившая впоследствии название картезианской. В ней каждая точка Евклидового объемного пространства получила три цифры на рукаве, позволяющие ее однозначно идентифицировать. Это модель модели, и здесь я смиренно попрошу вас закрыть учебники и открыть свой ментальный взор на тот факт, что они отнюдь не идентичны друг другу. Дело в том, что алгебра оперирует рядом понятий, атрибутов чисел, которые отсутствуют в геометрии. Теперь стало возможным утверждать что-то типа “координата x в полтора раза больше y”, тогда как в изначальной модели это высказывание не было востребовано, хуже того — просто не имело смысла. Будущий сэр Исаак Ньютон, конечно же, неслучайно назвал свою нетленку «Principia». Это была претензия на претензии одноименной работы праотца современной философии – построить прочный фундамент для величественного храма науки. Хорошо известно, что именно ему это сделать удалось. Безусловно, будучи типичным натурфилософом своей эпохи, он не смог обойти вниманием метафизическую природу пространства. Согласился со своим великим предшественником в несогласии с Аристотелем – Вселенная изотропна и гомогенна (т.е. в ней нет привилегированных направлений или мест). Но не принял густой кисель его космоса, утверждая возможность существования пустого вместилища для тел – т.н. вакуума. А еще его знаменитый первый закон позволил телам не только двигаться прямолинейно с постоянной скоростью, но и пребывать в состоянии покоя. Эта штука могла ему не только сниться лишь по одной причине – он верил в существование абсолютных «координат», причем не только для пространства, но и для времени. Как раз их постоянство и позволяло ему устанавливать факт наличия пресловутого «покоя». И, в самом деле, он сам неоднократно излагал кредо абсолютизма, причем самым недвусмысленным образом. Вот так: «Абсолютное, истинное и математическое время … по своей природе течет равномерно без отношения к чему-то внешнему … Относительное время есть … измерение длительности посредством движения, которое мы обычно используем вместо истинного времени: час, день, месяц, год… Абсолютное пространство по своей природе без отношения к чему-то внешнему остается неподвижным. Относительное пространство суть измерение абсолютного».
Исаак Ньютон никогда не стал бы сэром, если бы не катался как сыр в масле гладких логических выводов. И посему он не просто выдвинул правдоподобную модель, но и обосновал ее при помощи нескольких аргументов, включавших два прославленных молвой мыслительных экспериментов. В первом из них он подвесил к потолку ведро с водой и начал его крутить. Содержимое при этом не поменяло никаких отношений с сосудом, в которое было налито. Тем не менее даже далекому от высокой науки человеку понятно, что края жидкости поднимутся кверху, образуя тем самым внутри вогнутый рельеф условного блюдца или королевства Нидерландов. Как объяснить сей феномен природы, не прибегая к понятию абсолютного пространства? Для того чтобы окончательно вогнать в гроб менталки своих идеологических противников-релятивистов, замечательный мыслитель предложил еще одну вариацию на ту же тему. Представим себе два шара, соединенных друг с другом веревкой. Теперь выкинем из Вселенной абсолютно всю прочую метафизическую мебель, дабы не мешалась. Наконец, запустим их крутиться и вертеться в кромешном вакууме. Напомню, по правилам игры в окрестностях нет совершенно никаких предметов, отношения с которыми нашим сферам можно было бы испортить или даже изменить. Да и друг против друга эти несиамские близнецы сохраняют всю ту же прочную связь. Тем не менее, по натяжению нити мы смогли бы определить не только сам факт их перемещения в пространстве, но и его интенсивность-скорость. Убедительно, не правда ли?! QED?! Неужели все-таки все в мире абсолютно?!
Я задал, конечно же, риторический вопрос, поскольку каждому из вас известен на него ответ. Он размещен в самом конце учебника. Но у прогрессивного человечества прошлого сей кладези премудрости в наличии не было, посему пришлось ему блуждать долгой извилистой траекторией в NP-лабиринтах. Поплутаем немного и мы с вами в моделях относительного пространства — с Блогом Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Мы потратили уже немало времени за глубокомысленными метафизическими размышлениями о его природе. Не обратиться ли нам сегодня для разнообразия по совету античных любителей мудрости и Джорджа Мура к оракулу внутри нас? Познаем самих себя в зеркале сермяжной философии! Что именно глаголет устами народа? «Время, как воробей, упустишь – не поймаешь» – раз. «Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь» — два. «Время пропало — его не воротишь» – три. «Время не волк, в лес не …» — нет-нет… это не надо. Итак, обобщая эмпирические данные, консенсус обнаруживается в том, что время — это такая штука, которая изменяется и течет, причем из будущего в прошлое. И в самом деле, это совершенно банальная первая ментальная ассоциация, возникающая в сознании на слово сие. Получается, что мы все в глубине души теоретики группы А. Вас это случайно не преисполняет гордостью, как Мольеровского Журдена, внезапно узнавшего, что он сорок лет говорил не абы как, а прозой?! Наберемся христианского смирения, друзья мои, ибо по отношению к следующему вопросу о реальности грядущего и былого пословицы и поговорки дружно молчат. Более того, в их среде наблюдается раскол в мнениях по вопросу о т.н. судьбе. С одной стороны, «супротив судьбы не попрешь» или «от своей судьбы не уйдешь». С другой, как будто бы, провозглашается власть недетерминизма и рекламируется безудержная свобода воли: «на Бога надейся, а сам не плошай», «Не нам судьба — судья, а мы судьбе — хозяева». И все же рискну утверждать, что время настоящее мы уверенно отличаем от всех остальных. Это можно проследить в базовых языковых конструкциях – ведь неслучайно предложения обретают отчетливые временные формы. Более того, оно для нас важнее, нежели то, что уже случилось или еще собирается приключиться. Мы с увлечением бороздим бы-пространства истории, ни в один момент не забывая, что это всего лишь популярная национальная забава россиян. А детям рекомендуем «не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня»…
Тем самым кредо каждого из нас сильно напоминает еще одну мудреную философскую модель с нерусским названием — презентизм. Вот как излагал ее суть профессор американского университета UMass Нед Маркосян: «Если бы мы создали точный список всех вещей, которые существуют … — то в нем были бы только объекты из настоящего времени. Т.е. вы, я и Тадж-Махал окажутся в списке, но в нем не будет ни Сократа, ни моих будущих внуков… То же самое относится к любому объекту, у которого отсутствует свойство пребывания в настоящем времени. Все такие объекты – ненастоящие [т.е. они не существуют]”. Вспомним, что на прошлом занятии мы познакомились с тремя вариациями на тему А-теории. Все они признавали исконно динамический характер времени, однако, при этом постулировали наличие для него того или иного событийного фона. Этот зверь был у них принципиально обязан продираться сквозь туман в темном лесу безвременья. Кто-то отрицал онтологическое равноправие с настоящим у будущего, кто-то у прошлого, но все соглашались на то или иное сожительство с блок-пространством в стиле «что-то там есть». Слово же «презентизм» происходит от английского «present [time]» и символизирует «настоящее время». В этой менталке ему предоставляются особые права и обязанности – в одиночку тащить наш мир по его запутанной траектории. Именно вещи в настоящем времени — настоящие, т.е. то, что существует. А вот все остальное, может, было «уже» или будет «еще», но здесь и сейчас его на самом деле нет. Соответственно, выкидывается на свалку и четвертая стенка (измерение) картезианского ящика, в который заставляет нас играть теория относительности. Есть время настоящее и есть не очень…
Лучший презент презентизма неблагодарному человечеству – его интуитивная правдоподобность. Мы именно так воспринимаем действительность. Реально то, что происходит у нас перед глазами, здесь и сейчас. Где-то в настоящем расположены те кнопки, на которые можно нажать, те цели, к которым нужно бежать. В контрасте с этим мы ощущаем прошлое как нечто фиксированное раз и навсегда, а будущее наоборот, как то, что еще «поглядим — увидим». Итак, сея метафизика близка если не чаяниям, то понятиям народным. Отчего же она не устраивает многих философов? У каждой модели есть свои Ахиллесовы конечности. По странному антропоморфному совпадению у этой их ровно две. Первая пята – чисто лингвистическая и грязно техническая. Приходится признать, что некоторые пропозиции меняются во времени. Скажем, «Путин – президент РФ» для мыслителей этой колонны почему-то не является фундаментально неподвижной истиной, а всего лишь моментальным снимком окрестностей. Это еще было бы полбеды. Но как обходиться с высказываниями о прошлом, которого нет? Положим, возьмем «Ленин картавил». Хорошо бы иметь возможность опереться на нечто существующее, дабы найти основания назвать это утверждение фактом или наоборот, вымыслом. Но если вождь мирового пролетариата его давно покинул и более к коммунизму не ведет, то как это сделать?! Вам эта логическая заумь кажется чересчур тонкой для толстой кожи простых смертных? Это потому, что вы еще не знакомы с философией языка, терпеливо поджидающей нас в будущем БГБ. Ну, а сегодня я вынужден оперировать знакомыми некоторым нашим подписчикам моделями теории моделей. В ее представлении любое высказывание нашего языка ссылается на действительность не напрямую, а косвенно, через соответствующие менталки. Именно по этой причине нам не нужно постулировать наличие на Платоновских небесах трех персонажей из «2+2=4». Можно сказать, что они существуют, но не очень — в нашем сознании. Посему и Ильич из вышеприведенной пропозиции обитает в особой позиции – в скрюченном виде в извилинах наших мозгов. И мы имеем точно такое же право объявлять его картавым или наоборот, как претендовать на истинность какой-нибудь математической теоремы. Этот вывод производится дедуктивным образом из того, что принимается на веру – в данном случае из некоторых доступных здесь и сейчас исторических свидетельств.
Старший козырь на руках у анти-презентистов, безусловно, физический. Он уже неоднократно был предъявлен в недавних игровых сессиях. Речь идет, конечно же, о теории относительности, ловко отловившей время в прочные тензорные сети. Давайте попробуем отбиться от этих аргументов еще раз. Начну с однострочника. Любая модель – дочь абстракции, внучка дискретизации. Человек принципиально мыслит дискретными понятиями, что позволяет ему входить во взаимовыгодный обмен менталками с себе подобными. Соответственно, наше подсознание в процессе распознавания образов избавляется от гигантского объема информации, абстрагируясь от всего нерелевантного. Тот же процесс происходит при создании научных теорий. Философский тезис, называемый инструментализмом, утверждает, что бессмысленно говорить об истинности моделей, важно лишь достижение с их помощью определенных прагматических целей. На противоположном полюсе обитает т.н. реализм. Его кредо заключается в том, что хорошие теории должны успешно отражать объективную реальность, более того, именно это и делают наши самые отборные особи. Как это происходит в обычной жизни? Знаменитый физик Вальтер Кауфман «опроверг» СТО в год ее опубликования. Как же Альберт Эйнштейн прорвался в Пантеон науки? На современников огромный психологический эффект произвело его предсказание – расстояние между парой звезд ночью должно было отличаться от дневного (измеренного во время солнечного затмения). Последующая эмпирическая проверка убедила ученых в удивительной точности теории. Но следует ли отсюда то, что она адекватно отображает и другие аспекты, например, текучую природу времени? Нет, поскольку как раз от этого она и абстрагировалась при создании. Древний спор между инструментализмом и реализмом должен привести к креативному синтезу. Нет абсолютно реальных и всего лишь полезных моделей, но есть континуум между ними.
Между тем, существует мнение, что релятивистская механика и в самом деле упускает в своем описании сущего что-то очень существенное. Например, широко популяризированная в прессе теория хаоса предлагает нам взглянуть в направлении движения стрелы времени. Почему она летит всегда строго в одну сторону? Почему стаканы разбиваются, но получившиеся осколки никогда не собираются спонтанно вместе? Наивными кажутся попытки объяснить этот феномен при помощи нарастающей энтропии второго закона термодинамики. Это всего лишь обобщение эмпирических наблюдений за поведением газов. Все же, наверное, это они себя так ведут ввиду существования фундаментальной несимметричности времени, а вовсе не наоборот. Да, нам удается построить уравнения, описывающие состояние системы на произвольный момент будущего или прошлого, но только для весьма ограниченного класса явлений. Умение предсказать их поведение позволяет нам строить полезные машины и механизмы, но только посредством их тщательной изоляции от воздействия окружающей среды. В естественных же условиях мы обычно наблюдаем бардак и турбуленцию — мощную зависимость протекания процессов от их начальных условий. И только в некоторых пограничных случаях принципиально расходящиеся последовательности событий притягиваются странными аттракторами. Радикальное решение вышеописанным проблемам предлагает т.н. цифровая физика. С ее точки зрения Вселенная представляет собой клеточный автомат, в цикле вычисляющий свое следующее состояние из текущего. В этой модели время обретает особый статус, становясь подобием тактовой частоты, поступающей на вход многочисленных микропроцессоров. Схожее, но особое мнение имеет теория моделей. Она выкидывает за ненужностью вышеупомянутый (квантовый) компьютер, заменяя его на совокупность вычислительных процессов – моделей. Каждая из них поддерживает некоторые отношения между объектами внутри себя, что объясняет симметричность большинства известных нам законов природы. Настоящее здесь тоже исполняет партию первой скрипки. А вот прошлое и будущее — не очень, они на вторых ролях. Это всего лишь промежуточные точки, через которые уже прошла или, возможно, еще пройдет извилистая тропа времени…
Возможно, не все в курсе, что такие базовые физические понятия, как энергия и масса, напрямую зависят от времени. Но каждый бывший ученик средней школы должен понимать, что это можно сделать и с пространством, использовав для измерения расстояний константу скорости света. Нет ли в этом забавном факте чего-то большего, нежели курьезного совпадения? Разрушение картезианского ящика продолжается – в Блоге Георгия Борского…
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Слава невеликому вождю нерабочего класса Мак-Таггарту! Если точнее, то сам он, преставившись, мумификации и даже захоронения у Нобелевской стены не удостоился, и речь пойдет о его ментальных моделях. Отчего им такая честь? Разве не абсурдно было его рассуждение о нереальности времени? И в самом деле, существуют многочисленные способы издевательств над его «доказательством». Тем не менее, его нетленным вкладом в развитие наших представлений о природе тленного мира стало разделение метафизических атрибутов этой неуловимой тикающей сволочи вокруг нас на две категории. Но разве это не все та же непрекращающаяся с древней античности война идей — жесткой структуры бытия Парменида против изменчивости становления Гераклита?! Неужто удалось-таки вырастить что-то оригинальное под Солнцем?! Да – поскольку новая формулировка этой старой проблемы на современном языке уже сама по себе стала значительным творческим достижением. И еще да – поскольку облечение ее в изящную и несколько крикливую форму парадокса способствовало массовому поражению имеющих уши, и, как следствие, широкому распространению модели. Третье по счету да – поскольку в философский дискурс были не только введены новые понятия, но и предложена для них весьма удачная терминология. Да-да-да, удобная нотация важна не только в математике или физике, но и в других науках, ведь это — модель модели, следовательно, она тоже может быть адекватной или наоборот. Здесь же глубинная суть обнаруженной проблемы заключалась именно в том, чтобы определить, что было вначале, и что потом. Что первично — А или Б-ряд? Мыслители из предыдущей статьи сделали свою ставку на вторую букву алфавита. Мы с вами узнали, что подавляющее Большинство согласилось с тем, что именно неподвижная согласная Б является Базовым Блоком Бытия. И попыталось уже на ее основе переопределить семантику А-высказываний, которыми столь непозволительно грешат далекие от высокого искусства науки приземленные носители естественного языка. Другим путем пошли немногие искатели альтернативных приключений. Для этого направления в начале была именно Альфа. Иными словами, (или даже буквами), важнейшим свойством времени в их представлении была именно его текучесть, причем что характерно — в строго определенном направлении. А уже его более поздней производной для них стало исчисление лет (часов, минут, секунд) и последующее развешивание человечеством событий на просушку на исторической шкале. Сегодня мы осуществим первое погружение в ментальное море под литерой А.
Время ковать будущее и время закалять металл прошлого… Именно эта, вторая стадия, наступила для меня в поисках запоминающейся метафоры для моделирования некоторых А-моделей. И по неведомой мне причине подсознание вытащило из тумана былого «Ежика в тумане». На Рунете пишут, что сейчас его почитают за замечательный образец советского искусства мультипликации, удостоившийся в том числе международного признания. Сказывают, что эти десять минут на самом деле напичканы аллюзиями и символами плотнее, чем секундами. Увы и позор, но понять их нам, тогдашним детям, было столь же невозможно, как нынешним взрослым открыть потайное смысловое дно произведений Георгия Борского. Обычно клич «по телеку мультики» немедленно завершал веселые игры во дворе и собирал кворум у голубых экранов, настроенных на один из двух доступных каналов. Но вот конкретно эта пища духовная ничего, помимо ломящей скулы скуки, внутри не производила. Впрочем, нет – потом она создавала настроение, приводившее к рождению переделанных из популярной считалки «вышел месяц из тумана» четверостиший… Не уверен, что вся наша аудитория приобщилась к сему отечественному шедевру. Посему вкратце сюжет — типично добрый, но беззубый до шамканья. Достаточно одного предложения — ежик отправляется в гости к медвежонку, по пути попадает в густой туман, долго блуждает, впрочем, после ряда наплывов и страхов все счастливо заканчивается. А мне из него достаточно позаимствовать всего лишь два атрибута – передвижение и плохая видимость. Давайте погрузим время в туман…
Но для начала пусть было утро. И стал свет. И погода установилась ясная. Давайте, коль скоро это так, то воспользуемся ей и взглянем, как А-теоретики расправились с аргументацией о невозможности существования А-описаний, примеры которых приведены в трех предложениях непосредственно перед этим. Собственно, я уже намекал, что с А и Б-временем нельзя обращаться как с курицей и яйцом. Мак-Таггарту во втором отделении своего логического балета почему-то потребовалось уничтожить все формы глаголов ненастоящего времени, заменив их на безвременные, т.е. по существу выразить «А» в терминах «Б» – скажем, в такой форме: «Утро ясное-в-9-часов-мультяшного-времени». Но ведь ничто не мешает именно А-предикаты считать за основные, нередуцируемые ни к чему, а уже Б-описания — производными от них. Вот именно по этой причине телезрители и освистали неудачно исполненное па-де-де. Но вот по вопросу о конкретной природе времени в рядах любителей музыки из ложи А произошел досадный раскол. Какое оно, как именно течет и как изменяется?! Наш ежик отправляется в путь, предвкушая гастрономически-астрономическую встречу со своим лучшим другом. Поможем ему преодолеть тяжкие тернии на пути посредством освещения оного. Причем вручим ему не пару каких-нибудь хилых светлячков, которые понесут для него комарики на воздушных шариках, а пусть в руке его горит чудо современной науки и техники – айфоновский фонарик. Да что уж там! Гулять так гулять – бери портативную противотуманную фару анженерной работы! А теперь следует метафизически-метафорическое прозрение – то, что наш герой видит в непосредственных окрестностях — суть время настоящее. То, что остается в дымке за спиной – прошлое. Ну, а то, что у него еще впереди – будет будущим. Заметим – при этом он еще не стоит на месте, а упрямо перемещается, да не абы как, а вперед и вперед, к тому же равномерно, например, со скоростью течения реки.
Вышеприведенная модель, правда выраженная на языке несколько менее романтической метафоры (в оригинале ехала полицейская машина, выхватывая из темноты один дом за другим), — продукт видения видного английского философа первой половины прошлого века Чарли Данбара Броуда (ученика Мак-Таггарта). Однако, породив ее, он сам же ее и убил, предпочитая несколько другую интерпретацию сущности времени: «[Моя] теория принимает реальность настоящего и прошлого, но утверждает, что будущее суть просто фикция. Ничего не случается с настоящим, становящимся прошлым, помимо того, что свежие срезы существования добавляются к [растущей] общей истории мира». В чем отличие от версии в предыдущем абзаце? Самое важное в том, что в ней ежик блуждал в заранее заготовленном темном лесу, настоящее путешествовало в нем на жестко определенном фоне и прошлого, и будущего. Здесь же различные страшные черные совы и загадочные белые лошади возникали прямо на ходу, из кромешного небытия – будущего не существует, это фикция. Все эти явления, переместившись за гребень волны настоящего, уже никуда не исчезают, а остаются там навсегда, пополняя оставшийся за пеленой тумана океан прошлого. Эта модель получила еще другое название — «растущего блока времени», поскольку представляла себе реальность в виде бесконечно прирастающего кольцами настоящего древа былой жизни. События не исчезают, а просто перемещаются все ниже в бесконечный стек, из которого уже никогда не выталкиваются. Обратите внимание еще на то, что в понимании Броуда у объектов не могут существовать атрибуты, описывающие их «пребывание в будущем». Отсюда следует, что у утверждения «медвежонок будет мне очень рад» нет ни малейших шансов на то, чтобы обрести истинность (для него невозможно определить условие истинности).
Не надо быть провидцем или историком науки, чтобы догадаться, что нашлись сторонники и практически симметричной метафизической модели «сокращающегося блока времени». В терминах нашей метафоры ежик у них эффективно устраивал потоп прошлому после себя, шаг за шагом сжигая шагреневую кожу светлого будущего своим прожектором спереди. Здесь, напротив, онтологическое значение потеряли любые высказывания о преданьях старины, хоть глубокой, хоть не очень. Наш мультфильм-десятиминутка тем временем быстро подошел к счастливому концу. Чтобы выжать последнюю каплю пользы из сей модельной суши и глуши, мы можем напоследок ехидно спросить у Б-теоретиков, как они собираются перевести специально добавленное мной в сценарий восклицание «Фу-у-у, пронесло!» на свой неподвижный язык? К какой отдельной точке пространства-времени его лучше всего семантически прицепить? Пожалуй, мы можем признать, что философы трех групп категории А забросили-таки луч жизни в их смертельно темное царство. Блок-пространство, тем не менее, живет и процветает во всех разобранных сегодня примерах. Неужели никак нельзя обойтись без игры в четырехмерный картезианский ящик?! Неужели никак нельзя вырваться из него в пампасы свободной воли?! И неужели никак нельзя при этом сохранить хоть какой-нибудь смысл для наших высказываний о прошлом и/или будущем?! Да, похоже, что все-таки оно, время, движется. В тумане остался вопрос – где?
И ответ на него приведет нас на территорию самой популярной А-модели — т.н. презентизма. Как легко могут догадаться знатоки латинских языков, эта теория ничего нам не дарит. Напротив, отнимает все, помимо настоящего. Настоящий передел временного беспредела — в Блоге Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Вы что, серьезно еще ничего не слышали? Так я вам сейчас расскажу … такое, такое! Есть на свете вот какое диво – животворит в нем безумно гениальный математик. Из этих, как их — избранного народа. А зовут его Гриша … Знаете? Ах, как это интересно! Нет, вовсе не Перельман, а Хайтин. И проживает он в городе не белых ночей, а белых штанов. О, Рио, Рио! И вот, открыл он одну суперклассную штуку – ни в блоге сказать, ни формулой описать, Омега называется. Представьте себе, в этом чудесным образом обретенном Божественном числе оказалась закодирована вся Библия, от первой до последней буквы, без единой ошибки! Это я-то вру? Да ей-ей! Хотите перекрещусь?! Нехристям не верят, говорите? Но разве это я виноват, что Господь меня неверующим создал?! Тогда давайте поклянусь честным научно-популярным и философским словом. Вышеприведенная модель и в самом деле совершенно истинна, за что я повешу на ее красивую грудь номер первый. Но у нее есть одно «но» (номер два) – число сие невозможно вычислить. Вы так и думали? Ну, надо же, какая прозорливость! А еще оказалось, что в этой Бразилии столько Омегов! Их задолго до того сосчитал другой великий пророк — Эмиль Борель, причем удаленно, находясь во Франции. На едином интервале от нуля до единицы их так плотно натыкано, что все остальные представляют собой единичные абнормальные исключения (множество нулевой меры Лебега). Их так и величают — нормальные числа, а некоторых даже еще круче — абсолютно нормальные. Абсолютно нормальных всегда абсолютное большинство. И да, абсолютно в каждом из них заключены абсолютно все Евангелия (#3). Следующее по порядку «но» (#4) – сконструировать их так, чтобы прочитать, что дальше будет, никак у простых смертных не получается. Неужели вас и это нисколько не удивляет?! Тогда, увы, благие вести на этом закончились, а обыкновенные только начинаются. Придется добавить, что в тех же волшебных числах запрятан Коран, Упанишады и … все статьи Георгия Борского, включая еще не написанные (#5). Отчего же не может быть?! Это доказано строго логически. Там внутри вообще пылится целая библиотека – Манифест Коммунистической партии, цитатник Мао, Майн Кампф и даже полное собрание изречений забулдыги из соседнего подъезда (#6)…
Меня нисколько не удивит, если непосредственно после публикации вышестоящего абзаца в питательной интернет-среде начнут размножаться некоторые ошметки его хромосом. Рискну даже предсказать – наибольшие шансы на потомство получит мем номер 1 в отдельности или в комбинации с какими-то ингредиентами 2-4. Вероятны и некие примитивные мутации – замена одного типа Священных Писаний на другие. А вот неудачливые гены 5 и 6 отсеются в жестокой борьбе за существование искусственным отбором. Откуда такая уверенность? Из наблюдений за окружающей ментальной местностью. Ценность большинства текстов — в сжатии данных, в обобщениях, которые они содержат. Обычно люди их производят на основании того, что называют «фактами» — т.е. пропозициями с высоким рейтингом доверия. Не надо быть математиком, чтобы сообразить — через конечное количество таких точек можно провести бесконечное количество кривых функций. Но хуже всего даже не это — если не верить в меру, то многие данные просто тонут в пучине забвения, как будто мальчика и не было. И эта секира поджидает любую информацию, которая не вписывается в заранее заготовленное модельное ложе. Не то, чтобы это делалось намеренно по злой воле. Я уже многократно описывал сей печальный феномен человеческой психики – цензура подсознания просто не пускает на рабочий стол генерала сознания те донесения, которые тому точно не понравятся. Получается самообман на уровне отдельного индивидуума, плавно перерастающий в социальную слепоту крупного масштаба. Общество, синхронно вибрирующее под звуки гимнов и маршей, все равно как находится под коллективным гипнозом. Мое поколение пережило пробуждение от одного такого кошмарного семидесятилетнего сна. А сколько их было в истории – не сосчитать! В средние века абсолютно нормальным было верить во Всемогущего Всевышнего. В относительно недавнем прошлом абсолютно нормальным было идти вслед за Великими вождями мирового пролетариата, Великими Кормчими и разными прочими фюрерами. Но и в нашем материалистическом веке абсолютно нормальным считается держать равнение на передовой физикализм. Да-да, хоть наука и не догма, любви к моделям все ученые покорны. Перефразируя Макса Планка, выражусь так — парадигма передвигается со скоростью одной смерти больших авторитетов за раз. Но мы не будем ждать милостей у бренной человеческой природы. Мы сегодня будем обсуждать абсолютно нормальную философию здорового Большинства.
Сказывают, что все пути в Европе ведут в Первый Рим, все туристы Турции стремятся во Второй, а все деньги России — в Третий. Все эти однострочники-гиперболы всего лишь скромно хвастаются своей красотой. В отличие от них, высказывание о том, что все современные модельные течения метафизики времени вытекают из «Нереальности времени» Мак-Таггарта, предмета нашего предыдущего занятия, по праву претендует на статус истинности. Напомню, структура его аргументации была очень простой. Она состояла из двух основных этапов – «демонстрации» зависимости утверждений т.н. Б-ряда от «А» и «доказательства» нереальности последних. Соответственно, мыслители, отрицающие первую ступень этого логического построения, стали величать себя Б-теоретиками, а вторую — сторонниками теории А. Основная проблема пропозиций типа Б была в их статическом характере. Когда мы определяем некое событие на ту или иную точку временной шкалы, то уже ничто не помогает ему сдвинуться с мертвого места. Сначала была Великая Октябрьская революция, а Перестройка и Ускорение ей пришли потом, причем в любой области последующего пространства-времени. Вместе с тем интуитивно хочется, чтобы время имело некоторые динамические свойства, чтобы оно текло в определенном направлении. Именно эту задачу взяли на себя представители ряда А. Но так ли она нужна? Не является ли «муровский факт» направленности стрелы времени досадной детской ошибкой народной глупости и иллюзией пользователя? Именно это утверждают теоретики группы Б. Нетрудно заметить, что эта философская позиция крайне близка по духу другой известной нам модели (этернализм – еще один ее почти-синоним). В этот раз я подыскал более удачное изречение. Слово Роберту Сталнакеру: «Если Вы думаете о времени, как о пространстве, тогда Вы будете думать о длящихся индивидуальных предметах – личностях и физических объектах – как протяженных по времени тем же способом, как они протяжены по пространству… Только часть от Вас существует сейчас; другие темпоральные части в прошлом или еще в будущем». Итак, пердурантизм и Б-теория если не сиамские, то точно Близнецы-Братья…
Они ведь практически синхронно вибрируют, разделяя убеждения друг друга. Для обоих – наш мир представляет собой четырехмерный картезианский ящик, в котором обитают черви различной формы. Время в нем не имеет ни малейших привилегий или даже особенностей против пространства. Все это с потрясающей воображение математической красотой «продемонстрировано» знаменитой теорией относительности Эйнштейна и с потрясающей разум точностью «доказано» анализом эмпирических данных. Для обоих – существование Владимира Ленина, нынешнего президента РФ или следующего за ним (в предположении того, что есть жизнь за Путиным) отличаются друг от друга только координатами по оси времени, более ничем. Не будем повторяться – нам уже знаком этот нарратив. Что же нового смогли в него добавить Б-теоретики? В лучших традициях повернутой на языке аналитической философии предложили перевыколоколовать пропозиции, использующие А-конструкции. Положим, эмоционально острое «вчера наши проиграли» запросто можно перековать в нейтрально-мирное «проигрыш-наших 1/12/2019». Или даже так: «проигрыш-наших минус-один-день-по-оси-времени-от-данного-высказывания». Но всегда ли эта конвертация возможна без потери существенных семантических комиссионных? Положим, вы в пылу нервного расстройства позабыли, какое нынче число. Разве тогда будет правильно преобразовывать вашу фразу по вышеприведенному алгоритму? Второй способ похоже, что тоже не вполне корректен. Изначальное утверждение «вчера наши проиграли» не собиралось ничего говорить в мета-контексте о его авторе, а вот его производная «проигрыш-наших минус-один-день-по-оси-времени-от-данного-высказывания» без него существовать не в состоянии. Б означает еще и Безвременье.
А что еще? Б – это Блок-пространство, абсолютно нормальная модель абсолютного Большинства. Но, как и у абсолютно нормальных чисел в математике, внутри у нее кромешный попкорн. Б – это железобетонные блоки, в которые Б-теоретики пытаются заточить наш некстати меняющийся мир. Тот бетон догмы высокой репутации, на котором так удобно стоять — на одном месте. Тот бетон, в который можно ловко закатать еретиков-оппонентов. Тот бетон, через которой так трудно прорваться зеленым росткам развития, древу жизни. Тот обетованный бетон, на котором так прочно возводить дамбы ортодоксии. Б – без Былого и Будущего, настоящая Беда настоящего…
Вы, конечно, уже догадались, что вас ожидает в будущем отделении популярной в прошлом программы «Время». Мы обратим свой ментальный взор на тех философов, которые пожелали придать динамический характер своим метафизическим моделям времени, не испугавшись аргументов против их реальности от Мак-Таггарта. Телеканал «А» — в гостях у Блога Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
Время вышло!
Время вышло
Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Множество объектов, связанных отношениями между ними
В собранных фактах замечаются первые регулярности, формируются первые обобщения и выдвигаются гипотезы
Предлагаю альтернативную классификацию. Она основана на той метафоре, что модель растет от эмпирики (земли) фактов к небу теорий – все равно как строится дом, в котором мы сможем жить.
Подробнее в статье: Фазы развития моделей