№417. Коррозия золота

Золотой век – расхожая модель. Предполагается, что в те редкие периоды, когда эта дама забредает в ту или иную страну, на ее территории пышно расцветают многочисленные букеты выдающихся личностей, государственных, творческих или научных деятелей, оставляющих заметный красочный след в гербариях истории. Таковы в почти единодушном консенсусе Древняя Греция Перикла, Платона и Аристотеля, Древний Рим Октавиана, Горация и Вергилия, Багдад Аль-Мамуна, Аль-Хорезми и Аль-Кинди, Флоренция Лоренцо Великолепного, Боттичелли и Фичино, Голландия Ост-Индской компании, Рембрандта и Спинозы, Франция Эйфеля, Матисса и Пастера. Если говорить о России, то лучшим кандидатом на это почетное звание, пожалуй, является довольно-таки позднее девятнадцатое столетие с Достоевским и Толстым, Чайковским и Римским-Корсаковым, Лобачевским и Менделеевым, охранкой и погромами. Среди наших славянских соседей Польша гордится периодом царствования последних из Ягеллонов, Сигизмунда Старого и Августа, хотя помимо Николая Коперника, их прочие герои не знакомы широкой зарубежной публике. Предмет же чествования чехов – еще более ранняя эпоха. Как раз та самая, где тарахтит, буксуя в песках схоластической ментальной пустыни, машина времени БГБ. Почему бы нам тогда сегодня не отправиться в Злату Прагу?

Эта модель была рождена в середине четырнадцатого века усилиями выдающегося представителя Люксембургской династии – короля Карла IV-го. На престол св. Вацлава взобрался не просто очередной угнетатель народных масс, но здравомыслящий человек и прирожденный политик, усмирявший своих врагов без кровопролития, а порой даже превращавший их в друзей. Благодаря матушке из рода Пржемысловичей он замечательно разбирался в местном языке и обычаях, был настоящим патриотом Богемии. Уважение, оказываемое ему в Германии, привело его на трон Священной Римской Империи. И он предпочел не просто занять его, но и предотвратить возможные распри по его обретению в будущем – Золотой Буллой был узаконен алгоритм по выбору императора коллегией из семи электоров-курфюрстов. Конечно же, включая весьма почтенного монарха Чехии. И ему удалось не просто украсить собственный дворец, но превратить свою столицу в настоящий центр Европы. И он открыл университет, первый по северную сторону Альп. И щедро меценатствовал, приглашая со всего христианского мира именитых профессоров. И Черная Смерть, по крайней мере ополовинившая население Европы, в его владениях свет ученья не погасила. Своевременно принятые меры спасли город от вымирания и к концу правления «Славного Принца» славян на берегах Влтавы проживало чуть не сто тысяч человек – на уровне Брюгге и Венеции. Пресловутая «осень средневековья» Хаузинги конкретно здесь получилась отнюдь не столь печальной, но прекрасной, золотой.

Однако, отнюдь не всякое золото блестит, а порой, pace Vespasianus, оно и, подвергнувшись коррозии, скверно пахнет. И в Старе-, и в Нове-Место, и в Мала-Страна, да и в прочих городах и весях, отвечая на спрос студенческого сословия и прочего населения, словно поганки под дождем, размножались бордели и игорные дома. Разброд и шатание не миновали и опору нравственности, католическую церковь, ведь и она не одним лишь Карловым мостом была связана с окружающим миром. Ширились случаи вопиющих нарушений канонического права. «Господа» священники брали себе жен или наложниц, развлекались неподобающим сану образом, погрязали в роскоши, пьянстве или распутстве, вступали в кулачные бои, распоряжались храмовой или монастырской собственностью как своей, практиковали симонию. Добавьте к этому резкое падение рейтинга папства, попавшего из огня Авиньонского пленения да в полымя схизмы, и появление проповедников, бичующих плачевное состояние духовных дел, становится естественным явлением. Так, одним из предтеч Яна Гуса стал австрийский августинец Конрад Вальдхаузер. «Простой глашатай евангелия» обрушил меч своего риторического таланта на злобу дня, стремясь вырезать распространяющуюся раковую опухоль с тела Христова. Другой ранний реформатор, Ян Милич, не ограничился вербальными популистскими призывами на местных чешском и немецком наречиях, но приступил к практическим действиям, преобразовав популярный публичный дом «Венеция» со всеми его чуть ли не 200 секс-работницами в обитель христианского покаяния под названием «Новый Иерусалим». Отсюда, впрочем, не следует, что дальнейшая резкая эскалация конфликта с высшими партийными органами была столь же естественным или, тем паче, необходимым явлением. Подобные богохульствующие речи произносились и богоугодные деяния совершались в Европе повсеместно. Настоятельно требовалась бытьможная конгломерация событий.

Прежде, чем мы приступим к изучению непосредственно следующей за «золотой осенью» aetas hussiana – гуситской эпохой, наверное, следует убедить себя в том, что в это кровавое месиво стоит погружаться. Следует сказать, что немногие современные ученые, помимо чешских, отваживаются нырять в столь бездонное событийное множество. По мнению австралийского историка христианства Томаса Фуджа, на то существует две основные причины: «Спустя сотню лет после пламенной смерти [Яна] Гуса сила идей и личности Мартина Лютера действовала как мощный коловорот во многочисленных мирах европейской культуры. Добавь к Лютеру потрясающие события в религии, технологии, политике и экономике, и то, что случилось вслед за этим, затмило большинство происходившего в Средние Века, в особенности религиозные и социальные раздоры в далекой стране Богемия между людьми с непроизносимыми именами, о которых Европа 16-го столетия ничего не знала. К 1400-му году [европейским обществом] был достигнут тупик – «осень средневековья» – и в терминах интеллектуальной стимуляции эти жуткие времена дегенерировали в печальное и бессильное замешательство. Та [интерпретация истории], что возникла после [Яна] Гуса, стремилась либо полностью не замечать его, либо целиком растворить его в образовавшемся протестантском коктейле». Если первая из этих причин – великодержавный англо-саксонский шовинизм с его пренебрежительным отношением к разным прочим славянам и средним векам – конкретно нас с Вами остановить не может, то вторая – неблагоприятное сравнение провала модели утракизма, т.е. совокупности еретических верований гуситов, с ошеломляющим успехом Реформации – заслуживает некоторого философского внимания.

Обратите внимание на то, что вирусно-распространившаяся по планете модель дарвинизма, практически всех штаммов и разновидностей, аксиоматически предполагает, что эволюция на ошибках не учится. Некоторые современные менталки могут даже пойти на некоторые уступки ламаркизму, а тут такая догма, что мама берегись! Неудачные мутации результируются в нежизнеспособных особях, неспособных расплодиться и размножиться. Потому их негативный опыт как бы должен исчезнуть вместе с ними, никак не способствуя жизненному успеху всех прочих организмов. Далее, в последовательном физикалистском изложении там, где наличествуют т.н. репликаторы, т.е. наследственность и изменчивость, автоматически запускается и селекционная машина эволюции, отбирая случайно создавшиеся добрые семена от дурных плевел при помощи сита естественного отбора. Вот как раз с этой-то точки зрения гены и подобны мемам. Вывод отсюда кажется вполне разумным – такие персонажи, как Ян Гус и его последователи, яйца выеденного не стоят, даже гусиного. Однако, как могли многократно убедиться ветераны-подписчики БГБ, Госпожа История, по всей видимости, орудует отнюдь не по дарвинистскому алгоритму. Каким-то неведомым большим авторитетам образом новые повороты колеса Фортуны, казалось бы, учитывают те ошибки, что были совершены в прошлом, позволяя кораблю прогресса обходить ранее обнаруженные подводные камни и течения.

Принуждение к рациональному мышлению более не случалось после провала репрессий халифа аль-Мамуна. Судьба религиозно-философского синтеза более не вершилась одним человеком после разгрома Авиценны пером аль-Газали. Эмбрион науки более не выращивался в столь геополитически опасных местах, как аль-Андалуз в условиях Реконкисты. И по отношению к Реформации нетрудно подметить такой же крутой норов и наклон кривой накопления опыта. Католическая церковь, скорее, усилилась от изначальной самокритики с фокусом на симонию. Тогда следующую волну недовольства поднял ветер с вальденсо-францисканского направления – апостольской бедности. Но ни она, ни последующий конфликт Бонифация VIII-го с Филиппом Красивым не принесли искомой бури. Заглядывая в будущее БГБ, провалились попытки вернуться к евангельским истокам и при помощи удачливого пророка Савонаролы. Возвращаясь в его настоящее, т.е. в начало 15-го столетия, мы наблюдаем процесс аннигиляции психических и физических усилий весьма пассионарной нации, скоростной коррозии ее золотого века. Да, окончательный триумф проекту принес банальный перенос его производства вглубь соседней Саксонии. Однако, ошибочно было бы считать, что главным фактором успеха модели было то, что папская коса нашла на альпийский камень немецкого упрямства. Счастливая фишка конкретно этой раздачи была в ином. Теологический бунт Лютера, несомненно, был бы подавлен в зародыше, если бы синхроничным стечением обстоятельств все заинтересованные силы, способные взять на себя роль карателя еретиков, не были долгое время заняты вырыванием друг у друга сочных кусков Италии, отпихиваясь восточной ногой от незваных на христианский банкет турецких гостей.

С точки зрения теории вероятности при ограниченном количестве выразительных средств и броуновском потоке психических движений людей пестрый событийный ковер обязан иметь повторяющиеся элементы дизайна. Собственно, мы и впрямь находим в анналах истории постоянные попадания на все те же грабли. Тем не менее, это происходит отнюдь не всегда. В частности, похоже, что на магистрально важных направлениях, как будто порожденных интегральными чаяниями человечества, каким-то загадочным образом происходит-таки накопление и использование опыта, в том числе негативного. Если принять сие наблюдение за эмпирический факт, то изначальная аксиоматическая посылка физикализма-дарвинизма попросту ложна. Если же его оспаривать, то для самых неверующих придется устроить экскурс в другие разделы математики, занимающиеся вычислительной сложностью. Дело в том, что в предположении игнорирования информации о неуспехах эволюционный алгоритм потребует экспоненциальное, даже супер-экспоненциальное время на решение самых обыденных задач, не говоря уже о произведении мутации по имени «Наука». И вот это утверждение уже доказывается непререкаемо, демонстративно.

Итак, золотая осень средневековой Богемии, даже уже превратившаяся под холодным дождем кровавых событий в ржавую зиму неудавшейся Реформации, является достойным объектом для посещения путешественниками по реке ИМ — Истории Моделей. Где еще предоставится возможность понаблюдать за волшебной метаморфозой, осуществившей, казалось бы, невозможное – предельно быструю коррозию золотого века?! Чехия пятнадцатого столетия – золотой шанс для всех, упустивших его в СССР.

Кто же был тем магистром магических искусств, что запустил сей хитроумный алхимический процесс?! Каким магическим модельным эликсиром воспользовался?! Какие ингредиенты импортировал и какие отважился добавить сам?! Ян Гус не трус, коль с ним Иисус … и Блог Георгия Борского.

Примечание: Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.