№62 Хроническая охота

Так не говорил Заратустра, но скажу я: «Время умерло. И это мы прикончили Его». Если вынести за кавычки излишки патетики и внести немного конкретики, то еще не в полной мере. Оно, к счастью, бессмертно – средства массового поражения бессильны, все модели не перевешаешь. Тогда давайте ближе к прагматике – потешный однострочник остался позади, а впереди у нас час для его мидрашения. Что же я имел в виду? Банально очевидно, что мы ежедневно и ежесекундно убиваем эту «тикающую сволочь» вокруг нас. Сию цель слишком легко поразить – и делать-то для этого ничего не надо. Можно даже совместить бесполезное с приятным, ведь попкорна у нас что на оптовых складах, что в розничных магазинах – ну, просто завались! Но я вовсе не стремился сегодня бичевать плохо истребимые пороки современного общества – до сих пор мы обсуждали только буквальный смысл вышеприведенного изречения. В несколько более абстрактном и метафорическом значении под «аннигиляцией времени» можно понимать вообще любую бестолковую трату душевных сил. Если взглянуть на наше бытие с этой точки зрения, то камни зарыдают крокодильими слезами, воды Нила в очередной раз обратятся в кровь, а нетленные кости святых отцов перевернутся в своих могилах. Не миновала сия беда и астероид БГБ, где спорадически возникают очаги российского спора – бессмысленного и беспощадного ко времени. Задолго до того, как первая обезьяна осмысленно взяла в передние конечности палку, за эоны до того, как возникли и курица, и яйцо, живые существа уже функционировали крайне неэффективно. Эволюция успешно прошла извилистой тропой в миллиарды лет до homo sapiens, но и наше поведение далеко от оптимального, в частности, все еще верим не в меру, а в свою правоту. Великий исход из мира идолов, запущенный некогда иудейскими пророками, до сих пор не привел нас к счастливому Царству Божию. Мы продолжаем тратить дорогущую психическую энергию на достижение дешевых благ земных типично магическими средствами – молитвой и постом, животворящими иконами и омертвевшими буквами догмы…

Наше устойчивое недоверие к изменчивому времени нетрудно понять. Этот паршивый Кронос имеет пренеприятную привычку пожирать собственных детей. Цветущие молодостью и пышущие здоровьем организмы прямо на наших глазах превращаются в бледные пожухлые телеса немощных стариков. И железная машина силлогизма без малейших сбоев безжалостно превращает пропозицию «все люди смертны» в могильные плиты не только для Сократа, но и для каждого из нас. И мы умоляем мгновение остановиться, даже если оно ужасно. И мы перманентно больны ненавистью к своему блудному Отцу. И мы ведем облаву на этого волка, хотя он бродит прямо на виду у нас и вовсе не думал прятаться в темный лес. Отловить негодного, дабы заключить его пожизненно в Тартар! Тогда сами мы превратимся в могучих Зевсов, обретем райские попкорн с амброзией и будем славить Господа с застывшей гримасой вечного блаженства на лице. Или, если более материалистично, то научимся менять батарейки внутри и разглаживать морщины снаружи. Или, если еще более современно и технично, скопируем софт своего сознания в память киборгов с гарантированной по контракту подачей электроэнергии и запчастей. Этой войне уже значительно больше двух тысяч лет, поскольку у нее есть весьма веские причины – наши экзистенциальные страхи. Нашла она свое отражение и в научно-философской мысли. Некоторые выдержки из хроник сей хронической охоты – сегодня в Блоге Георгия Борского…

Давайте для начала взглянем на то, как блажил самый философичный из теологов (или самый теологичный из философов?) Блаженный Августин: «Как может прошлое и будущее существовать, если прошлого больше уже нет, а будущего пока еще нет? Что касается настоящего, то если бы оно всегда присутствовало и никогда не становилось прошлым, то это было бы не время, а вечность». В другом популярном пассаже тот признавался, что не понимал, что такое пресловутое время — временами: «Если никто меня не спрашивает, то я знаю, что это такое. Если же я хочу объяснить это тому, кто спрашивает, то не знаю». Здесь же мы наблюдаем достаточно резкое утверждение, отрицающее для него хоть какой-нибудь онтологический статус. Это всего лишь иллюзия пользователя, ошибочное субъективное ощущение простых смертных. Убери нас – и времени никакого более не будет. У Всевышнего же ничего такого нет, он располагается снаружи странной игры по имени жизнь, сторонним наблюдателем. Как так, разве не Он постоянно вмешивался в ход мировой истории по Писаниям, милосердно помогая смертным обрести спасение? Знакомьтесь – типичный богословский ход, причем во многом вынужденный. Гигантская проблема абсолютно всех монотеистических конфессий – совмещение идеи свободы воли индивидуумов с гипотетическим всеведением Вседержителя. Первый ингредиент совершенно необходим для ментального здоровья модели – иначе за какие грехи Бог будет наказывать своих подопечных, за какую праведность награждать?! Второй компонент на самом деле логически необязателен, но по историческим причинам (скорее всего, виноват избыток пиетета) тоже никак не может подвергаться сомнению в мало-мальски ортодоксальных кругах. Исходя из этих соображений, кажется высокоморальным отжать у Всемогущего Творца неба и земли созданную им фирму – время. Является ли этот подход кардинальным способом решения вышеописанной задачи спиливания модельного заусенца? В моем представлении ни в малейшей степени – но об этом подробнее в будущем курсе философии религии. А пока перейдем к вероятным праотцам и вдохновителям творчества высокодуховного Святого Отца – Платону и Аристотелю…

К какому сорту вещей принадлежит время — тем, что существуют (как дом) или тем, что нет (как справедливость)? Исчерпывающий ответ мы находим в книге Дельта Физики Аристотеля: время суть число. Если точнее, то это «количество движения по отношению к до и после». Каким же глубоким курсом он приплыл к столь мелкокалиберному заключению? «Мы определяем больше или меньше при помощи числа, больше или меньше движения при помощи времени, следовательно, время – разновидность числа». О близкой, даже интимной, связи времени и движения, понимаемого как любые изменения в самом широком смысле (т.н. становление), в один голос говорили многие античные мыслители. Зато они резко расходились в понимании сущности абстрактных понятий — таких, как числа. Как широко известно, Стагирит горячо любил своего дорогого учителя. Настолько пламенно, что подверг его менталки огню уничижительной критики. Вот и в этом вопросе он весьма последовательно не последовал ранее проложенной академической дорогой. Для Платона числа реально существовали и обитали литерально на небесах – кстати, тоже вовне времени, вечно и неизменно. Равно как вышеупомянутая справедливость, добро или другие категории. Категорически отрицалось это положение в метафизике его ученика. «Один» для него был всего лишь единицей измерения. Как мы определяем длину в метрах, а температуру в градусах Цельсия, так и он измерял количества в числах. Тем самым мистика математики-геометрии была им эффективно уничтожена. Мы выбрали числа для дела подсчета чего-нибудь столь же произвольным образом, как могли бы маркировать градусники по шкале Фаренгейта, а расстояния оценивать в попугаях. Что такое тогда время для классиков философии? Для Платона – жалкая пещерная тень мира высоких идей. Для Аристотеля – произвольно выбранный нами способ измерения количества движения (а вот последнее у него на самом деле существует). В обоих случаях время отстреливалось за ненужностью.

А сейчас напоследок давайте совершим мысленный кульбит от отсталой древнегреческой физики к нынешней передовой и научной. Какую роль она отвела времени? Знакомая картина – его отжали практически из всех уравнений. Что я хочу этим сказать? Видите ли, в математике функции определяются различными способами. Можно, скажем, это сделать (пусть и несколько громоздко) при помощи тупого перечисления великого множества ее значений. А вот т.н. рекурсивные особи задаются формулой, вычисляющей результаты на следующем шаге из предыдущих. Простой пример последних – числовой ряд Фибоначчи, где каждый его участник является суммой двух своих предшественников. Нередко удается построить общий алгоритм, вычисляющий результат на произвольном энном шаге. Однако в самом общем случае этого сделать не удается. Тогда как раз и приходится медленно подниматься на одну ступеньку за раз, и тогда как раз время явно в этой процессии наличествует. Однако большинство законов природы мы моделируем при помощи т.н. аналитических функций и/или их производных. В них, коль скоро известны граничные условия (а их можно измерить), то достаточно только подставить эти данные в готовый оракул, и всемогущий демон Лапласа, переселившийся нынче в компьютеры, наколдует предсказание на любое заданное мгновение в будущем (или откроет нам сокровенные тайны прошлого). Некоторые поправки этой сказки на чувствительность хаоса макромира или недетерминированность квантов микромира оставили в целом в неприкосновенности вековечную мечту человечества – отловить-таки золотую рыбку инвариантности в бурном океане Вселенной. Нет, мы еще не прикончили время до конца, но уже обложили со всех сторон. И эта метафизическая охота давно перешла в хроническую стадию…

Хуже того, похоже, что близится внеочередной кризис. Знаменитая теория относительности заточила время в четырехмерный картезианский катафалк. А что же философы, как они отреагировали на предложение сыграть в сей модельный ящик? По-разному. Например, на полном серьезе. Время для безвременья – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.