Нет перцепции без концепции. Вопрос «(Боже мой,) что это?» только в самых редчайших случаях приводит к созданию новой модели нулевой фазы своего развития. Обычно нейронные сети нашего головного мозга рутинно справляются с задачей распознавания образов, причем, как правило, правильно. Мир феноменов психики уже предварительно нарезан где-то в недрах наших извилин на дискретные ментальные модели. Наиболее мускулистые особи из них могут похвастаться повышенной силой своих синапсов. В процессе обработки полученного запроса на уровне подсознания самая мощная из них побеждает своих конкуренток и представляет на суд сознания свою готовую версию происходящего. Большей частью, мы, недолго думая, принимаем ее на веру. В результате, как любят выражаться многие философы науки, любые наблюдаемые факты у нас оказываются нагружены теорией. Верно ли обратное утверждение – возможно ли создании концепции без перцепции? В мои творческие планы сегодня не входит обсуждение ошибок приземленных теорий эмпиризма, в целом, и tabula rasa, в частности. Целю выше – прямо во Всевышнего. Его ведь банально не видно, как же мы обрели эту модель? Существует, конечно же, такая штука как мистические переживания. Однако вместе с ними в наличии и смутное подозрение, что возникают оные уже после обретения идеи Бога, из жгучей потребности с Ним пообщаться. Как иначе объяснить тот факт, что христианам стабильно является милосердный любящий Христос, мусульманам – могучий мудрый Аллах, а некоторым индусам — вообще нечто аморфное и неперсонифицированное? Это, скорее, та самая сортировка по заранее заготовленным сусекам, о которой я говорил в первых строках сего текста. Создали же мы их (вероятнее всего) принципиально другим путем – «функциональным». Боже мой, а это еще что такое?

Хотя я наверняка что-то уже на данную тему в БГБ говорил, это, возможно, тот самый случай, когда Вам придется приютить у себя в голове новую ментальную модель. Значительный кусок «смысла» понятий представляет для нас то, какую функцию они исполняют – т.е., какую роль играют, как их можно использовать в наших целях. Возьмем хоть стул, на котором Вы сейчас сидите (или диван, на котором лежите). Да, мы его можем осмотреть, пощупать, разобрать на части или даже при желании понюхать или укусить. Тем не менее, помимо этого для нас он – это тот предмет, на котором можно отдохнуть, расслабив конечности. Именно благодаря этому атрибуту мы легко распознаем различные вариации его исполнения, включая самые экзотические формы. Аналогично работает модель Всевышнего. Ее на зубок никак не попробуешь, зато в авраамических религиях на нее одну повешена гигантская гамма функциональных обязанностей. Помимо сотворения мира, Он еще и должен персонально заботиться о моральном облике каждого верующего, работая Вездесущим без перерывов на шаббаты и церковные праздники. Полагается, что именно Он генерирует у людей поток мыслей в голове и поток событий на жизненном пути (в том числе, после его завершения). Он же наказывает за непослушание и награждает за верность своим заветам. Эта последняя идея, конечно же, существовала задолго до возникновения Библии. Презренные язычники своих многочисленных идолов по-другому вообще практически не воспринимали. Их прежде всего интересовала организация эффективной взаимовыгодной торговли с ними. Главным вопросом был: какие же вам, боги, платить налоги? Хотя конкретно эта проблематика была монотеизмом во многом успешно снята посредством четкой спецификации интерфейса с небесами, личность Всевышнего продолжала вызывать самый живой интерес живущих под сенью Его. Это сейчас у современных ученых эта тема исследований пребывает в категории негласного табу. А вот в темные века средневековья ничего не занимало людей больше, чем светлый облик своего Господа. Именно полузаброшенная нынче теология была тогда безраздельной царицей наук. Именно поставленные ей проблемы должны были быть разрешены в первую очередь. Именно их обсуждение порождало жгучие богословские споры и, в конечном итоге, не менее жгучие костры для тех лузеров, которым не посчастливилось оказаться в лотке отбраковки с ярлыком «еретики».

Большим авторитетом на мусульманском Востоке стал древний Аристотель. К этому времени он был уже, конечно, мыслителем не первой свежести. Однако именно это почиталось окружающими за его большое достоинство. Ведь истины prisca sapientia предполагалось искать в глубине веков — чем больше выдержка, тем драгоценнее эликсир мудрости. При этом он занимал руководящую должность – был начальником целого хозяйства перипатетиков. И его интеллектуальную собственность составляла не пара тупых, как баранов, идей, а целые отборные стада первоклассных моделей. И жить бы ему в этом мире сыто и счастливо, кабы не одна загвоздка – неуважительное отношение к Аллаху (Закону). То, что он Его отправил на самую периферию небесных сфер, еще куда ни шло – это положение еще можно было почитать за возвышенное. Однако полностью освободить Всемогущего от его основной функции Творца неба и земли?! Предполагать, что те существовали вечно?! Ограничить Его обязанности работой недвижимым движителем?! Словом, отвести Ему столь скромную роль в истории рода людского и его спасения?! Нет, это категорически невозможно было позволить. Патриарху срочно требовалось … жениться. А что такое? Между прочим, об этом думать никому не рано и никогда не поздно! Кто же мог лучше подойти на роль невесты, как не модель неоплатонизма?! Отличница-богомолка, чемпионка христианских теологических игр, наконец, просто красавица! Но вот беда, хотя жених был согласен, да и родственники (начиная с Порфирия) тоже, а вот невеста … Удивительно несерьезно относился к столь выгодному браку еще папа Плотин – в своих сочинениях он неоднократно указывал Стагириту на его грубые идеологически-философские ошибки. Да и сама модель вовсе не стремилась замуж, будучи в плену типично платонических чувств. Что же делать?! Есть такой старинный красивый обычай – похищение. Именно эту нелегкую задачу взяло на себя произведение, о котором шла речь в нашей предыдущей статье. Именно она была призвана устранить пустые места в паспорте профессионального холостяка гражданина Аристотеля. Давайте посмотрим, насколько ей это удалось…

«Теология Аристотеля» (в дальнейшем ТА) — не вполне перевод. Это сочетание парафраз из «Эннеад» вместе с расширенным комментарием на них и даже, местами, их адаптацией. Хорошо понятно негативное отношение к языческому наследию – тщательно вымараны все тексты, которые говорили о богах во множественном числе. Характерны попытки подмешивания в общий котел аристотельщины. Например, распил психики человека на три части в неоплатонизме предполагал рецепт из «Государства» (разум+страсти+живот). Арабский же вариант деления был импортирован напрямую из «De Anima» – на растительную, животную и рациональную части. Явным образом была подчеркнута мысль о «мысли, мыслящей себя» – о чем же еще думать Всеведущему, как не о себе, Совершенном?! Заметим, что Первому Принципу в понимании Плотина негоже заниматься столь низкородным занятием (это удел расположенного «ниже» Интеллекта). Ведь мышление предполагает субъект и объект, а Единый неделим. А по некоторым вопросам богословия автор ТА не был согласен со всеми прославленными греками. Скажем, ему непременно потребовалось «доказать», что Всевышний является средоточием всех самых хороших предикатов. Сделано это было по самобытной «логике». Если Он — причина существования души, то в Нем обязаны находиться все ее предикаты, только в рафинированном, улучшенном виде. Эта трактовка напрямую противоречит оригиналу, который утверждал, что место добродетелей – даже не в интеллекте и тем паче не в том, что скрывается еще выше него (Бог). Потом, для Плотина Единый – не Сущность. В арабском пересказе смысл этой модели чуть изменен. У Него нет наличия «существования» (вероятно, предполагается, что это некий дополнительный атрибут), но все сущее проистекает из этого родника. Более того, для Бога постоянно используются нехарактерные для неоплатонизма эпитеты «создатель», «творец» и «источник». Конечно же, они происходят из принятых в Коране стандартов обращения к Аллаху. Тем не менее, ТА следует Плотину в его учении о вечности мира, а его создание почитает необходимым событием (т.е., оно не могло не произойти).

Итак, синтез моделей состоялся, причем мы не можем не признать успех неравного брака по расчету. Аристотелю пришили именно то, что ему больше всего недоставало — вторую, божественную половину. Отныне «его теология» стала отчетливо попахивать ядреным платонизмом. Более того, автору ТА удалось удалить модельным напильником некоторые откровенные заусенцы языческой философии, несовместимые с современными ему верованиями. Дело было в стародавние времена. Вероятно, как раз поэтому, в отличие от советского кинофильма, похищение осталось безнаказанным. Пленница-модель сдалась на милость обычаям своего жестокосердного времени. Но и наш БГБ-шный суд, хоть и самый гуманный в мире, не может не признать смягчающих преступление благоприятных обстоятельств. В их числе, прежде всего, многочисленное модельное потомство от этого союза. Кто же помог украсть строптивую невесту? По мнению некоторых ученых, на эту функциональную роль просится знаменитый ученик Плотина Порфирий. Главным свидетельством в пользу этой гипотезы является доктрина «docta ignorantia», происходящая из его комментариев на «Парменида». Это некий вариант популярного до сих пор однострочника «многие знания – многие печали», утверждающий примат невежества над ученостью. И в самом деле, мы находим следы этой модели в тексте ТА. Однако даже само авторство Порфирия вышеупомянутого комментария оспаривается. Помимо этого, следы той же нехитрой идеи можно найти и в оригинальных «Эннеадах». Поэтому самым правдоподобным «Багдадским вором» является сам переводчик ибн Наима аль-Химси. Почему же он так поступил? Вряд ли дело было в излишках алкоголя. Он был просто так влюблен в свою модель, что лишился памяти о ее настоящих родителях. Своими руками подсадил он ее в кабриолет истории науки. И еще помахал на прощание — счастливого пути! Вышла она оттуда женой товарища А… Ах, какого жениха!

Мы сегодня напоследок занимались гаданием на арабской гуще. При этом я не упомянул самое важное свидетельство в пользу высказанной нами гипотезы об авторстве ТА. Это утверждает сам пролог этого произведения. При этом он упоминает еще одного персонажа, который осуществил конечную редакцию манускрипта. Это была во всех отношениях замечательная личность. Кто именно и в чем заключалось его влияние на развитие моделей – об этом в нескольких следующих сериях расскажет Вам Блог Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Историками не рождаются, историками становятся. Нет, я вовсе не хочу оспорить наличие врожденных психологических черт характера людей по модели tabula rasa. Какие-то генетически (или иначе) обусловленные предрасположенности у нас точно существуют. Просто желаю немного порефлексировать о своей собственной «истории настоящего» (выражение Мишеля Фуко). Как я дошел до жизни такой, что нахожу удовольствие копаться в пыли веков давно минувших дел?! Ну, в начале, как это полагается, я родился. И не абы где, а внутри совка. Этот тривиальный факт моей трудовой биографии уже во многом диагноз. Дело не только в том, что это был театр абсурдного триумфа исторического материализма. По моему глубокому убеждению, он и победил-то во многом потому, что идеально подошел к российскому психотипу. Мы все думаем думу о былом ничуть не менее интенсивно, чем о настоящем. Причем, нас интересуют не просто сухие факты. Мы активно бороздим бескрайние бы-пространства, поливая дождем из лайков или наоборот популярных персонажей. Дебаты о роли личности условного Петра Первого (Сталина, Ивана Грозного, подставить по вкусу) могут у нас порождать такие же штормы, как и обсуждение госбюджета на следующий год. С переходом на личности и выходом в мета-контекст. Для тех, кто полагает, что это нормально, сообщу – есть такие ментальные места, где с этим сушь и гладь, и модельная благодать. Возьмем, к примеру, хорошо известное мне королевство Нидерландов. Представьте себе, подавляющее большинство населения абсолютно не интересуется прошлым собственной страны. Все их помыслы – о сугубо текущих проблемах современного общества. Своих национальных героев они знают по именам исключительно благодаря названиям улиц. Уроки истории здесь – одна из самых скучных школьных дисциплин. Учебники содержат набор плохо связанных друг с другом отдельных рассказов – чуть-чуть о древних римлянах, потом сразу Наполеон, а за ним немедленно наступают мировые войны. Книги по этой тематике, как правило, содержат такой набор данных, от которых и в самом деле скулы сводит.

Это, конечно, все очень крупными мазками, что суть грех. Удержаться от него стоит психических сил, так что я, пожалуй, сэкономлю на этом и продолжу спекуляции на жареные национальные темы. Не могу утверждать наверняка, но имею основания полагать, что схожая скучная ситуация с этим делом и у датчан, и у разных прочих шведов. Может быть, историцизм — это какая-то болезнь славян? «За» эту версию родственные духом духовные наследники Речи Посполитой, «против» — относительно спокойные чехи. Но в великом далеко проживают еще и многие потомки бывших подданных бывшей Британской империи. Они просто обожают все, что связано со стариной. Только они платят бешеные деньги за недвижимую рухлядь под названием «House of character». Если их вместе с русскими и поляками принять за единицу измерения, а голландцев за абсолютный ноль, то французам по этой шкале я бы дал 0.9, а немцам — примерно 0.5 (они честно стараются отречься от своего темного арийского прошлого). Моя собственная гипотеза для объяснения этого феномена в том, что эти значения как-то коррелируют с популярностью в обществе модели самоизбранности. И в самом деле, «Третий Рим», «от можа до можа», «Land of Hope and Glory» совпадают с наивысшими значениями по нашей шкале. С противоположной стороны спектра какой патриотизм можно разглядеть в “Lage Landen” (низкие земли)?! Заметим, что предложенная мной модель не просто описывает наличествующие данные, она может что-то еще и предсказать. Например, рост интереса к прошлому в Америке (самоизбранного локомотива свободы и демократии) по мере обрастания их куцего исторического наследия новыми напластованиями. Ее можно фальсифицировать, следовательно, Карл Поппер посчитал бы ее научной.

В любом случае, рождение было лишь первым, начальным фактором становления моей головокружительной карьеры от советского гражданина до верноподданного Виллема-Александра. Явно недостаточным для создания историка, иначе на этом поприще трудились бы все двести миллионов. Вглядываясь в свое далекое детство, отрочество и относительную юность, я обнаруживаю две книги, которые оказали на меня существенное влияние, толкнув в направлении к моей нынешней пагубной страсти. Первая из них – «Movements in European History» Дэвида Лоуренса — на самом деле была хронологически второй. Прочитал я ее в оригинале, когда немного овладел английским языком. Мой беглый заход в гугл даже не обнаружил перевода на великий и могучий. Если по смыслу, то из названия я бы сделал «Течения в Европейской истории». Это произведение знаменитый романист написал с чисто меркантильными целями, тем не менее ему удалось создать (на мой взгляд) высокохудожественное полотно. В нем почти нет дат, отсутствует и строгая непрерывная последовательность изложения материала. Зато нарисована картина, где один метафизический вал накатывает за другим. Словом, эпика этого повествования поразила мое испорченное марксистским мировосприятием воображение. Однако еще задолго до этого в застекленных шкафах нашей кооперативной квартиры мне попалось под руку полное собрание сочинений Цвейга, а в нем том со «Звездными часами человечества». И я запоем впитывал в себя увлекательные рассказы об открытии Тихого океана или Южного полюса, падении Константинополя или Наполеона…

Конечно же, тогда (мне было, наверное, лет десять) я не давал себе сознательного отчета о том, что именно мне нравилось в прочитанном. Сейчас, при попытках рационализировать, мне кажется, что самый глубокий след у меня в душе оставили те новеллы, которые подчеркивали таинственную функцию исторической случайности. Безусловно, пафос и символизм покорения неизведанного (Нуньес де Бальбоа или Роберт Скотт) мне тоже были интересны. Но по-настоящему дух захватывали путешествия в те бы-миры, где греки не забыли бы запереть Керкапорту или Груши вольнее трактовал бы полученный приказ. Не могло в них такого случиться, чтобы Византийская империя выстояла бы против Османской? Или Сто дней продлились бы лет десять? Этот вопрос, вероятно, покажется Вам глупым и детским. Конечно же, кабы янычары не смогли воспользоваться открытыми воротами, то рано или поздно разрушили бы стены своими гигантскими «камнеметными машинами». И кабы не Веллингтон с Блюхером одолели вырвавшегося на волю корсиканского льва, то его бы отловили непобедимые бравые Преображенцы или Семеновцы. Однако не спешите с суждениями, вдумайтесь в проблему чуть подольше. Она на самом деле есть, и заключается в самом наличии элемента случайности. Если бы город турки взяли измором или превосходящие силы союзников победили французов «на классе», то это не вызывало бы ни малейшего удивления. Но зачем же госпоже истории потребовалась такая ненужная «синхроничность»? Если внимательно присмотреться, то страницы летописей испещрены подобного рода осмысленными «случайностями». Об одной из них – т.н. «Теологии Аристотеля», находящейся строго по курсу нашей «Истории моделей», я хотел бы Вам сегодня рассказать…

Конкретные обстоятельства случившегося, скорее всего, не вызовут у Вас ни малейшего удивления. Все, что произошло – в арабском мире материализовалась книга Аристотеля под вышеупомянутым названием. Точнее, псевдо-Аристотеля. Подвох в том, что ее содержимое – кусок «Эннеад»(с некоторыми комментариями). Ну и что же, скажете Вы, будучи вооруженными историческими познаниями из БГБ? Это ведь вполне в духе эпохи – типичная псевдоэпиграфия! Это и в самом деле так. Почти достоверно известно, что первоначальный перевод на арабский исполнил христианин по имени ибн Наима аль-Химси. Он вполне мог пользоваться каким-то ныне утерянным греческим текстом. Он так же запросто мог сменить автора методом элементарного подлога по тем или иным соображениям. До сих пор ничего необычного. Однако в этом досье все же наличествуют некоторые странности. Во-первых, статус Плотина в позднем античном и раннем христианском мире был достаточно высоким — зачем тогда потребовалось его перекрестить в Аристотеля? Во-вторых, почему эту очевидную ошибку уже в мусульманском мире никто не обнаружил и не исправил на протяжении веков банальным методом сравнения текстов друг с другом? Наконец, в-третьих, и это самое важное, эта случайность настолько осмысленна, что отчетливо попахивает каузальностью.

Что именно я имею в виду под последним тезисом? Давайте на скорую руку проинвентаризируем пещеру сокровищ античных философских моделей с точки зрения полезности для возникновения науки. Из глубин мысли праотцов Сократа-Платона произвелось сразу несколько течений. Киников (помимо вероятного влияния на христианство и стоицизм) можно сразу списать за направленностью их доктрины – их интересовала только этика. Стоики могли бы быть поглощены в одном пакете с астрологией, однако их тоже мало интересовало изучение внешнего мира, фокус стоял на достижении душевного равновесия, счастья внутри себя при самых неблагоприятных обстоятельствах жизни. В целом весьма прогрессивный атомизм-эпикуреизм не имел ни малейших шансов в среде монотеистических религий без предварительных дополнительных прививок – мешала несовместимость моральных идеалов и махровый материализм. Скептицизм (хоть в Академической, хоть в Пирроновской интерпретации) – идеальное стенобитное орудие для сокрушения неприступных догм, однако не жилец в мире господствующего фидеизма. Процесс вычеркивания привел нас ровно к двум опциям – (нео-)платонизм и перипатетики. Из них первая была максимально близка по духу к теизму. Постулировался создатель нашего мира, подчеркивалась нематериальная сущность идей, объяснялось происхождение зла. Неслучайно эту модель так возлюбили ранние христиане, в том числе такие авторитеты, как Ориген или бл. Августин. Неслучайно именно эту концепцию смидрашил в ортодоксальную теологию псевдо-Дионисий. Однако с ней была одна небольшая, но существенная тонкость – дама страдала от хронического бесплодия. Если почитать тело за тюрьму для души, а мир за далекую периферию эманаций Единого, то получится мир отшельничества, а не научных лабораторий. С другой стороны, как я уже неоднократно отмечал, учение Аристотеля (при всей своей ложности) имело ряд важных достоинств – определенный акцент на эмпирике, трансцендентность Бога, всеобъемлющая картина бытия. Путались же под ногами постулат о несотворенности мира, отсутствие сверхъестественных сил, некоторые особенности этики. Как раз те компоненты, которые наличествовали у конкурирующей организации!

Их бы взять да перемешать! Ан нет, ментальные модели так просто себя раздробить на пропозиции не позволяют. Попытки «гармонизировать» учения исполинов прошлого в контексте мифа о «золотом веке» начались примерно с Порфирия, однако не привели к существенным результатам. Раннее христианство решительно сбрасывало с корабля спасения душ Стагирита как ненужный балласт – достаточно вспомнить жесткую критику Иоанна Филопона. И тут у арабов все срослось — в один звездный час! Какой там час – в одно волшебное касанье, в одно чудное мгновенье! Какое именно стечение обстоятельств заставило аль-Химси нахимичить с именем автора?! Ну что тут особенного, скажете Вы? Просто, наверное, какая-то мысль пришла ему в голову. Или просто что-то дернуло за руку. Или может просто с похмелья перепутал. Мало ли что? Просто, просто, просто… Обратите внимание, друзья мои, что в нашем пост-Дарвиновском модельном ряду «эволюция» заменила «Всевышнего», а «случайность» — «чудо». Поэтому вполне естественно, что они унаследовали часть их атрибутов. Выбор наших мудрецов остановить цепочку каузального объяснения на этом «просто» столь же произволен, как и раньше на «Божьей воле». Не знаю, как Вам, а на меня довольно этой «простоты». Я желаю посмотреть, что у нее внутри и что у нее снаружи. Может быть именно там спрятаны те загадочные «звезды», которые вели человечество к науке?!

Когда мы видим прерывистую или пунктирную линию, то распознаем ее как единое целое. Когда я смотрю на «звездные часы человечества», то тоже замечаю то, что им предшествовало. Векторная сумма психических движений человечества того времени четко смотрела в сторону забывчивости привратника осажденного второго Рима, тупости маршала Франции и креативности арабского переводчика. Вы не слышали? Синхроничные случайности не просто случаются, они еще ходят стаями. Восхождение на хребет Аристотеля продолжается – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Жил да был в одном бы-мире, в отдельной меблированной квартире … когда-то здоровый мужик, а теперь дряхлый старик. Дедок тот — самых лучших правил, с Законом Божьим не лукавил. И вот он как-то занемог, и явился к нему Бог:

— Для праведника настоящего у меня есть путевка горящая!

— Куда?

— Прямиком в рай! Персональная келья класса люкс. Все современные удобства. По радио хор ангелов псалмы распевает. Ванна с гидромассажем классической системы «Купель». Кондиционер дышит ладаном, удельное содержание благодати по паспорту – не менее 10%. В персональный потир автоматически подаются Святые Дары. По голосовой команде через даропровод анженерной работы.

— А как там со жратвой? Чем питаться буду, Духом Святым?!

— Им самым, единосущным. Весь холодильник им забит.

— А много ль там в запасе есть?

— Да веков этак на пять или шесть. Больше тебе пока не съесть. А потом автоматически подкачают. По голосовой команде через духопровод анженерной работы.

— А гурии будут?

— Окстись, окаянный! Нет, такие пакости, слава мне, у нас не водятся. Это тебе в соседний санаторий очередь столбить надо было. «Прямой путь» называется. А у нас «Путь узкий». Седина у тебя в волосах, а бесы ниже.

— Прости, Господи!

— Ну да ладно, прощаю — ты этого не говорил, а я в файле затру. Еще вопросы будут, а то я на партсобрание Троицы опаздываю?

— Последний — а соседи кто, люди душевные?

— Я же сказал – келья персональная. Очередная победа самой передовой теологической науки — кардинальное решение проблемы любви к ближнему своему посредством изоляции ближних друг от друга. Общения захотелось? От него один грех пустословия. Нами же созданы идеальные условия для творения Иисусовой молитвы 24 часа в сутки. Только для истинных христиан!

И задумался старче, и пригорюнился… Житие, конечно, беспечное, но отшельничество вековечное?! А вот Вы, друзья мои, что бы выбрали в этом бы-мире? Если и Вашу душу гложут сомнения, то это совершенно нормально. И если Вас тоже пугает бесконечное одиночество, то Вы в этом не одиноки. Например, по данным самой передовой психологической науки – мы с Вами существа социальные. Настоящее счастье – это когда вокруг все счастливы. Получается что-то вроде системы с положительной обратной связью. Мы усиливаем душевные колебания друг друга. Да и неврологи подтверждают эти наблюдения обнаружением зеркальных нейронов в головном мозге каждого из нас. Кого не напугает карьера Цвейговского доктора Б. на постоянной основе?! Модель homo sapiens обязана своим коммерческим успехом во многом своей способностью спаивать нас в слитные стаи, нации, орды или конфессии узами единых менталок. Мы, конечно, можем перетерпеть некоторое время наедине с самими собой в ожидании освобождения или райского будущего. Но подобная бессмертная жизнь, пусть и сытая, теряет всякий смысл.

Благополучно завершившийся мыслительный эксперимент в прелюдии этой статьи был мной организован не только с целью Вас позабавить, но для того, чтобы подчеркнуть общественный характер нашего бытия. Нам претит не только безделье, но и дело, которое никому не нужно и которое никто не ценит. Оно кажется нам бессмысленным времяпровождением. А ведь философская деятельность в античности была как раз таковой. Приходилось долго и без очевидной пользы работать в одиночке, коллективный ментальный труд – относительно недавнее изобретение. Редкость научной формы жизни была обусловлена и другим важным фактором. Помимо готовности выделить свое время и силы на отвлеченные размышления необходима была чисто материальная возможность принести на алтарь истины необходимые жертвоприношения. Эта проблема на протяжении столетий решалась методом самофинансирования. Как правило. Исключения из него можно пересчитать при помощи фигуры из трех пальцев – Академия Платона, Лицей Аристотеля (при помощи Александра Македонского) и Александрийская библиотека Птолемеев. Именно поэтому ученых было банально мало. Именно по своей жидкости ручейку древнегреческой науки никак не удавалось пробиться к бескрайнему океану познания. И тут вдруг при Аббасидах (начиная с аль-Мансура через аль-Рашида к аль-Мамуну и не заканчивая им) на всех желающих и могущих внести свою лепту в общее интеллектуальное дело пролился настоящий фонтан из инвестиций. Это был принципиально новый феномен – государственного и частного меценатства практически без перерывов на Рамадан. Давайте сегодня проследим за некоторыми историческими персонажами этого процесса – «Мамункиными сынками».

Их звали «Бану Муса» (клан Мусы) – Мухаммед, Ахмед и Хасан. Биологический отец этих трех братьев (Муса ибн Шакир) был ровесником халифа Гаруна аль-Рашида. В молодости промышлял разбоем на большой дороге, а, остепенившись, переквалифицировался в гадателя на Зодиакальном круге, т.е. астролога. И не так себе рядового предсказателя погоды для широких кругов населения, а в настоящего Мерлина при дворе вице-короля исламского рейха в изгнании (в Мерве) аль-Мамуна. Когда пришел его час предстать пред ликом Аллаха, благодарный клиент(вероятно, расчувствовавшись в эмоциональном порыве) принял на себя обязанности по заботе о его отпрысках, т.е. почитай, чуть ли не усыновил их. Они получили блестящее по своим временам образование и сопровождали новоиспеченного предводителя правоверных, отправившегося на новоселье в свою новую столицу. Там, при пресловутом «Доме Мудрости» они продолжили свое интеллектуальное развитие, вращаясь в сферах самых выдающихся мыслителей эпохи. Там же со временем началась и собственная научная карьера бывшей разбойничьей семьи. Каждый из них по отдельности был блестящим ученым. Все вместе они написали множество трактатов по геометрии и механике. Сказывают, что старший брат (Мухаммед) осмелился предположить, что небесные тела подчиняются тем же законам природы, что и земные. При остром желании некоторые тезисы его книги «Движение звезд и сила притяжения» можно видеть, как предтечи Ньютоновской гравитации. Забавна «Книга остроумных устройств», в которой вниманию читателей предлагались такие экзотические машины, как роботизированная флейта. Братья принесли большую пользу ненародному хозяйству империи, руководя инженерными проектами по снабжению водой быстро растущих городов Багдада и Самарры. Будучи на полном господском обеспечении, они не скупились и тратить его на благие дела. Если летописцы нам не врут, то на их иждивении находилась целая команда переводчиков, которым они платили зарплату до пятисот динаров в месяц (в это верится с трудом — слишком крупная сумма). Почти достоверно известно, что именно они обнаружили и определили к полку толмачей юное дарование Хунайн ибн Исхака, героя одной из последних статей.

И повелел халиф аль-Мамун открыть при «Доме Мудрости» обсерваторию. И приказал наблюдать за движением небесных светил. И проверить (а где нужно и уточнить) Величайшего («Альмагест» Птолемея). И узнать судьбы всего сущего на Земле. Целая плеяда других духовных сыновей аль-Мамуна приняла участие в этом начинании. Помимо Бану Муса в рабочую группу немедленно попал их собственный учитель, этнический перс, Яхья ибн аби Мансур. И придворный математик, этнический араб, аль-Аббас аль-Джаухари. И рекомендованный им халифу потомственный астролог, этнический еврей, Санад ибн Али. И хорошо известный нам по предыдущей статье уроженец современного Узбекистана аль-Хорезми. И еще неизвестный нам, но ненамного менее знаменитый уроженец Ферганской долины аль-Фергани. И многие другие… И они верили в меру. И измерили они положения многих неподвижных звезд, Солнца и Луны. И решил аль-Мамун удвоить свои усилия. И открыл вторую обсерваторию — в Сирии. Ее возглавил другой замечательный астроном — аль-Марварруди, самолично спроектировавший и построивший несколько новых измерительных инструментов. Предметом его особой гордости стал пятиметровый стенной квадрант. Он был сделан из меди, поставлен на мраморное основание, встроенное в скалу, и выровнен строго по меридиану. Углы с его помощью теперь могли быть измерены с беспрецедентной доселе точностью. Результатом совместной деятельности творческого коллектива авторов (которых называли «Компаньонами Проверенных Таблиц») стал новый «зидж» аль-Мамуна. Им же принадлежит честь определения точного периметра Земли, географических координат многих городов и последовавшего за этим прорыва в области картографии…

По существу, речь шла о первых в истории человечества крупномасштабных научных проектах, причем проводившихся полностью на государственные средства. Сегодня я попытался показать при помощи увеличивающих очков модельного видения другой аспект арабского Ренессанса– массовый характер происходившего. Научные достижения – тонкий продукт горизонтального сотрудничества большого количества образованных индивидуумов. Обширная социальная база этого процесса – sine qua non его успеха. Ее появление при Аббасидах не было случайностью, хотя не было и их осознанным решением. Это стало всего лишь следствием новой системы организации когнитивной деятельности. Уже не сам халиф или отдельные хорошо обеспеченные индивидуумы коротали время за паранаучными спекуляциями. Они прекрасно чувствовали себя на своих мягких диванах, до отказа набитых драгоценными камнями и металлами. Через небольшую дырку в их обшивке стала просачиваться тонкая струйка денег. И именно она обеспечила длительное существование принципиально новой структуры. У аль-Мамуна появилось еще одно интеллектуальное детище – модель госфинансирования науки. И ей было суждено пережить века. Сейчас именно она доминирует в ландшафте НИИ или университетов, занимающихся фундаментальными исследованиями. Я не желаю ее перехвалить, поскольку моделям полезно развиваться дальше. И не желаю болеть евроцентризмом (и нынчецентризмом), пытаясь оценить ее на основании полезности для современности. Возвращаясь в контекст царствования аль-Мамуна, у него родилось не только множество умных сыночков, но и весьма желанная моделечка-дочка…

Итак, вначале поругав аль-Мамуна за недальновидную политику искоренения инакомыслия, мы вдоволь похвалили его за разворачивание научной инфраструктуры. Похоже, что мы совсем запамятовали удивительный сон, в котором он общался с Аристотелем? Что же, ему так и не суждено было стать вещим? Нет, уж позвольте — у меня все ходы записаны, в том числе будущие. Философия не забыта в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Немногие первопроходцы прокладывают путь флотилиям негоциантов, армиям завоевателей и толпам туристов. Один уроженец города Святого Марка дошел до сказочного царства Кублай-хана через безжизненные пустыни и заснеженные перевалы. Звали его Марко Поло. Книга, написанная им в тюрьме, вдохновляла Генриха Мореплавателя и Христофора Колумба. Португальских купцов сменили английские пушки, принудившие Срединную Империю к цивилизованной торговле опиумом. А сейчас даже жители самых отдаленных китайских аулов не образуют очереди, чтобы взглянуть на живых лаоваев… Пот и кровь оставшихся без вознаграждения изобретателей колеса закатаны в асфальт, по которому катаются миллиарды автолюбителей. Двое фанатов своего дела потратили лучшую половину своей жизни на то, чтобы собрать из осколков доступных для своего времени материалов аэроплан, а худшую на то, чтобы собрать осколки своих патентных прав в разразившейся судебной тяжбе. Это были братья Райт. Никто и не вспоминает о них, когда летает самолетами Аэрофлота…Единичные гении сменяются поколениями эпигонов, креативность превращается в рутину. Как-то раз один чудак поехал во Францию на деньги своего младшего брата. Он был поэт, и он видел новую красоту, и он рисовал ее. И он искал инспирацию, и он безумствовал, и он умер непризнанным. Через полгода скончался и его неудачливый спонсор. Его величали Винсент фан Хох. По проложенной им колее прошла столбовая дорога современной живописи. Почтеннейшую публику влиятельные критики приучили выражать восхищение его картинами и платить за них бешеные миллионы…Вот и в науке отдельно взятые революционеры гарантируют последующее бюджетное финансирование многочисленных НИИ. Существенное отличие от вышеприведенных историй в том, что тем тоже необходимо познавать что-то новое, шагать вверх по лестнице моделей. Однако и здесь шаг шагу рознь. Одно дело сдвинуть парадигму, выкинув в пропасть старые шаблоны и перепрыгнув к принципиально новой системе понятий. Другое — решать мелкие ребусы по готовым образцам. При этом и ученые постоянно пользуются наработанным аппаратом, сводя непонятное к тривиальному. Похоже, что единичное вдохновение всегда предшествует массовому потреблению. Отчего так?!

Математику могут потребоваться сотни логических шагов для доказательства теоремы, но для того, чтобы ее впоследствии применять на практике, помнить их совершенно необязательно. Некогда сложные проблемы сводятся ими к механистическим алгоритмам — стандартным приемам решения стандартных задач. Именно им мы в основном обучаем наших детей в школе. Год за годом они занимаются решением одних и тех же примеров, вырабатывая у себя навыки на уровне рефлексов, автоматизм на уровне роботов. Эта нелегкая работа продолжается и в университетах, разве что вместо вычисления дискриминантов студенты занимаются дифурами. Почему же мы не научим подрастающее поколение творческой деятельности? Нет ли такого особого метода, при помощи которого можно было сотворить все остальные? Увы, если таковые и существуют, то только ad hoc, в определенных строго ограниченных предметных областях. Отчего такая несправедливость? Обратим внимание на то, что все задачи, которые мы почитаем за открытия, обладают сугубо комбинаторной природой. Их очень много – дорог к цели. Их страшно много – компонентов новых технологий. Их безумно много – направлений в мирах искусства. Их бесконечно много – научных теорий. Поэтому никак не получается составить из многих ингредиентов удачный рецепт, если отбирать их случайным образом. Тупым перебором модели не поднять, на это не хватит миллиардов компьютеров. Так где же искать всем алгоритмам алгоритм?

Мы, конечно же, неспроста заговорили об «алгоритме». Все знают, что этот зверь водится где-то в недрах наших электронных машин, обеспечивая их вычислительную мощь. Возможно, не все в курсе, откуда он родом. Представьте себе, у него тот же источник, что и у производительных сил в недрах российских мегаполисов — солнечный Узбекистан. «Dixit algorismi»- «так говорил Аль-Хорезми» – с этих слов начинался латинский вариант его знаменитой книги об индийском счете. И так исковеркал его честное имя (Муха́ммед ибн Муса́ аль-Хорезми́) переводчик. И так после ряда курьезных обстоятельств состоялась этимологическая карьера интересующего нас слова. На обложки наших учебников с его же подачи и схожими неисповедимыми путями попала еще и «алгебра». Ее арабский корень – воссоединение, восстановление. Ее математический смысл в цитате из «Al-Jebr»– «наука о восстановлении того, что неизвестно, и уравнивании одинакового с одинаковым». Как легко можно догадаться, Аль-Хорезми был (по правдоподобной догадке) уроженцем Хорезма (современная Хива). Его этническое происхождение принято полагать персидским, а конфессию — зороастризмом. Скорее всего, впоследствии он конвертировался в ислам, поскольку начинает свои сочинения со стандартной Басмалы: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного». Переселился в Багдад в начале девятого века христианского летоисчисления и со временем поступил на службу в «Дом Мудрости» аль-Мамуна. Отличился он во многих областях знания. Его перу принадлежит географический трактат «Картина Земли», содержавший точные координаты сотен городов современного ему мира. В науку о звездах его вклад составил первый арабский (хоть и основанный на индийских данных) «зидж». Под этот новый литературно-научный жанр попадали календарные и астрономические вычисления, а также подробные астрологические и тригонометрические таблицы. Философией при этом он не увлекался совершенно, да и в прославляющих его переводах замечен не был (скорее всего, не был силен в иностранных языках). Настоящую известность ему принесла работа над началами начал – математическими моделями…

В первой части своего «аль-Джебр» аль-Хорезми предложил решения для различных (квадратных) уравнений, которые, ввиду типично античного неприятия отрицательных чисел, ему пришлось разделить на шесть различных видов. Все они были снабжены строгими геометрическими доказательствами истинности. Во второй половине он продемонстрировал практическую полезность своего текста на примере стандартных прикладных задач. «Положим, некий человек умирает, оставляя двух сыновей и завещая треть своего имущества третьему лицу. От него остается 10 дирхемов наследства и долг в 10 дирхемов от одного из его сыновей. Сколько достанется каждому?» Как бы мы решали ее сейчас? Ну, это знает каждый ребенок школьного возраста. Обозначили бы искомое за икс, составили бы уравнение и дальнейшими манипуляциями с ним (переносом слагаемых слева направо или наоборот, умножением обеих частей на одно и то же число и т.д.) получили бы требуемый результат. После изначального перевода задачи на алгебраические рельсы все дальнейшее – дело несложной техники. Вот ее-то как раз и разработал аль-Хорезми. Причем сделал он это при помощи обыкновенного текста (это т.н. «риторическая алгебра»), т.е. без единой формулы (известная нам символическая нотация датируется семнадцатым веком). В чем же здесь великое творческое достижение?! Ведь квадратные уравнения решали еще в древнем Вавилоне (самый ранний текст датируется 1800-2000 BC и зафиксирован на глиняной табличке Британского Музея под номером BM 13901)?! Ни малейших проблем с ними не испытывали ни индийцы, ни греки. «Начала» Евклида содержат ряд геометрических решений подобных проблем. Наконец, разве знаменитый Диофант Александрийский не отличился высоким уровнем своей целочисленной арифметики, широко популяризированный «Великой теоремой Ферма»?! Оказывается, что в этом почетном ряду и арабам есть чем гордиться – достижениями «своих персов». Основная интеллектуальная заслуга аль-Хорезми была в том, что он предложил универсальный алгоритм для решения подобных задач, разработал процедуру для общего случая, в то время как его предшественники просто показывали ход решения для частных примеров, в надежде, что читатели сами догадаются о том, как транспонировать их на те конкретные цифры, которые им нужны.

Итак, алгоритм и алгебра – близнецы-братья. А Мухаммед Хорезмский – их счастливый отец. В его голове материализовался не только прагматически полезный метод решения квадратных и прочих уравнений. Появилась сама идея алгоритма. В мире моделей поселилось новое необыкновенно плодотворное понятие. Аль-Хорезми создал парадигму (шаблон) для усилий своих последователей. Теперь на его плечи можно было водрузить новые кубики-модели. Теперь с их помощью можно было смотреть еще дальше. Теперь для избранных оттуда открывался вид в далекое третье тысячелетие с его компьютерным раем для человечества (будем надеяться, что нас и в том зверинце будут неплохо кормить). Но и всем остальным, не столь дальновидным, полезность содеянного была очевидна. И посему неудивительно, что и современники, и относительно близкие потомки высоко оценили этот научный труд. В мусульманском мире его достижения развивали Сабит ибн Курра и Абу Камил, ибн аль-Хайсан и Омар Хайям. В Западной Европе «Алгебру» перевели дважды – Роберт Честерский и Жерар Кремонский, на нее явно ссылался знаменитый Фибоначчи. Для того чтобы построить модель алгоритма, требуется всем математикам начальник и алгоритмам алгоритм по имени … человек. К этой цели его приближает удивительный скакун по кличке … разум. А еще ему верно служит сказочный серый волк по прозвищу … Платоновская интуиция. Но и этого недостаточно для успеха. Новые модели можно создать, лишь тратя на это всю свою душу без остатка. Желание этим заниматься вкупе с психическими возможностями – крайне редкая комбинация. Вот как раз поэтому это удел единиц. Это им суждено навести мосты, по которым потом в свое удовольствие прогуливаются все остальные смертные…

В прологе своей книги аль-Хорезми восхвалил «любовь к науке, которой Бог отличил имама аль-Мамуна, предводителя правоверных, …, его любезность и снисходительность, которую он оказывает ученым, его готовность защищать их и разрешать их проблемы». Это не просто слова привычной лести. В алгоритме создания создателей алгоритмов была и приличная доля финансовой и моральной поддержки халифа. Давайте бегло взглянем на другие результаты его функционирования. Птенцы гнезда Мамунова учатся летать в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

В начале были «Начала». Сейчас поясню. Мы тут с Вами в прошлый раз обсуждали проблему осуществления переводов. Выяснили, что качество оных сильно разнится в зависимости от мастерства исполнителей. И я как-то запамятовал запустить свою любимую, хоть и уже несколько заезженную на страницах этого блога пластинку – о жгучих проблемах нашей национальной лингвистики. Теперь уж и не буду, дабы не портить никому настроение. Напротив, постараюсь его поднять, сообщив, что в отдельных случаях русскоязычные варианты некоторых названий значительно удачнее иностранных. В качестве примера приведу «Начала» Евклида. В греческом оригинале это были «Στοιχεῖα». Читается это на новогреческий манер почти как «Стихии», а дословно переводится как «Элементы». На латыни из этого получилось Elementorum, производные из которого уже впоследствии прониклив английский (Elements) и прочие европейские языки. И на русском первые Евклиды были «Елементами» и даже «Стихиями», однако почему-то прижились «Начала» с подачи Петрушевского. С моей точки зрения, это замечательный перевод, поскольку единое слово в нем несет на своих плечах одновременно два смысла. Дело в том, что эта книга, и в самом деле, была в начале славных дел – почти тех же самых, что имелись в виду в книге «Бытия» или Евангелии от Иоанна. На ее фундаменте было возведен не один корпус величественного здания современной науки. Она служила идеалом дедуктивного вывода для бесчисленного количества мыслителей. Она оказала существенное влияние на модели Коперника, Кеплера, Галилео, Ньютона. По ее образу и подобию построены философские труды Гоббса, Спинозы, Уайтхеда и Рассела. Ее можно считать почетным прародителем логики, математики и информатики. Это был исторически первый пример аксиоматической системы, наглядно показавший, какие неожиданные заключения можно произвести из простого набора незамысловатых постулатов. К счастью, далеко не последний…

Но еще задолго до «Начал» уже были числа. По мнению многих современных философов (и не менее современных физиков), адекватность применения математического аппарата к моделированию окружающего нас мира само по себе является загадочным феноменом, требующим объяснения. Но еще за многие века до наших дней Пифагор узрел числа повсюду вокруг себя и предположил, что именно они являются теми первичными кубиками, из которых построен весь космос. Может быть, не так уж и далек был он от истины?! Но еще за многие тысячелетия до Пифагора homo sapiens овладел приемами абстрактного мышления. С их помощью можно было отфильтровать то, что рознило объекты друг от друга, и затем, сгруппировав их, построить ментальную модель «единого» и «множественного». Отсюда был ровно один шаг по лестнице моделей к числам. Проще всего было определять количества на пальцах. Именно с их помощью подсчитывали немногие предметы своего (или чужого) обихода или немногих своих (или чужих) домашних животных наши далекие предки. Пальцев, как известно, пять на каждой руке, десять на двух. Если задействовать еще и нижние конечности, то получится двадцать. Последнее, вероятно, Вам покажется экзотикой, ведь на ногах считать как-то не с руки. Тем не менее, к этой системе независимым путем пришли народы различных культур, разделенные друг от друга гигантскими океанами, безводными пустынями или непроходимыми горами. Например, именно так считали индейцы майя и некоторые прото-европейцы. Рудименты сей примитивной бухгалтерской системы сохранились даже в современном французском языке. Например, число 84 – это «quatre-vingt-quatre», что в буквальном переводе означает «четырежды-двадцать-и-четыре».

Что же было еще раньше, до числа?! Конечно же, в еще более первоначальном начале было слово. Имеются в виду знаки, символы. Ведь даже многие виды животных имеют примитивные системы передачи информации друг другу. Коль скоро произносимые ими звуки или производимые ими телодвижения несут смысловую нагрузку, то каждая распознаваемая комбинация из них – модель чего-то (например, ситуации опасности). И эта способность быстро пригодилась людям в развитии технологии счета. В начале совершенно необходимо было придумать средства для репрезентации цифровой информации, т.е. знаки для ее сохранения и передачи. Изначально числа показалось удобным представлять в виде зарубок на каком-нибудь подходящем материале под руками, например, на обглоданных костях. Однако развитие жизни приносило с собой новые требования для систем исчисления. Что делать, если требуется записать очень большое число, превышающее набор щупальцев на теле человека? Одним из популярных решений стало введение в набор цифр дополнительных символов. Когда загибать становилось больше нечего, проставлялась особая метка. По понятным причинам это происходило каждые10 или 20 отсчетов. Непосредственным плюсом такой системы была относительная простота записи (и последующего плюсования) количеств. По другим критериям люди пришли к альтернативным базовым основаниям, среди которых выделялись 12 и 60. Почему именно эти числа? Возможно, что свою роль сыграло количество новолуний в году. Абсолютно точно, что важным фактором стало наличие у них множественных делителей. Наши далекие предки, в точности, как и некоторые двоечники начальных классов, недолюбливали дроби за сложность манипуляций с ними. Шестидесятеричная система была взята на вооружение в Вавилоне. С ее помощью удобно было фиксировать положения блуждающих звезд, крайне важных для произведения астрологических предсказаний. Широко известно, что именно из этого халдейского наследия мы почерпнули наше деление углов на градусы, а времени на часы, минуты и секунды.

Что же изменилось с началом эры Аббасидского халифата? Математика быстро попала в фокус внимания мусульманских ученых. Главный персонаж предыдущей статьи Хунайн ибн Исхак сделал уже третий (известный историкам) перевод «Начал» Евклида, значительно улучшив качество предыдущих. Но еще за сто лет до этого в Багдад были импортированы индийские цифры, которые мы теперь величаем арабскими. Наша десятичная система, где особое значение принимает местоположение (позиция) внутри числа (и тем самым является, как говорят математики, позиционной), впервые зарегистрирована в сочинении под названием Арьябхатия шестого века христианской эры. Спустя столетие появилась Сиддханта Брахмагупты, которая впоследствии (скорее всего еще при аль-Мансуре) была переведена на арабский язык (то ли напрямую из санскрита, то ли через персидский). Уже в славные для науки времена аль-Мамуна два почетных члена-корреспондента его Дома Мудрости — аль-Кинди и аль-Хорезми (мы посвятим их творчеству отдельные статьи) написали обширные комментарии об использовании новых индийских штучек. Переводы уже этих произведений на латынь внедрили эту прогрессивную арифметическую технологию в ментальные модели Западной Европы, откуда она в свое время проникла и в Россию. Произошло это, однако, далеко не сразу. Еще многие столетия (по крайней мере вплоть до восемнадцатого века) широко применялась римская нотация, которая, в свою очередь, происходила из древнегреческой, где для обозначения цифр пользовались буквами, фиксированные значения которых просто складывались друг с другом. Недостатки ее были постепенно осознаны учеными только по мере дальнейшего развития науки, поскольку алгоритмы произведения арифметических операций с закодированными с ее помощью числами (например, умножение или деление) были чересчур сложны. Помимо этого, новая система позволяла легко и относительно компактно записывать сколь угодно большие величины.

Ну, а что было в самом начале всех начал?! Скорее всего, «ничего» и было. Философское понятие совершенного отсутствия чего-либо можно при желании обнаружить в «Физике» Аристотеля. В истории же развития моделей чисел непустое место занимает 0. Аналоги наших нулей можно найти еще в Вавилонской клинописи, разве что они почему-то не любили помещать их в самый хвост. Догадываться, что именно имелось в виду (например, 10, 100 или 1000), предполагалось при помощи контекстной информации. Вполне возможно, что виновата в том была сама шестидесятеричная система – нулей в ней требуется намного меньше, чем в десятичной, поэтому и разборки с ними происходили значительно реже. Греки под вероятным влиянием этих товарищей с Востока использовали аналогичную систему для записи дробной части чисел. При этом так уж случилось, что для записи нулей ими был выбран похожий на современный символ «о» (греческая буква «омикрон»). Чем отличились в этом процессе интересующие нас арабы? Нет сомнений, что они получили «0» в качестве бесплатного довеска в общем пакете инноваций из Индии. Тем не менее из их творчества очевидно, что они долгое время относились к этой сущей безделице с подозрением. Положим, алгебраическое уравнение типа x2 + 2x – 15 = 0 записывалось ими исключительно в канонической форме x2 + 2x = 15.Однако четко прослеживается, по крайней мере, этимологическое наследие. Арабское слово «сифр» (означающее «ничто») неисповедимыми путями (через средневековую латынь) превратилось и в «цифру», и в «зеро» одновременно.

В чем же основной вклад исламской цивилизации в начало начал – развитие наших моделей чисел? Арабофилы увидят его во всем вышеперечисленном и добавят сюда еще изобретение методик работы с десятичными дробями. Арабофобы, в лучшем случае, определят его полезность исключительно как временное ответственное хранение чужих знаний. А я Вам вот как скажу. Сама постановка этого вопроса для нас малоинтересна, даже ошибочна. Это — типичный евроцентризм. Это – неадекватный в наших целях угол абстракции. Это – все равно, что видеть яблоню как аппарат для производства яблок, которые мы едим. Мы с Вами не имеем права определять ценность тех или иных персонажей в прошлом на основании того, как они (вероятно) каузально повлияли на кажущиеся нам прогрессивными преобразования в будущем. Такой подход хромает анахронизмом. Если же посмотреть на события глазами человека девятого века, то именно в Багдаде халифа аль-Мамуна человечество собирало силы для решительного броска через хребет Аристотеля к плодородной долине науки. Никакие боги еще не определили неизбежность провала этого предприятия. Оно могло быть успешным. Если оно таковым не стало, то на то должны существовать определенные причины. Наше с Вами дело, как историков моделей – постараться их локализовать и сделать адекватные выводы на будущее. На пути решения этой задачи давайте пока зарегистрируем факт заложения многочисленных начал и «Начал» в фундамент будущего модельного здания…

Не числами едиными жив математик. И не их репрезентацией. Надо еще овладеть искусством ими ловко манипулировать. Этот человек знал толк в жонглировании цифрами. Джордж Сартон именовал целую эпоху в честь этого человека. Но этот человек был вовсе не из Кемерово. Кто тогда это был и откуда? Об этом и о многом другом расскажет Вам Блог Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Что именно делает последовательность звуков или символов осмысленной? Благодаря чему строки обретают для нас то или иное значение? Философы языка разработали много теорий о смысле «смысла», так и не достигнув консенсуса. Со всех сторон этот вопрос окружает дремучий лес нагороженных вокруг него моделей, но когда-нибудь мы и его поставим к Борскому задом, а к подписчикам передом. А пока давайте заинтересуемся упрощенной версией этой проблемы– любое ли высказывание содержит ту самую неуловимую штуку, которую мы величаем «смыслом»? Легко догадаться, что нет, вовсе не любое, а только типа тех, которые сейчас окружают Вас – в ящике, блоге или на упаковке попкорна. Скажем, «йцу дыпзщш» является просто случайной строкой из букв. «Бы сплошь как ура верхний надо» — из слов. Уже лучше «подземные облака ненавидели вежливо» — предложение составлено синтаксически правильно, но семантика напрочь отсутствует. Существует целый ряд комбинаций слов, которые не транслируются в ментальные модели по другим причинам — логическим, метафизическим или т.н. номологическим. Например, «круглый квадрат», «женатый холостяк» или… «честный политик». А вот теперь я приведу почти разумную цитату из Стругацких и «Упанишад» одновременно: «Все — единое Я, это Я- мировое Я. Единение с неведением, происходящее от затмения света, Я исчезает с развитием духовности». Эта бредятина, возможно, когда-то имела некий смысл в голове у того, кто это написал, но с течением безжалостного времени он утерялся. Увы, безвозвратно, поскольку слова имеют особенность менять свою семантику иногда даже в пределах одного поколения. Что же тогда говорить о тысячелетиях?! Конечно же, поднапрягшись, мы и в таком тексте в состоянии обнаружить разумные пропозиции (для этого достаточно поверить в то, что они там есть), но это с огромной вероятностью будет наша собственная конструкция, а не восстановленный авторский замысел. В каком смысле? В том смысле, что мы создадим тем самым новый смысл. Подобного рода феномен случается, конечно же, не только с древнеиндийскими, но и с многочисленными прочими Священными (и не очень) Писаниями. Особенность таких текстов в том, что они состоят из туманно (причем, обычно намеренно) сформулированных однострочников. Экзегеты, которые занимаются их толкованием, всего лишь вкладывают в древние уста свои собственные новые идеи. Если же им позволить мидрашить метафорически, то результат этого занятия может быть (по тезису полиомии) и вовсе произвольный.

Перевод переводу рознь. Текст можно быстро перегуглить в бесформенную груду слов, но лучше, все же, действовать со смыслом, с толком, с расстановкой. Обнаружить и отловить искомое в этом процессе поиска далеко не так элементарно, как это казалось Шерлоку Холмсу. Пусть мы даже имеем дело с сочинением, целью которого было передать более-менее четкие знания или более-менее когерентную историю. Для того чтобы перетолмачить текст с одного языка на другой, необходимо прежде всего уяснить, что собственно имелось в виду, т.е. построить его ментальную модель. Конечно же, необходимым условием исполнения задуманного является понимание отдельно взятых иностранных слов, хотя бы со словарем. Но отнюдь не достаточным! Знание грамматики позволит читать предложениями. И даже это еще не все! Для успешного завершения процесса требуется разрубить т.н. герменевтический круг. Помню, что я уже неоднократно объяснял, что это такое. Объясню еще раз для тех, кто не помнит. Смысл целого зависит от семантики его частей. Однако верно и обратное утверждение. Для того чтобы понять любую часть произведения, требуется постичь задумку всего целого. Положим, мы определили книгу как жизнеописание великого героя, а потом неожиданно обнаруживаем, что тот по ходу повествования садится в лужу. Может быть, тогда это произведение на самом деле тонко замаскированная сатира? Или этот фрагмент искажен/вставлен вражеской рукой? Не стоит ли его тогда поправить в том же стиле, как мы автоматически корректируем «сплава нарево»? Герменевтику текстов можно рассматривать как частный случай эпистемологической герменевтики в науке. Чтобы грамотно спланировать эксперимент, требуется модель изучаемого природного явления. Но ведь и чтобы создать модель, предварительно нужны результаты многих опытов. На практике эта проблема разрешается последовательной генерацией гипотез и их корректировкой по мере поступления дополнительной информации. Итак, положим, многими итерациями мы проникли в смысл текста. Теперь наступает пора для следующего, не менее ответственного этапа – перекодирования полученных менталок в слова на целевом языке. И даже это далеко не так просто! Когда я общаюсь с подписчиками нашего блога в интерактиве, то часто удивляюсь, как непредсказуемо у них в сознании отзываются мои слова. Чтобы передать без серьезных информационных искажений то, что я изначально задумал, приходится сильно потрудиться. Это все равно что программу писать – кажется, что все ясно, но на самом деле существует огромное количество мест, где можно ошибиться. Ее требуется запустить (желательно под отладчиком), дабы отловить все баги. Надеюсь, что вышеприведенным вступлением мне удалось убедить Вас, друзья мои, что хороший перевод дорогого стоит. Отловить золотую рыбку смысла в мутной водичке из слов — истинное искусство!

Халифа аль-Мамуна недаром называли просвещенным. Не только деньгами, но и его идеями были оплачены счета по иллюминации пути исламской цивилизации на многие века вперед. Будучи сам наполовину не-арабом (с мамой персидских кровей), он не имел никаких предрассудков против иноземной науки. Напомню, что на протяжении долгого беременного века Омейядов полагалось, что правоверным ничего помимо Корана в жизни не требуется. Разве можно было сравнить протухшее от старости и к тому же чужое знание с настоящим Откровением, только что распакованным мусульманами шикарным подарком напрямую от Всеведущего Аллаха?! Приход Аббасидов к власти коренным образом изменил отношение к достижениям античной науки. Теперь ее уважали и не стеснялись применять в практических целях. Но только аль-Мамун превратил процесс горизонтального переноса мемов в бурный поток. Для хранения и преумножения мудрости древних был открыт Дом Мудрости. Конечно же, не на пустом месте – относительно схожие по замыслу учреждения еще в далеком прошлом финансировал его прадед аль-Мансур, а в недавнем — его отец Гарун аль-Рашид. Однако то были, скорее, библиотеки по модели Александрийской. Ошибочно полагать, что новое заведение было исключительно центром шиитской пропаганды. Скорее, это был аналог современного НИИ, перед которым начальством была поставлена четкая задача по переводу интеллектуальной сокровищницы человечества на арабский язык. И это было не просто ЦУ популярного типа сделай-то-не-знаю-что, халиф самолично обеспечил поставки материалов ему на вход. Дань с непокорных греков теперь взималась не только златом, но и манускриптами. Теперь переводы можно было делать с оригиналов, а не с сирийских переводов копий на пехлеви. И не абы каких, а самых отборных, включая лучшие классические произведения.

Директором нового института был назначен христианин Несторианского разлива по имени Хунайн ибн Исхак. Его учителем стал ибн Масавай, другой христианин наполовину славянских кровей, служивший личным врачом для четырех халифов. По легенде, молодой Хунайн так надоел ему своими бесконечными вопросами, что тот прогнал его прочь. Отправившись за границу, ученик поднаторел в языках. Когда же он, вернувшись, процитировал наизусть Гомера в оригинале, то получил немедленную амнистию. Как никто другой, он подходил для роли, уготованной ему историей моделей. Лично возглавив ряд поисковых экспедиций в Византию, он каждый раз возвращался оттуда, нагруженный бесценными фолиантами. Помимо собственных переводов, этот «шейх переводчиков» привлек к порученному ему делу многих других людей (включая собственного сына и племянника), разработав собственную оригинальную методологию. Если раньше удовлетворялись первыми попавшимися под руку рукописями, то теперь предпочтение оказывалось наилучшим экземплярам, причем множественные копии сличались между собой для получения наиболее вероятного текста. Если его предшественники обрабатывали книги по гугловскому алгоритму (слово за словом, не следя за семантикой), то теперь он настаивал на предварительном вылавливании в них смысла и последующем бережным его сохранении. Только таким способом можно было перенести сложные и по терминологии, и в понимании ментальные модели давно забытого мира на новую языковую платформу. Только таким способом можно было сделать разумные переводы, а не бредятину типа русскоязычных «Упанишад».

За свою жизнь Хунайн перевел более сотни книг. Большую часть их составили медицинские произведения Галена и Гиппократа, поскольку именно в этой сфере лежали его личные профессиональные интересы (уже в зрелом возрасте он стал персональным врачом халифа аль-Мутаваккиля). Однако он также работал и над серьезными философскими произведениями. Благодаря ему по-арабски заговорили «Метафизика», «Категории», «Об истолковании», «Аналитики», «О возникновении и уничтожении», «О душе» и «Физика» Аристотеля, комментарии на оных Александра Афродисийского, «Тимей» Платона и даже Ветхий Завет древних иудеев. По уровню качества все эти переводы были осуществлены на высочайшем профессиональном уровне. Вот так в Доме Мудрости просвещенного халифа аль-Мамуна его мудрые обитатели пытались отловить неуловимый смысл за хвост. И сокровенные ментальные модели старинных текстов прибежали к ним на их зов. К концу девятого века от Рождества Христова (третьего века Хиджры) в руках арабских ученых оказались замечательные версии практически всего Аристотелевского наследия (как настоящего, так и псевдоэпиграфических фальшивок), избранные шедевры Платона, произведения других титанов философской мысли. Ментальные модели благополучно переселились на место новой прописки — в Багдад Аббасидского халифата.

Итак, модельное новоселье состоялось. Покрывшиеся махровой пылью в христианских шкафах книги обрели своих новых владельцев. Можно было устроить пир на весь мусульманский мир. Но хорошо празднует тот, у кого впереди еще лучшие праздники. Что может радовать модели больше, чем перспективы к развитию? Пока все было готово для комбинаторного взрыва. Кто осмелится первым зажечь факел обретения новых знаний? Пионеры арабской науки вызываются на сбор в Блоге Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Насильно верить не будешь. Эта банальная истина была знакома даже Красной Шапочке из детского телефильма моего теперь уже далекого детства. Вероятно, сейчас это музыкальное кино, снятое в типичном театрально-низкобюджетном стиле, уже прочно забыто. Но я уверен, что в мире ментальных моделей моих современников, рожденных в СССР, оно еще живее многих вечноживых. Для всех остальных — дайджест той сцены, которую я имел в виду. В ней некий избалованный ребенок заявлял несчастной жертве волчьих аппетитов примерно так – тебя побьют палками, и ты полюбишь меня как миленькая! Она, конечно же, в ответ утвердила мораль сей сказки, причем ее самым риторически весомым доводом стала веселая песенка. Не бывает любви без веры, причем в буквальном смысле. Если отфильтровать феноменологические атрибуты этого чувства (т.е. сопутствующие ощущения), то функционально необходимым (но недостаточным) условием его наличия является перемещение предмета обожания на самую макушку пирамиды ценностей. Без веры в то, что именно там находится его законное место, приличная любовь не получится. Впрочем, наверное, и доказывать этот тезис русскоязычному читателю избыточно. Абсолютно всем понятно, что заставить что-то делать можно только тело, а вот голова непрозрачная, и что там происходит внутри, снаружи не видно. Все без исключения еще в школе читали графа Толстого, где Пьер Безухов потешался над солдатом, взявшего в плен его бессмертную душу. Практически все генетически происходят от многих поколений людей, привыкших под давлением симулировать требуемое властям поведение, оставляя свое ментальное пространство свободным для полномасштабного инакомыслия или хотя бы ворчания на прокуренной кухне.

Вера (еще лучше — долговременное рабство, т.е. преданность) – это именно то, что нужно от нас ментальным моделям. Как они, должно быть, сожалеют, что по вертикали силы их распространение по вышеупомянутым причинам затруднено! История наглядно показывает многочисленные провалы подобных попыток. Исходом в более толерантные страны и многочисленными обманами закончились попытки насильственной христианизации евреев в Испании католических монархов Фердинанда и Изабеллы. Исходом в дремучие леса и многочисленными самосожжениями завершилось утверждение ортодоксии трех перстов в России православных государей Алексея Михайловича и Петра Алексеевича. Исходом за границу и многочисленными психушками обернулась борьба с диссидентами в Советском Союзе Генеральных Секретарей Хрущева и Брежнева. Но были ведь и случаи успешного проникновения моделей посредством завоеваний, скажете Вы?! И в самом деле, эллинизация всей ойкумены после Александра Македонского, исламизация половины мира после праведных халифов, модернизация большинства феодальных отношений в Европе после Наполеона – разве это не контрпримеры?! Нет, поскольку во всех этих случаях никто не пытался (за редким исключением) искусственным путем насадить свои менталки. Они проросли естественным образом. Просто была наглядно продемонстрирована сила и созданы благоприятные условия для конвертации. Все произошло само собой, когда, посеянные на этой почве, созрели новые поколения. Подавляющее большинство населения всегда за тех, кто побеждает — т.е. не имеет принципиальных убеждений и предубеждений против карьеры перебежчика. Эта медленная стратегия распространения моделей органическим путем, по всей видимости, близка к оптимальной. Когда эпигоны и наследники великих завоевателей перегибали палку, настаивая на решительной перестройке процесса и придании ему ускорения, зачастую происходили катаклизмы. Как-то известный нам из ранних статей БГБ Антиох IV Эпифан решил решительно врезать по мозгам упрямым обрезанным. Помимо Маккавейского восстания греки заплатили за это возникновением модели апокалиптицизма. А уже молоком последней была вскормлена троица святых революционеров (Иоанн Креститель, Иисус из Назарета, Саул из Тарса), породивших похоронившее античный мир христианство. По схожему сценарию развивались события во времена царствования героя нашей предыдущей статьи Абдуллаха аль-Мамуна. Светлое научное будущее человечества во многом задержалось потому, что он пошел по темному пути принуждения (к маловерию)…

Трудно быть халифом. Триумф в братоубийственной войне не принес мира ни его душе, ни его гигантской империи. Союзники его убиенного единокровного брата Амина все еще баламутили Сирию, когда в Иране уже проснулась от летаргического сна старая религиозная гвардия. Там объявился большой борец за свободу трудового народа и заодно большой кумир пионеров советской страны (особенно солнечного Азербайджана) по имени Бабек. Объявился он реинкарнацией хуррамитского имама (линии Абу Муслима) и начал набор боевиков для организации подрывной партизанской работы. Хуррамиты верили в гремучую смесь зороастрийских, исламских и даже буддистских (перевоплощение душ) моделей. Если верить их идеологическим противникам, то еще и не без примеси маздакизма, поскольку обобществляли своих жен. Движение сопротивления в любом случае стояло на прочных финансовых ногах, отлитых из золота Византии. Те по понятной причине поддерживали врагов своих врагов. После ряда вялых неудачных попыток подавить мятеж аль-Мамун осознал, что эти ноги растут из того самого недобитого торса, конечности которого были когда-то ампутированы его предшественниками. Пришлось открыть второй фронт военных действий со Вторым Римом. Забегая вперед, закрыть его ему так и не удалось (он скончался во время одной из кампаний). Тем временем закровоточила старая шиитская рана, причем в непосредственной близости от самого сердца исламского мира. Очередной имам по имени Ибн Табатаба по известным образцам вошел с союз с бандитом-профессионалом и большим любителем приключений по имени Абу аль-Сарая. Совместными усилиями им удалось поднять мятеж на приличной территории от Куфы до Мекки. В ответ на это аль-Мамун призвал в свою тогдашнюю резиденцию в Мерв соискателя власти от партии Али из другой ветки (Али аль-Рида) и провозгласил того своим наследником. Это решение никогда не приняли бы его отец, дед или прадед, последовательно проводившие политику подавления амбиций шиитов. Был этот шаг чисто политическим маневром, в котором Али аль-Рида сыграл роль пешки на заклание? За эту интерпретацию говорит его загадочная безвременная смерть, когда тот сопровождал Аль-Мамуна (решившегося на переезд в стольный град) по пути в Багдад. К этому моменту восстание было благополучно подавлено, а шиитский альянс явно компрометировал халифа в Аббасидской среде. Против этой трактовки тот факт, что воспитанный мутазилитами аль-Мамун и впоследствии отличался шиитскими симпатиями.

Ситуация на Востоке (если не считать непокорного Бабека и вяло текущей конфронтации с греками на дальнем севере) была близка к консолидации, когда заполыхало на Западе. К этому моменту Испания была давно списана с диванного баланса (там правили Омейяды), да и Ифрикия (северная Африка) по существу только формально оставалась частью рейха (там тоже образовалась своя династия). Однако потерять богатейший Египет аль-Мамун позволить себе не мог. Поэтому, когда там восстали копты, а его брат и заместитель аль-Мутасим оказался неспособен с ними разобраться, ему пришлось самому возглавить карательную экспедицию. При этом ни на секунду не утихала оппозиция режиму полукровки со стороны арабских традиционалистов. Рассыпающейся на глазах империи настоятельно требовалась единая цементирующая ментальная модель, единая ортодоксия. Привыкший к силовым методам ведения хозяйствования аль-Мамун (под вероятным влиянием своих мутазилитских советников) сделал естественный выбор – начать еще одну войну, теологическую. Первым залпом в ней стало провозглашение самим халифом новой догмы. Ее главными постулатами стали чисто мутазилитское верование о сотворенности Корана и чисто шиитское положение (тоже не без мутазилитской поддержки) о приоритете потомков Али в правах на трон. А спустя несколько лет начались активные боевые действия. По городам и весям были разосланы инструкции и письма, недвусмысленно угрожавшие несогласным. Главным оружием в борьбе за веру стал прообраз будущей католической инквизиции под названием михна. «Еретиков» повсеместно преследовали, мучили, арестовывали и даже убивали.

Это было принуждением к маловерию, практически изоморфному арианской «ереси» в раннем христианстве. Древний лозунг «было время, когда Его не было» можно было бы практически без потери семантики транспонировать на арабский язык. Что же было на кону? Статус несотворенности Корана эффективно запирал этот священный набор однострочников на вечный замок. Обратное утверждение оставляло маленькую щелочку для его будущего развития (хотя бы по шиитской модели). Из самых общих соображений этот выбор был несколько более прогрессивным. Однако дальнейшие события в мире моделей наглядно показали, что на пути к науке в этой скале вовсе не обязательно было пробивать туннель собственной головой, ее вполне можно было обойти стороной. Существовали ли шансы на триумф мутазилитской ортодоксии? Беда состояла в том, что общество было совершенно не готово к таким революционным преобразованиям своей системы ценностей. Истину полагалось добывать исключительно посредством праведности. Под праведностью понималось, прежде всего, благочестие. Благочестие же демонстрировали ритуальными излишествами, повышенным пиететом к своей модели и обожествлением своих кумиров. Поэтому неудивительно, что политика аль-Мамуна (продолженная его двумя последователями) в конечном итоге потерпела сокрушительное поражение. Живой иконой его противников стал исламский богослов по имени Ахмад ибн Ханбаль, лично пострадавший от репрессий богохульного режима. Его лавры мученика обеспечили симпатии широчайшей исламской аудитории. Его несгибаемые суеверия заложили фундамент здания мусульманской суннитской догмы. Его негативные оценки окрасили в черный цвет все направление движения к науке. Так пружины истории, сжатые железной волей халифа, отбросили модели в прямо противоположную сторону. Насильно верить не будешь…

Не инквизицией единой прославился в истории аль-Мамун. Сегодняшнюю статью мы потратили на то, чтобы пожурить его за недальновидную стратегию принуждения к маловерию. Но нам есть за что его и похвалить. Дом Мудрости открывает свои двери для Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Почему свиньи не летают? Если Вы не очень в курсе, то не горюйте. И не ругайте своих крох за столь глупый вопрос, если они Вам его зададут. Потому что отсюда следует — почемучки у Вас растут замечательные! Ибо проблемы их интересуют на самом деле умные, глубокие, философские. Так в самом деле, почему свиньи не летают? Разве способность порхать по воздуху не повысила бы шансы этих существ на выживание? Раз – и взмыл в небеса в поисках более аппетитных помоев. Да и с точки зрения произведения потомства сплошной кайф. Два – и самый сильный альфа-самец прилетел на крыльях любви к самой обворожительной хрюшке. А братья-поросята шутя спасались бы от прожорливых хищников. Три – и вылетели бы в трубу своего домика назло самому злому волку. В чем же дело, гражданка эволюция, отчего Вы так ленивы? Наверное, все же не стоит спешить с обвинениями в преступлениях и грозить наказаниями. У этой дамы наверняка свои жизненные проблемы и ограничения имеются. Может быть, финансовые, энергетические или даже … математические? Но если и их учесть – пусть вокруг нас очень много видов и подвидов живых существ, тем не менее очевидно, что с виду вполне реализуемых свободных ниш существует на много порядков больше. Если они не заполнены, то, значит, кому-то это было нужно (или наоборот – не нужно?). Мы готовы сделать первый шаг в развитии нашей ментальной модели. Эволюция – не волшебная палочка, производящая произвольные формы жизни, которые мы в состоянии измыслить. Она реализует только некоторые идеи из гигантского спектра возможностей. Для того чтобы пойти еще дальше в развитии модели, давайте обратим наш ментальный взор на малоразвитый крайний юг. Там, во льдах Антарктики, обитают другие забавные зверьки — пингвины. Вот эти как раз по происхождению птицы, по каковой причине обладают крыльями. Ан тоже не летают. Хуже того, приспособили их на манер плавников. Понятно, что в их среде обитания им нырять полезнее, чем летать. Отчего же такое паллиативное решение? Никак нельзя было отрастить им новые ручки и ножки, чтоб удобнее было бегать по водичке, как по дорожке? Второй вывод подскакивает мне прямо в рот – это был бы слишком дорогой наворот. Значительно дешевле было переоборудовать существующую оснастку.

Вторую статью подряд мы переходим к интересующему нас миру моделей через биологические метафоры. К чему бы это? А не может такого быть, что это вообще один и тот же мир?! Посудите сами – ментальные модели с виду развиваются совершенно изоморфным своим живым коллегам образом. Во-первых, далеко не все комбинации идей находят себе носителей. Мы отбираем те модели, которые нам кажутся в идеале красивыми или, как минимум, привлекательными. Их эволюция- дело наших желаний. Во-вторых, восхождение к более сложным формам ментальной жизни происходит не мановением волшебной палочки, а исключительно последовательно, шаг за шагом по пресловутой лестнице моделей. Новые пазлы всегда образуются из старых осколков. Перепрыгнуть через ступеньку никак не удается – нет Коперника без Птолемея, нет Ньютона без Коперника и нет Эйнштейна без Ньютона. Я рискну даже еще более резко высказаться – модели движутся по градиенту. В их мире тоже существует расстояние, энергетическое. И от любой точки ϕΨ1 до другой ϕΨ2 существует объективно кратчайший путь. Более того, напыщенно назову это чисто эмпирическое наблюдение вторым метазаконом развития моделей. Почему вторым? Потому что первый гласит – модели всегда стремятся к развитию, именно в эту сторону они перемещаются по инерции. Как они вынюхивают это направление – вопрос отдельный, оставим его для будущих спекуляций. В запасе у меня есть еще и третий закон, но и его я приберегу до другой блоговой эпохи. А пока давайте применим те, что уже есть, к анализу конкретной исторической ситуации эпохи Аббасидов второго века Хиджры.

Куда было правоверным податься? Ислам, как и подобает порядочной монотеистической модели, принес с собой снижение накала этических проблем, регуляризацию жизни общества. Сэкономленная энергия его членов могла быть направлена на развитие менталок, но могла и быть безжалостно сожжена в благочестивом ритуальном экстазе. Следовательно (по первому закону БГБ), ей настоятельно требовалась прививка естественно-научных интересов. Ближайшим (по второму закону БГБ) крылом пингвина была философия перипатетиков (только предварительно следовало ее перековать на плавники так, чтобы не потонуть в пучинах религиозных суеверий). Почему именно сравнительно мало популярный у ранних христиан Аристотель, а не, скажем, неоплатонизм? Наживкой этой модели была последовательность изложения материала и основательность – она обещала ответы практически на все вопросы бытия, причем как раз из тех, что практически не освещались Священными Писаниями. Да и крючок у этой модели был самый подходящий. В ней Всевышний становился трансцендентной мыслью, мыслящей себя. При этом у простых смертных образовывалось эпистемологическое пространство для изучения окружающего их мира. Более того, открыто пропагандировались рационалистические и даже эмпирические когнитивные методы (в естественнонаучных сочинениях). Наконец, вспомним, что наука – горизонтальный социальный феномен высокого уровня организации, для его возникновения необходимым условием является массовое производство ученых фабричным методом. А сочинения Аристотеля были, по существу, готовым университетским курсом (вспомним, что он и замышлялся как учебная программа для студентов Лицея). Все остальное в этой философии были сплошные минусы, но лучшей альтернативы просто не существовало. Не начинать же с пустого нуля?!

Движение подвижников-переводчиков, запущенное при втором халифе новой династии Аль-Мансуре, постепенно продолжало набирать обороты. Харун Аль-Рашид, прославленный сказками «Тысячи и одной ночи», отличился и менталками без малого десяти тысяч дней своего правления. Именно во время его долгого царствования произошел прорыв в новые области античных познаний. Он был поэт, причем он не только говорил, но и слушал. Вокруг него клубились мудрецы, теологи, музыканты, литераторы и прочие интеллектуалы. Собрались они, конечно же, по причине того, что их творчество высоко ценилось, в том числе посредством звонкой монеты. От этого союза (талантов от) Бога и (золота от) Маммоны в мире ислама родились арабские версии многих математических, медицинских, астрономических текстов, причем произведенные уже не с копий на персидском, а с греческих оригиналов. За многочисленными работами персонально присматривал персональный зам халифа Великий Визирь Джафар Аль-Бармаки, представитель могущественного персидского клана, во многом способствовавшего возвышению Аббасидов. Так, скорее всего, именно под его чутким руководством сын раввина из Табаристана (Сахль Раббан ат-Табари) перевел «Альмагест» (с арабского «Величайший») Птолемея. Вероятно, примерно в это же время в Багдад были импортированы индийские цифры (которые мы теперь именуем арабскими), а на деньги другого могущественного персидского клана Бухтишу были арабизированы произведения знаменитого Галена.

Обращу Ваше внимание на то, что вплоть до этого момента практически полностью вовне переводческого движения оставались шедевры классической греческой философии – Платон, Аристотель, Плотин и т.д. Оно и понятно – людей прежде всего интересовали те ментальные модели, от которых они ожидали непосредственную практическую пользу. Абстрактные идеи казались слишком далекими от нужд простого народа, к тому же потребности в пище высокой духовности удовлетворял Коран. До поры до времени сына Харуна Аль-Рашида по кличке Аль-Мамун (в переводе «заслуживающий доверия»). Именно ему была доверена высокая миссия возглавить отряд первопроходчиков к научному будущему человечества. Обстоятельства его рождения мистическим образом соответствовали уровню возложенной на него задачи. По красивой легенде, будущий (в то время еще наследный принц) Аарон Праведный (=аль-Рашид) как-то вечерком продул в шахматы своей молодой высокородной (Аббасидских кровей) жене Зубайде. В качестве приза та потребовала от супруга переспать с самой уродливой кухаркой дворца (вместо нее самой). После длительных и безуспешных воплей о пощаде тот мужественно принял свою жестокую кару. Несчастной (или счастливой?) жертвой интриг королевского двора оказалась дочка персидского повстанца, по статусу рабыня, а по имени Мураджил. Плодом этого неравного союза как раз и стал Абдуллах (Аль-Мамун). Родился он в ту самую ночь, когда его папаша стал халифом за смертью предыдущего (отчего она получила название «ночь трех халифов»).

Через шесть месяцев после его рождения Зубайда произвела законного наследника Аль-Амина. Два мальчика выросли в одном дворце одного мегаполиса (население Багдада к этому времени уже превышало миллион – гигантская цифра для своего времени), в двух разных мирах. Воспитание полу-персидского незаконнорожденного было поручено полностью персидскому Великому Визирю (вышеупомянутому Джафару). Приглашенные им учителя отработали обязательную программу (Коран, хадисы, грамматика, поэзия) и добавили от своей широкой и загадочной персидской души произвольную. В их числе оказались основы математики, астрологии, а также теология в мутазилитской трактовке. Нет сомнения, что способный юноша вынес из учения любовь к этому занятию и вообще во всех отношениях был достойным кандидатом на трон. Однако, когда пришло время Харуну Аль-Рашиду выбирать наследника, он предпочел отпрыска чистых арабских кровей. Младшему достался халифат, старшему – Хорасан (со столицей в Мерве, современная Туркмения). Обоих заставили подписать клятву свято исполнять условия завещания, которую затем запечатали и положили на сохранение в Каабу. Как это часто бывает со священными и вечными договорами о мире, этот продлился несколько лет после подписания и вскоре последовавшей за этим смерти отца. Потом разразилась гражданская война, исход которой вновь решили могучие персидские войска. Осада столицы длилась больше года, после чего весь Багдад лежал в руинах, а Аль-Амин был казнен. У руля империи оказался молодой человек персидских кровей, друг науки и мутазилитов, враг мракобесия и традиционалистов.

Однажды халиф Абдуллах Аль-Мамун, уже возвратившись в Багдад, спал и видел удивительный сон. Ему привиделся мудрец приятной внешности, сидевший на стуле. «Кто ты?» — спросил он его. «Я – Аристотель», — ответствовал старец.

— О, философ, могу ли я задать тебе несколько вопросов?

— Вопрошай!

— Что есть добро?

— То, что советует разум.

— А потом?

— То, что считают добром все люди.

— А потом?

— А потом больше нет «потом».

Мы имеем полное право сомневаться в историчности этой апокрифической истории. Нет сомнений в другом – великий модельный путь к Великому Каньону Коперника лежал через Хребет Аристотеля. Другой дороги к науке просто не было.

У этой истории, в отличие от добра Аристотеля, конечно же, был «потом». Суп из зла с добром готовит для Вас Блог Георгия Борского…

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Сегодняшнее представление я начну с того, что представлю на Ваше рассмотрение небольшой мыслительный эксперимент. Представьте себе две программы, о которых известно, что одна разработана в американском городе ангелов, а другая — в российском городе Архангельске. И еще представьте, что Вы их предоставили эксперту на сравнительный анализ двоичного кода. А тот с цифрами на файлах доказывает, что они мясистыми кусками полностью идентичны друг другу. Как объяснить этот феномен? Вот Вы что подумаете? Если Вы не знаток современных информационных технологий, то, наверное, можете предположить самые экзотические сценарии. Не вражеская ли разведка так сработала, скупив наши секреты у предателей Родины за твердую валюту?! Или наоборот, наши хакеры ихним утерли нос, борясь за высокие идеалы многополярного мира?! Маловероятно, но среди Вас могут найтись даже любители остросюжетной фантастики, которые вообразят, что это инопланетяне похитили обоих персонажей одновременно, а потом хитрыми тарелочными технологиями пересадили часть клеток головного мозга от одного другому?! Для тех же, кто в этом деле немного разбирается, все будет сразу ясно и понятно – ребята всего лишь пользовались одним языком и/или одной библиотекой. Конечно же, языком программирования и библиотекой программистских функций. Эти полуфабрикаты широко распространены в природе, практически бесплатно тиражируются в авторизованных и пиратских копиях, и посему повсеместно доступны для применения в самых разнообразных целях, авторизованных или пиратских.

А теперь представьте себе два биологических организма, о которых известно, что они находятся на параллельных эволюционных ветках. И еще представьте, что Вы их предоставили эксперту на сравнительный анализ генетического кода. И вновь мы видим целый ряд идентичных фрагментов, причем в таких местах, которые нельзя объяснить общим прародителем. Вот такой феномен получил название горизонтального переноса генов. Резкое отличие от аналогичного примера с программами в том, что в Дарвинизме строго-настрого запрещено иметь такие места общего пользования, где бы хранились общеполезные решения. Там каждый организм обязан развиваться сам, причем сугубо случайно. Вероятность возникновения полного совпадения посредством применения такой процедуры астрономически мала. Поэтому приходится постулировать шпионско-хакерско-инопланетный механизм его работы. Гены нас с Вами, впрочем, пока мало интересуют, чего не скажешь о мемах (в терминологии Ричарда Докинза, т.е., по-нашенски, о ментальных моделях). А вот в их мире горизонтальный перенос от носителя к носителю как раз – самый обыденный способ размножения. Из уст в уста, от учителя к ученику, от одной бабы к другому мужику, от СМИ всему свету, по секрету или без него. Тут как раз все значительно сложнее с вертикалью. Попробуйте кого-то обратить в Вашу веру силой. Сразу прочувствуете проблему непрозрачности ментальных состояний в чужой голове. Или попробуйте навязать Ваше мировоззрение подрастающему поколению. Сразу прочувствуете проблему отцов и детей в голове собственной. Другое отличие модельных от биологических реалий состоит в том, что не возникает ни малейших сложностей с импортом менталок оптом, целыми библиотеками. В данном случае, обыкновенными, с книгами. Для этого их достаточно перевести на другой язык. В данном случае, человеческий. В истории моделей выделяются особо крупными масштабами два таких горизонтальных переноса мемов. Второй из них Вам, я надеюсь, хорошо известен, поскольку премного способствовал рождению науки в Европе. Но перед ним был еще первый, и стартовал он непосредственно после победы Аббасидской революции.

Книги разные нужны, книги всякие важны. Это почти трюизм, с ним я спорить не возьмусь. Однако важность важности рознь. В царстве развитого социализма книги очень даже ценили и уважали, однако во многом потому что это был дефицитный товар. Наравне с импортными джинсами или неимпортным сыром их надо было доставать допотопным бартерным методом «ты – мне, я – тебе» через близких друзей и далеких знакомых. Особо ценились полные собрания сочинений. Стандартной несчастной судьбой оных было потом прозябать в застекленных шкафах, демонстрируя гостям дома свои цветные переплеты. По данным историков, некоторые Омейяды тоже собирали древние фолианты. Но у них давным-давно, как и у нас почти недавно, этот интерес тоже был, прежде всего, коллекционный. Надо же было чем-то разукрашивать свою жизнь и поражать воображение делегаций заморских послов?! Палаты, бриллианты, лошади, жены… В тот же ряд попали и манускрипты — дорогая вещь по тем временам. Lingua franca нового мира ислама стал арабский язык, считаные единицы были в состоянии читать на греческом или сирийском. Настоятельно требовались переводы, причем в товарных количествах. Но нужны ли мусульманину в принципе «чужие науки», коль скоро у него уже есть Коран? Ответ на этот вопрос долго оставался категорически отрицательным. Соответственно, переводы, если и производились, то единичными энтузиастами своего дела. Соответственно, вечный огонь ментальной жизни если до конца и не потух, то угольки едва тлели. Ситуация кардинально изменилась уже при самых первых халифах новой династии, воспитанных на модельном ряде некогда покоренных правоверными народов. Уже Аль-Мансур (второй по счету Аббасид) основал в своей новой столице при своем новом дворце новую библиотеку (будущий знаменитый «Дом мудрости»). Это отнюдь не был открытый университет в нашем современном понимании. Это не был и закрытый пылесборник в нашем советском понимании. Скорее, это был клуб любителей книги, созданный по образу и подобию аналогичного учреждения Сасанидов и/или Александрии. Скорее, не любителей, а профессионалов, финансировавшихся государством.

И не только им. Сложившийся в это время в Багдаде ментальный климат можно сравнить разве что с Афинами Перикла, Александрией Птолемеев или Соловцом Стругацких. Почему-то стало престижным поддерживать интеллектуальную деятельность. И финансирование от многочисленных меценатов потекло бурным потоком в кошельки желающих внести свой вклад в горизонтальный перенос сокровищницы человеческого разума на новое место хранения. И нашлись многочисленные добровольцы – мусульмане, христиане и иудеи, со всех сторон многонациональной империи, которые ступили на эту стезю. И результат их деятельности не заставил себя долго ждать. Уже в сочинениях Гебера (самое начало второго века Хиджры) можно обнаружить явные следы иностранных голосов из эзотерических алхимических первоисточников. Но в первых рядах была переведена, конечно же, еще и астрологическая литература с пехлеви (древнепарфянский язык). Новый режим пришел к власти, прежде всего, благодаря помощи товарищей с Востока. Там находилась их основная электоральная база, там были могучие кланы, оказывавшие им не менее могучую поддержку. Владыки лучшей половины мира не могли не чувствовать этого, и всецело поощряли дальнейшую интеграцию с древней персидской культурой. Самым ценным в ней им представлялись сакральные тайны халдейской науки о звездах. Именно их требовалось инкассировать в первую очередь. И поэтому в первых рядах мы видим упомянутого нами в прошлый раз придворного астролога Аль-Мансура Аль-Фазари, который, вроде бы, самолично перевел звездный шедевр индийской астрологии Сиддханту Брахмагупты (через пехлеви).

Синхронично, но факт. Примерно в то же время произошло еще одно исполненное модельной значимости событие. Случился горизонтальный перенос другого мема – технологии изготовления бумаги. Ее как-то при случае Бог послал китайцам, и до поры она (столетиями) кисла у них в загашнике. И тут вдруг карты легли неожиданным образом. Дело было в середине восьмого века от рождества Христова. Императоры династии Тан в это время вели агрессивную внешнюю политику, производя милитаристскую экспансию на Запад. Интересы Поднебесной на этом направлении неизбежно столкнулись с арабскими. В решающем сражении на территории современного Киргизстана зеленое знамя пророка в очередной раз принесло победу правоверным. По правдоподобной легенде, среди пленников нашлась парочка искусных в бумажном деле инженеров. Их ноу-хау нашлось немедленное применение – и в Самарканде открылась первая арабская фабрика, работавшая на местном хлопковом сырье. По экспоненте развились сопутствующие отрасли – производство красок, клея, кожи и переплетное дело. Бумага быстро заменила значительно более дорогие пергамент и папирус. Соответственно, резко удешевились книги, которые при этом все еще копировали рукописным методом. Обратите внимание, что изобретение Иоганном Гутенбергом печатного станка непосредственно предшествовало возникновению научно-технической революции в Европе. Простой факт, но с первого взгляда, не менее синхроничный.

Требуют ли эти события отдельного объяснения? Ведь очевидно, что любое достижение в деле хранения и/или распространения информации должно сказаться на интенсивности моделестроения. Это же тот самый канал, по которому осуществляется горизонтальное распространение моделей. Бумажный прорыв мог быть случайным событием. Что же тогда удивительного в том, что он повлек за собой прорыв идейный? Дело в том, что само по себе наличие подобной новой технологии хоть, безусловно, и является важным фактором для торжества дела эволюции менталок, но точно недостаточным. В том же Китае это ведь не принесло ощутимых дивидендов для развития науки. А вот в Багдад Аббасидов почему-то как раз разом завезли целый ряд дополнительных ингредиентов для произведения синтетического комбинаторного эффекта. С моей точки пространства-времени отчетливо пеленгуется и требует тщательного изучения сам феномен их синхроничного появления в одной точке пространства-времени. Аналогично, биологами было предложено немало более-менее правдоподобных объяснений обнаруженного ими горизонтального переноса генов. Какое раздолье для фантазии! Шпионский, хакерский или даже инопланетный сценарий – все равно никак не проверить и не фальсифицировать. Однако не требует ли осмысления сама осмысленность произведенных с помощью этого процесса мутаций?!

Можем ли мы надеяться, что находимся в эпицентре грядущего взрыва синхроничности на основании взрывного развития Интернета? Будущее покажет. А пока прошлое уже показало нам, как проходил процесс горизонтального переноса мемов у древних арабов. Со всех сторон гигантского халифата они тащили ментальное топливо для возгорания пламени науки. В этом костре рукописи не горят. В этом огне жизни рождаются ментальные модели…

Итак, процесс заготовки моделей для комбинаторного взрыва был в полном разгаре. Информационные каналы были прочищены при помощи новой бумажной технологии. Вулкан идей был полностью готов к извержению. Оставалась самая малость – нажать на кнопку. И вновь поджигал Абдуллах. Сны о чем-то будущем снятся только подписчикам Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Звезды вели человечество к науке. Не в астрологическом смысле. Развитием астрологической мысли. Да-да, именно эта шарлатанская дисциплина, в отличие от рассмотренной нами на предыдущем занятии алхимии, оказала решающее влияние на возникновение дисциплин наимудрейших в нашей с Вами ветке миров Эверетта. Возможно, даже во всех возможных мирах(т.е. в терминологии Дэвида Льюиса это было необходимым событием).Отчего такая фатальная неизбежность? Дело в том, что, индуктивно обобщая из множественных исторических (и биологических?) фактов, течение ментальных моделей, подобно поведению хорошо известных нам ручейков или рек, выбирает от одной точки до другой энергетически кратчайшее расстояние. Путь к знаниям шел через звезды потому, что так было ближе всего. Небо над головой представляет собой идеальную, естественным путем организованную лабораторию – бесплатно, на свежем воздухе и оснащенную для проведения наблюдений даже ничем невооруженным глазом. Большинство явлений природы в непосредственной близости к нам сильно диссипативны –представляют собой открытую систему, которую в античных условиях было не так-то просто изолировать. Хуже того, законы физики имеют пренеприятное обыкновение действовать не в порядке живой очереди, а все сразу. От этого бардака их воздействия столь сильно перемешиваются, что для абстрагирования от каузальности ненужного тебе типа требуется прикладывать дополнительные усилия. А вот планеты ведут себя крайне аккуратно, чинно и последовательно, поскольку помимо гравитации и инерции всеми остальными факторами, влияющими на их передвижения, можно пренебречь за малостью. Им посчастливилось рассекать пространство в почти совершенном вакууме и почти без трения. Соответственно, обнаружить регулярности в их поведении (а затем и обобщить их на все прочие случаи жизни) было объективно проще всего.

И поэтому нет ничего необыкновенного, что именно в этом тонком месте произошел первый революционный прорыв. Сначала Коперник, вознамерившись обнаружить скрытую Божественную гармонию в загадочном балете планет, отправил инертную Землю из самой кочерыжки Вселенной наяривать пируэты вокруг своей собственной оси, а заодно и круги вокруг Солнца. Кеплеру удалось развить модель так, что сделанные с ее помощью предсказания на порядок превзошли конкуренток по точности. Галилео изучал свои маятники и наклонные плоскости (по правдоподобной версии Александра Койре) тоже со скрытым интересом. Он, скорее всего, был инспирирован желанием разрешить очевидные противоречия между шибко полюбившейся ему красивой моделью и ортодоксальной Аристотелевской наукой (для этого требовалось познать законы инерции). Наконец, Ньютон, взобравшись на плечи своих предшественников, не только узрел вдали многочисленные падающие яблоки, но и склеил распиленный где-то в районе Луны на две половины космос. Об этих замечательных событиях мы еще поговорим в будущих статьях. А пока я еще должен отчитаться за неточность — ведь Вы, конечно же, в курсе, что все эти великие ученые занимались астрономией?! Отчет простой. Я вовсе не ошибся, ибо отпочкование оной от астрологии – современное достижение. В далекой древности модели этих двух дисциплин были запутаны в единый неделимый клубок. Нашу респектабельную науку о звездах тогда во многом рассматривали как интегральную, точнее, даже подготовительную (математическую) часть — для последующего астрологического анализа. Собственно, в заключениях последнего общество и видело основную пользу этой деятельности. Это же лженаука, скажете Вы, и будете правы. Но слепая вера в суеверия от зрячей веры в меру снаружи ничем не отличается. Обе обеспечивают модели средствами к существованию. И астрология процветала, не стесняясь претендовать на знание будущего и исцеление настоящего. В конечном итоге доверие к ней оказалось достаточным для того, чтобы в чреве этой троянской лошадки в модельную религиозную крепость проникла наука.

Однако непосредственно перед описываемой нами исторической эпохой модель переживала серьезный жизненный кризис. Еще совсем недавно она пировала в престольном граде Риме со стоиками, отправляя на заклание одного императора за другим. А теперь там правили бал комиссары плебейского Иисуса из провинциального Назарета. Не стоит переоценивать литературный эпизод с поклонением волхвов евангелиста Матфея. Конкретно он, вероятно, уважал древнюю халдейскую мудрость, коль скоро пытался с ее помощью поднять рейтинг своего героя. Однако в дальнейшем взаимоотношения моделей не заладились. Постулируемая христианством свобода воли плохо сочеталась с предопределенностью судьбы. Потом зачем Всемогущему Всевышнему понадобились звезды, коль скоро Он и так что хочешь тебе наколдует?! К тому же астрологи попали под кампанию борьбы с язычеством. Отношение Святых Отцов к ним было отеческим –бичевали нещадно! Тертуллиан обзывал их идолопоклонниками. Климент Александрийский полагал, что они служат демонам. Св. Афанасий обвинял во лжи. Св. Василий Великий – в непочтении к Богу. Св. Иоанн Златоуст сравнивал их с ночным мраком. Св. Августин – с ворами. Консенсус авторитетов по этому вопросу служит не индикатором истины, но знаком времен. Конечно же, объективно астрология заслуживала критики, но вовсе не уничижительной. Когда Пико делла Мирандола, вдохновленный проповедями своего приятеля Савонаролы, покатил на астрологию шары своей полемики, этот могучий импульс привел к развитию моделей на столетие вперед. Причина проста – его тезисы были разумно аргументированы и вызвали к жизни силу противодействия — ответную реакцию производства антитезисов. Ранние христиане же вместо конструктива вели огонь на поражение. Удивление вызывает, как астрологии удалось выжить под этим мощным идеологическим обстрелом? Разве что благодаря прагматической ценности ее вспомогательной астрономической функции. Ведь звезды в древности были по совместительству еще часами и календарем, компасом и навигатором…

Коран, с его жестким требованием вычисления киблы (направление, в какую сторону следует молиться), казалось бы, должен был способствовать ренессансу астрологии. Если бы все было так просто! У историков, к сожалению, нет достоверных данных о состоянии этого светильника сокровенных знаний в первый век Хиджры. Скорее всего, при Омейядах угольки его некогда мощного пламени продолжали как-то тлеть. Однако кострами прозрений арабские ночи пионеров ислама точно не взвивались. Что же изменилось в мире моделей с наступлением весны Аббасидов? Безусловно, свою роль сыграло географическое перемещение геометрического центра рейха на Восток. Теперь режим опирался на потомков Вавилонских магов. Теперь персы на верных правах правоверных обитали в новой столице мира – Багдаде. Теперь пульс у них в крови мог войти в резонанс с ритмом небесных сфер. В принципе, у них были все основания для того, чтобы верить в астрологию. Это сейчас сея дисциплина полностью иррациональна, поскольку входит в противоречие с гигантским пластом наших знаний о мире. А в те стародавние времена она (в точности как и алхимия), покоилась на (как тогда казалось незыблемом) фундаменте фундаментальных философских воззрений. Как так случилось? Люди обладают символьным мышлением неслучайно – ведь любое распознавание образов (наша первичная когнитивная функция) суть восстановление целой информации из ее части. Именно отсюда происходит восприятие действительности как последовательности знаков, говорящих нам персонально о чем-то важном. В этом типичном состоянии сознания древнего человека (и многих современных людей) даже шальная мысль, пришедшая в голову, приобретает сакральную важность и требует интерпретации. Что же говорить о странных блужданиях огоньков на небеси, того самого места, откуда на людей проливаются беды и блага жизни? Очевидно, что Солнце приносит летом больше тепла, чем зимой. Чуть более сложно, но вполне по силам заметить, что восходящий Сириус означает близкий разлив Нила. Значительно более ложно, но вполне по силам поверить, что перемещения планет тоже осмысленно коррелируют с нашими жизненными перипетиями. Весь мир для наших предков был перевязан нитями симпатических связей. В одной из своих первых статей этого цикла я задал вопрос: «что общего Вы находите между луной, арбузом, Данией и жабой?» Людьми, которые обнаруживали близость этих понятий, были астрологи. Соответственно, им не составляло труда увидеть взаимосвязь «макрокосмоса» и «микрокосмоса».

Для успеха менталке не хватало одной небольшой, но чрезвычайно важной детали – заключения вечного мира с правящей теологией. У мусульман существовали столь же веские основания не доверять астрологии, как и у христиан. Они ничуть не меньше своих монотеистических коллег превозносили Всемогущество Аллаха, имели те же доводы в пользу свободы воли и против магических увлечений невежественного прошлого. Однако и замысловатых однострочников в их распоряжении было немало. Кто хочет, тот всегда найдет возможность их перемидрашить (следовало бы сказать растафсирить?) по собственному рецепту. Именно эти многочисленные усилия мы и наблюдаем в дошедших до нас сочинениях. Вот, скажем, в Коране 2:29 написано: «Он – Тот, Кто сотворил для вас все, что на земле, а затем обратился к небу и сделал его семью небесами.” Это можно запросто трактовать так, что Аллах обустроил иллюминацию свыше с информативной целью благоустройства тех, что ниже. Кажется логичным аналогично интерпретировать 37:6 – «Мы украсили ближайшее небо красотой звезд». А 12:4 даже вполне можно прочитать как прямое утверждение об астрологическом предначертании будущего: «Вот Йусуф (Иосиф) сказал своему отцу: «О мой отец! Я видел одиннадцать звезд, солнце и луну. Я видел, как они поклонились мне». Несложно и сочинить подходящие по содержанию хадисы. В одном из них, например, сам Мухаммед объяснил компаньонам происхождение падающих звезд (т.е. метеоров). Они-то, невежды, думали, что это так фейерверк дают в честь рождения или смерти какого-нибудь царя. Оказывается, судьбоносные решения Всевышнего неизменно вызывают бурные и продолжительные аплодисменты небожителей. Овации затем подхватывает вся гигантская пирамида ангелов от держателей трона на самой верхушке вплоть до движителей самых ближних к нам небесных сфер в самом низу. Обратите внимание – было предоставлено описание механики процесса, т.е. модель развивалась на глазах.

Примерно такими изощрениями поставленная проблема была решена. Аллах, конечно же, Всемогущий. Однако Он вовсе не обязан все делать своими могучими дланями. Чтобы освободить себя от рутинной работы, Он так настроил систему небесных передач, что по ней постоянно транслируются знаки грядущих времен. С ее же помощью организован грузопоток событий на Землю. Это был первый шаг первого этапа непрямой дороги — от теизма к деизму. Непосредственно следующим за ним стало появление при дворе короля Аль-Мансура таких личностей, как астролог Аль-Фазари. Мусульманам не довелось дойти до конца этого пути, они оказались не готовы пожертвовать единой буквой своих Священных Писаний. Но той же самой дорогой впоследствии пойдет развитие моделей в Западной Европе. Просто другой не было. Звездный конь машины жизни неудержимо рвался к науке…

Движение порождает движение, а жизнь — жизнь. Не только в нашем бренном мире, но и в мире моделей. Возродившиеся из пепла прошлых веков алхимия и астрология настоятельно требовали пропитания. За эту благородную миссию взялись многие рыцари Благородного Корана. Поиски Священного Грааля знания начинаются в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.