Кто к нам придет ударить в правую щеку, от меча погибнет! Эта парафраза знаменитого высказывания святого благоверного князя Александра Невского хорошо знакома каждому исконно русскому человеку. Но как ее логически совместить с не менее знаменитой Нагорной проповедью из евангелия от Матфея 5:39 (и параллельного высказывания от Луки 6:29), которую должен наизусть знать каждый православный христианин? Да что там знать! Подставлять другую щеку требуется ежедневно, регулярно и без отпусков — ради спасения своей души. Основная идея хорошо понятна и чисто эстетически весьма красива – ревизия древнего «око за око» в сторону дополнительного усиления. Дабы прекратить раскрутку спирали насилия непротивлением оному. Однако насколько она реалистически практична и практически реализуема? Положим, мы озабочены душевным развитием ближнего своего. Но ведь не только дипломированные психологи, но и обыкновенный здравый смысл скажут Вам о том, что реакция злоумышленника на подобное проявление святости со стороны его жертвы может быть произвольной. Его просветление по рецепту Жан Вальжана временами случается в художественной литературе, но крайне маловероятно в реальной жизни — скорее еще пуще обнаглеет. А вот старое доброе «призвать к ответу наглеца», «надо, Федя, надо» или «на любую силу всегда найдется большая сила» может как раз банально сработать. Впрочем, если самоцель поставить в максимально быстром отбытии из нашей юдоли печали, тогда вышеприведенная заповедь – первоклассное средство для ее исполнения. Во всех остальных случаях прагматически более верным будет ее трактовать аллегорически и поступать по-человечески.

Примерно так это всегда и происходило во многих веках, которые были прежде нас. За единичными исключениями, которые ничего хорошего человечеству не принесли, безумие мира сего на весах истории упрямо перевешивало мудрость богочеловека. Все же жизненная сила внутри нас всегда побеждала мертвую букву снаружи нас. И честные люди поражали лжецов на дуэлях (или наоборот), и герои наказывали негодяев (или наоборот), и армии маршировали навстречу бессмертной славе (или наоборот). И лилась кровь, и продолжались страдания, и отдельные драки сменялись массовыми побоищами. И даже святая соборная апостольская церковь не выбивалась из общего ряда, призывая к джихадам против язычников, еретиков и басурманов. На Востоке божественные постановления предпочли нарушать втихую, как бы не замечая их. А вот на Западе под них подвели теоретическую базу. Модель подлатали и поставили на службу воинству Христову. И вновь отличился наш хороший знакомый святой Августин. И вновь не просто так, а по оказии и в контексте идеологической борьбы. И вновь, как во времена Киприана Карфагенского, на повестке дня встал вопрос доверия согрешившим церковнослужителям. В этот раз проблемы были не с манихеями, а со своими же бывшими собратьями по вере, нынешними схизматиками – донатистами. В этот раз речь шла о последствиях великого гонения на христиан, последнего перед Миланским эдиктом.

Правил тогда император Диоклетиан. Это был незаурядный, ответственный человек, искренне желавший принести пользу своей империи. Поэтому к делу искоренения христианского атеизма в ее пределах он приступил основательно, приказав всем верующим сдать свои священные книги соответствующим контролирующим органам. Надежды на скорое второе пришествие к этому моменту (начало четвертого века новой эры) были уже сильно поколеблены его длительным отсутствием. По этой причине многие христиане предпочли компромиссное решение мученическому венцу. Кто-то выбрал откровенное предательство, подчинившись требованиям властей. Другие перехитрили чиновников, притащив на сожжение апокрифические книги. Третьи просто попрятались. Среди давших слабину были и священнослужители, в том числе самые высокопоставленные — епископы. Когда преследования завершились, гнев народный против их недостойного поведения вылился в требования немедленного низложения с занимаемых ими должностей.

Позиция официальной церкви (как и во времена Киприана) состояла в том, что (в данном случае неоспоримый) факт наличия грехов жречества в прошлом никак не влияет на силу производимых ими магических обрядов в настоящем (покаяния достаточно). Другими словами, они ратовали за антропостатику (неподвластный обстоятельствам рейтинг) против антроподинамики (меняющаяся оценка ценности) по отношению к священникам. Многочисленные недовольные образовали собственные церкви, схизм разрастался на глазах. Утихомирить неутомимых борцов за праведность попытались административными мерами, но все впустую. Дело дошло до того, что экстремистское крыло донатистов приступило к вооруженной борьбе. Забегая вперед, окончательно «вылечить» образовавшиеся разногласия удалось только мусульманам – своими хорошо отработанными методами, т.е. погрузив модель в вечный сон. А пока от теоретиков требовалось выработать стратегию партии власти и обосновать ее легитимность.

После некоторых колебаний св. Августин в условиях разрастающегося конфликта и вторжения варваров принял позицию большинства – против неверных требовалось применять славные имперские вооруженные силы. Будучи человеком философского склада ума, он обосновал это решение разработкой целой концепции «справедливой войны». Основываясь на Цицероне и св. Амвросии, он смело отверг утопические идеалы основателя христианства в пользу более рационального подхода. Войну, по его мнению, можно было вести при условии того, что она преследует так называемые «справедливые цели». К ним относилось желание установления мира и наличие высокой любви к ненавидимым тобой людям. Другими словами, убивать и калечить врагов разрешалось при условии того, что ты при этом веришь в свою справедливость и лицемеришь, претендуя на высокие к ним отношения. Вглядитесь в этот пожелтевший от времени рецепт. В нем растерзанные инквизицией психически неуравновешенные женщины. В нем старушка, подкладывающая хворост в костер Яна Гуса. В нем крещенные огнем и мечом язычники. В нем альбигойцы — «кончай всех, на том свете разберутся». В нем черная как сгусток крови Варфоломеевская ночь. В нем безумная мясорубка крестовых походов…

Но и не только это. Блаженный Августин убедительно «доказал», что главным признаком искомой «справедливости» является руководящая роль теократической партии. Ее повсеместное присутствие, кафоличность, т.е. другими словами успех – гарантия истинности распространяемого ею по сторонам благовонного учения. Предполагаемое наличие прямого наследия от соратников Христа, знаменитых апостолов Петра и Павла – залог действенности производимых в церквях магических ритуалов. Оно же обеспечивало непогрешимость ее решений, прежде всего принятых в Центральном Комитете первого Рима и папой – его Генеральным Секретарем. Что касается пресловутой святости, то, по мнению святого Августина, зерна в принципе невозможно отделить от плевел. Церковь безгрешна вовсе не тем, что ее члены ведут праведную жизнь, а тем совершенством, которое она достигнет в Эсхатоне. А пока мы еще на пути к этому великому событию, то совершенно естественно, что даже избранные ведут себя не самым блестящим образом. Не стоит поэтому фокусироваться на некоторых перегибах на местах.

И вновь мы видим, как св. Августин чуть подправил правила придуманной им игры. При этом получившаяся модель Бога стала сильно напоминать иудейского Яхве второзаконческой истории, который обстреливал булыжниками с небесной тверди презренных идолопоклонников и настоятельно требовал организации тотальной этнической чистки Ханаана. Вся разница была в том, что теперь избранным народом стали христиане, а функцию Иисуса Навина стал исполнять Его Святейшество. Всевышний же с увлечением руководил своими полками протеиновых солдатиков. С его высочайшей поддержкой победа была неизбежна. И вновь практическая польза от предложенных Блаженным модификаций была несомненна. Заржавевшая от времени библейская заповедь была успешно отремонтирована. Тело Христово обрело не только острый стальной меч, но и бравого фельдмаршала – папу Римского. Эта четкая вертикальная структура власти с единым лидером во главе гарантировала успешное разрешение любых эвентуальных теологических споров в будущем.

Итак, сегодня мы пронаблюдали за очередным подвигом героя латинской теологии. Могучим интеллектуальным движением ему удалось избавить католичество от наследия прогнивших иудейских мудрецов. Путь вперед для модели христианства казался полностью свободен, однако впереди маячили новые задачи. И Блаженный Августин снова не оплошал, смело принявшись за их разрешение. Новые приключения в мире моделей ожидают Вас в Блоге Георгия Борского!

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

В предыдущий раз мы познакомились с удивительными обстоятельствами, которые буквально насильно затолкали Блаженного Августина на дорогу развития модели христианства (точнее ее латинского подвида). В его модели мира Всевышний собственной персоной вмешался в происходившее на своей личной Великой шахматной доске, организовав специально для него ход детьми «Tolle lege» за оградой сада, где он сидел. Не стоит осуждать античного человека за избыток предрассудков и легковерия. У нас и сейчас огромное количество людей приходит к Богу, воспринимая происходящее вокруг себя как знамения. «Господи, ответь на мою молитву!» — пылко просят они, зачастую добавив в мыслях очень по-современному «если Ты есть». После этого нежное колебание пламени свечи, хлопнувшая ненароком дверь, накатившее вдруг настроение или шальная мысль, пришедшая в голову, принимается за искомый знак с небес, который отныне навсегда фиксирует их веру. При этом они искренне не замечают, что эта ментальная модель обрекает на словах горячо возлюбленного Христа на роль то ли Фигаро, который то с ними здесь, то с другими там, то ли Великого комбинатора, дающего сеанс одновременной игры на миллиардах досок. На то Он и Всемогущий, чтобы крутиться вокруг них, расположенных в самой кочерыжке мироздания. На то Он и Всеблагой, чтобы живо интересоваться их личными проблемами. На то Он и Непостижимый, чтобы с азартом принимать участие в столь странной, придуманной самим игре.

Конечно же, это всего лишь типичные ментальные модели верующих не в меру – тревожные симптомы затянувшейся и ставшей хронической детской болезни эго- и антропоцентризма. Если попытаться найти более научное объяснение произошедшему с Августином и происходящее со многими верующими и поныне, то помимо слепого случая у нас остается пресловутая синхроничность Карла Юнга. Как Вы, вероятно, помните, немаловажную роль в истории будущего святого сыграла его преданная мать. Вполне может быть, что во многом ее психической энергией и были оплачены счета на тот кластер событий, который был принят ее сыном за проявление воли Божией. Поэтому, с точки зрения западного христианства, ее канонизация в виде святой Моники кажется справедливым вознаграждением за душевные труды праведные. Ведь через них католичество обрело мыслителя, который сумел заложить фундамент величественного храма этой ментальной модели. В чем же именно заключались его особые заслуги? Сегодня мы приступим к ответу на этот вопрос.

Из жизнеописания «блудного сына» (которое он составил сам в работе «Исповедь») очевидно, что тот к моменту своей конвертации не имел высшего теологического образования. Помимо этого, у него были проблемы с греческим. Его первый учитель оказался жестоким деспотом, который бил учеников. Августин в отместку ему поклялся всю жизнь жестоко ненавидеть его язык. Когда же он встал на христианскую стезю, то горько пожалел об этом импульсивном решении. В те времена еще не существовало качественных латинских переводов творений не только Святых Отцов, но и Святых Писаний (Вульгата св. Иеронима была тогда еще в процессе написания). Его попытки исправить проблему самообразованием в пожилом возрасте дали только посредственные результаты. В твердом остатке выкристаллизовалась насущная необходимость строить ментальную модель чуть ли не с пустого места. Ведь ему, как мыслящему незаурядному человеку, было мало отдельных библейских историй, он хотел вписать их в более общую картину мироздания.

И все же Блаженное место пусто не бывает. Готовые кирпичики для моделестроения св. Августин обнаружил в философии неоплатонизма, с которой был неплохо знаком. Итак, повторная (после Востока) попытка построить из христианства теологическую систему на Западе привела к тому же результату – импорту моделей Плотина и его последователей. Конечно же, это было неслучайно. К этому времени именно они были властителями дум передовой интеллигенции империи. Перипатетики с Аристотелем давно вышли из моды, да и стоики поднадоели. К тому же, между чисто умозрительными языческими построениями и богоданными библейскими откровениями наблюдались (для людей, незнакомых с тезисом полиомии) удивительные параллели. В обоих случаях утверждалось о единстве Бога. В обоих системах Он был Благим. Святой Троице соответствовала триада Единый-Интеллект (Нус) -Душа. Непосредственной пользой для модели христианства были некоторые хорошо разработанные положения неоплатонистов. Например, объяснялось происхождение всяческого знания путем Божественного света, инсайта-озарения. Помимо этого, важное значение имело предложенное ими разрешение проблемы существования зла. Добро было в избытке где-то там, в эпицентре Божественных эманаций. Его снабжение на нашу далекую периферию работало с перебоями, что и приводило к его наблюдаемому дефициту.

Тем самым удавалось оправдать Всемогущего в наличии многочисленных мирских бесчинств, не прибегая при этом к дуалистическим моделям – явным (как у гностиков с нехорошими демиургами) или даже скрытым (как у иудеев и христиан с бунтовщиком Диаволом). Как мы помним из предыдущей серии, именно это соображение стало решающим для Августина в отходе от конфессии, которой он увлекался по молодости. И теперь, обретя душевный покой в христианстве, он обрушил весь дар своего риторического мастерства на властителей своих бывших дум. Именно обличению их заблуждений были посвящены его ранние произведения. Происхождение страданий объяснялось неоплатонистами направлением ментального взора – прочь от Всеблагого. Св. Августин добавил к этому – используя свободу воли. Манихейство отрицало ее наличие. С их точки зрения где-то в нашем мире обитала старуха с клюкой по имени «Зло». Это она с присущим ей коварством овладевала душами людей. Это она была ответственна за смерть, болезни, голод и войны. Это она сражалась перманентным смертным боем с другим метафизическим персонажем — «Добро».

Нет! — решительно отверг эту модель герой нашего сегодняшнего повествования. Добро и зло — суть состояния души, и в нашей свободной воле отринуть нечистую тьму и повернуть свой взор к Богу, источнику всех благ, т.е. сознательно выбрать свет истинный. В этой простой и понятной современному человеку модели была одна неувязочка – она плохо согласовывалась с «фактами» наличия пророчеств и Всеведением Вседержителя. Ведь если Бог разрешил каждому идти своей дорогой, то как объяснить обнаруженные в Библии чудеса предвидения – за тысячелетия вперед в далекое будущее?! Потом разве Его статус не обязывает явным образом изъявлять свою волю для каждого падения малых птиц на землю? Разве Он не подписался постоянно подсчитывать волосы на голове у всех смертных? Это очевидное противоречие с текстами священных Писаний можно было замазать их метафорической трактовкой. Например, объявить, что Богу известно будущее только в общих чертах, но не в мелких деталях. Примерно таким путем и пошел св. Августин.

Что же за игру для Бога придумал он в результате? Ее очевидным плюсом стало то, что теперь, обретя свободную волю, люди перестали быть марионетками. Всевышний более не дергал их за веревочки с небеси. Всеблагой более не наказывал их вечными муками за те грехи, в которых вовсе не они были виноваты. Всеправедный более не награждал их вечным блаженством за те подвиги, которыми вовсе не они должны были гордиться. Но были и у этой модели свои минусы. Всемогущий вместо этого запустил в наш мир целую кучу людей-шариков, наподобие старой советской настольной игры в «пулялки». Они все катились в заданном пружиной и известном ему заранее направлении, но по пути могли почти случайно (по своей свободной воле) застрять и получить вместо большого приза явно непропорциональный свершенным преступлениям штраф. Отчего же так нечестно? – спросите Вы. А правила такие, — отвечал св. Августин. Бог сам придумал, сам их и придерживается. Может ли Всемогущий сотворить то, что никто не сможет отменить, даже Он сам? Ну конечно же — Он может все! Очевидную несправедливость правил Он исправляет мелким шулерством, помогая полюбившимся ему персонажам пройти в дамки высочайшим перстом. Портрет впавшего в маразм от бессмертия лет геймера дополняет постулируемое пристрастие самовлюбленного Господа к неприкрытой лести и восхвалениям в свой адрес.

Очевидно, что к Богу истинному (добавим по-современному «если Он есть») предложенная св. Августином ментальная модель не имела ни малейшего отношения. Это была всего лишь игра для всех желающих начинающих в метафизике. По правилам катящиеся по полю жизни шарики должны были предполагать наличие величайшего интереса Всевидящего к малейшим перипетиям их жизненного пути. По ее окончании в случае победы их ожидал пряник райского блаженства, поражение же сулило кнут адского огня. Побочным эффектом этой игры стало действенное моральное развитие участников в указанном этическом направлении. Постепенно она завоевывала популярность и распространялась по всей античной ойкумене. Бытие становилось лучше и веселее, и люди это ощущали своим «гиро-сенсором» качества жизни.

Итак, разработанная в целях разгрома манихейства модель «свободы воли» неадекватно описывала мир, однако являлась удачной в прагматическом смысле ментальной конструкцией. Но заслуги Блаженного Августина перед человечеством и наукой на этом далеко не исчерпаны. В частности, ему удалось заменить некоторые другие нежизнеспособные положения оригинальной доктрины христианства на более полезные. Священная война грядет в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Вы не слышали? У Господа Бога, помимо единородного, была целая плеяда чад усыновленных. Пусть не в буквальном, а переносном смысле. Когда они выросли, то стали Святыми Отцами. Но путь к этой благородной миссии у каждого из них был разным. Случались и нарушители конвенции. Логика Всевышнего неисповедима – по непроверенным слухам, он всегда испытывал особую слабость к раскаявшимся грешникам. Может быть именно поэтому особо любезным его сердцу стал св. Августин? Блаженны блудные сыны, ибо благоволит им Отец Наш Небесный в Царствии Своем. «Господи, дай мне целомудрия, но еще не сейчас!». Эта молитва до сих пор составляет кредо львиной доли молодежи золотого миллиарда. Диво дивное коллективное, как они все, перебесившись в юности, годам к тридцати становятся респектабельными и верноподданными налогоплательщиками. Был ли в начале сих бесславных дел наш милый Августин? Наверняка утверждать это – идти против веры в меру. Но в более слабом растворе это высказывание неопасно к потреблению – некоторое влияние наверняка оказал. По ходу мы обнаружили еще одну отличительную черту западного образа жизни. Не загадочной ли симпатией Всевышнего к запоздалым пассажирам поезда спасения объясняются их успехи в деле построения моделей? И снова не будем спешить с формулировкой гипотезы. Проследим пока за извилистым жизненным путем будущего святого.

Он был единственным сыном в семье госслужащего Римской провинции Африка. Его отец был язычником, а мать – глубоко и искренне верующей христианкой. Родители попытались дать ему лучшее возможное по своим средствам образование. Когда деньги закончились, Августину пришлось вернуться домой, где он посвятил себя общению с недорослями вроде себя, рыскавшими в окрестностях в поисках приключений. Получив неожиданную финансовую поддержку со стороны, ему удалось продолжить обучение в стольном граде Карфагене. Там он обзавелся любовью, этим древним занятием живых существ, которая подарила ему сына — Адеодатуса (в переводе «Дар божий»). Там он преуспел в занятиях риторикой, этой древней науки убеждать, которая подарила ему героя — Цицерона. Там он увлекся манихейством, этой древней религией персов, которая подарила ему мир пророка — Мани.
К этому времени (второй половине четвертого века нашей эры) манихейству удалось распространиться по всему Средиземноморью. Будучи дуалистическим верованием, противопоставлявшим добро-свет злу-тьме, оно проще и лучше монотеизма объясняло наличие многочисленных страданий в нашем мире. Будучи восточной конфессией, вобравшей в себя мудрость халдейских магов, она опиралась на широко распространенный астрологический паранаучный фольклор. Будучи ментальной моделью, боровшейся за души людей, она резко критиковала конкуренток и прежде всего вогосударствленное христианство. Очевидной мишенью для издевок были наивные примитивные истории из жития древних иудеев. Помимо этого, для человека, искушенного в риторике, сравнение элегантного стиля классиков этого жанра с варварскими пассажами Библии было явно не в пользу последней.

Девять лет пребывал Августин в ранге манихейского «послушника», не пытаясь достичь следующего в сектантской иерархии звания «совершенного». Проблемы начались по причине избытка вопросов, которые переполняли молодого человека. Когда на них не смог дать удовлетворительного ответа специально вызванный по этому случаю гуру, огненная надпись была на стене – развод. Розыски духовной альтернативы не дали быстрых результатов, а тем временем Августину требовалось найти еще и работу в целях зарабатывания хлеба насущного для пропитания собственного и своей наложницы с сыном. Нагромождение случайностей отправило его с исторической родины в Рим, а оттуда в Милан, где весьма кстати образовалась вакансия профессора риторики.

Там охота на истину возобновилась с новой силой. Он увлекся неоплатонизмом, самым модным в среде интеллектуалов того времени философским учением. Для объяснения наличия зла была предложена другая модель. В центре мироздания располагался Единый, от которого, словно круги на воде, расходились эманации. Чем дальше от центра, тем меньше благолепия. Двигаешься в неправильном направлении – получаешь страдания. Грех состоит в отвращении своего взора от Непостижимого. Эта замысловатая конструкция ответила на ряд вопросов, которые не давали покоя Августину. Страдания перестали быть манихейской сущностью, обитавшей в нашем мире, а стали всего лишь переносом своего нравственного фокуса прочь от божественного совершенства.

С этой ступеньки лестницы моделей было уже ногой подать до христианства, но на этом пути прочно стояло чисто эстетическое отвращение воспитанника античной культуры перед грубым языком Библии. В борьбу за спасение бессмертной души своего возлюбленного отпрыска вступила мать-героиня. Не убеждением, так ухищрением она добилась-таки того, что Августин решился посетить проповеди св. Амвросия. Тот славился как лучший оратор города, и речь изначально шла исключительно о профессиональной оценке дара убеждения епископа. Однако его аллегорическая трактовка (разрешенный и даже рекомендованный в риторике прием) библейских пассажей так увлекла Августина, что он и не заметил, как последние модельные препоны в его душе перед принятием христианства издали предсмертные стоны.

Оставалось сделать последний шаг, но этому незаурядному человеку мало было расчистить заторы перед Торой. Он уже желал к Христу за пазуху, но требовалось истинное чудо, которое бы убедило его в правильности своего решения. Хочешь поверить – поверишь. В свободе веры наша свобода воли. Или, выражаясь научно, вера второго порядка порождает веру первого. Молитвы его матери и его собственные пожелания сделали свое неизбежное дело. Tolle lege. Tolle lege. Tolle lege («возьми и читай») – за стеной сада, где Августин сидел под фиговым деревом, послышались детские голоса. А может быть, на самом деле ему почудились именно эти слова?! Вполне вероятно, ведь наше сознание находится в услужении у страстей и чаяний. «Доколе, Господи?» — вскричал он. Это – знамение! Догадка пронзила его насквозь, он схватил Библию и, раскрыв ее на случайной странице, с трепетом душевным прочитал слова апостола Павла: «не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти, но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа» (Рим. 13:13-14). Наш герой, конечно же, увидел в прочитанном точный рецепт для самого себя. Что бы мы делали, друзья мои, без полиомии? Только благодаря ей мы можем обманывать самих себя.

И — свершилось! Он был крещен св. Амвросием, сотворившим тем самым великого продолжателя своего дела. К полному счастью своей дорогой матери, он покинул свою любовницу и уволился с работы. К неполному счастью своей брошенной подруги, он похоронил свою мать, а затем и их общего сына. К неполному счастью бедных, приехав на историческую родину, он продал все свое движимое и недвижимое имущество и раздал им вырученные деньги. К полному счастью своему собственному, он погрузился в новую жизнь молитв, изучения Писаний и размышлений. Спустя некоторое время он стал писать. Его произведения составили славу, принесшую ему сначала жезл епископа города Гиппона, а затем лавры Блаженного Августина, Святого Отца и самого влиятельного латинского теолога вплоть до Фомы Аквинского (чуть не тысячелетием позже).

Итак, он растоптал порок и выбрал добродетель… Позвольте, но он растоптал свою любовь и выбрал равнодушие к ее судьбе?! Ведь ни в одном из своих сочинений он даже не упомянул имени матери своего ребенка. Он отрекся от Мамоны и раздал все деньги … Позвольте, но он отрекся от полезной деятельности и раздал ее плоды на бесполезное растерзание?! Ведь нищие все быстро сожрали и остались не менее нищими. Он отказался от лжеучений и выбрал истинного Бога… Позвольте, но он отказался от поисков истины и выбрал самообман?! Ведь любая догма суть всего лишь ментальная модель и требует развития. Похоже на то, что наша гипотеза отдала концы, не успев родиться. Августин вовсе не был таким уж блудным сыном и вовсе не стал таким уж блаженным Отцом. Что же произошло на самом деле? Хотели как свободные люди, получили как рабы моделей – всплеск синхроничности силком затолкал способного образованного мыслящего человека на тропу, обнаруженную святым Амвросием.

Нам осталось лишь проследить за тем, стоили ли модели св. Августина света загубленных безжалостной метафизикой человеческих душ. Наследие блаженного латинского Отца обширно и требует времени на изучение. Придется набраться терпения, в одну статью я не уложусь. Беспокоиться не стоит – все в надежных руках. Блажен Блог Георгия Борского, ибо его есть Царство модельное.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

«Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно». Этот с виду ничем не примечательный пассаж из евангелия от Луки (22:38) имеет забавную историю. Трудно сказать, что именно имел в виду сам сочинитель. Скорее всего, просто заполнил образовавшуюся пустоту в своей истории. Или пытался пристроить малопонятный однострочник из доступного ему сборника в свое повествование. Или хотел произвести аллюзию на что-то утерянное за давностью времен. Однако верующие не в меру, а в богоданность каждой буквы священных текстов были убеждены – где-то здесь зарыта великая тайна. Отрыть ее было важной теологической задачей. Почему именно «мечи»? Почему именно «два»? Почему именно «довольно»? Постичь пусть не истину, а ментальную модель, дающую ответы на эти глубокомысленные вопросы, можно было достаточно легко, использовав проверенный аллегорический способ интерпретации текстов. При этом мы-то с Вами знаем, что по тезису полиомии результат мог получиться совершенно произвольным. Можно было, например, предположить, что речь идет о Христе и Духе Святом (посредниках Всевышнего в нашем мире). Или о Боге и Его творении? Или о двух особо избранных христианских добродетелях (любовь и вера)? Или наоборот — о двух особо избранных пороках, с которыми надлежит бороться (гордыня и ереси)? Однако консенсус средневековой науки был достигнут в том, что один меч служил символом для светской власти, а другой для духовной. В чем была причина победы именно этого варианта толкования?

Вопрос взаимоотношений между церковью и государством оказался в фокусе внимания Западных схоластов не случайно. В странах заходящего солнца они развивались по особому сценарию. После перемещения двора св. Константина Великого в созданный им Второй Рим жесткая силовая пирамида была построена именно на Востоке. Философия с прочей наукой усилиями многих Святых Отцов там поступила на службу к теологии. Та в свою очередь нанялась в секретари к теократии. Наконец, последняя стала верной рабыней автократии, с готовностью исполняя малейшие прихоти и приказы земных владык. В тех редких случаях, когда возникал конфликт с господами-кесарями, приходилось прибегать к средствам магическим — молиться о синхроничности. До открытой конфронтации дело не доходило никогда. Полагаю, что мне не надо описывать в подробностях этот хорошо знакомый для современной российской аудитории расклад, где не только народ и партия едины, но и единая партия зачищает окрестности от неугодных ей ересей. В резком отличии от Византии в Риме постепенно образовался дефицит порфироносных. В создавшемся через это вакууме именно церковь попыталась взвалить на себя бразды правления, стараясь удержать раздираемые варварами на лакомые куски бывшие имперские провинции от сползания к полному хаосу. Конфликт с гражданской администрацией в той или иной форме был неизбежен.

Проследить предвозвестники этого противостояния мы сможем, изучив житие другого латинского Отца – святого Амвросия Медиоланского, т.е. происходившего из города, который мы величаем в современности Миланом. В те далекие времена (конец четвертого века новой эры) именно здесь располагалась столица Западной половины рейха. И именно там происходили драматические события, которые стали первыми шагами большого пути. Куда он привел человечество, Вы прочитаете в финале этой статьи. А пока о том, что было в начале. Почил епископ Авксентий, и на освободившееся место на престижнейшей кафедре претендовали как ариане, так и ортодоксы. Как это зачастую бывает, борьба моделей грозила превратиться в побоище для людей. Местный мэр Амвросий, пользовавшийся большим народным уважением за образованность и честное правление, посчитал себя обязанным посетить прения в соборе. Будучи обученным искусству риторики, ему не стоило большого труда несколькими фразами успокоить аудиторию. Внезапно откуда-то из толпы нежный детский голосок провозгласил: «Амвросий, епископ!». В те стародавние времена полагалось, что устами младенца глаголет Бог. Подобного рода события воспринимались как знамения свыше. Посему неудивительно, что вскоре вся собравшаяся толпа принялась дружно скандировать клич ребенка.

К этому моменту будущий святой не был даже крещен и имел в целом кардинально другие планы по поводу своей грядущей карьеры. Однако, когда несколько попыток к бегству окончились неудачей, а к простому люду присоединился с просьбами сам император, ему пришлось смириться с неизбежным. Он принялся за дело с присущим ему чувством ответственности. Громкую славу принесло ему урегулирование кризиса с шайкой Готов, взбунтовавшейся и взявшей в заложники многих христиан. Заплатив требуемый выкуп из церковной сокровищницы, он заявил: «Живые сосуды для Господа важнее золотых». Пробелы в теологии вскоре были заполнены интенсивным самообразованием. Амвросий не внес ничего принципиально нового в ментальные модели христианства. Однако знание греческого языка помогло ему не только принять учение Капподокийских отцов и поддержать предложенную ими версию православия, но и популяризовать ее в своем окружении.

Характерные эпизоды-предвозвестники будущего противостояния трона и тиары произошли после восхождения на престол Царьграда Феодосия (прозванного Великим за поддержку ортодоксальной версии христианства — триадологической модели св. Василия Великого и св. Григория Богослова). В первом из них епископ встал на защиту христиан, поджегших иудейскую синагогу. Император попытался защитить законность и правопорядок, наказав зачинщиков самоуправства. Однако Святым Отцам воля Господня открыта по факту своей праведности. Антисемитизмом в условиях беспощадной идеологической конфронтации страдали многие из них, например, Иоанн Златоуст. До изобретения диалектического метода мышления марксистами его уже уверенно практиковали в далекой древности. Некоторые ближние свои дальше других — их любить не полагается. Или так – свои ближние ближе к телу Христову. Вот и по мнению будущего святого Амвросия, нечестивых евреев постигло справедливое наказание, и задача суда была в том, чтобы покрыть преступление поджигателей перед законом. Характерно, что Феодосий подчинился и печальный урок будущим поколениям был зафиксирован в анналах истории.
Второй раз два меча Христова вступили между собой в жестокий бой по поводу расправы, учиненной Феодосием над повстанцами из Фессалоников. Те умудрились линчевать главу местной администрации президента. Гнев самодержца был неудержим, а разум включился слишком поздно. В результате от рук армейских подразделений погибло несколько тысяч безоружных и беззащитных людей — дабы впредь неповадно бунтовать было. Амвросий, на сей раз в полном соответствии с Христовыми заповедями, в категорической форме потребовал от душегубца публичного покаяния в совершенном кровавом злодеянии. Лично остановив его перед входом в храм, он угрозой отлучения от церкви вынудил царя земного склонить свою голову перед Владыкой Небесным. Раскаяние Феодосия было искренним, ибо именно Амвросия он призвал к своему смертному одру…
Как мы видим, с самых ранних времен отношения правящего духовенства и бездуховного правительства на Западе оказались напряженными. Отпрыски Римских патрициев, наследники Петра и Павла имели резко завышенное мнение о самих себе. Св. Амвросий первым вступил на ту дорогу, которая спустя несколько столетий заставила Генриха IV-го босиком брести в Каноссу. В апофеозе своего могущества папство отправило сотни тысяч людей в мясорубку крестовых походов. Но этот же путь впоследствии привел и к затяжной войне со stupor mundi Фридрихом II-м, так и не выявившей победителя. И он же отправил викариев Христа на Земле в Авиньонское пленение, стал причиной беспомощности перед возникшим схизмом с протестантами и народившейся безбожной наукой. Это она уже проложила шпалы, по которым до сих пор вдаль бежит, качается скорый поезд материализма, все набирая ход. Что у него впереди за поворотом – пропасть или взлет?

Так что же, нам наконец удалось обнаружить причину баснословного успеха Европы? И она заключалась в гордыне папства? Не будем спешить с выводами. Мало обнаружить дорогу, по ней нужно еще и пройти в выбранном направлении. В свете этой задачи главным достижением жизни св. Амвросия стала вербовка для христианства другого латинского отца – св. Августина. А это был не так себе завалящий папаша какой-нибудь. Именно ему удалось стать тем краеугольным камнем католичества, которым была не судьба заделаться апостолу Петру, несмотря на многочисленные евангельские пророчества. Черный континент прямо по курсу движения Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Наш беглый обзор творческого наследия греческих Отцов Церкви раннего христианства благополучно завершен. Как и было обещано в прошлый раз, настоящей статьей мы начинаем изучение ментальных моделей Отцов латинских. На этой теме я намереваюсь задержаться чуть дольше обычного. Дело в том, что именно здесь, в Западной Европе, спустя жалкое тысячелетие произошел исторический прорыв от религиозных моделей к научным. Именно здесь случилось то чудо, которого не смогли выпросить у Всевышнего праведные евреи, несмотря на скрупулезное исполнение бесчисленного количества заповедей Торы. Именно здесь сформировалось то миропонимание, которое не получилось обрести ортодоксальной до последних нейронов спинного мозга Византии, несмотря на обладание всеми секретами античной науки и мистики. Именно здесь вырос тот плод, рождения которого не удалось вымолить у Аллаха мусульманам, несмотря на благодатный климат и пятикратные ежедневные молитвы. Первый и главный вопрос, на который мы постараемся ответить – почему БГ был столь милостив именно к тем землям, где заходило солнце, и к варварским народам, их населявшим? Рядом с ним висит еще целая гирлянда сателлитов. Отчего Он был с ними? Почему не с Россией? Как получается, что мы все догоняли, но так и не догнали – словно Зеноновский Ахиллес против черепахи? В чем секрет успеха Запада?

Приступим к разрешению этих нелегких вопросов издалека. Перефразируя известный в кругу ученых анекдот – 1, поделенный на 2, может остаться единицей при условии, что «1» достаточно большое число. Юмор может показаться непонятным для тех, кто не знаком с тем, как математики орудуют с бесконечностями. Однако матушке-природе и не такое по плечу. Результатом такого деления у нее запросто может стать двойка. Причем на полном серьезе. Те же фокусы запросто производят штукари из мира моделей. Как это ни антипатриотично звучит, распад великих империй с точки зрения моделей вовсе не является крупнейшими геополитическими катастрофами столетий, но благотворно влияет на их ментальное здоровье. Неслучайно госпожа эволюция придумала расщепить жизнь на множество существ – дабы каждый искал свой собственный проход в темной пещере Платона к светлому будущему. При этом, конечно же, обязательным условием развития является кросс-культурное опыление. Когда грохочут пушки, то модели дрожат на опушке, заткнув от канонады ушки. Посему – модели всех стран, православных и левобережных, соединяйтесь!

Вот тем же образом и происходило медленное, но верное отпочкование Рима первого от второго после образования последнего особым декретом св. Константина Великого. При этом постепенно создавалась новая общность, со своим языком, культурой и традициями. Основным центром теологической жизни долгое время продолжал оставаться Вечный Город, с некоторыми важными исключениями из правил, в частности, Карфагеном, о котором мы говорили ранее. Красивая древняя легенда рассказывала о мученическом венце апостолов Петра и Павла в столице империи при императоре Нероне. Хотя и весьма вероятно ее апокрифическое происхождение (по крайней мере, св. Петр вряд ли на самом деле покидал родные Палестины), важно то, что в нее верили христиане всей ойкумены. Это придавало особый статус церкви города и ее епископам. Они ведь почитали себя прямыми наследниками того камня, на котором Иисус собирался возвести здание, которое не одолеют врата ада.

Первоочередной задачей для христиан, все меньше понимавших оригинальный язык Писаний (книг Ветхого и Нового Завета), стал их качественный перевод на латынь. Эту миссию и возложил на себя герой сегодняшнего повествования – святой Иероним. Впрочем, святого, если понимать под этим безмятежную праведность, в нем была одна лишь посмертная канонизация. Всю жизнь этого незаурядного человека разрывали страсти. Он никак не мог избавиться от своей сексуальности, вспоминая Римских танцовщиц. К этому моменту он был аскетом-отшельником в пустыне. Он никак не мог справиться и со своей пылкой натурой. Не моясь годами, утверждал, что это не требуется для тех, кого омыл Христос (во время крещения). Он никак не мог избавиться и от своей вспыльчивости, именуя несогласных с собой «двуногими ослами». А ведь среди его оппонентов были св. Иоанн Златоуст, св. Василий Великий, св. Амвросий, св. Августин… Он никак не мог избавиться и от своего увлечения классической литературой. Как-то во время тяжелой болезни ему приснился Страшный Суд.

— А ты кто такой? — вопросил страшный судья.
— Христианин… — ответил он.
— Ты лжешь, несчастный, ты Цицеронец!

Как Вы, наверное, догадались из диалога, он был образованным по античным меркам человеком, который при этом считал свою ученость греховной. Забросив лучшие образцы классической риторики, занялся изучением иврита. Конечно же, после Цицерона Тора идет только с напором. Преодолел свое отвращение к варварскому языку, убедив себя, что он на этом языке говорил сам Всевышний. И, бросив все прелести цивилизации, отправился в пустыню для его изучения. Не прошло и трех лет, как он вернулся в Рим, где получил от папы Дамасия предложение стать своим секретарем и перевести Библию на латынь, причем не с греческой Септуагинты (такой перевод уже существовал и изобиловал ошибками), а напрямую с языка оригинала. Эта исполинская задача стала главным делом его жизни.

Но приступить к ее исполнению он смог только значительно позже, когда, сотворив своим неуживчивым нравом врагов по всей епархии и лишившись покровительства почившего Дамасия, вновь отправился «из Вавилона в Иерусалим». Поддержку в своей титанической работе он нашел, как ни странно, в среде тех женщин, которых избегал как искушения. Две его ученицы Паула и Евстохиум решили умереть вместе с ним для мира в монашеской келье. Нет, Вы неправильно подумали – речь шла об отдельных друг от друга квартирах. Более того, основав в Вифлееме два монастыря, женский и мужской, эти истинные праведники и праведницы стали тратить свои силы не на умерщвление плоти, а на лингвистические занятия по изучению иврита и переводу Библии. После многих лет работы, прерываемой полемикой с многочисленными оппонентами, титанический труд был завершен и на свете появилась Вульгата (в переводе «для всех, для обычных людей») – объективно лучший для своих времен латинский текст Священного Писания. Особенно хорошо у Иеронима получились Псалмы, которые ему удалось зарифмовать по хорошо известным ему классическим образцам. Этот текст живет до сих пор благодаря грегорианским хоралам.

Вульгата стала канонической Библией на Западе на тысячелетие, но произошло это далеко не сразу. Как это зачастую бывает, многие верующие не в меру не желали расставаться с полюбившимися им пассажами, пусть даже ошибочными. Кто дал этой выскочке право курочить и вычеркивать сакральные слова наших отцов и дедов? Где высочайшее повеление Всевышнего? Разве Септуагинта не была волшебным образом рождена в результате синхронного перевода семидесяти толковников? К латинским старообрядцам принадлежали не только невежественные слои христиан, но и такие светильники теологической мысли, как св. Августин. Их сопротивление удалось окончательно сломить только после смерти св. Иеронима. Пережив уход из этого мира Паулы на пятнадцать лет, шок разорения Рима Готами Алариха на десять и кончину своей духовной дочери Евстохиум на несколько месяцев, эта неутомимая душа обрела наконец тот покой, который ей только снился всю жизнь. Будем надеяться, что свой второй экзамен перед небесными судиями он сдал на отлично…

Так что же дало св. Иерониму силы исполнить задуманное? То, что БГ оказывал ему высочайшую поддержку? Потому, что избегал эксцессов? А может неугасимый огонь сердца? Неутолимая жажда работы? Неукротимый галоп характера? Для взвешенного ответа нам явно не хватает эмпирического материала. Посему мы до поры подвесим их за ниточки знаков вопроса просушиться на времени, а сами пока займемся биографией другого латинского Отца – святого Амвросия. Желаете узнать о первом историческом поединке двух мечей Запада? Следите за публикациями Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Кого разбудил Кирилл?
Кто посадил модель на мель?

Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши мессии? На сей с виду простой детский вопрос не существовало разумного ответа. Не существовало прежде всего по причине наличествовавших ограничений. С одной стороны сотериология (учение о спасении) требовала увидеть сакральный смысл в принесенной Спасителем жертве на кресте. Позицию ортодоксальной теологии хорошо сформулировал св. Григорий Богослов – если не вочеловечился, то никого и не спас. С противоположной стороны красные флажки выставило учение о Троице, требовавшее божественности Христа без малейших компромиссов. Наконец, господствовавшие в те времена неоплатонические модели-аксиомы постулировали совершенную несовместимость природы сотворенных смертных и несотворенных Всевышних. Но не было на него ответа, и в том числе, по причине ограниченности античного модельного ряда. Нашим несчастным предкам приходилось жонглировать дичайшими на современный взгляд понятиями – сущностями, природами, ипостасями, персонами-просопонами и т.д. и т.п. Как они сосуществовали в одном единственном Христе, как взаимодействовали? Если их было две, то как перемешивались – слитно по модели двух жидкостей или раздельно как масло в воде? Сколь вопрошающие безумцы, таков и безумный ответ. Поэтому нисколько не удивительно, что удовлетворительное решение поставленной задачи так и не было достигнуто. Удивительно другое – почему она вдруг встала ребром и поперек горла христианства? По какой причине никак не находилось «лексического» решения христологической проблемы на манер триадологической, которое успокоило бы всех заинтересованных лиц? Совсем недавно мы ломали голову над причинами возникновения тех метафизических ветров, что вращают флюгер наших интересов. Методом пара-научной спекуляции мы постулировали «заинтересованность самой модели христианства» в прояснении отношений внутри Троицы. Неукротимая модель?

Для сегодняшней статьи нам придется изобретать новое объяснение произошедшему впоследствии. Проблему соотношения божественного и человеческого в Христе не могла «поставить сама модель». Она к этому моменту была полностью удовлетворена происходящим, с наслаждением переваривая избытки веры рабов Божиих и завершая зачистку уцелевших конфессий нон грата. В данном случае модель «вожделела» продолжения банкета и вовсе «не желала» возникновения к ней новых вопросов. Они родились со стороны по с виду ничем не обусловленному стечению обстоятельств. Тем не менее, случайна ли была вся эта абсурдная сакральность совершенно нелепых проблем? Вспомним, что злую христологическую модель впустил в наш мир св. Кирилл со товарищи из желания подсидеть Нестория. Вспомним, что на кону было первенство в кафолической церкви. Вспомним, что борьба протекала скорее в политической, нежели в теологической плоскости. Неукротимые грехи?

Давайте пробежимся по каскаду исторических событий в поисках эмпирического материала для искомого обобщения. Сменивший Кирилла на посту верховного жреца Египетского христианства Диоскор оказался ничуть не слаще своего предшественника. Разгром Нестория и его команды поставил Антиохийскую школу теологии в патовое положение. Архиепископ Сирии потерял всякий интерес к жизненной борьбе и желал удалиться к монашеской смерти. Управление церковью в провинции перешло в руки Феодорета Кирского, большого приятеля Нестория. Казалось, что все готово для того, чтобы нанести поверженному противнику coup de grace, окончательно утвердив первенство Александрии в христианском мире (по крайней мере на Востоке). Все, что требовалось для этого — организовать небольшой синодик. Удачный повод для этого предоставил новый христологический скандал. Кирилл вызвал к жизни силы, с которыми уже никто не мог справиться. Его последователи упростили предложенную им хитроумную модель спайки Логос-плоть, утверждая, что в Христе присутствовала единственная природа – божественная. Среди таковых был влиятельный столичный монах Евтихий. Весьма вероятно, что Диоскор намеренно подставил его под огонь критики в целях созыва подконтрольного ему церковного съезда. И здесь, все в том же Эфесе анафема Феодорету символизировала долгожданный окончательный триумф Египта над Сирией. Давние мечты Феофила, Кирилла и его собственные воплотились в жизнь! Неукротимые амбиции?

Или оказались похоронены навсегда? В хитроумные комбинации Диоскора неожиданно вмешался проклятый Запад. До сих пор Рим мало интересовали восточные склоки по предметам, которые казались им отвлеченными и маловажными. Их собственная традиция, происходившая от Тертуллиана и св. Августина, покоилась на словесной эквилибристике, сохранившейся до нашего времени под заголовком «communicatio idiomatum». Детали проработаны были слабо, но утверждение единой природы Христа встало и этой модели поперек горла. Папа Лев неожиданно для всех встал в оппозицию и прислал на синод т.н. «томос» – свою собственную магическую формулировку христологического эликсира мудрости. Это явно не входило в планы председателя собрания, поэтому ее даже не заслушали. Столь вопиющий акт неуважения к престолу святых апостолов Петра и Павла настолько возмутил Льва, что его грозный рык потряс всю кафолическую церковь, а собор был отныне прозван «разбойничьим». Неукротимые разногласия?

Некоторое время ситуация была подвешена в хрупком динамическом балансе. Наконец текущий император (благоволивший Диоскору) подозрительно синхронично упал с лошади и скончался. Его наследники решили созвать новый собор, оставшийся в истории под названием четвертого Вселенского в Халкидоне. Все добро, нажитое непосильным трудом египетских мыслителей, пошло с кафедры за бесценок. Символ веры в очередной раз обновили — по римскому рецепту. Еретиков рокирнули с православными – бывших сосланных вернули, а бывших верных сослали. Точнее, помиловав рядовых епископов, низложили самого великого комбинатора Диоскора. Ему не удалось последовать примеру своего знаменитого предшественника Афанасия, скрывшись от преследования и вернувшись с реваншем. Казалось бы, мир и благоволение свыше в теле Христовом восстановлены? Не тут-то коту масленица! У Диоскора зато получилось стать первым монофизитским мучеником. Для многочисленных христиан его воззрения стали Божией истиной и единственным путем к спасению души. Разве можно было принять богопротивные «две природы»?! Неукротимая вера?

В дело был пущен административный ресурс. Императорам в целом было совершенно безразлично, какую именно комбинацию из слов примут за ортодоксальное христологическое определение – лишь бы восстановить мир и спокойствие в подконтрольных территориях. Достичь этого они пытались банально — силой. Но странное дело — чем интенсивнее велись военные действия, тем сильнее разгоралось партизанское движение сопротивления. Эдикт августа Зенона «Энотикон» привел к первому разрыву Востока и Запада. С большим трудом единство партии и народа христиан было восстановлено Юстином. Для этого пришлось согласиться на все требования Рима за счет подавления Египта и половины Сирии. Вскоре за дело принялся могучий Юстиниан Великий. Под его давлением очередную формулировку подписали Антиохия, Константинополь и Александрия. Был созван очередной Вселенский Собор (пятый по счету), послушный воле тирана античных народов. Оставалось поставить на колени папство. И вот престарелый Вигилий, будучи низложен и сослан железной волей самодержца, поддался преступной слабости. Победа света разума над тьмой суеверий? Держи дароносицу шире — новые протесты и схизмы на Западе! А после кончины Юстиниана союз меча и ораря и вовсе развалился вдребезги. Наконец, последний шанс на достижение компромисса – монергизм и монофелитизм, непосредственно перед возникновением ислама, приютившего многочисленных притесняемых монофизитов под свое крыло. Изыди, Сатана! Стоим в вере до конца! В этом болоте и утопнем, не сходя со своего места! Неукротимая ересь?

Нет, друзья мои! Это сама природа своими законами толкала модели вперед, к развитию. Если это понять, тогда станет очевидным и то, что христианство к этому моменту перестало успешно исполнять цементирующую функцию в борьбе с неконтролируемыми процессами внутри империи. Каждая из ментальных моделей таинственного треугольника из Египта, Сирии и Рима развивалась в свою сторону, по особому сценарию. Многочисленные доктринальные нестыковки были вовсе не совпадениями, но повторяющимися феноменами, знаками времен. В запечатанном железобетонной догмой котловане случилось переполнение. И никакие силы земные уже не могли осушить те воды страданий человеческих, которые переливались через край!

Жизнь не закрыть на замок высокой плотиной
Она не терпит моделей, покрытых тиной!

Итак, сегодня мы нашли неуловимую и неукротимую. И ей оказалась сама жизнь, которую в некоторых кругах величают Богом. В погоне за этим заключением мы немного увлеклись разборками на Востоке, проследив за ними чуть ли не до наступления первой вселенской катастрофы модели христианства. К счастью, вооруженные современной технологией, мы можем пролистать файл истории на несколько столетий назад в целях изучения того, что происходило в эти времена на Западе. Именно там и тогда закладывался фундамент того здания, которое спустя тысячелетие стало наукой. Стройка века (пятого новой эры) в объективе Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Египет опять победил
Но что породил Кирилл?

В прошлой статье мы с Вами наблюдали за первым раундом эпического противостояния эпохи раннего христианства между теологическими школами Александрии и Антиохии. Как мы помним, жесткий прагматический подход Египетского епископа Феофила не оставил ни малейших шансов мечтательному романтику Златоусту. Спустя поколение стороны вновь скрестили шпаги в теологических баталиях. Новый верховный жрец страны фараонов (племянник старого) Кирилл против нового блаженного из Сирии Нестория. Кто кого сборет? Ниже подробности противостояния для любителей спортивных репортажей. Если, ознакомившись с деталями, Вы почувствуете приступ дежавю, то не беспокойтесь. Ничего сверхъестественного в этом нет, эти два тайма одного и того же матча и в самом деле сильно напоминают друг друга.

Вновь церковный трон Константинополя оказался вакантным. И вновь было решено избрать независимого кандидата из относительно далекой Сирии. Опять выбор пал на монаха, прославившегося своими аскетическими подвигами и красноречивыми проповедями. И опять в Святой Софии воцарился человек не от мира сего. В отличие от своего знаменитого предшественника Иоанна в фокусе внимания Нестория не была борьба с коррупцией. Он ополчился на инакомыслящих и сконцентрировался на разрешении спорных теологических вопросов. Он не был поэтом, но был кабинетным мыслителем. Однако по политической близорукости был как две капли воды похож на своего великого соотечественника. Каждый шаг в новой должности придвигал его к той пустыне, в которой ему было суждено пропасть. Закрытие (посредством сжигания) последней сохранившейся арианской церкви в столице ожесточило против него варваров-наемников (исповедовавших эту ересь). Монахов он превратил во врагов, приказав тем разойтись по местам своей прописки. Женщинам (в благочестивых целях) запретил присутствовать на вечернях, что вызвало недовольство активных стяжательниц благодати Божией. Конфликт по поводу деталей богослужения восстановил против него влиятельную сестру императора Пульхерию.

Хотелось как в сказке — получилось как в жизни… Монашеская партия, пользовавшаяся поддержкой Пульхерии и возглавляемая большим другом египетских финансов епископом Проклом, потребовала немедленного подтверждения легитимности звания «богородица» (Теотокос). Было это странным изгибом траектории человеческого интереса или обыкновенным поворотом кривой человеческих интриг? Почему так незамедлительно потребовалось узнать, кого именно родила приснодева в ночь? В каких целях так неотложно потребовалось вызвать Христа на допрос, дабы просветить, что у него там было внутри? Отчего так настоятельно вдруг потребовалось уточнить титул матери Иисуса? Наиболее вероятный ответ на этот вопрос кажется очевидным. Враги Нестория, конечно же, заранее знали о позиции антиохийских теологов по этому вопросу – Бог бессмертный, Его нельзя родить, поэтому правильно говорить исключительно «человекородица» (Антропотокос). Таким образом, это была очевидная провокация, и наивный провинциал угодил в заготовленную душеловку. Он попытался «умиротворить» обе враждующие группировки. Со свойственным ему акцентом на семантическую точность заявил, что обе позиции, строго говоря, неверны. Мария являлась матерью не Бога, но человека, которого христиане почитают божественным. С другой стороны, термин «человеко-матерь» может означать, что она родила всего лишь человека. Дабы избежать неверного толкования, он предложил использовать нейтральное понятие «христородица» (Христотокос). Этим «компромиссом» он, конечно же, сделал врагов в обоих лагерях. Больше всего (по понятным причинам) возмущались монахи. Они пустили в ход издевки над произведенным изречением: «если Мария, строго говоря, не богоматерь, тогда ее сын, строго говоря, не Бог».

В своей доктрине Несторий не был оригинальным мыслителем. Он всего лишь следовал традиции Антиохийской школы богословия, к которой принадлежал. Большая часть его высказываний не более, чем парафразы наследия его учителя, Феодора Мопсуестийского, которого в Сирии почитали за Великого не меньше, чем св. Афанасия в Египте. Поэтому его искренне удивляло то, что совершенно ортодоксальные по его стандартам взгляды вызывали столь странную аллергическую реакцию в Царьграде. Решающей ошибкой стало его желание окончательно избавиться от темных пятен на теле модели христианства. Попытавшись развить модель и растолковать суть своей христологической концепции, он подготовил и толкнул ряд публичных лекций-проповедей. Однако они только подлили масла в адский огонь разгоравшегося спора. Теперь мишень для критики образовывало не отдельное его слово или высказывание, а целая система из оных. Теперь его обзывали не иначе, как новым Павлом Самосатским (утверждавшего, что Иисус вовсе не был Богом, но человеком, говорившим с Его голоса). Теперь его почитали не иначе, как последователем доктрины «Два Сына» (постулировавшей два естества внутри одного Христа). Несторий явным образом открещивался от возводимых на него обвинений, что нисколько не успокаивало его противников, не желавших разбираться в теологических тонкостях, но вожделевших его крови и жезла.

В этот момент Кирилл Александрийский тонко прочувствовал момент и встал на защиту ортодоксального слова своим сочинением «Письмо к монахам». В целях идеологической борьбы он предпринял тщательное изучение материалов патристики и Библии, и в скором времени был готов во всеоружии доказывать свою «правоту» беглым цитатным обстрелом. Одно за другим из Александрии по всей ойкумене отправлялись подрывные послания и сочинения, направленные на разгром новой ереси. Борьба резко обострилась, когда Несторий воспользовался своим патриаршим правом расследования жалоб на самоуправство Кирилла от его египетских подчиненных. Одновременно он умудрился поссориться с Римом, разбирая дело пелагианцев, гонимых на Западе. Грозные тучи трансимперского альянса собирались над головой новичка в столичных играх сильных мира сего. Он сам вызвал гром и молнии, предложив организовать синод для тщательного разбора вопроса. Рация работала плохо. Его сообщение перехватили и исказили. Он хотел всего лишь небольшое собрание экспертов в столице. Он получил Вселенский собор из малообразованных епископов в городе Эфесе, известным своим особо трепетным отношением к деве Марии.

Окончательный исход борьбы зависел от фиксации позиции неопределившегося болота делегатов церковного съезда. Кирилл несколькими энергичными решениями, демонстрациями народного возмущения и денежными вливаниями быстро взял инициативу в свои руки. Сирийская партия епископов, состоявшая из сторонников Нестория во главе с его личным другом Иоанном Антиохийским, путешествовала не спеша и запаздывала на открытие прений. Получив сообщение об их задержке, Кирилл исхитрился интерпретировать его как карт-бланш на запуск процедуры импичмента патриарха. Захватив председательское кресло, он в спешном порядке организовал анафему своему идеологическому врагу – ведь демократическое большинство было не в состоянии следить за хитросплетением аргументов сторон. Возмущенный подобным самоуправством Несторий даже не присутствовал на заседании. Прибывшим наконец на место преступления сирийцам осталось только собрать свой параллельный собор, который, как легко можно догадаться, немедленно отлучил от церкви Кирилла. Конфликт разрешил кошелек, обеспечивший сильнейшему лучший доступ к уху императора. После некоторых колебаний Феодосий II-й принял сторону подкупленного или обманутого большинства, отправив незадачливого теоретика в далекую ссылку. Там, сочинив «Книгу Гераклида» в свою защиту, он почил мучеником в глазах своих сирийских учеников. Последовавшие на них гонения со стороны православных заставили их иммигрировать в соседнюю Сасанидскую Персию, где впоследствии отдельные представители созданной ими церкви внесли немалый вклад в дело построения мусульманской теологии (калама).

Какие же глубокие ошибки в моделировании Христа против ортодоксальных воззрений совершил Несторий? Смех заключался в их полном отсутствии. Грех в том, что вместо одних плохо определенных слов («ипостась», «природа») он использовал другие, не менее двусмысленные («просопон»). Напротив, знаменитые «Двенадцать анафем» Кирилла сформулированы весьма подозрительно, недаром именно его почитают за праотца-основателя большинства монофизитских церквей. Победа подслеповатой госпожой церковью тем не менее была присуждена именно ему. Убийца Нестория, подстрекатель растерзания Гипатии, гонитель многочисленных инакомыслящих, «гордый фараон» — Святой Отец?! Так что же он породил?
Кирилл учинил допрос —
На рентген, гражданин Христос!

Итак, Кириллу удалось растоптать могучей пятой своего политического противника. Однако в отличие от Каппадокийских отцов, ему не удалось предоставить такой ответ на поставленную ребром проблему моделирования Христа, который бы удовлетворил всех заинтересованных лиц. Бесконечные теологические споры продолжали раздирать кафолическую церковь. Беспросветный тупик христианства позволит нам развить модель истории моделей в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Нет Ромео печальней на свете
Чем тот, что предан не Джульетте

Ментальные модели далеко не всегда проживают в любви, мире и сотрудничестве друг с другом. Напротив, зачастую они упираются в собратьев своими острыми локтями, вызывая те или иные катаклизмы. Страдают при этом, конечно же, их носители, т.е. мы с Вами. Не практикующие веру в меру, мы не умеем их закруглить и отшлифовать. Не знающие меры в вере, мы кидаем всю свою психическую энергию в удар врагу, но не своему, а модельному. Когда я смотрю на этот модельный беспредел, душа моя преисполняется жалостью к несчастному роду человеческому. Но настоящие слезы проступают у меня на глазах, когда страдают не закоренелые второгодники, привыкшие лгать себе и другим, а люди светлые и чистые. Они искренне желают добра и блага для всех. Вся их ошибка всего лишь в том, что они не осознают опасность увязнуть в болоте верований. Вся их беда всего лишь в том, что они влюбляются в бездушную модель. Тогда они неизбежно становятся жертвами большой и чужой игры. И мы посмертно восхищаемся ими, пламенными борцами с гидрой контрреволюции или ересями. Ими, орущими банзай или ура. Ими, сгоревшими на работе или кострах инквизиции. Ими, кого уже не вернуть. Ими, жар чьих сердец навсегда потерян для нашего мира.

Вершины обычного треугольника в мире геометрии не пытаются выяснить, кто из них нарисован круче. А вот вершины таинственного треугольника в мире моделей раннего христианства были крайне озабочены вопросом субординации. И не только внутри божественной Троицы, но и промеж собой. Это перенос имперской столицы в Царьград повлек за собой создание второго фронта их противостояния – за непосредственный доступ к душе порфироносного. Константинопольская кафедра создалась практически на пустом месте. Соответственно, долгое время не хватало местных кадров для заполнения вакансии епископа, по простой причине отсутствия наличия школ теологии. Зато, как мы помним, они уже к этому моменту долгое время существовали в Александрии, Антиохии и Риме. Если Запад за своей территориальной удаленностью и не пытался претендовать на распределение теополитических (прошу не путать с геополитическими) сил, то Сирия с Египтом оказались вовлечены в серию церковно-военных действий на великой шахматной доске эпохи раннего вогосударствовшегося христианства.

Об одной партии этого эпического матча я и собираюсь поведать Вам сегодня. В нем сирийская сторона образовала проходную пешку. Однако ей не было суждено стать ферзем. По пути к заветному полю превращения она была безжалостно стрямкана превосходящими силами противника. Он был столичным патриархом. Перед тем, как стать патриархом, он был монахом. Перед тем, как стать монахом, он был юристом в родной Антиохии. Перед тем, как стать юристом, он был лучшим учеником известного оратора. Перед тем, как рассказать о нем подробнее, я поведаю Вам об истории риторики. Эта древняя наука родилась в греческих полисах прежде всего для нужд судопроизводства. Ее развивали софисты, которых не очень жаловал Платон. А вот Аристотель поставил эту дисциплину на одном уровне со своей логикой – поскольку в обоих случаях речь шла об убеждении аудитории, разницу он видел исключительно в степени строгости доказательства правоты своего тезиса. Усилиями многих выдающихся мыслителей, среди которых выделялись Гермагор, Цицерон и Квинтилиан, риторика заняла прочное место в куррикулуме системы античного народного образования. Живет эта наука и по сей день в некоторых изданиях о секретах литературного мастерства. Практикуется это искусство и по сей день в некоторых научно-популярных блогах. Предлагаю желающим обнаружить те фигуры речи, которые я использовал в этой статье. Нашедшему больше других приз – в плюс почетный орден Веры в Меру страны БГБ и в минус 100 очков к рейтингу наличия чувства юмора.

Так вот, звали нашего героя на самом деле вовсе не Ромео, а Иоанн. Спустя примерно столетие после смерти к нему добавили еще и прозвище – Златоуст. Говорить его складно научили безбожные язычники, а верить в Христа — набожная мать. Человек это был из тех несчастных влюбленных, о которых я поведал в самом верхнем параграфе. И поверил он модели так, что стал не только провозглашать, но и практиковать рекомендованные ей излишества. И воспылал он к ней страстью всей своей великой души. Надорвав свое не самое могучее здоровье монашеским бытием, он заработал своими духовными подвигами не только язву желудка, но и репутацию праведника. Блестящие ораторские навыки позволили ему быстро выделиться на общем сером фоне прочих проповедников. Слава его гремела далеко за пределами Сирии, и император повелел забрать его в столицу, сделав епископом (насильно). Этому человеку не от мира сего и невдомек было, какие именно подводные течения привели к столь неожиданному повороту в его судьбе. Это хитросплетение комбинаций цесарского двора привели к тому, что прокатили ставленника Александрийского верховного пастыря Феофила, а избрали его, как безобидную малоценную пешку.

Последующие события, однако, показали, что интриганы жестоко просчитались. Иоанн умел идти строго в одном направлении – вперед, не отвлекаясь на возможное пропитание по диагонали. Первым делом он занялся реформой внутри своего собственного департамента. Священникам-целибатам было приказано избавиться от «духовных сестер» — сожительниц. Финансовый контроль над расходами был резко ужесточен, предметы роскоши из сокровищницы проданы, а вырученные средства пошли на хлеб для бедных. Литургию было приказано производить в те часы, которые были удобны для простого народа, а не для аристократии. Понятное дело, что эти действия заработали будущему Златоусту одновременно любовь пролетариата и ненависть буржуев мира сего. Вряд ли он это осознавал – в его излюбленной ментальной модели мира балом правил исключительно Иисус Христос. Воображая, что имеет столь могущественную поддержку, он незамедлительно пошел на приступ святая святых — дворцовых бастионов.

Поначалу казалось, что успех и здесь будет сопутствовать ему. Так, Иоанну в запале борьбы с коррупцией удалось спалить тот сук, на котором он сидел — всесильного евнуха Евтропия (тот больше всех остальных содействовал его возвышению на алтарь Святой Софии). Не удовлетворившись достигнутым, он продолжал стойко бороться со вселенским злом. Но теперь на его пути возвышалась непреодолимая преграда – императрица-ферзь Евдоксия, имевшая решающее влияние на своего венценосного мужа Аркадия. Ее раздражали проповеди непокорного духовного владыки, призывавшие богатых поделиться награбленным с сирыми и нищими. Попытка завербовать блаженного в свою команду полностью провалилась – неподкупный принял ее дары, поблагодарил от имени церкви Христовой и продолжил свою черную пропагандистскую деятельность. Вот тут-то она и вспомнила про альтернативного любителя Бога из Александрии — Феофила. Того не надо было уговаривать – на кону была самая престижная должность в христианстве. Свой человек в Константинополе сможет восстановить старинные привилегии Египта против выскочек из Сирии. Во время отсутствия Златоуста в Эфесе ему удалось собрать небольшой синодик, подведший теологическую базу под его искомой отставкой.

Декрет был подписан слабовольным самодержцем, и простой люд вышел на улицы, готовый строить баррикады. Революции тем не менее не случилось, ведь ментальная модель командовала Иоанну подставлять другую щеку. Поэтому он смиренно исполнил высочайший приказ без малейшего сопротивления. Впрочем, весьма синхронично приключилось землетрясение, что было истолковано суеверными монархами как божественное предупреждение. Испуганная до смерти Евдоксия, раскаявшись в содеянном, униженно просила опального пастыря вернуться в город. Однако недолго сказка сказывалась. Опомнившись от страхов, враги будущего святого повторили попытку его смещения. В этот раз у его сторонников сил хватило всего лишь на пожар. Армия быстро навела порядок, разогнав смутьянов по домам, плахам и ссылкам. В изгнание отправился и безнадежный романтик-идеалист, срубленная пешка в чужой игре. Но и оттуда он продолжал переписку со своими друзьями. Тогда относительно ближнее место отбывания лишения свободы было заменено на далекое, на пути к которому он и отправился в тот ящик, из которого не возвращаются.

Перед смертью Иоанн Златоуст вознес славу Господу. И в самом деле, не стоит в его злоключениях обвинять Бога. Метафизика всего лишь четко отработала те душевные движения, которые были произведены людьми. Обличать стоит ту модель, которая обманула этого кристально честного человека. Ох, если бы все было так просто, как обещала она – богатым- раздать все деньги бедным, и Царство Божие в кармане. Его никто не научил в школе правилу трех-не. Он ее любил так искренно, так нежно, а она… Она любила его любовь к себе. И ничем не помогла ему в дуэли, в которую тот оказался вовлечен. Его вкладом в цивилизацию стали многочисленные прекрасные по риторической форме, но скудные по модельному содержанию панегирики в ее сторону. Вдохновляясь их возвышенным слогом, все новые несчастные влюбленные становятся ее модельными рабами.

Итак, первое столкновение лбами вершин теологического треугольника раннего христианства завершилось триумфом Египта. Однако проигрыш в одной партии еще не означает поражение в целом матче. Борьба продолжалась с новой силой. Прямой репортаж со следующего тура – только в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Сегодня я желаю начать свою статью с обсуждения природы того, что мы называем фактами. Что же это такое? Ответ на этот вопрос только кажется очевидным. В известной детской сказке взрослым достаточно было увидеть Карлсона своими глазами, чтобы убедиться в его существовании. Означает ли это, что именно непосредственные ощущения определяют то, в непреложность чего мы верим? Вовсе нет. В некоторых случаях они нас обманывают. Так весло, погруженное в воду, кажется нам сломанным. Устойчивость почвы под ногами намекает на неподвижность Земли, а мобильность Солнца «доказывается» его видимыми перемещениями на небе. На самом деле в этих случаях мы, не замечая этого, дедуцируем ментальные модели из доступных нам сенсорных данных, производя при этом некорректные выводы. Но дело обстоит еще хуже. Очень часто при отборе того, что мы почитаем за факты, нам приходиться полагаться на свидетельства других людей. Они в свою очередь могут ошибаться, быть подвержены иллюзиям, выдавать желаемое за действительность или даже банально обманывать. Как правило, в этих случаях мы принимаем на веру те высказывания, которые происходят из высоко оцениваемого (по критерию честности) нами источника. Скажем, если предоставить Библии статус священной книги, то отсюда следует пополнение нашей копилки фактов обширным набором удивительных чудес. А вот Малыш не был авторитетом для своих родственников. По этой причине его рассказы были интерпретированы превратно, что и вылилось в повышенные семейные расходы на день его рождения.

Наконец, изредка мы постулируем наличие тех или иных сущностей при полном отсутствии регистрации их нашими органами чувств. Мы не в состоянии обнаружить Бога или ангелов, но в древности строили их модели на основании не только показаний Писаний, но и чисто умозрительным путем. Так, необходимость существования Всевышнего выводилась из рассуждений типа «почему в мире что-то есть, могло ведь ничего и не быть?» А мускульная сила ангелов по перемещению Земли из самой кочерыжки мироздания оценивалась и вовсе на глазок. Например, Фома Аквинский полагал, что не сдюжат. Наличие подобного рода ментальных построений вызвало к жизни движение позитивизма в философии, пытавшегося провести границу между моделями легитимными и шарлатанскими именно по критерию наличия непосредственных эмпирических фактов. Оно в свою очередь вызвало к смерти замечательного ученого Больцмана, затравленного за создание ненаучных сущностей под названием молекулы. Со временем этот критерий пришлось окончательно отвергнуть. Сейчас уже никого не удивляет, что мы никогда не наблюдали субатомные частицы, но вывели их свойства всего лишь из некоторых следов, которые они оставляют.

Безумно сложная задача определения взаимоотношений внутри христианского триумвирата небожителей прочно продолжала стоять на повестке дня мыслителей золотого века патристики. Сциллу образовывало желание единства всех ее составляющих в целях сохранения унаследованного от иудеев монотеизма. Харибду – неприятие различных мутаций монархианства, затиравшего различия между ними. Окончательно погоду портила повсеместно принятая к этому моменту за истину идея неоплатонизма, требовавшая от Единого совершенной простоты и отсутствия каких-либо составных частей или даже атрибутов. Ковчег христианской церкви продолжал биться о недружелюбные скалы познания существа Бога. Арианство сменялось полу-арианством, Сын соприсущий на подобносущного, а Великого Прохода к истине никто так и не мог обнаружить. Неслучайно – подобно тому, как фрекен Бок не смогла ответить на каверзный вопрос о том, прекратила ли она уже употреблять коньяк по утрам, так и мистер Бог не был в состоянии сообщить ничего вразумительного на возносимые к нему молитвы. Они ведь покоились на предположении существования ни в единой обители не зарегистрированной Троицы. К тому же даже Всемогущему не дано преступить законы логики. Почему же нельзя было припарковать путешествие до лучших времен, в ожидании лучшей погоды или разработки более мощных средств для изучения метафизической фауны? Здесь в путь корабль теологии толкала не только страсть моделей к развитию, но и искреннее убеждение верующих в том, что разрешение этого вопроса имеет сакральный смысл для спасения их души. С Кристером, утверждавшим «а я могу тебя отлупить», невозможно было обойтись без кулаков. Вот и с еретиками, которые имели наглость говорить про Бога всякие гадости, детским по развитию своих ментальных моделей христианам никак нельзя было разойтись мирно. Люди продолжали гибнуть за модель.

На Западе подобного рода тупики со временем научились разруливать при помощи принципа непогрешимости пап – как в армии. На Востоке же упорно ждали вмешательства с небес. Что оставалось делать в этой практически безвыходной ситуации Бессловесному, который по присущему ему милосердию не мог не реагировать на душевные страдания своих чад? Только организовать подходящих капитанов на безнадежно застрявшую церковную посудину. Самые лучшие в мире спецы по курощению моделей, которых заслали свыше, вочеловечились примерно в середке современной Турции, в области под названием Каппадокия. Именно там и тогда был установлен абсолютный рекорд всех времен и народов по одновременному удельному содержанию святости на квадратный метр жилплощади. Посудите сами. В одной прекрасной семье родилась великолепная пятерка – трое канонизированных святых Макрина, Василий Великий и Григорий Нисский плюс еще два менее известных брата, да и те епископ и отшельник. А какая родословная — их дядя был епископом, дедушка по материнской линии – мучеником, не считая многочисленных предков, которые были просто беззаветно преданными Христу верующими.

Счастливый отец, будучи известным юристом и преподавателем риторики, дал старшему сыну (Василию) блестящее образование – сначала в местной Кесарии, а затем и на выезде – в Антиохии, Константинополе и, наконец, в Афинах. Там тому довелось не только познакомиться с будущим императором Юлианом Отступником, но и подружиться с будущим столичным патриархом Григорием Богословом (тоже уроженцем Каппадокии). Решающую роль в направлении Василия на духовную стезю сыграл его брат Наукратий, безвременно почивший, и его сестра Макрина, наставившая его в этом несчастии на путь служения Господу. Хотя бы по этой причине эта удивительная по силе духа женщина заслуживает не менее Великого места в истории моделей, чем ее покрытый лаврами брат. Недаром современники к ней обращались подчеркнуто уважительно — Учитель. Проведя длительное время в монашеском уединении (он считается отцом-основателем греческого монашеского движения), Василий вернулся к активной церковной деятельности, организовал (во многом на собственные средства) целый город для борьбы с нищетой и со временем был избран епископом.

Итак, трое Капподокийцев (Василий Великий, его брат Григорий Нисский и его друг Григорий Богослов) образовали могучую кучку безупречной христианской репутации, беспрецедентной по стандартам своего времени праведности, безоговорочной по античным меркам образованности. Стоит ли удивляться тому, что модель, которую они выработали по триадологическим вопросам и стали все вместе когерентно пропагандировать, восторжествовала? Их воспринимали за титанов мысли, потенциальных святых, имеющих особые отношения с Богом. Соответственно, их идеи были восприняты как теологические факты-аксиомы, не требующие доказательств. Что же это получилась за Троица, которую наконец-то удалось построить при помощи БГ? Если в двух словах, то чисто логическая проблема была «разрешена» лексически. Каппадокийцы оставили в модели «единосущность» для всех любителей преданий старины глубокой, т.е. ставшего легендарным Никейского собора. А отличия Отца, Сына и Святаго Духа друг от друга подчеркнули при помощи другого понятия — «ипостаси». Как это часто бывает, под этим хитрым понятием каждый разумел нечто свое (равно как и под «сущностью») – весьма расплывчатую ментальную модель начальной фазы развития. При этом полагалось, что при помощи этого словесного такелажа каким-то образом удалось преодолеть опасный арианский пролив и выйти в открытое море божественной истины.

При всей спорности предложенной модели она принесла требуемый результат. На Втором Вселенском соборе в Царьграде был торжественно утвержден символ веры с новыми поправками, а его предшественники преданы анафеме. В критических ситуациях любое решение лучше, чем никакое. Выход из логического тупика был найден словесным методом при поддержке бессловесной синхроничности свыше. Маленькое привидение, вызванное к жизни св. Афанасием Великим, было благополучно обезврежено не менее великой святой троицей. Строительство дома-плотины для вырытого модельного котлована успешно завершилось…

Только в волшебных мифах хорошие герои процветают по окончании своих приключений долго и счастливо. С людьми поживешь — научишься ожидать какую-нибудь гадость. Например, обязательно поссорится кто-нибудь с кем-нибудь. Вот и у модели христианства все получилось не как в сказке сказать. Перо Блога Георгия Борского уже заточено для описания эпического противостояния теологов Египта и Сирии.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Арий сгинул в глубинах ада. Однако, подружившись по прибытию на место основной прописки с Сатаной, он убедил его запустить в наш измученный мир целый легион злых бесов. Бесчисленные инфернальные призраки набросились на несчастных христиан и стали терзать их бессмертные души. И поддались их слабые, подверженные страстям мозги дьявольским ментальным моделям. И превратились они в еретиков. Все, поголовно. За единым исключением. За веру праведную отцов и дедов, за цезаря и Христа-Спасителя поднял свой глас истинный праведник, Великий святой. Имя ему было Афанасий. Один на всех. И все на одного. И поборол он с Божией помощью всю модельную нечисть, и восторжествовал свет истины! Слава тебе, Господи, слава тебе! И ныне, и присно, и во веки веков, аминь! Примерно такую икону рисует нам единая святая соборная апостольская православная церковь. Однако если воспринимать ее не как урок для добрых христианских молодцев, а как модель исторических событий, то сказка сия суть неприкрытая ложь.

Я опять беру на себя неблагодарную миссию сокрушать основы основ, в данном случае миф о Святых Отцах. В свое оправдание могу сказать, что вовсе не стремлюсь защитить тезис о том, что все мы не без греха. Я вообще люблю людей, поскольку когда-нибудь они станут святыми. Люблю и Святых Отцов, поскольку когда-то они были людьми. Мои глаголы суть спички в руках умных лисичек, желающих поджечь запутанное синее море мира ментальных моделей. Там я вижу ряд паразитирующих на человеческом роде созданий. Например, мы до сих пор очень любим выбирать из своей среды героев, а в древности еще обожали производить из них Богов. Это, конечно же, далеко не единственная беда людей, не знающих меры в своей вере. Мы вообще постоянно живем в (зачастую антропостатическом) мире контрастов, где в нашем воображении на белом полюсе проживают титаны, на черном пигмеи, а между ними простирается безграничная пропасть. Соответственно, без возможности путешествий между ними. Но сегодня речь пойдет о «святости». Что это такое?

Оказывается, что на этот простой вопрос не так просто ответить. Дело в том, что в обществах и конфессиях различных взятых наугад точек пространства-времени под этим понимали зачастую совершенно несовместимые вещи. Для того чтобы заслужить этот статус в среде иудеев, строго обязательно исполнять все многочисленные предписания Торы. В мусульманской среде необходимым кандидатским минимумом считается опираться на пять столпов ислама. Христиане в разные эпохи видели идеал в монашеской жизни, высокой церковной должности или нечетко определенном благочестии. Общность интересов у всех этих моделей на самом деле все же присутствует – это восторженное отношение к ним со стороны простых смертных. Для того чтобы его вызвать, существуют многочисленные уловки, от важного многозначительного вида и великолепного одеяния до изобилия прекраснословия и агиографической литературы. Если все-таки наша цель состоит в том, чтобы адекватно оценить степень «хорошего» в человеке (например, с точки зрения его моральных качеств), то архаичные, дискретные и недвижимые (т.е. антропостатичные) понятия типа «святости» давно пора сдать в архив. Сегодня я постараюсь проиллюстрировать правоту этого высказывания на примере жития св. Афанасия Великого.

Мы последний раз упомянули его в контексте Первого Вселенского Собора, где он присутствовал в качестве ассистента главы Александрийской церкви Александра. А спустя всего три года (в 328 году) его рукоположили в епископы. К этому моменту он был еще совсем молодым человеком (в районе своего тридцатилетия). В будущем это вызвало ряд протестов против несоответствия столь неканонического возраста занимаемому положению. Кроме того, процедура его избрания скорее напоминала путч – из 44 епископов его рукоположило 7. Как бы то ни было, свою кафедру ему удалось удержать. Как и все люди, он был щедро одарен талантами. Не имея высшего образования в эллинистическом смысле, он тем не менее прекрасно знал Писания и был незаурядным писателем. При этом пыл и жар его сердца требовали выхода в материальный мир посредством героических подвигов. Приняться за очищение Ариевых конюшен было, к превеликому сожалению, еще невозможно. Для этого строго необходимо было предварительно выдумать миф, постулирующий их наличие. Коротая время в ожидании его рождения, Афанасий принялся за лечение другого схизма в своей епархии – мелитианского. Раскол сей произошел во времена «Великого» (последнего) гонения на христиан, когда епископ Александрии Петр скрылся в неизвестном направлении. В отсутствии верховного пастыря его обязанности взял на себя другой епископ – Мелитий Ликопольский. В том числе он рукополагал священников, размножая тем самым себе подобных. Петр, вернувшись, не потерпел подобной наглости и созвал священный синод, который отлучил дерзкого нарушителя конвенции от церкви. Однако тот, будучи сосланным на каторгу в Палестину, не смирился, а организовал параллельную «церковь мучеников», которая до поры до времени Афанасия процветала.

Как мы видим, в данном случае речь вовсе не шла об идейных разногласиях, а всего лишь о некоторых изъянах в идеальном строении Египетской пирамиды власти. Поэтому неудивительно, что Никейский собор весьма спокойно отнесся к разрешению этой проблемы. Мелитиан попытались реинтегрировать в общую структуру, оставив всем схизматикам занимаемые ими посты и запретив лишь дальнейшее расширение. Однако Афанасий (в будущем Великий) устроил гонение на раскольников (Великое в настоящем). Мы не будем разбирать многочисленные жалобы на его злоупотребления властью – стороны обвиняли друг друга в нечестности, и скорее всего обе не стеснялись в средствах для достижения той цели, которую считали благой. Победителей обычно не судят по простой причине переписывания ими истории. Однако и свидетельства все не перевешаешь. Сравнительно недавно найденный папирус рассказывает от незаинтересованного лица о всего лишь одном эпизоде титанической борьбы за ортодоксию. В нем повествуется о том, как посланники Афанасия избили нескольких мелитианских монахов и похитили пятерых священников. Это не было отдельным случаем, но является типичным примером управления епархиями в те стародавние времена …

Ранние годы Афанасия на престоле фараонов завершились (под давлением многочисленных обиженных им) решением св. Константина Великого отправить его в ссылку на дикий Запад, в город Трир. Его возвращение после смерти благодетеля христианства было триумфальным: «он рукополагал язычников при помощи кулаков и убийств, … низлагая епископов, неповинных ни в малейшем преступлении». Это, конечно же, свидетельство его врагов. Но само обилие оных многое говорит об историчности этих рассказов. И – новый раунд противостояния, в котором оказались задействованы новый император Констанций и множество епископов, собиравшихся на новые синоды в Антиохии. В этот раз Афанасия попробовали арестовать, и ему пришлось бежать в Рим. Там в среде западных епископов он мог найти поддержку в бою роковом со своими врагами.

Любимой отмазкой современных жуликов против выдвигаемых в их сторону обвинений является контратака – претензии на то, что их преследования являются политически мотивированными. Этот ход был знаком людям давным-давно. В скором времени Афанасия посетила счастливая мысль – объяснить свое низложение происками ненавистников Бога, а не его собственных. Так и родилась в его голове модель призрака арианства, который бродит по Египту, да что там — по всему Востоку империи. В соответствии с этим мифом целые соборы епископов были названы еретическими, т.е. состоящими исключительно из духовных наследников пресловутого Ария. Реальность была, конечно же, значительно сложнее. Против тех воззрений, которые впоследствии восторжествовали на Втором Вселенском соборе, и теология самого Афанасия была весьма сомнительна. На самом деле все было очень просто. Шел всего лишь напряженный поиск таких слов, которые если бы не ответили на поставленные вопросы (это было невозможно сделать ввиду особенностей их постановки), то хотя бы удовлетворили все заинтересованные стороны. Многих, например, раздражала Никейская «единосущность», поскольку казалась близкой к монархианству. Им требовалось явное разделение Троицы на отдельные составляющие. Вместо нее была предложена «подобосущность» — в греческом языке отличие составляет единственная буква. Но и к этой трактовке нашлись возражения — уважение к авторитету предков.

Пока шли эти глубокомысленные богословские споры, фортуна св. Афанасия описывала синусоиду. Вырваться из Римского пленения ему удалось посредством стравливания венценосных братьев. Западный август Констант, которого ему удалось убедить в своей правоте, поставил настоящий ультиматум восточному Констанцию. Опального пастыря требовалось восстановить в своих правах под угрозой военной интервенции. Занятый постоянными разборками с Сасанидами, Констанций был не в состоянии открыть второй фронт, и уступил давлению. Однако чрезмерно активному епископу он этого никогда не простил, как и его последующих попыток получить поддержку Магненция, узурпатора имперской власти на Западе. По понятным причинам не жаловал христиан и Юлиан Отступник. Несколько раз пришлось Афанасию спасаться бегством и снова возвращаться к привольной епископской жизни – что перелетной птице Феникс.

Только на старости лет обрел он ту стабильность, к которой стремился, и … примирился с «арианами» и «полу-арианами», с которыми недавно боролся. Завершил он свое правление на той же ноте, с которой начал. Это он первым сформулировал новозаветный канон из двадцати семи книг. Это он зажег костры, на которых были уничтожены неугодные т.е. т.н. еретические писания. И это он представил для потомков дело так, что стал «Великим Святым». Что же мы видим? Пусть яркого и амбициозного, но обыкновенного человека, который страстно боролся за козырное место под египетским солнцем. Возвращаясь к основной теме этой статьи, давайте зададимся вопросом — зачем нам эта модель? Зачем отливать неподвижные глыбы «святости»? Зачем плодить модели-призраки? Зачем обманывать себя и других?

Конечно же, далеко не все Святые Отцы были столь противоречивыми фигурами, как Афанасий Великий. Многим из них удалось оставить за собой значительно более полезные для человечества следы. Наше следующее путешествие в мир моделей приведет нас в Каппадокию. Именно там решалась судьба модели Троицы – об этом в следующем выпуске Блога Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.