Вопросы, обнаружение феноменов, формирование понятий
Подробнее в статье: Фазы развития моделей
Вообще-то менталки отнюдь не весталки. Никакой священный огонь они не хранят, при этом грязно сношаются и размножаются почище иных кроликов. Однако, некоторые неприступные модели считают себя настолько возвышенно прекрасными, что, подобно Нарциссу, предпочитают наслаждаться самими собой, не желая опускаться до уровня простых смертных на бренной земле. Или, может быть, это они так претендуют на белоснежно непорочную репутацию и потому носят черные рясы монашеского образа жизни?! В частности, христианство сравнительно долго и строго хранило неприкосновенность сакральных канонических Писаний. Впрочем, не без почти. Случилась, скажем, в ее молодые годы сомнительная не(о)платоническая любовь. Да и потом хватало случайных интрижек. Но плоды этих внебрачных связей – те или иные ереси — преступной матери всякий раз удавалось успешно скрывать посредством своевременных абортов или сожжения неортодоксального потомства в младенчестве. И тут, представьте себе, уже в весьма почтенном возрасте, такая приключилась проруха – еще замуж невтерпеж. Каким же чудом Божиим к одинокому тысячелетнему древу в девственном лесу догмы удалось-таки привить младую ветку древнегреческой философии?! Какими же усилиями людскими из трясины монотеистических суеверий удалось-таки вырваться на неприступный пик Аристотеля?! Или, возвращаясь к изначальной метафоре, какой же удачливой свахе удалось-таки убедить старуху прохрипеть торжественный гимн Гименею?
Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что две ее кровные сестрицы, старшая и младшая, иудаизм и мусульманство, пофлиртовав с тем же проезжим молодцом-перипатетиком, решили-таки остаться в девках. В не столь уж удаленном блоговом прошлом на берегах реки ИМ (Истории Моделей) мы повстречали и зафиксировали, по крайней мере, три несомненных рандеву античной науки и монотеистической религии. Напомню, что первое из них было организовано на Востоке Дар аль-ислама, благодаря посредничеству Авиценны. Второе, напротив, произошло на развалинах западного халифата, трудами правоверными Аверроэса. Наконец, географически срединное восхождение к той же цели произвел из глубин египетской ссылки сынов Израилевых Маймонид. Все эти попытки объединяет неуспех — они не привели к установлению долговременных отношений между интересующими нас ментальными персонажами, но по различным причинам. В одном случае можно пенять на аморальное поведение сводника, в другом – на излишнюю радикальность его взглядов, в третьем – на вялое безденежное бессилие рекламной части кампании. Невыясненным оставался следующий фундаментальный мета-контекстный вопрос — если так долго мучиться, то получится ли что-нибудь лучшее, нежели удар острыми старыми граблями по тупому упрямому лбу?! Другими словами, отчего католическую половину христианства снова понесло в том же странном направлении?! Поскольку ответ на него запрятан слишком глубоко в недрах ВК, причем, не только в прошлом, но и в будущем, то сегодня мы ограничимся значительно более простой задачей – проследим за перипетиями бабушкиного романа в Европе. Эта приключенческая история, на самом деле, достойна дарования Александра Дюма-отца, гонораров Дэна Брауна или, на худой конец, места в ежегодниках Виктора Пелевина. Ваш же покорный слуга предложит вниманию почтеннейшей публики скромную зарисовку в тональности A major…
Ибо типичным мажором был герой сегодняшней статьи Фома Аквинский. Сын благородного рыцаря при дворе короля и императора Фридриха II-го, должно быть, привольно чувствовал себя в фамильном замке, расположенном на полпути от Рима до Неаполя в тогдашнем графстве Аквино. Девять детей. Младшенький мальчик. Исповедимый жизненный путь. Духовная карьера, причем, блестящая, казалось, была ему обеспечена протекцией влиятельного дядюшки – аббата знаменитого исторически первого бенедиктинского монастыря Монтекассино. Но не все то Провидение, что блестит. Сказывают, что еще в чреве матери некий праведный пилигрим унюхал в нем будущего Пса Господня, а, родившись и едва научившись говорить, любопытный ребенок уже донимал окружающих вопросом «Что такое Бог?». Достоверно известно, что он решил избрать одну из доминировавших тогда форм религиозной жизни, то бишь примкнуть к ордену доминиканцев во время обучения в университете. По другой популярной легенде богатая семья долго противилась сему нищенскому выбору, а нечестивые братья, пытаясь совратить будущего святого, как-то раз подослали к нему в комнату девицу легкого поведения. Тщетно, поскольку тот в благочестивом порыве прогнал дьявольский соблазн при помощи горящей головешки, а затем, осенив себя крестным знамением и возблагодарив Спасителя, спокойно уснул. И тогда явились ему два ангела, дабы опоясать его и провозгласить, что милосердием Всевышнего он уйдет из мира в той же сорочке невинности, в которой в него пришел. Горячие молитвы «сохранить чистоту» сделали свое дело, и он, подобно библейскому пророку Даниилу, счастливо избежал растерзания львами страстей человеческих, обрел различаемый в темноте нимб и в результате бежал-таки из своего Вавилонского пленения…
И он пошел на север, в недавно открытый братьями-проповедниками studium generale в Кельне. Там ему весьма синхронично удалось попасть в сиятельное окружение doctoris universalis, обретя здоровый ментальный загар под лучами распространяемых оным моделей. Однако, он недолго оставался в малой тени Альберта Великого. Тот сам, будучи впечатлен способностями ученика в свободных искусствах и богословии, помог ему выбраться на свою собственную академическую орбиту. Утихомирил немецких студентов, издевавшимися над, как бы по-политкорректнее выразиться, бодипозитивным и тихим итальянцем, заявив, что скоро весь христианский мир услышит мычание сего «немого быка». А затем рекомендовал его кандидатуру партийным боссам на должность «бакалавра по сентенциям» в теологической столице Европы тринадцатого столетия – городе Париже. Там он быстро проявил себя могучим бойцом на фронте бушевавшей тогда идеологической войны с секулярными профессорами, оборонявшими свои профессиональные интересы от нашествия странствующих монахов — францисканцев и доминиканцев. Отправился нечестивый понтифик Иннокентий IV-й в чистилище, еще при жизни покаранный Господом за грязь ложных изречений по сему вопросу безмолвием, и победа осталась за будущей наукой. Соответственно, для Аквината открылись запертые двери, за которыми уже виднелся тронный зал избранников Божиих — лауреатов звания магистра теологии. Но достоин ли он сей возвышенной миссии? Еще одна агиографическая деталь — сомнения из категории «смогу ли я» привели в другой волшебный сон будущего doctoris angelicus Святого Доминика, который утешил его и обещал долгосрочную помощь небесной заграницы. Заручившись поддержкой самого Всевышнего, Фома развернул беспрецедентную по масштабам в латинском мире моделестроительную деятельность…
В кардинальном отличии от своего дражайшего учителя, он не тратил драгоценное время на естественно-научные исследования и спекуляции, наблюдения и эксперименты. Он, прежде всего, желал инвестировать его в сооружение последовательного и непротиворечивого, системного и когерентного мировоззрения из осколков моделей, пылившихся в древних фолиантах – античных и средневековых, философских и теологических, не брезгуя при этом арабскими и иудейскими манускриптами. Они оба, и Альберт Великий, и Фома Аквинский, отличались поразительной работоспособностью и творческой плодовитостью. Однако, именно благодаря трудам последнего статуе Великого и Ужасного Стагирита удалось-таки проникнуть в церковный Пантеон, на долгие века обеспечив спокойное от прополки инквизиции прорастание ученых семян науки в университетских оранжереях. Что же так зафиксировало ментальный взор бывшего почемучки на наивном Боге своего детства?! Кто подвесил красную тряпку для этого быка непосредственно над нужной эпистемологической преградой?! И какими хитростями он сумел обаристочить старушку-простушку, модель христианства?!
Если первые два вопроса в физикалистском мире осуждены на заключение в одиночных камерах риторической темницы, то последний благодаря пристальному вниманию историков ведет распутную жизнь, вращаясь в светском обществе среди множества кавалеров-ответов. Так, например, говорил Бертран Рассел: «Прежде, чем [Фома Аквинский] начинает философствовать, он уже знает истину – она декларирована католической верой. Если он может найти с виду разумное обоснование для некоторых постулатов, тем лучше, если же не может, то ему достаточно опереться на Откровение [Божие]. Обнаружение доводов для заранее приготовленного вывода является не философией, но предвзятой аргументацией. Посему я не считаю, что он достоин быть поставлен на один уровень с лучшими философами Греции или современности». Эта суровая оценка только на первый взгляд кажется типичным проявлением предвзятости велико-современского шовинизма по отношению к средневековой мути. Вспомните наши лекции из потока СОФИН (Современной Философии Науки), в которых мы придушили громкость нашумевшей в некоторых местах квинты доказательств существования Всевышнего. Во многом правы и те ученые, что обвиняют Аквината в превращении главного действующего персонажа древнеиудейских сказаний в пассивного аристотелевского механика за сценой. Даже некоторые нынешние католические богословы признают, что «сегодня неизменный Господь Фомы Аквинского имеет плохую репутацию в прессе». Наш собственный вердикт тоже осудил эту модель на вечную, точнее, безвременную ссылку. Так, может быть, стоит вообще отринуть «аквиноцентризм», заставляющий тратить госфинансирование на изучение наследия коронованного канонизацией короля схоластов в ущерб всем прочим рядовым, но, на самом деле, незаурядным мыслителям?!
Нет, друзья мои, даже если абстрагироваться от пресловутого «неотомизма» и согласиться с тем, что рейтинг Фомы Аквинского в двадцать первом веке бесконечно близок к нулю, подобные оценки анахроничны. Для своего времени сей философско-теологический синтез имел существенное, возможно, решающее для последующего благополучного рождения науки значение. И слава менталки не была следствием ошибочных решений партийно-церковных органов, но была справедливо заслужена здравым суждением разумно мыслящих людей. Вот как высказался по этому поводу влиятельный американский историк Карл Беккер: «Никогда ранее или после него [Фомы Аквинского] большой мир не был так аккуратно упакован и укомплектован, не был с такой уверенностью и полнотой понят, и его каждая мелкая деталь не была вписана, с такой тонкостью и любовью к точности, в последовательное и убедительное целое». Пожалуй, самым главным фактором успеха Аквината было внутреннее убеждение, вероятно, унаследованное от Альберта Великого, что весь мир, земной и небесный, должен образовывать единую осмысленную, неразрывную и непрерывную цепь бытия. А самым его важным интеллектуальным достижением стало сочинение такого свадебного марша в тональности А-major, под благозвучные аккорды которого монотеистическая модель, в данном случае католического христианства, торжественно проследовала-таки к алтарю священного брачного союза с аристотелевской философией…
Тем, кто ожидает получить от меня цифровой скан теологических моделей Фомы Аквинского в высоком разрешении, разрешу и даже порекомендую обратиться в соответствующие духовные учебные учреждения. Предпочитаю по-христиански сострадать нехристианской части нашей аудитории. Мы обратим наш ментальный взор лишь на некоторые детали, на те жизненные мелочи, за которыми притаился дьявол очередного развода. Ашипки Святого – в Блоге Георгия Борского.
Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.
«Познай самого себя» — говорили мудрые древние греки, но и современные авторитеты нисколько не сомневаются, что они были правы.
Уважаемые читатели, дорогие друзья! Пара слов о самом себе. Без малого четверть века тому назад я покинул свою историческую родину, бывшую страну коммунистов и комсомольцев и будущую страну буржуев и богомольцев.
Ну вот, мы и снова вместе! Надеюсь, что Вы помните — в прошлый раз я определил тематику своего блога как «История моделей».