№97 Слово о Логосе

В предыдущей статье мы занимались построением модели той прото-христианской церкви, из недр которой появилось на свет Божий четвертое евангелие. Сегодня для затравки давайте попробуем построить модель создания этой книги. Напомню, мы установили, что это был, с большой вероятностью, труд коллективный. Сколько же было авторов? Почти повсеместно учеными признано, что 6-я и 21-я глава были добавлены в текст в более поздней редакции, то же самое можно сказать и о Прологе. Но все остальное, неужели это написал один человек? Тогда придется признать, что у него была совершенная диалектическая солянка в голове. Ведь в тексте такое огромное количество противоречий! В принципе, эту версию нельзя отвергать без проверки, поскольку с таким уровнем фанатичной веры автору трудно было уследить еще и за логикой. Какое он тогда имел отношение к пресловутому «любимому ученику»?

Ряд текстов евангелия от Иоанна кажутся исторически более достоверными, чем повествования синоптиков. В них обретение первых учеников, трехлетнее служение, множественные походы в Иерусалим, Тайная вечеря без евхаристии и т.д. — изложены значительно убедительнее. Потом, в книге напрочь отсутствуют сомнительные истории типа непорочного зачатия, поста в пустыне или Преображения. Тем не менее и здесь ряд эпизодов совершенно точно вымышлены. К ним относятся, например, высказывания «Аз есмь», диалог с Никодимом, суд у Понтия Пилата и т.д.. Поэтому разумным кажется предположить, что некоторый очевидец библейских событий со своим особым восприятием и на самом деле был носителем устных преданий, легших в основу евангелия. Маловероятно, что это был апостол Иоанн Зеведеев, но им вполне мог быть другой ученик Иисуса. Однако письменную обработку его рассказов производили другие люди, которые привнесли в них свое модельное видение.

Правдоподобна гипотеза, что в их намерениях было разбавить сложные для понимания эпизоды логически противоположными в целях уравновешивания общей конструкции. Так, смирение Иисуса, омывающего ноги ученикам, было сбалансировано явными декларациями его божественности. Его человечность – гимном Богу-Логосу. Цитаты, подчеркивающие субординацию Сына Отцу – высказываниями, утверждающими их полное равенство. Изначальный апокалиптицизм (его кстати не весь вычеркнули, см., например, 5:28-29) – накалом борьбы света и тьмы в настоящем времени. Не этими ли модельными искажениями изначальной истории объясняются многочисленные противоречия в тексте?! Ну да ладно, на эти темы можно спекулировать долго, давайте пока оставим домен верований и обратимся к тому, что мы прекрасно знаем — о чем «Иоанны» говорили.

В начале сотворил Бог небо и землю – так говорили древние евреи. В начале было Слово – так говорил Иоанн и его команда. Конечно же, совпадение неслучайно. Как мы выяснили в прошлой статье, патентованным стилем последних евангелистов был эпатаж на грани фола, крайне амбиционные фанатические заявления. Напомню – в традициях иудаизма было именовать книги по первым их словам. Поэтому в отличие от современных читателей аудитория библейских времен не могла пропустить столь очевидную аллюзию. Каждому было немедленно ясно, что речь, по существу, идет о претензии на ревизию или, по крайней мере на дополнение священного текста. Так что же, по мнению общины Иоанна, было там, в самом начале славных Божественных дел?

На самом деле, перевод на русский язык довольно обманчив. Греческое слово «Логос» (использованное в четвертом евангелии) не совпадает по семантике с русским «Словом». Помимо «слова» его можно было перевести по-разному, от утверждения, причины и мысли до … конечно же, модели (памятуя о том, что в нашем определении «мысль» почти синоним «модели»)! Если речь идет о «слове» в грамматическом смысле, то по-гречески правильнее говорить «лексис» (откуда происходит наш «лексикон»). «Логосом» же в философской традиции античности было принято обозначать рациональный разумный принцип строения космоса. Мир обычно моделировали в виде живого существа. Поэтому по аналогии с тем, что у людей есть интеллект, и у Вселенной должен был быть Логос. Если перевести это на современный язык, то ближе всего это понятие будет к совокупности законов природы (которые по древним представлениям правили и человеческим обществом). В арсенал философских терминов «Логос» попал с подачи Гераклита Эфесского. К интересующей нас исторической эпохе его взяли на вооружение стоики. Будучи с большим запасом властелинами дум интеллигенции первых веков нашей эры, они оказали безусловное влияние и на христианских писателей.

Тем временем, в иудейской традиции в греческом переводе (Септуагинта) «Логос» стал означать изречения или действия Бога, а также его ценные указания, доставленные напрямую через пророков. Развитие модели монотеизма шло по известной нам колее возвеличивания Всевышнего. Его трансцендентность в представлении древних иудеев все нарастала, и в определенный момент достигла такой стадии, что стало как-то неудобно полагать, что Он напрямую самолично вмешивается в людские дела. Для общения с нашим грешным миром Богу в помощь сначала отрядили некую замысловатую «Мудрость». А затем знаменитый Филон Александрийский произвел синтез греческих и еврейских моделей, отождествив Логос стоиков (т.е. разум мира) с Божественным посредником евреев (роль которого могли играть и пророки типа Моисея).

Влияние моделей Филона на «Иоанна» слишком очевидно, чтобы быть случайным. Именно по этой причине многие ученые-библеисты пытались обнаружить связь с Александрийской школой теологии в его персоне. На самом деле конечно же, это вполне могло быть знакомство с библиотечной копией книг Филона. Как бы то ни было, евангелие открывается Прологом (1:1-1:18) — мистической поэмой о Логосе, который был Богом в самом начале (1:1), потом создал «все» (1:3), затем обеспечил этому всему жизнь и освещение (1:4-5), наконец «стал плотию» (1:14), причем звали его Иисус и был он круче Моисея (1:17). Тем самым сделано удивительное по смелости утверждение – речь в книге идет о вочеловечившемся Боге. Соответственно модель Христа авторов – с большим запасом самая высокая христология из всего, что мы до сих пор изучали.

Интересно отметить, что Логос, о котором шла речь во вступлении, больше не упоминается до самого конца книги. Тем не менее основной тезис подтверждается другими высказываниями. «Я и Отец – одно» (10:30) – это про Бога. «Прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира (17:5) – это про «прежде всех лет». «Я есмь воскресение и жизнь» (11:25) — это про жизнь. «Я свет миру» (9:5) – а это про свет. Таким образом, если Пролог и был сочинен и пришит к евангелию позже, то модель, которую он создает, вполне последовательно присутствует и в остальном тексте. По какой же причине «Иоанн» решил так резко повысить рейтинг Иисуса (против синоптических евангелий)? Ответ на этот вопрос мы дали в предыдущей статье. Община творцов Слова переживала ряд катаклизмов. Их защитой от критиков своего верования стало горделивое любование самими собой через объект своего поклонения. Другими словами, превращение Иисуса в полноценного Бога-Логоса возвысило их самих в собственных глазах.

Забавно взглянуть на ситуацию с точки зрения модели. Для выживания и дальнейшего ускорения распространения по третьей планете ей потребовался Иисус четвертого поколения-евангелия. Это был скользкий путь, ибо пожертвовать монотеизмом было невозможно (порушилась бы опора на Ветхий Завет). Модель Логоса стала промежуточным решением возникшего логического конфликта. Чем же «Иоанна» не устроила интуитивно более простая модель докетистов (Иисус = Бог)? Дело в том, что здесь красные флажки оказались расставлены в других компонентах модели, и прежде всего в сотериологии (учении о спасении). В значительно более поздней формулировке св. Григория Богослова если Христос не воплотился, то и не спас никого (и, соответственно, умирает идея избранности). У Иоанна это тоже уже было в фокусе внимания, недаром он заставил Иоанна Крестителя назвать Иисуса Агнцем Божиим (эта модель восходит еще к апостолу Павлу), да и распял его в точный срок – синхронно с пасхальным жертвоприношением в Храме! Другой проблемой была мартирология (мученичество). Ведь если страдания Иисуса были всего лишь видимостью (логическое следствие полной божественности), то с кого было брать пример мученикам за веру? Вот так, как-то незаметно, жизнь сама заставила модель христианства принять странную форму, расти криво и вбок. Альтернативы, конечно же, существовали (тот же докетизм), но они не были жизнеспособными в сложившихся обстоятельствах. С этой точки зрения наша полемика против авторов Слова о Логосе теряет изрядную долю своих львиных зубов. Вряд ли их стоит обвинять в том, что не могло не случиться. Произошедшее было естественным, как оскал модели, подъемом по градиенту.

Другим существенным вкладом четвертого евангелия в развитие модели стала дальнейшая де-апокалиптизация благой вести. Мы уже видели усилия Луки в этом направлении. «Иоанн» пошел еще дальше. Для него вечная жизнь – уже вовсе не воскресение павших в пусть близком, но будущем Эсхатоне, когда Сын Человеческий прилетит во славе на облаках небесных для установления Царства Божия. «Верующий в Сына имеет жизнь вечную» (3:36) здесь и сейчас, утверждают нам с потрясающей воображение самоуверенностью. Тема развивается в истории о Лазаре. Христос сообщает Марфе о том, что ее «брат воскреснет» (11:23). Она, воспитанная в лучших иудейских традициях, «сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день» (11:24). Нет, Иисус поправляет ее, речь идет о том, что происходит в настоящем времени: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек (11:25-26)».

Кардинальное решение «Иоанном» проблемы обещанного в скором будущем, но провалившегося конца света потребовала еще одной модификации модели. В иудейской эсхатологической традиции теологический дуализм проявлялся в дихотомии мира павшего (текущего состояния, где Сатана правит бал) и будущаго века (идеального состояния, где бал будет править Бог). В евангелии от Иоанна границы проведены не во времени, а в пространстве. Те, кто с нами, принадлежат Богу и являются сыновьями света: «веруйте в свет, да будете сынами света» (12:36). Все остальные от Диавола: «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (3:36) и тьмы: «ходящий во тьме не знает, куда идет» (12:35). Более того, другого пути нет: «никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (14:6). И безбожным еретикам не избежать сурового наказания: «Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (12:48). Как мы видим, модель-подросток показала свои кривые зубы тем, кто отказался ее принять на пропитание. По существу, это можно считать формальным объявлением войны неверным нехристям…

Ну вот, архипелаг Евангелий остался за кормой нашего туристического корабля истории моделей, но в каноническом Новом Завете еще немало других занимательных книг. Я надеюсь, что Вы не пропустите наши следующие экскурсии на берег. Совершенно бесплатно – с Блогом Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.