№402. Билет без места

Мы уже знаем, что это правду можно пускать гулять нагишом, тогда как ложь приходится прикрывать целым ворохом слов, потому и содержать ее выходит значительно дороже. Однако, некоторые из этих вконец завравшихся моделей так долго паразитируют на человеческой вере, что за это время сколачивают себе целое состояние. А на эти большие деньги нанимают гигантскую армию вооруженных менталками телохранителей, и поди-ка их избавь от вербальных облачений, разоблачи! Соответственно для того, чтобы осуществить социальную революцию, т.е. выселить их из несправедливо занимаемой роскошной жилплощади в учебниках, раздеть догола, чтобы их ментальное убожество стало очевидным для каждого стороннего наблюдателя, требуется приложить немало усилий. На предыдущей лекции мы видели, как французский схоласт Николас Орем пытался свергнуть с трона королеву средневековой красоты – доктрину неподвижности Земли. Несмотря на длительную бомбардировку неприступной твердыни множественными аргументами, он внезапно остановился в полушаге от победы. Осада была неожиданно снята, причем, по непонятной причине, не исключено, что из-за банальной трусости полководца. В пользу столь нелестного для героя сегодняшнего повествования заключения говорит тот факт, что свои скандальные комментарии на аристотелевскую «De Caelo et Mundo» он написал не в абы какой, а в переломный год своей жизни, когда стал епископом Лизьё. Хороший дом, хорошая бенефиция – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость?! Куда уж тут гоняться за контрабандистами, которые обижают державу Истина! И впрямь, став почетным пенсионером, бывший плодовитый мыслитель ничего существенного больше не написал. Зато какую нетленку выдал на сладкое! Вот что финансирование животворящее с учеными делает?! Нет, свои золотые доводы в пользу геодинамики он, конечно же, не за одну бессонную ночь в стране церковников заполучил – они стали плодом мысленного древа, посаженного вольнодумным умом где-то в его долине юности, освещавшегося Солнцем Буридана и медленно выросшего в непосредственном соседстве Альберта Саксонского.

Напомню, что эти мыслители в той или иной мере предавались неортодоксальным размышлениям на космологические темы. Горный орел из Бетюна избавил благородных ангелов от Сизифова труда по круговращению звезд, подарив тем изготовленный самим Создателем волшебный импетус. А его германский птенец и вовсе распоясал Землю, позволив ей на определенных условиях ворочаться, пусть ворча и крайне неохотно, в своей грязной глубокой норе. Николас Орем пошел еще дальше своих предшественников, на полном серьезе, хоть напоказ и шутливо, обсуждая суточное вращение тяжеленной тверди. Что же помешало ему окончательно разрезать путы вековечной пленницы и пустить ее водить хороводы вместе с подружками-прочими планетами вокруг Солнечного костра?! Тогда ему пришлось бы иметь дело с еще более грозными и драчливыми моделями. А именно билет в космос для нашей юдоли скорби купить было невозможно без предварительного резервирования для нее «места». Мы уже вкратце познакомились с грозной контролершей аристотелевского мира, строго требовавшей от каждого предмета общественного транспорта соблюдать правила элементарного движения, а заодно предъявлять по первому требованию паспорт с пропиской. В ней должно было быть четко специфицировано к какому классу вещей в природе – «верхнему» или «нижнему» – он относится по натуре своей…

Когда мы сейчас используем слова «наверху» или «внизу», то подразумеваем, правда, порой неявным образом, «по отношению к чему-либо». Сами по себе, без заданной точки отсчета эти наречия для нас бессмысленны. Аналогично мы воспринимаем предикаты «тяжелый» или «легкий» — один и тот же количественно вес может быть для нас в зависимости от контекста и тем, и другим. Если же рассуждать с философской точки зрения, то они вообще сводятся к движению, каковое наблюдение за их природой эффективно использовал Эйнштейн в ОТО. Удивительно, но факт — схожим образом трактовал эти понятия еще учитель Аристотеля Платон. Вот как он выразился по этому поводу в «Тимее»: «… меньшее тело с необходимостью должно подчиняться непреодолимой силе с меньшим сопротивлением, нежели большее; потому большее тело называют тяжелым и говорят, что оно стремится вниз, тогда как меньшее тело величают легким и говорят, что оно стремится вверх… мы зачастую разделяем первоэлементы, а иногда и расщепляем землю на куски и забрасываем их в чуждый элемент насильственно, противореча их природе, каковая состоит в том, чтобы льнуть к себе подобному элементу. Но то, что меньше, проще подчиняется импульсу, приданному ему нами в направлении непохожего элемента, чем то, что больше; и потому мы называем меньшее предметом легким, а место, в которое оно заброшено, располагающимся наверху, тогда как противоположное состояние и место мы соответственно называем тяжелым и располагающимся внизу… И по отношению ко всем телам следует учесть вот что: стремление каждого из них по направлению к своему родственному элементу делает передвигаемое тело тяжелым, а место, к которому его движение стремится, низом, тогда как вещи, имеющие обратную тенденцию мы называем противоположными именами. Таково объяснение, назначаемое нами этим феноменам».

Чуждой и ошибочной в вышеприведенном фрагменте нам кажутся первоэлементы и их стремление кучковаться подобно птицам в стае или людям в древнегреческом полисе. Однако, именно эта идея была крайне полезна для того, дабы разбить цепи модели «места», коими та сковала Землю в тюремной камере геометрического центра Вселенской сферы. Аристотель по не до конца известным историкам науки мотивам возжелал спаять воедино «низ», «гравитацию» и «землю» с одной стороны и «верх», «левитацию» и «огонь» с другой. А именно первоэлементу «земля» полагалось проживать в подвале мироздания, а, будучи насильственно перемещенным выше, естественным образом возвращаться к себе домой. «Огонь» вел себя зеркальным образом, обосновавшись, как Карлсен, на крыше. Чуть сложнее дело обстояло с «водой» и воздухом». Например, они могли превращаться друг в друга, поскольку представляли собой, по существу, соответственно жидкое и газообразное состояние вещества. В любом случае, их квартиры были промежуточными и высоколиквидными – первый и последний этажи им предлагать возбранялось. Немедленным логическим следствием из вышеописанной менталки была единственность дома, где обитали все вышеупомянутые персонажи. Философ рассуждал так – пускай некий камешек болтается себе как неприкаянный на улице, его же все равно в конце концов конечной или формальной причиной как по наклонной плоскости все в ту же подлую подпольную клоаку занесет. И не просто рассуждал, а явным образом постулировал жестокий закон бытия – один мир стоит, другому не бывать!

Следствие то было, может быть, и логичным, и даже немедленным, но одновременно выводом ложным и поспешным, ведь оно было бесстыдным приплодом модели «места», с, пардон, срамными местами кое-как прикрытыми фиговыми листами словоблудия. Но, самое главное, оно было особью вредоносной, категорически запрещавшей «тяжелой» Земле выбраться с самого, пардонне а нуво, зада Вселенной, дабы в свое удовольствие приятно провести время в Солнечных кругосветках. К счастью, у христиан, в отличие от древнегреческих язычников, было универсальное средство против подобного рода злоупотреблений властью – Всемогущий Всевышний. Он ведь все, что хошь, был в состоянии сотворить. Его-то и припахал Николас Орем создать неподалеку от нашего набора вложенных сфер второй, в точности ему подобный. А затем попросил тех перипатетиков, кто без греха, первыми бросить камень в самую полногрудую сердцевину его модели. Ну, а поскольку желающих осуществить сие святотатство не нашлось, то он сделал это сам. И тут же обнаружил, что булыжник, на мгновение застряв в меж-вселенском пространстве подобно тяжелому копью, поставленному на свое острие, определился-таки с направлением движения и со все возрастающим аппетитом побежал к той резиденции, каковая оказалась для него ближайшей. Другими словами, дремучий схоласт провел мыслительный эксперимент и убедился, что Аристотеля бояться – в философию не ходить. Во всяком случае ничего особо страшного, о чем предупреждал Великий и Ужасный, не произошло, раздвоение «мест» оказалось вполне уместной и потому бытьможной операцией. Правда, при этом ему, по существу, пришлось вернуться к платоновским представлениям о кучковании первоэлементов в природе, зато образовавшиеся два – ба, почему бы и не три или еще больше! – конкурирующих мира вполне могли мирно сосуществовать друг с другом.

Николас прекрасно осознавал, что сам факт достижения столь неортодоксального результата знаменует начало войны с авторитетнейшими моделями Аристотеля. Тем не менее, орленок гнезда Буриданова не испугался могущественного противника, но, поймав кураж и сделав вираж, пошел эдакой крылатой ракетой в еще одну атаку на пресловутое «место». На сей раз он распорядился проложить из центра Земли в поднебесье медную трубу, да такую длиннющую, чтобы она вплотную прикасалась к сфере Луны. А когда стройка 14-го столетия успешно завершилась, приказал заполнить ее для начала почти полностью «огнем», оставив лишь немножко «воздуха» на самой верхотуре. Оба этих первоэлемента, в соответствии с краеугольными постулатами передовой физики Философа, должны были стремиться ввысь. Однако, «огонь», будучи «легче» и тем самым сильнее, вытеснял «воздух», да так, что тот оказывался в совершенно неподобающем ему земляном соседстве непосредственно за стенками сосуда. Затем неутомимый экспериментатор залил всю пылающую внутри трубной утробы массу изрядным количеством воды. Очевидно, что на этот раз все тот же «воздух», изначально расположенный снизу, немедленно пробился пузырьками наверх. Заметим, что никаких людей, способных на насильственное перемещение предметов, поблизости замечено не было. Внимание, настало время для ключевого вопроса — какое тогда движение «воздуха» почитать за «естественное»?! Нисходящее, как в первом случае или восходящее, как во втором?! Потому триумфатор победно заключил: «Естественное размещение тяжелых и легких вещей таково, что тяжелые, насколько это возможно, располагаются в середине легких без обеспечения им какого-либо неподвижного места».

Это уже «тепло», даже «жарко», а некоторые высказывания Орема тянут и на «горячо!». Так, он предположил, что камень, оказавшийся по воле Господней в открытом космосе, вовсе не будет спешить падать в обитель грехопадения, но обретет новое «естественное движение», свойственное небесам – вековечное вращение. Сколько заклинаний осталось произнести этой менталке, дабы превратиться в полноценную теорию Коперника?! У старушки Земли на руках уже был билет. Билет в надлунный мир, лишенный аристотелевского места. Билет в один конец, откуда уже не было возврата к древним заблуждениям. Билет в нашу с вами современность. Увы, и эта попытка взобраться на неприступный пик науки сорвалась во мрак пропасти неведения. Тот герой, что купил своими ночными бдениями сей билет, тут же потерял его при ярком свете дня. Должно быть, его увлекли богатые, охраняемые целой армией телохранителей, блестяще разодетые по последнему слову моды лживо улыбающиеся модели.

«Математикой надо было заниматься!» — скажете вы, и будете правы. Но надо было быть воистину странным человеком, дабы потратить всю свою жизнь на детальное изучение столь диковинной штуки, как сорвавшаяся с цепи Земля. Впрочем, не Коперником единым жива наука. И Николасу Орему найдется почетное место – в Блоге Георгия Борского.

Примечание: Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.