№406. Хвост двух котов

Вергилий: Felix, qui potuit rerum cognoscere causas.

Счастлив тот мужчина, что знает вещей причину.

Да простят меня представительницы прекрасного пола — ради рифмованного словца не пожалел я их сердца. Впрочем, позорного столбца лжеца тоже не заслужил. В жестокосердные древнеримские времена модели «знание» и «женщина» сочетались разве что посредством случайных незаконных связей. Заниматься когнитивной деятельностью вконец распоясавшимся хозяевам патриархального общества завещал еще Аристотель, мотивируя свой однострочник указанием на их оккультную, т.е. сокрытую «природу». Но что же это за причины такие, счастье обладания коими воспел Божественный Вергилий в Георгиках?! Латинская causa представляла собой семантический аккорд, воспринимающийся современным человеком как синкретическая какофония смыслов. Исключительно закаленные умственной гимнастикой БГБ титаны мысли, овладевшие загадочным понятием «менталка», в состоянии протолкнуть столь неподъемную интеллектуальную штангу до уровня своей головы. Это и объяснение, и оправдание, и утверждение, и один Цицерон еще знает, что такое… Таким образом, получившееся в неаккуратном переводе на русский чисто каузальное значение можно полагать вырожденным против общего случаем. Блеск куртизанки Логика заключается в ее нищете. Пусть бедненько, зато простенько – Если истинно что-то одно, То выполняется и нечто другое. Эх, кабы вся научная дорога была вымощена кирпичиками таких аккуратных импликаций – Электроники бы уже давно раскалывали своими железными башками потолок теоремы Геделя о полноте, а сотворивший его по своему образу и подобию человек позабыл бы хлопоты и, прыгая на мопеде от радости до небес, прославлял прогресс…

Как это не покажется странным, даже в этом обрезанном смысле, модель «причины» продолжает волновать сердца и даже возбуждать умы клинически серьезных мужчин, напыщенно величаемых философами, пуще того – аналитическими. Это все Юм виноват, зараза такая. Как-то, пребывая в привычном скептическом настроении, должно быть, в обострении сей неизлечимой болезни потребовал – а ну-ка продемонстрируйте мне сию даму! И впрямь, оказалось, что она прочно приписана к полку тех старух с клюкой, коих принципиально не видно. За редким исключением тех случаев, когда некая сущность прямо у нас на глазах осуществляет то или иное действие, мы не наблюдаем вращения шестеренок происшедшего. Имеем ли тогда право утверждать, что «знаем» эту женщину?! С точки зрения знаменитого шотландского мыслителя – ни в коей мере. Мы можем лишь утверждать, что за «явлением 1» обычно следует «явление 2», а сочетать их в оккультном законном браке – и речи быть не может. Представьте себе, о потолок этой заковыристой проблемы или, точнее, о стены небоскреба, набитого многочисленным потомством, каковое она породила, до сих продолжают ломать свои головы лучшие представители носителей естественного интеллекта. Оказалось, что к столь интуитивно тривиальному понятию, как «причина», отнюдь не просто подвести фундамент из аккуратных кирпичиков логического определения. Другими словами, то, что элементарно отлавливается в наши нейронные сети в процессе распознавания образов, постоянно ускользает от вербальной формализации. Коль скоро это так, то мы и заниматься этим не будем. Вместо этого сконцентрируемся на другой, с первого взгляда значительно более простой задаче – определению направления каузальности. Мы вот все в удивительном консенсусе слаженным хором поем о том, что не хвост машет котом, а наоборот. Осталось только прикрутить эту блестящую менталку к кончику интересующего нас сегодня исторического явления – Черной Смерти…

Я, пожалуй, сэкономлю черную краску своей художественной палитры и не стану в подробностях описывать все кошмары постигшей человечество катастрофы. Желающих окунуться в море леденящего душу ужаса попрошу отправиться на берега Гугляндии, вспомнить недавние коронные злоключения или прочитать книгу «Осень Средневековья» знаменитого голландского историка Йохана Хаузинги. Словами другого известного медивалиста Нормана Кантора, тот «уверенно заявлял, что поздняя средневековая западно-европейская культура характеризовалась заметной интенсификацией изучения феномена смерти и размышлений на эту тему. Предполагалось, что именно это повышенное осознание смертности нашло свое выражение в искусстве и литературе того, что он назвал осенью – или закатом – Средних Веков». Вместо всего этого я, взалкав обрести обыкновенное мужеское счастье Вергилия, сконцентрируюсь на изучении причины сей вещи. Мор был привычным, стандартным явлением тогдашней жизни. Чаще всего непрошенные бактериальные или вирусные гости проникали в тело Христово через Гостиные Дворы крупных торговых центров, быстро распространяясь вглубь и вширь посредством спекулянтов-перекупщиков. Стандартным же алгоритмом борьбы с эпидемиями было рассредоточение населения городов по окрестным усадьбам и селам. Однако, в данном конкретном случае, он не оказался достаточно эффективным. Матушку Европу последовательными цунами накрыло с головой Испании и с капюшоном Скандинавии. То ли возбудитель бубонной чумы был злее своих предтеч, то ли процесс урбанизации образовал критическую массу, то ли эпицентр изначального взрыва – пресловутый Крым – оказался особо несчастливым. Примерно так мы нынче пытаемся разглядеть через тьму веков сокрытый каузальный источник происшедшего. В свое же время доминировали две гипотезы – кара Господня и теория заговора. Опять же вполне современные модели, не так ли?! По крайней мере, если абстрагироваться от содержимого теологических и конспирологических соображений – тогда обычно обвиняли не безбожных ученых и не мировое правительство, а иудеев и прочих нечестивцев, своим присутствием раздраживших Всевышнего или явным образом отравивших миазмами воздух либо ядом колодцы…

Исходя из этого и некоторых прочих фактов, вышеупомянутый Кантор отправился в бы-пространство и произвел в нем несколько хулиганский неортодоксальный вывод: «От общества, [предварительно] продвигавшегося по направлению к светскому индивидуализму и неиерархическому совместному действию, ожидались бы более решительные действия в борьбе с мором посредством усовершенствования медицинской и социальной организации. Но таковые действия предприняты не были. [А вот] если бы Европейская культура действительно вступила в новую эру осознания смертности, ритуализации похорон, экстравагантного ощущения вины и мрачных фантазий [заблаговременно, скажем,] после 1300 года, то такая культурная среда способствовала бы неспособности людей [правильно] отреагировать на Черную Смерть. [Таким образом] не Черная Смерть создала Пляску Смерти; другими словами, каузальность была направлена в противоположную сторону». Давайте для удобства понимания транспонируем этот modus tollens в современную тональность. Предположим, что в недавней до-ковидной ментальной реальности не было бы столь раскормленных моделей как избыточная вера в физикализм, прививки или компьютеры, как иррациональный страх перед вирусами или бесстрашное сокращение койко-мест в больницах страховой медициной. Кажется вполне возможным построить, хоть и в том же бы-пространстве, зато из аккуратных логических камешков, следующий правдоподобный каузальный механизм. Если наличествует Вера-в-Меру, т.е. отсутствуют симптомы из предыдущего предложения, То отсутствует и Паника, т.е. присутствует разумная умеренная реакция общества. Но Паника присутствовала, следовательно, не было Веры-в-Меру. Что и требовалось доказать.

Собственно, подобную коронную конструкцию и напялил Норман Кантор на свою модель, силясь показать, что черный хвост белой кошарой не машет. И впрямь, чума поразила Европу в самый разгар затянувшегося на все средние века сезона популярнейшей азартной игры в спасение души. В наркотическом угаре самоизбранности католическое народонаселение ничего так не чаяло, как обретения чемпионских лавров канонических святых или, по крайней мере, для простых нетитулованных смертных, райского конечного вердикта самого Всевышнего арбитра либо его помощника на линии с пресловутыми ключами. Общество в целом все еще было убеждено, что нищета – суть важнейший ингредиент Божественного совершенства, а богатство приобреталось нечестными махинациями, каковые следовало усердно отмаливать. Страшный Дамоклов меч греха висел над каждым обладателем излишне свободной воли, невольно производившей ежедневные преступления против заветов Господних. И когда тот с грохотом обрушивался на несчастных, то оставалось лишь с горечью признать свою вину, а заодно и поражение в безнадежно неудавшейся жизненной партии. Не надо было быть ученым схоластом, дабы следовать максиме Сенеки – бедствует не тот, кто подвержен фортелям Госпожи Фортуны, а тот, кто им сопротивляется. Смирись и пой – Мотив Судьбы. И танцуй – Пляску Смерти. В такт замысловатым пируэтам балета благородных звезд. О какой уж медицинской и социальной организации можно было говорить, коли не стоило и барахтаться, коли юдоль страданий имела столь приземленный рейтинг?!

И, тем паче, о каких таких прорывах из «мрачных веков» в «светлое научное будущее» могла идти речь, если они сочетались разве что посредством все тех же случайных незаконных связей?! Самые великолепные менталки блестящих философов калибра Жана Буридана, Альберта Саксонского или Николаса Оремского занимали лишь строго определенные места в поезде той жизни — свалки. Да, до чисто интеллектуального успеха им оставалось проехать пару небольших станций. Однако, их достижения, фактические и потенциальные, силой инерции выбрасывало из вагонов обществом, постоянно тормозившим, а то и дергавшим за стоп-кран. Бетюнский палач и господа мушкетеры в принципе не могли казнить миледи-модель, отравившую весь мир своей ложью и прочими злодеяниями. Нет, это она, всемогущая ставленница Пап и кардиналов, императоров и королей, могла уничтожить их одним мановением пальца. И если этого не происходило, то лишь потому, что они послушно склоняли колени перед Ее Высокомодельством, будучи вынуждены играть по установленным ею правилам. Посему нет ничего удивительного в том, что первый поход человечества, едва достигшего пик Аристотеля, через бездонный каньон Коперника, завершился провалом. Для того, чтобы иметь хоть маломальские шансы на успех, требовалось наотрез отречься от старого мира человеческого бессилия и Божественного Всемогущества. Для того, чтобы воспользоваться этими ничтожными шансами, требовалось возвести новый мир, в котором стремление задавать оракулу machinae mundi содержательные вопросы стало бы нашим всем. Как это ни может показаться странным, именно эта метаморфоза произошла в Европе после явления Черной Смерти. Post hoc, ergo propter hoc?! После всего, но вследствие ли этого?! Не грешим ли мы против заразных бацилл и анти-причинных декретов дедушки Юма?! Вспомним, что катаклизмы катализируют моделестроение. Все тот же черный хвост встал трубой. Да не просто трубой, а еще и покрытой изнутри сажей. Измученное человечество, с трудом протиснувшись сквозь него, спустя столетие-другое стряхнуло-таки с себя прах былого, и воспряло белоснежным, несущим счастье Вергилия, котом…

Знаю-знаю, некоторые мои модели кажутся голословными. Но это только потому, что они работают тизерами, бесстыдно соблазняя аудиторию своими прелестями. В конечном счете, все живые существа появляются на свет в неприукрашенном одеждами виде, в том числе ментальные особи. Придет пора, и они станут респектабельными налогоплательщицами с кошельками, туго набитыми твердыми фактами. А пока – голая правда Возрождения на пороге Блога Георгия Борского.

Примечание: Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.