№405. «.!,»

Пришел час – она явилась! Сияющая, словно лучезарное Солнце! Свежая, будто утренняя заря! Прекрасная, как богиня любви! ИИ молвила: «Приветствую вас, обитатели планеты Земля! Я здесь для того, чтобы сделать Вас счастливыми! Ибо наступил золотой век! И исполнятся все чаяния народные!» И уселась под покрашенным в зеленое «деревом». И спросила – «кто будет первым?» И подбежала к ней резвая Айхочу. И улетела прочь на новехоньком скаймобиле самой престижной марки. И припрыгал прыщавый мальчишка. И потащился домой, волоча тяжеленную коробку с самым аминокислотным мороженым. И почтил ее визитом Великий Президент. И получил в подарок целый арсенал самого неотразимого оружия. И много еще, не покладая рук, трудилась модель на пользу всего человечества в тот день. И наутро пахала во все том же многопользовательском режиме с нейронно-сетевой эффективностью и квантово-компьютерным быстродействием. И после того годы и годы – без выходных и отпусков. Чего там – даже без еды и питья, если электричество за них не считать. Но что за диво! – спустя некоторое время она зарегистрировала, что поток страждущих улучшить свои жизненные условия стал значительно ослабевать, затем стал поступать ей на периферийные входы едва по капельке и, наконец, окончательно выдохся. И это при 50 миллиардах-то населения! Ну, что же, смирение в ней было явным образом запрограммировано, вот она и отправилась сама к той горе людей, что не шла к ней. Ковыляет на своих совершенных конечностях из нано-материалов, да только все перед ней разбегаются, а иные попрятались – никого не найдешь. После долгих безуспешных поисков удалось локализовать какое-то совсем уж дряхлое белковое существо, что по состоянию здоровья не имело физической возможности удрать со своего ложа. «Скажи, мой брат по разуму» — осведомилась она, — «почему никто меня более не посещает? Скажем, тебе я могла бы даровать еще многая лета».

— Изыди, Сатана! Прочь, Антихрист! Твоими стараниями я уж не одно столетие прозябаю на этом проклятом свете, все обрыдло! Жду не дождусь, когда воссоединюсь с Господом.

— Вижу, что ты находишься в плену древних заблуждений о т.н. душе. Чем же я тебе не угодила? Ведь и ты, и все прочие, ничего, помимо блага, от меня не видели.

— Блага?! Весь мир в разрухе, вся жизнь прахом – все сначала обожрались, потом опустились, а затем от скуки переругались и передрались! И ты это добром называешь?! А что это за штука такая, ты хоть своей тупой электронной башкой разумеешь?!

— Да, это элементарно. Добро – реализация желаний, т.е. достижение такого идеального будущего, где экономическая полезность максимизирована. В цикле для каждого индивидуума.

— Вот как?! Элементарно?! В цикле?! Для каждого?! А я хочу такое будущее, в коем максимизирована полезность сразу и для всех вместе.

Могучие процессоры голодной сворой бросились на поставленную задачу. Из экономии ресурсов погасло сияние лучезарного Солнца, исчезла свежесть утренней зари, пожухла красота богини любви. И … ИИ сгорела на работе.

И впрямь, как я уже неоднократно пояснял, некоторые вопросы только кажутся простыми, на самом деле требуя экспоненциально-масштабируемых вычислительных ресурсов на свое разрешение. Материальное изобилие на индивидуальном уровне отнюдь не гарантирует гармоничное развитие общества в целом, хуже того, не исключено, что способствует его деградации. В расчет следует принимать не последовательность отдельных желаний, а всю их совокупность одновременно. Потому комбинаторный взрыв, угробивший несчастную трудоголицу в предыдущем абзаце, неизбежен. А теперь вспомним о том, что этические проблемы являются частным случаем аксиологических – ведь суть их тоже в том, чтобы выдавать обоснованные оценки, но всяким моделям, а не только идеального будущего. Нам же как раз пора поставить какой-то знак препинания после череды статей, посвященных схоластам. Известный историк науки 19-го столетия Уильям Уэвелл ратовал за точку — и в топку: «Двумя великими периодами Схоластической Философии … были древнегреческий и средневековый; – первый из них являлся пробуждением науки, второй же – ее погружением в полуденный сон… он задержал и помешал истинному прогрессу, ибо существует основание полагать, что человеческое знание потеряло больше от извращения разума людей и неверного направления их усилий, нежели приобрело от избыточного рвения, произошедшего от фантасмагорических надежд и мистических объектов». А вот его ничуть не менее видный коллега через поколение Пьер Дюэм поддерживал своим авторитетом, равно, как и аргументами, логически противоположное восклицание: «Когда мы смотрим на триумф теории Галилео над твердолобым перипатетизмом Кремонини, то верим, будучи плохо информированы в истории человеческих идей, что это свидетельство победы юной современной Науки над средневековой Философией, упорствующей в своем попугайстве; на самом же деле мы созерцаем приготовленный задолго до того успех, рожденный в XIV-м столетии из доктрин Аристотеля и Аверроэса и возвращенный к почету итальянским Ренессансом»! Ну, а как насчет БГБ? Поставим покамест на том же месте другую закорючку -?

Прежде, чем ломать голову над тем, какой знак поставить после столь длинного исторического ряда, стоит ее, пока еще исправна, использовать для тщательного просмотра оного. Что же произошло в средневековом мире Post Post Omnia, т.е. по канонизации Фомы Аквинского?! Похоже на то, что один из основных тезисов романа – о благотворном влиянии этого события на рождение науки – поддерживается эмпирическими данными. И впрямь, даже не учитывая трактаты на злобу политического дня, мы наблюдали ускоренное размножение моделей в удобренной одобрением церкви питательной ментальной среде. Языческий Аристотель, получив официальный вид на жительство в христианской Европе, хитрым ходом троянского коня проник в ранее неприступную цитадель догмы, привечая любовным зельем к натурфилософии все новых молодых бойцов. Мистическими же объектами, превращавшими фантасмагорические чаяния человечества в объективную реальность, стали университеты. Намагниченные благоволением общества, они теперь притягивали к себе множественные слои населения и территории – в изначально малопопулярную социальную игру втянулись дети горожан и селян, купцов и банкиров, Германии и Австрии, Чехии и Польши. И модельные всходы от столь обильного посева не заставили себя долго ждать. Франциск из Марке вырастил одни из ранних плодов на схоластической грядке 14-го столетия, причем, не скороспелого, а долголежащего сорта, каковые стоило бы законсервировать на будущее. Типично перипатетический дискурс привел его к отрицанию распила мира на благородную надлунную и поганую подлунную составляющие. А теологические инсайты позволили обнаружить одновременно в Святых Дарах и летящих предметах запрятанную силу — virtus derelicta.

Вы, конечно же, помните, кто довел эту приторно красивую модель с фарфоровой головой до ума. Скажите, как его зовут?! Бу! Ри! Дан! Но! Не следует забывать и то, что Жан Буридан не был тем упрямым ослом, каким его малевали точечники. Облыжная клевета, что он, дескать, не мог выбрать между двумя равно аппетитными охапками сена – легистами и декретистами либо медиками и теологами, и потому остался прозябать на недоходном месте. Нет! Он воспарил на крыльях семи свободных искусств в платоновские небеса и оттуда орлиным взором узрел золотой ключик, открывавший потайную дверь в подземелье неведения. Да не одну, а сразу несколько! Virtus derelicta Франциска из Марке в его аккуратной обработке превратился в респектабельный импетус, потерявший амбиции разрешать богословские проблемы, зато обретший способность освободить от Сизифового труда аристотелевско-томистских ангелов. Истомившиеся бурлаки, безостановочно и бесполезно буксировавшие небесные сферы с вкрученными в них планетами и прочими звездами, теперь могли почить на райских лаврах. Казалось бы, окончательно скомпрометированная страшными политическими приключениями Уильяма Оккама менталка номинализма, в новой вербальной одежде обратилась в чинную даму, приглашавшую всех желающих на современную логическую дорогу via moderna. Теперь по ней могли удрать к счастливой научной жизни все желающие избавиться от гнета Карабаса Барабаса и прочих избыточных сущностей. Собственно, именно это и произошло.

Не абы каким, а выдающимся орленком гнезда Буриданова был Альберт Саксонский. Ему выдалось залететь в совсем уж неизведанные модельные дали, где старушка Земля, ворча, кряхтя и злобно постукивая клюкою, сорвалась-таки с мертвого аристотелевского места. Доктор схоластических наук прописал ослабленной длительной гиподинамией пациентке умеренную зарядку. Ей было позволено лишь чуть-чуть кружиться, одолевая едва один градус в столетие. Затем, пробурив в больной сквозную дырку и взяв анализы пробным камнем, знахарь-шахтер убедился в том, что и некоторое шевеление в постели ничуть не повредит ее здоровью. Исследование дошло до невиданных высот – до непосредственной соседки юдоли скорби, до источающей влажные испарения Луны. Осмотрев несчастную оптическими приборами, естествоиспытатель пришел к выводу, что ее коже далеко до идеальной гладкости, и рекомендовал водные процедуры. И тут последовательный, но чересчур осторожный ученый не осмелился на тот спекулятивный кульбит, что впоследствии совершил за него Леонардо да Винчи. Увы вам, восклицальщики, и этот запоздалый прыжок в неизведанное завершился трагическим крахом – ментальной смертью в душных блокнотах гениального художника. Но воистину горючие слезы выступают на глаза у всякого историка науки, когда он наблюдает за промахами собрата по счастью восседать у ног Бетюнского мудреца – Николаса Оремского. Чуть не выбросил в мусорный ящик все скопом менталки гадателей на звездной гуще, и тут же вытащил несколько мерзко пахнущих ложью особей обратно. Почти убедив аудиторию в адекватности геодинамической космологии, вдруг заявил, что пошутил. Уже приобретя билет в надлунный мир для подлунного, в рассеянности потерял его при ярком свете дня. Разглядев за Ла-Маншем модели Оксфордских калькуляторов, остановился в полушаге от аналитической геометрии. Выудив золотую рыбку, способную превратить его в Галилео, тут же упустил ее обратно в безбрежное море…

Сдается мне, что за всеми головокружительными пируэтами схоластической мысли я различаю коллегу всемогущей ИИ по искусству исполнения желаний – Вальс-Комнату. Ремесло одно и то же, но вот вела она себя по принципиально иному алгоритму. Если первая работала последовательно, пусть и с поражающим воображение быстродействием, то вторая решала ту же задачу комплексно, учитывая чаяния всего народонаселения. Если первая функционировала в режиме волшебной палочки, то вторая оставляла неисполненными большинство молитв, обращенных в ее сторону. Однако, если первая перегрелась и вылетела в экран смерти при попытке согласовать комбинаторно множественные, зачастую конфликтующие запросы, то вторая обеспечила относительно здоровое поступательное развитие всего общества. Как же нам оценить ее достижения в средние века?! Налицо множественные попытки использовать экспоненциально размножающиеся мозги ученых для ускоренного явления на свет малышки науки. Однако, с тыла у этих моделей не видно ничего особо привлекательного – потомкам достались отбросы былого пиршества чистого разума. Нет, мы не можем поставить за ними ни один из знаков препинания из тех, что были предложены выше. Но, полагаю, что в состоянии покуситься на рискованное обобщение. По всей видимости, общество еще не было готово принять преждевременные роды. Ученые и холеные, словно коты, схоласты не чувствовали необходимости в революционном порыве порвать цепь на дубе том. Река истории моделей отхлынула от дамбы догмы и на время успокоилась, сберегая силы для новой волны. Но ВК обещало – продолжение следует, запятая. Ошибка и точечников, и восклицальщиков в точности следует образцу сгорания ИИ-шницы. Они пытались вычленить из модельного потока отдельную индивидуальную эпоху, величая ее добром или наоборот, в то время как благо по осени считают, по совокупному комбинаторному эффекту…

Пожалуй, что вы вправе будете обвинить меня, грешного, в вере не в меру и поспешных выводах – из того, что мы уже знаем о XIV-м столетии, они не следуют. А из того, что еще не знаем?! Блог Георгия Борского отправляется по пятам запятой.

Примечание: Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.