Глава VIII. Избранные: избранное

Апрель 1282-го года от Рождества Христова. Кастель-дель-Ово дьявольски уродливой бородавкой на переносице длинного перешейка портит божественно прекрасную панораму морского залива в том самом Неаполе, что был воспет вдохновенным Вергилием. Здесь же неподалеку похоронен и сам поэт, да и весь замок, сказывают, что покоится на заколдованном им магическими заклинаниями яйце – покуда не разобьется оно, будут несокрушимы фортификации. И потому, должно быть, все еще стоит он неподвластной времени громадой, что раздавливает своей непомерной тяжестью лишь человеков – это в ее подземельях страдали дети Манфреда и несчастный Конрадин. А наверху, в королевских палатах, расположился тот непобедимый властелин, что могучей пятой растоптал змеиное гнездо Гогенштауфенов. Мучительно долго, терпеливыми крошечными шажочками, шел Карл Анжуйский к нынешнему величию. Он, младший слабый плод на фамильном древе капетингов, был заброшен жестокой судьбой на каменистую окраину их царства. Вместе с лазурным берегом Прованса, приданым жены Беатрисы, получил он черную ненависть ее сестры, королевы Франции, оставшейся без папенькиного наследства. И ему чуть ли не двадцать лет пришлось принуждать к покорности свору мятежных баронов, стремившихся выдрать себе из тела его графства куски посочнее и послаще. Свой единственный шанс вырваться из песочных пляжей Ривьеры и каменных стен Ле-Бо на простор большой политики он не упустил. Чутко откликнулся на клич пап, уставших трепыхаться в непроходимом английском болоте, и отправился крушить гибеллинов в Италию. Снова и снова вступал он в бой с той гидрой, у которой на месте одной отсеченной головы тут же вырастали две новые. Когда же он ее наконец окончательно зарубил, то опять, стиснув зубы, ожидал, пока на престоле Петра и Павла не появится преданный ему понтифик. Аппетит его постепенно разгулялся – теперь он разинул рот на недавнюю Латинскую, а нынче снова Византийскую империю. Какое дело могло быть более богоугодным, нежели принуждение православных схизматиков к возвращению в истинную католическую веру?! Только окутав конклав кардиналов вежливым вниманием своих людей, сумел он их переубедить превратить своего соотечественника Симона де Бриона в Его Святейшество Мартина IV-го. И тот не забыл кому обязан своим возвышением — он-то уж сумел разоблачить хитрости самозванца Михаила Палеолога, он-то уж благословил крестовый поход на предательских греков…

И вот теперь он, могущественнейший из государей Европы, да что там Европы, всего мира, граф Анжу и Прованса, князь Ахейский, сенатор Римский, король Сицилии и Неаполя, Албании и Иерусалима, избран Господом для исторической миссии – освобождения Константинополя, а заодно, при случае, и Святой Земли от власти непокорных христиан и неверных сарацин. И вот теперь он, бывший дохлый цыпленок, был готов отбросить яичную скорлупу Кастель-дель-Ово и гордым орлом взлететь на новую вершину — возведенный им самим символ власти — Castel Nuovo. Но погодите минуточку, кто это стучится в дверь – та-та-та-там?! Там стоит привратник и возвещает прибытие срочного гонца от архиепископа Монреале. Что опять приключилось в сицилийском гадюшнике?! Что-о-о?! Вырезали всех франков в Палермо?! И в Корлеоне?! Взяли штурмом замок Викари?! Убили Жана Сан-Реми?! Сорвали анжуйские флаги и повсюду вывесили поганого имперского орла Фридриха II-го?! Ах, они, нечестивцы! Мало им досталось десять лет назад, когда он приказал пытать и вырезать целые города, включая стариков, женщин и детей, дабы захлебнулся бунт в потоках собственной крови! Позвольте-ка, cui bono?! Это, конечно же, греческие шпионы постарались, а, может быть, и арагонские, люди Констанции — проклятое семя Манфреда. А что там Мессина?! Ага! Герберт Орлеанский не допустил распространения мятежа! Выслал карательные отряды — рыцарей на юг, а галеры на запад! Ну, что же, возблагодарим Всевышнего и положимся на Его милосердие! Силам ада не совладать с цитаделью истинной веры! Надо послать гонца к любимому племяннику Филипу в Париж, он поможет сдержать короля Педро. А теперь вот что: «Эй, Маттео Салернского сюда! Вице-адмирал – немедленно отправляетесь с неаполитанским флотом в Палермо. Зачинщиков примерно покарать, при необходимости разрешаю сравнять весь город с землей. Поход?! Поход чуть отложим – мне выжидать не впервой».

Другая скала или, скорее, холм, а на нем притулился скромный умбрийский городок Орвието. Папская резиденция здесь тоже не блещет великолепием, зато находится вдалеке от Вечного города, полного привидений имперского прошлого и войны кланов Колонна и Орсини мерзкого настоящего, а также в безопасности от обрушивающихся на головы понтификов потолков палаццо Витербо. Ее хозяин, бывший Симон, а нынешний Мартин может здесь спокойно наслаждаться вином Верначча и угрями с озера Больсена. Он хорошо осознает, что своим возвышенным положением на троне викария Христа на Земле он обязан не только Всевышнему, но и его избранному помазаннику – Карлу Анжуйскому. Вообще, его кредо – верность и последовательность. Он всегда был за тех, кто имел силу, за тех, кто находился наверху, и преданная служба королям и папам неуклонно толкала его все выше по лестнице церковной иерархии. Посему он даже не предоставил аудиенцию посланникам мятежного Палермо, когда те осмелились просить его покровительства для города на правах коммуны. Руки прочь от благородных франков, презренная итальянская чернь! Мог ли он поступить иначе?! Мог ли предать своих бенефакторов?! Мог ли изменить партии гвельфов?! Мог ли повернуть вспять полувековую политику своих предшественников?! Мог ли отказаться от планов крестового похода против Византии?! Мог ли поддаться на хитрости узурпатора, «именующего себя королем греков» — он ведь только напоказ изображает лживую готовность пойти на унию с католиками?! Позвольте, они еще не ушли, и что это они там поют?! Agnus Dei – да как осмелились они Агнца Божиего на помощь призывать?! Отчего мне тогда слышится: «Радуйся, Царь Иудейский!» и удары по ланитам?! Прогнать изменников прочь! Вот вам от меня, схизматики и бунтовщики, порождение сатанинское – отлучение, интердикт, геенна огненная!

Май 1282-го года от Рождества Христова. Василевс Михаил Палеолог медведем на короткой привязи нервно мерит малыми шагами палаты Большого Влахернского дворца. Легкие дуновения теплого ветерка от раскрытого окна не в состоянии рассеять его тяжелые думы, помочь развеять холодный пот ночных кошмаров. На севере Георгий Тертер заигрывает с Карлом, предлагая союз и возврат Болгарии в лоно католической церкви. И новый сербский король Стефан Урош Милутин, находящийся под пагубным влиянием своей матери, Елены Анжуйской, проводит резкую анти-византийскую политику. На юге деспот Эпира продолжает держать нейтралитет, но его сводный брат Иоанн обещал воинскую помощь крестовому походу против града Константина. На востоке регулярные поражения окончательно открыли границы империи для нашествий анатолийских турок. Но настоящая буря грядет с латинского Запада, ибо совершенно нечего противопоставить десяти тысячам всадников, закованным в железо рыцарям латинян. Он, избранный Богом спаситель православной веры от католической ереси, совершенно бессилен. Но погодите минуточку, кто это стучится в дверь – та-та-та-там?! Там стоит привратник и возвещает прибытие генуэзского купца Алафранко Кассано из Палермо. Какие еще гадости приключились в логове неаполитанского зверя?! Что-о-о?! Повстанцы вырезали всех франков в Val di Mazara?! Послали отряд поднимать восстание в Мессину?! Отправка флота откладывается, а, может быть, и вовсе отменяется?! Да это же настоящее чудо Господне! Вечная слава Матери Пресвятой Богородице, заступнице небесной! Недаром, значит, было потрачено золото! Завтра — государственные дела, завтра — новые хлопоты. А сейчас праздник! И запись в назидание потомкам: «Воистину, если бы я осмелился заявить, что, освободив сицилийцев, был орудием Всевышнего, то говорил бы ни что иное, но чистую правду!»

И снова холм, а на нем грозный замок Ла Зуда, нависший страшной каменной тушей над беззащитной Тортосой. Когда-то его отстроили арабы, потом им владели тамплиеры, а нынче здесь обосновались арагонские монархи. Если спуститься вниз по течению полноводного в этих местах Эбро, то в гавани Фангос обнаружатся многочисленные галеры, готовые отправиться в бой. Но Педро III-му недаром суждено стать El Grando, Великим. Он умен и рассудителен, бесстрашен, но расчетлив, амбициозен, ан в меру. Посему он никуда не спешит и не поддается на уговоры жены и ссыльных вельмож, ненавистников жестокого Карла. Благие вести о злом кровопролитии в Сицилии ничуть не вскружили ему голову – ведь теперь, скорее всего, анжуйская армада не отправится на завоевание Византии, а останется подавлять мятеж, что идет вразрез с выношенными им планами. Но он искренне убежден, что избран Богом для расширения могущества своего королевского дома, и терпеливо поджидает развития событий. Сегодня прибыла делегация из Парижа, от Филипа. Ничтожество, жалкая тень своего отца! Как же он, недавний зятек, быстро забыл малышку Изабеллу! Наперекор матери сотворил себе из дядюшки кумира! Содержание его послания было несложно предугадать – сквозь нарядное платье изящных оборотов сквозит нагая наглая угроза. Если он отправится на помощь бунтовщикам, то немедленно станет врагом Франции. А заодно и Папы Римского, удобно пристроившегося под пятой капетингов. Нет, конечно же, его эскадра собирается не куда-нибудь, а в Магриб с благочестивой целью сделать исламский эмират христианским. Да, коли недостаточно его слова крестоносца, то он может в том поклясться на Библии. Нет, его тощая казна не идет ни в какое сравнение с финансовыми ресурсами Неаполя. Да, он сможет пополнить ее за счет иудеев и греков. Нет, он, конечно же, не собирается исполнять волю властелина Неаполя. Да, при этом, он сдержит и свое обещание. Ему в Тунис по пути…

А вот и еще один любимец Провидения, избранный посредством чудесного видения у мощей Фомы Аквинского на роль зачинщика кровавой бойни. Позади у Никколо остался прах первых побед, вокруг него шипели змеи страхов грядущей расплаты, а впереди лежало тяжкое бремя забот. И он впрягся и потащил его, пошатываясь от невыносимой тяжести на могучих ногах, как это делал всегда. Курьер, посланный в столицу острова, принес тревожные известия – сильный гарнизон из замка Матегрифон прочно держал тамошнюю революцию за горло. Хуже того, семь галер под командованием продавшего душу франкам Герберта Рисо отправлялись в Палермо, дабы атаковать мятежный город с моря. Иисусе! Но желтые кресты на красном фоне, флаги Мессины, отпугнули демонов, разрушили коварные планы врагов – рядовые матросы и солдаты наотрез отказались резать своих братьев. А сам он с несколькими соратниками отправился в путь на восток, дабы вдохнуть жизнь в дело смертоубийства оккупантов. И чу! Вот оно, восходящее Солнце восстания! Герберт Орлеанский, скрывшись за прочными стенами крепости, не имел другого выхода – флот, который прежде угрожал стенам Феодосия и которому теперь угрожало попасть в руки неприятеля, был по его приказу безжалостно сожжен. И теперь он, не имея возможности выдерживать длительную осаду, вступил в переговоры с повстанцами. Слово чести – он отправится в прекрасную Францию и навсегда останется там. Деяние бесчестия – едва память ужасной сицилийской вечерни осталась за бортом, как его корабль отправился в Калабрию, дабы присоединиться к партии мести. Но непоправимое уже случилось – от крестового похода остался лишь дым былых мечтаний. И потому могущественнейший и христианнейший Карл Анжуйский, оставшийся прозябать в Кастель-дель-Ово, так взмолился к Богу: «О, Господи, если соблаговолил Ты меня уничтожить, то пусть падение сие в пропасть будет медленным, мелкими шажками!»

Тем временем фра Феррандо, едва осушив глаза от плача по погибшим, обмакнул перо вдохновения в чернила незажившей раны и, вооружившись мечом веры и щитом истины, принялся за исполнение своего обета перед Всевышним, за защиту того дела, что узрел правым через Откровение Божие. По всему христианскому миру разлетались запущенные самострелом странствующего ордена остроконечные стрелы его благочестивого риторического остроумия, — ведь повсюду, в папской курии и королевских канцеляриях, в столичных университетах и удаленных монастырях, находились братья-проповедники. И многие души удалось ему поразить своими отточенными аргументами, породив сочувствие к многострадальной Родине. Белыми красками описал он благие намерения восставшего народа, черными — кошмары тиранического правления франков. Сицилийская вечерня была долгожданной справедливой карой Божией! То был День Его Гнева, Dies Irae! Ибо так говорил Divus Thomas Aquinas: «Правительство становится несправедливым тем фактом, что его глава, игнорируя общественное благо, стремится к своей личной выгоде. И чем дальше он отстраняется от общественного блага, тем менее справедливым будет его правление». Из гордыни своей непомерной желал Карл Анжуйский обрести еще один, имперский престол, ради личной выгоды отталкивал от груди матери-церкви ее готовых раскаяться и объединиться с католиками греческих сыновей. Потому «отверг его Господь, что он отверг слово Его»! Посему «отторг Господь от него царство и отдал ближнему его, который лучше него». И нет прока проклятому Саулу хвататься за край одежды Самуиловой, поелику ничего, помимо ошметков королевства своего, уже не получит. Amen!