Глава XXX. Одно горе, два мудреца

Ранняя весна 1288-го года от Рождества Христова. Щедрое южное Солнце уже начинает расточать тепло на неприкрытые одеждой людских строений бока причудливого фрукта, что сравнительно недавно созрел на лысой горе, на древнем древе Окситании. Нувориш Монпелье не может похвастаться благородной родословной греческого или римского прошлого как Каркасон или Нарбон. Вызывает удивление, переходящее в сомнение, и происхождение его богатства. Город лишен того непосредственного контакта с морем или судоходными реками, что подпитывает Марсель или Тулузу. Вокруг него нет залежей золотоносных или хотя бы медных руд, но изобилуют бесполезные леса, заросли гариги и заболоченные озерца. Однако, теперь, к концу тринадцатого века на его скромном холме взошла бесспорная звезда первой величины на небосклоне не только Арагона или Франции, но и всей Европы, почитай, столица бывшего короля Майорки Хайме в изгнании. Благоденствие населения в несколько десятков тысяч человек покоится на перекрестии веток трех дорог. По одной из них обремененные грехами, но окрыленные надеждами пилигримы, волоча ноги, летят душой в Сантьяго-де-Компостелла. Другая, некогда именуемая Via Domitia, следуя небесным сферам, воссоединяет восток с западом. Последняя, соляная, передвигает своими колесами-шестеренками товары первой средневековой необходимости. Но все эти жизненно-важные артерии были бы беспомощны образовать столь важный урбанистический орган тела Христова, если бы в сердцах его обитателей не изобиловала смелость первопроходцев-предпринимателей, а их головы не освещали бы блестящие штучки под названием идеи. Местные купцы прославились богопротивно бесстыдной малиново-алой материей, но успешно занимались не только текстилем, а и прочим горячим импортным товаром, в особенности специями, эффективно превращая былое захолустье в центральный рынок всего Миди. Иммигранты же иудеи, бежавшие от реконкисты, привезли с собой из бывшего Аль-Андалуса другие опасные, но дьявольски привлекательные для добрых христиан невещественные вещи – знания. На их-то интеллектуальной базе и была основана ставшая знаменитой медицинская школа, которая со временем и добавлением факультета юристов превратилась в процветающий университет…

Душа Никколо, неустрашимая во многих жестоких сражениях, по мере приближения к цели все сильнее боязливо трепетала в такт его шагам. Сердце тревожно билось в предвосхищении встречи с Арнау де Вилланова. Он хорошо помнил, как почтительно расступались королевские придворные перед сим великим целителем во дворце Вильяфранка-дель-Пенедес. Однако, вовсе не избыток пиетета вызывал нехватку пружинистости в его походке. И ему не было чуждо уважение перед ученостью, инстинктивно возникающее у людей простых и малограмотных. Но алхимия его персональной натуры не превращало оное ни в озлобление, ни в преклонение перед авторитетом. Волновало его иное – сможет ли человек, тщетно пытавшийся спасти Педро, найти для него возлюбленную дочь, составлявшую единственный смысл его существования, являвшуюся последней тонкой нитью, державшей его в бренном мире?! Поникшие паруса его бесплодных поисков еще не были окончательно покинуты порывами ветров надежды. Неужто не обратит милосердный Господь внимания на заступничество усопшего праведника Феррандо, на его собственные молитвенные челобитные?! Ведь чем, как не Провидением Божиим, можно было объяснить нахождение знаменитого мага в том самом Монпелье, куда его самого привела странная цепочка событий?! Да и сопровождающий его просвещенный францисканец Бернар Делисьё был убежден в исключительных познаниях и способностях маститого профессора. И вот уже проницательный взор глубоко посаженных глаз светит в прямодушное лицо рыцаря…

— Так, понятно, негодяи украли, а потом продали девочку, требуется ее отыскать. Ну, что ж, молодые люди, буду счастлив услужить в сем богоугодном деле. Без ложной скромности, если не я, то какой еще смертный сможет вам помочь?! Так что извольте рассказать о своей беде поподробнее! Ибо истинно умным людям мельчайшие детали помогают сделать величайшие открытия. Располагайтесь! Как говорится, festina lente — поспешай медленно… Итак, место рождения известно – Мессина, это, дай Бог памяти, градусов 25 от меридиана Толедо, ergo … час сорок. Но нужно точное локальное время ее появления на свет, еще лучше зачатия. С точностью до минуты! Соблаговолите сообщить?
— Иисусе Христе, сыне Божий! Я и дату-то точную не ведаю. Когда то приключилось, дела имел особливой важности, пребывал в воинском стане в Мессине и сражался в Калабрии. Да и вообще – я по счетной части не горазд. Ужель без того никак?!
— Другие астрологи и разговаривать бы с тобой не стали. Но ты пришел не к невежде или плуту какому-нибудь, а к настоящему обладателю occultae scientiae, сокрытых знаний! И недаром говорится, abundans cautela non nocet – излишняя осторожность не мешает. Потому, как только вы пришли, я обратил внимание на то, что звонили к вечерне. А вопрос ты свой задал минут пять спустя того. Я могу, igitur, построить для того момента хорарную figuram coeli, а затем взглянуть на то, что происходит в сем гороскопе в пятом небесном доме. И его управители, равно как и некоторые прочие звезды, блуждающие и неподвижные, помогут нам обрести правильный ответ. Велик храм науки и могучей силой располагают жрецы его! Не правда ли? Приходи-ка завтра вечером, я как раз завершу вычисления…

Под влиянием большого научного светила слабые ветры надежды превратились в душе Никколо в разрушительный ураган и он, будучи не в состоянии выносить напор мыслей, бросил якорь неподалеку у земного дома магистра на улице Кампно еще с утра. И лишь с наступлением темноты осмелился преобразовать сердечный стук в дверной. О, ужас! Арнау, уже поджидавший вчерашнего посетителя, не излучал былого оптимизма:

— Пятый дом пришелся на самое начало Aquarii. И да будет тебе известно, что управителем оного, igitur, сигнификатором твоего вопроса является Сатурн. Холодная, сухая, старая, злая планета. И расположена не больно удачно – in Piscibus, в не самых благополучных termino и facie. Хуже того, бросает она свои вредоносные лучи на Луну. Делу мог бы поспособствовать Юпитер, да он сожжен Солнцем. Но пуще прочего меня заботит другая несчастливая звезда — Марс, расположившаяся в точности ad gradum ascendentem. Она поражает и Меркурий, и Венеру — ex oppositionem…
— Пресвятая Дева! Лихо, лихо мне! Нешто нет спасения моей кровинушке?! Тогда не умедлится и мне покинуть юдоль земную…
— Иные шарлатаны, дабы заработать деньги и твою благосклонность, стали бы тебя обманывать, рассказывать разные байки. Я же, будучи человеком ученым, богобоязненным и честным, открыл тебе правду святую, хоть и горькую. Но при этом скажу вместе с мудрецами: Astra inclinant, non obligant — звезды влияют, а не заставляют. И еще добавлю: Audentes fortuna iuvat — фортуна благоволит смелым. Твой восходящий Марс может означать борьбу, к которой ты, должно быть, привычен. И, судя по его знаку Зодиака Libra, проистекать оная будет во Франции. Это все, что я могу сказать тебе из-под остроконечного колпака астролога. Если же желаешь получить совет философа, то расскажи мне историю всей твоей жизни…

И бравый рыцарь, не успев опомниться от полученного удара судьбы, отбросил в сторону бесполезный щит робости и открыл мягкую сердцевину своей души перед участливым глашатаем недобрых вестей…

Не прошло и получаса, как исчерпались неполные тридцать лет его жизни. Арнау, придавленный грузом воспоминаний своего собеседника — странных видений и великих свершений, славных побед и жестоких поражений, страшных ранений и невыносимых мучений — некоторое время молчал, затем встал и в эмоциональном порыве, необычном для бесстрастного, уверенного в себе эксперта, с дрожью в голосе молвил:

— Воистину, Acta non verba – дела, а не слова – о тебе сказано. На острие твоего меча покоились судьбы всей Европы, да что там, всего христианского мира! Жаль только, что сон твой вещий у мощей Аквината никто тебе правильно так и не истолковал. Ну, да я, Божией милостью наделенный пророческим даром, всю правду доложу. Спору нет, то было откровение свыше, но вовсе не о тебе в нем шла речь. Голубь – это, безусловно, символ Духа Святого, а в наш век пребывает оный на духовных детях серафического Франциска, братьях-миноритах. Нет-нет, конечно же, не на доминиканцах, коих в народе обзывают воронами. Потому и испила птаха сея небесная живой воды, scilicet, совершенство апостольской нищеты. Ну, а орел, и это тебе всякий скажет, суть блаженный евангелист Иоанн Богослов, сын Зеведеев. И реки крови, что от того пролились, описаны в его богоданном Апокалипсисе. Ибо наступают последние времена! И начались уже гонения на истинных праведников! И грядет великая битва с Антихристом — Армагеддон!

Волнение провидца оставило душу Никколо почти безучастной, ведь на ее просторах и без того бушевал шторм личных переживаний. Укрыться от него в относительно спокойной гавани ему удалось лишь поздней ночью, благодаря сострадательному Бернару. Тот, выслушав вердикт знаменитого врача, сказал:

— Арнау де Вилланова — величайший мудрец, но, слава Тебе, Господи, не единственный… Живет на острове Майорка один святой старец. И обрел он милостивым соизволением Господа удивительное великое искусство – ars magna. Сказывают, что с его помощью может узнать сокрытое, даже постигнуть естество Всевышнего. Величают же его Рамоном Луллием. Попытай-ка ты счастья со своим горем у него.

Поздняя весна 1288-го года от Рождества Христова. Усталое Солнце уже только скупо поблескивает последними багровыми лучами из-за щербато-зеленоватых гребней Трамонтаны. Рожковые деревья, болью несъеденных сластей напоминающие Никколо Сицилию, с обоих сторон обильно окаймляют тропинку. Там, за еще далеким перевалом, на пустынном скалистом северо-западном берегу острова, расположился Мирамар, конвент-школа, в которой францисканцы изучают арабский язык. Туда-то и держит путь безутешный, но неутомимый отец в поисках своей возлюбленной дочери. Ведь именно там, по словам повстречавшихся ему советчиков, должен-де находиться мудрый Рамон Лулл, основатель монастыря:

— Да, мил человек, он у нас часто бывает, но уж, почитай, год как уехал, сначала к Папе Гонорию в Рим, ныне почившему во Христе, а потом, по слухам, куда-то еще, возможно, ко двору короля франков Филиппа. Ибо желал продемонстрировать владыкам церковным и земным свое divam artem, с коей помощью собирается обратить сарацинов и иудеев в веру истинную.
— Иисусе Мария! Паки всуе я странничал! Но что это за человек и что за искусство такое? Зело много слышал о нем, да ничего толком не уразумел…
— Охотно поведаю тебе о том, любезный и любознательный рыцарь… Рамон родился на этом острове, в столице Ciutat de Mallorques, в благородном каталонском семействе. И тридцать первых лет, подобно блаженному Августину или святому Франциску, прожигал жизнь свою в геенне огненной мирских соблазнов. Хоть женился и имел двух детей, но продолжал распутствовать, сочиняя для своих пассий нечестивые любовные вирши. Однажды, преследуя приглянувшуюся ему замужнюю женщину, конным въехал за ней в церковный притвор, но та открыла ему истерзанную гнилыми язвами грудь, а заодно и глаза на мерзости тленной плоти. И было ему несколько ночей подряд видение, в котором распятый Христос взывал к нему. И тогда пробудившаяся совесть сказала ему, что он должен оставить мир и полностью посвятить себя служению Богу. И привел его Всевышний в базилику миноритов, где услышал он проповедь евангельской бедности. И продал он затем все свое имение за исключением малой части, оставленной семье. И раздал деньги нищим, а сам отправился в паломничество с намерением никогда более на родину не возвращаться. Но Сантьяго Компостельский сподобил ему повстречать Рамона из Пеньяфорта, бывшего генерала Ордена доминиканцев. И сей святой угодник, что некогда убедил Фому Аквинского написать «Сумму против язычников», исполненный Духа Святого, узрел для нашего благодетеля великое будущее в Майорке. И он последовал сему зову Господню. И, вернувшись в Ciutat, стал упорно молиться и учиться, готовясь к своему предназначению. И взошел как-то на гору под названием Ранда неподалеку от дома своего, дабы там в тишине пустоши размышлять на богоугодные темы. Не прошло и восьми дней, как он, подняв взор свой на небеса, вдруг узрел чудесное видение. Озарило его, будто длань Божия отдернула пред очами пелену неведения. И понял он первоосновы всех вещей, и показал ему Создатель две божественные фигуры, что составляют искусство нахождения истины. И с тех пор зовут его doctor illuminatus, ибо теперь учит он всех людей, сочиняя все новые и новые книги. И в том видит миссию свою, ибо с их помощью желает Господь избавить мир от ошибок неверных. Но самою суть его учения никто лучше его тебе не объяснит. Ежели впрямь так желаешь постичь таинство сие, отправляйся-ка ты, мил человек, к нему…
— Ваше христианнейшее величество! Я счастлив пребывать в сей столице благословеннейшей — не только Франции, но и всего мира! Счастлив припасть к сему источнику сверхъестественной мудрости, что напоил доктриной чудеснейшей великих учителей! Ибо блажен сей университет, что воспитал стольких защитников веры! Ибо блажен сей город, чьи солдаты, вооруженные набожностью Христа, способны покорить варварские народы для Царя Небесного! Но сейчас я покорнейше прошу разрешения зачитать отрывок из моего опуса недавнего «Феликс или Книга Чудес», каковой намереваюсь посвятить Вам, о, государь!
— Ну, что же, Рамон, милостиво соизволяем.
— В некотором городе жил да был король поведения весьма порочного. Однажды, когда он проезжал по главной площади, то встретил там пилигрима, каковой не пожелал поклониться ему, как это сделали остальные. И осерчал тогда властелин раздосадованный на него за это. Но тот ответил ему так: «Два паломника уезжали из Иерусалима в тот день, когда я туда прибыл. Они оба оплакивали позор, который обладание сарацинами Гроба Господня представляет для всего христианства, ибо еретики сии превыше всего почитают своего пророка Мухаммеда, кто не постыдился заявить, что Иисус Христос не был Богом. И один из них сквозь слезы сказал другому, что в мире есть шесть самодержцев, способных вернуть верным Святую Землю, кабы они того пожелали. Но заботит их честь своя собственная, а не Спасителя, по каковой причине они недостойны почитания». Ты, мой господин, один из тех королей, вот поэтому-то я и не желаю склонять перед тобой свою выю…
— Что за дерзости ты позволяешь себе сочинять?!
— Сии слова, о благочестивейший из государей, не относятся к Вашему величеству! Напротив, Вы, внук праведнейший святого Людовика, заслуживаете уважения всяческого и поклонения! А прочитал я их нынче потому, что хочу указать Вам на два направления атаки на крепость поганой веры, каковые были открыты мне самим Господом. Первое из них — сила убеждения, ибо оружием можно победить лишь тело, а мудрость способна завоевать, спасти души людей. Об этом тебе наверняка не перестает напоминать твой духовник, доминиканец. Ибо братья-проповедники, как никто другие, отлично понимают — нет ничего полезнее для разоблачения ошибок богословских, нежели знания. Так вот, ars universalis божественный, каковой обрел я милостью Всевышнего на горе священнейшей Ранда, суть тот меч остроконечный, что способен разрубить все путы Дьявола, разрушить его укрепления неприступные. Вот только вложить его следует в руки бойцов наиспособнейших – и для того повсеместно потребно организовать обучение наречиям языческим.
— Да, мне уже доложили об этой твоей петиции. Пьер Флот примет соответствующее решение…
— По второму пути в Святую Землю должны пройти наши могучие рыцари. Но столь важнейшее дело святейшее нельзя поручать падшим в бездну греха тамплиерам. И обсуждать его следует в тайне строжайшей. Потому прошу доложить о том на аудиенции частной…

❓Домашнее задание читателям после прочтения главы: О каком духовнике Филиппа Красивого шла речь?
*Обоснуйте свои ответ. Ответы принимаем в комментариях ниже!