Глава XIV. Дуэль с Сатаной

31-е мая 1283-го года от Рождества Христова. Всевышний нынче особенно милостив к молитвам жителей Бордо. Хоть сегодня и Dies Lunae, щедрое Солнце серебрит бликами неторопливые волны Гаронны, золотит теплыми тонами камни древних строений. А в доминиканском конвенте Cour Mably, расположившемся неподалеку от левого берега реки, нищенствующие монахи могут наслаждаться богатством природы и земной, и водной стихии. Казалось бы, Благодать Господня здесь густой патокой разлита и под тенистыми портиками, и по обширному двору, и под церковными сводами, и в учебных аудиториях. Но позвольте, что это там за шум нарушает всеобщее благолепие?! Именно это озаботило приора монастыря, пристроившегося читать у окна в палате с округлым сводчатым потолком.

— Кто поднял сей безбожный трезвон и грохот, Роберт? Я внимаю мудрости Священного Писания, а вы мешаете мне сосредоточиться!
— Какой-то неизвестный рыцарь, по всей видимости, чужестранец, Преподобный отец!
— Сколько раз я требовал, чтобы ты ко мне обращался исключительно «брат». Разве ты позабыл о решении капитула ордена, призывавшего к воспитанию христианского смирения?! Какой такой рыцарь, откуда он взялся?!
— Не могу знать, rever… сорри, frater Уильям! По платью, скорее, похож на кого-то из свиты арагонского короля. Но по-каталански почти не разумеет!
— А на каком языке тогда говорит?! И чего ему вообще надобно?!
— Мы на разных пробовали с ним общаться, но ни латыни, ни английских, ни французских наречий он не знает. Оттого и невозможно понять, что хочет. Размахивает каким-то посланием, но имени адресата тоже назвать не может.
— Так вытолкайте неуча вон, пускай придет в другой раз с толмачом.
— Пробовали, преподобный … брат, да он пятерых наших самых дюжих монахов, словно кегли, по сторонам раскидал. Бушует, скандалит, благочестивым занятиям мешает. Может быть, призвать на помощь городских стражников?!
— У них, чай, других забот хватает, комфорт и безопасность дуэлянтов обеспечивают. А ну как сей иноземец знатного рода?! Приведи-ка ты сперва этого буяна ко мне, попробую я с ним потолковать и утихомирить…

В залу, сопровождаемый гулким эхом от богатырской поступи и хилым на своем фоне Робертом, вошел Никколо. Энергично размахивая руками, будто обоюдоострыми мечами, и в бешенстве кусая усы, словно удила, он остановился, не произведя дальнейших разрушений, но тут же извергнул на настоятеля накипевший поток ругательств:

— Собаки поганые! Чуть не разорвали меня на части! Извольте тявкать по-человечески!
— Эй, господин почтеннейший, прости покорно, не ведаю как тебя величать! Откуда же здесь, в благословенной Гиени, во владениях английских, христианнейшего короля Эдварда, итальянцы?! Счастье твое, что я в бытность свою студентом, обучался в studium generale в Болонье. Потому могу разобрать речь твою. Так сказывай же, что тебе потребно.
— О, Иисусе сладчайший! Слава тебе! И тебе, Мать Пресвятая Владычица Небесная! Во веки веков! Ибо призрела меня, грешного, в сердце своем! Знал я, что исполню наказ Феррандо! А уж упорства мне не занимать стать!
— Что за поручение ты имеешь в виду и кто тебе его выдал?
— Такой же Пес Господень, как и вы все тут. Со многострадальной родины моей, Сицилии. Теперь стал, как и ты, настоятелем конвента в Палермо. Друг мой сердечный. А должен я вот этот манускрипт передать. Не абы кому, ан в надежные руки. Такова воля Божественного Провидения! Понеже семена его истины должны взойти именно в туманном Альбионе. Так он сам глаголил! Исполненный Духом Святым!
— В самом деле?! Так что же, приятель твой, получается, пророк, как в Библии?!
— Эва! А ты, соколик, нос-то свой острый не задирай! И глазки шельмовски не щурь! И облыжно над ним не глумись! Да, он пророк, причем самый настоящий! Инда послушай-ка лучше всю историю с самого начала…

Небесные сферы неуклонно влекли горячее Солнце на заслуженный отдых за горизонт, а где-то за последним восточным морем уже готовилась выйти для служения Господу его сестра, влажная холодная Луна. Смеркалось, но покой приора озарял факел пламенной веры Никколо. Сомнения и колебания были чужды его цельной и прямой натуре. По сей причине он, не стесняясь голой правды и не пытаясь из ложной скромности прикрыть ее осторожными эпитетами – уже в который раз! – повел рассказ о своем вещем сне в монастыре Фоссанова и тех удивительных событиях, что за ним последовали. Теперь он присовокуплял к своим собственным приключениям сказ о том, как фра Феррандо чудесным образом обрел божественную истину и аргументы, оправдывавшие учение мужа ангельского Фомы Аквинского. Наконец, приор прервал его затянувшийся монолог нетерпеливым вопросом:

— Аквинат был нашим возлюбленным братом-проповедником, вел смиренную безгрешную жизнь. И я рад был бы узнать, что огульно его оклеветали францисканцы. Но как раз у нас, в старой доброй Англии, постановлением архиепископа Кентерберийского, некоторые его тезисы признаны новшествами еретическими. Чем же тогда я могу помочь?! Почему обращаешься ты именно ко мне?!
— А ты, мил человек, не спеши. Послушай-ка лучше, что дальше было. И воссел Педро Арагонский на свой трон законный в Мессине. И убрались проклятые франки в Калабрию. Будто можно убежать от кары Всевышнего! Ан затаился Карл Анжуйский там. Словно змея под колодой! В любой момент готовый снова ужалить. И началась долгая зима. И не могли ни мы, ни прочие гибеллины на севере достичь решающей победы. Но и нечестивый владыка неапольский почуял, что с нами не сдюжит! И бросил он тогда перчатку в ноги к нашему государю. Не сам, знамо дело, а через монаха-доминиканца, Симона из Лентини. Пускай, дескать, Суд Божий разрешит, кому Сицилией владеть. Но не испугался Педро козней Сатаны и принял вызов…
— Да-да, кто же об этом не знает?! Весь город полон сиятельных вельмож, даже сам король Филипп приехал. И завтра состоится долгожданная дуэль. Да и ты, могучий воин, должно быть, в ней примешь участие?!
— Да, сподобился быть одним среди ста избранных. Ратников Божиих каталонских. Не блистаем ни доспехами, ни драгоценными каменьями! Скромны и в латах, и в одеянии! Но уверен, что все силы ада с нами не совладают! А честь сия выпала мне за дерзновенную вылазку. Кою устроили мы в январе с альмогаварами. Ночью подплыли мы на десяти галерах к окраинам Реджио. И уничтожили весь тамошний гарнизон. Я же сам зарубил Пьера, графа Алансонского. В его спальне! Мог взять его в плен! Но победил в честном поединке!

Эта последняя весть немало удивила видавшего виды Уильяма. И без того статный и рослый молодец на глазах превращался в настоящего исполина.

— Так это, оказывается, ты сразил племянника самого Карла и брата нынешнего короля Франции?! Но то ведь был один из лучших фехтовальщиков во всей Европе!
— Не в том Божие чудо, что я его одолел. Но в том, что довелось с ним помериться силами. И через это стал я мил Педро Арагонскому. И доверил он мне поспешествовать сей священной битве. И я готов пролить всю кровь свою! До последней капли! За него! Но и потому как дело то правое, богоугодное!
— Всевышний восседает на высоком троне на далеком Эмпирее. А вот викарий Господа на Земле Его Святейшество Мартин в булле своей высказался против такого способа разрешения споров. Через то и наш справедливый государь Эдвард не пожелал выступать здесь арбитром, как то было изначально условлено. Известно ли тебе об этом?!
— Понтифик сей — приспешник анжуйский! Законного правителя Сицилии от церкви отлучил! Чучела его у нас в каждой деревушке сжигают! Хотя и друг мой полагает, что дуэль не состоится.
— В самом деле?! После того, как все к нам в Бордо съехались? Это отчего же?!
— Вот как он говорит. Тиран неаполитанский напился кровью и деньгами жертв своих. Точно клоп! И от непомерных долгов своих боялся лопнуть. И, поелику слаб умишком, начитался рыцарских романов. Оттого и решился на поединок. Ан по пути ждет его ливень турских ливров из франкских сундуков. Каковой и потушит его боевой пыл. Не ведаю, правда то али ложь. Коли надо будет завтра умереть – быть по сему! С радостью отдам жизнь свою! Возложу на жертвенный алтарь справедливости!
— Вижу, что друг твой сведущ в большой политике, красиво рассуждает. Но не могу поверить сему малому пророчеству, поскольку уродливые факты против него. Даром что ли все уже у нас собрались?! Да и не вижу за несостоявшейся дуэлью промысел Божий.
— Снова отвечу тебе его словами. Длань Господня простерлась в Бордо с иной целью. Истинный замысел Провидения, чтобы я — никто другой! — передал сей манускрипт. Тому, кто того достоин! Тебе, досточтимый! И помогали мне в том ангелы небесные! Только потому нашел тебя. Не зная языка! Не имея знакомых в граде сем!
— Что же делает нас с тобой столь особенными?!
— Велико таинство сие! Не дано нам, простым смертным, постичь его! Фра Феррандо так молвил. Где Спасителя нашего распяли, там и воскрес Он на третий день. А где Фому Аквинского больше всего хулили?! Там и надлежит воссиять свету истины! Прежде всех прочих мест! Что до меня, недостойного… Не ведаю, за что был избран. Но склонил я выю пред волей Его. И пойду за Ним до конца. И ничто меня не остановит!

1-е июня 1283-го года от Рождества Христова. Всевышний нынче особенно гневается на молитвы гостей Бордо. Сегодня Dies Martis, и христианская кровь готова обагрить ристалище на радость языческого идола войны. А в доминиканском конвенте Cour Mably, расположившемся далеко от места дуэли, пробудившийся настоятель может наслаждаться блаженством нищих духом. Накануне он принял-таки от странного настойчивого посетителя его рукопись. И даже быстро ознакомился с нею. Содержавшиеся в ней аргументы не показались ему настолько неопровержимыми, чтобы обратить его в свою веру. Да и история так и оставшегося для него безымянным малограмотного рыцаря была уж слишком диковинной. Впрочем, он еще не вынес окончательного решения, положившись на наитие Божие. И вот сейчас, первой здравой мыслью, посетившей его после сна праведного, был проснувшийся интерес к Сумме Аквината. И, воспользовавшись услугами Роберта, он вскоре пристроился читать ее у окна в палате с округлым сводчатым потолком. Мороз пробежал по коже и, достигнув головы, поднял волосы дыбом, когда первым случайным вопросом, что он узрел, оказался «Является ли упорство добродетелью?», причем, ответ на него был утвердительным. Не было ли то прямым указанием свыше, что миссия давешнего настойчивого посланца была благой?! Тем не менее, он, обремененный долгим, но благословенным мистическим опытом, снова не стал спешить изменять свое быстрое суждение, предпочитая выжидать. Сбудется ли невероятное пророчество его сицилийского брата-доминиканца?!

И снова Солнце не поскупилось, с самого утра бросая яркий свет на сцену грядущего Суда Божия. Вместе с его первыми лучами на поле битвы показались арагонские всадники, во главе с королем Педро. Неподалеку от него на могучем скакуне восседал Никколо. Легко и весело было у него на душе, недавно очищенной исповедью, возвышенной Святыми Дарами, облагороженной великими помыслами. Самое время умирать! Но что это – где же поганые анжуйцы?! Полчаса, час, два… «Ваше Величество, они струсили, они не явились, мы победили!» Собрать свидетелей, разослать вестников, пусть весь христианский мир услышит об анжуйском позоре! Слава Иисусу Христу! Свершилось! Мы возвращаемся с триумфом!

Стоял жаркий полдень, когда то же поле разукрасил во всем своем великолепии цвет франкского рыцарства, во главе с хладнокровным королем Карлом. Неподалеку от него на могучем скакуне восседал его любимый племянник Филипп Смелый. Легко и весело было у них на душе, ведь они исполняли главные роли в замечательно продуманном спектакле. Ох, не поздоровится непокорной Барселоне, когда ей на голову обрушатся полки могучих Капетингов. Самое время жить! Ага, нет поганых арагонцев?! Полчаса, час, два… «Ваше Величество, они струсили, они не явились, мы победили!» Собрать свидетелей, разослать вестников, пусть весь христианский мир услышит о каталонском позоре! Слава Иисусу Христу! Свершилось! Мы возвращаемся с триумфом!

Так дуэль не состоялась и не была перенесена, но был ли повержен Сатана?! Тем же вечером в сгущавшихся сумерках и густой патоке Божественной благодати, запечатывал свое послание приор доминиканского монастыря:

— Слушай меня внимательно, Роберт. Будешь моим срочным посланцем. Вот это письмо … и вот этот манускрипт передашь в Оксфорде лично в руки брата нашего доминиканца Ричарда Кнапвелла.
— Будет исполнено, reverendus… сорри, frater Уильям! Когда же отправляться?
— Дело неотлагательное. Значит, завтра же, в Die Mercurii!

Вопрос к читателям после прочтения главы: Какие дуэли, настоящие, метафорические или мифологические, по Вашему мнению, оказали наибольшее влияние на ход мировой истории?
*Обоснуйте свои ответ. Ответы принимаем в комментариях ниже!