Глава XX. Измена и смена

Май 1285-го года от Рождества Христова. Седые головы Пиренеев хмуро взирают глазными впадинами ущелий на копошащихся неподалеку людишек, приветствуя их зубастым оскалом скал. Многое повидали они на своем медленном веку. Кажется, еще вчера тут неторопливо и чинно прошествовали на север слоны Ганнибала, а чуть позже в обратном направлении промаршировали римские легионы. Вроде бы всего лишь часок назад здесь проскрипели кибиточки вандалов и готов, бандитов и переселенцев, а потом пронзительно пропищали арабские муэдзины, призывая правоверных на молитвы. И вот снова этим беспокойным двуногим букашкам не сидится на месте. Одни из них, пестрые и блестящие, верхом на других козявках, собрались у самого их подножия, в Руссильоне. Они, очевидно, зачем-то собираются перебраться через вершины на южную сторону. Другие же, побледнее и победнее, вскарабкались на плечи основных перевалов и притаились там, пытаясь сему замыслу воспрепятствовать. К чему вся эта суета?! Разве так полагается себя вести солидным тварям Господним?! Нет, наблюдать за ними – ниже высокого достоинства гор… но весьма любопытно для человеков. Богато разряженные всадники – это армия франков. Бряцая блистающим на ярком солнце оружием, она, возглавляемая самим королем Филиппом III-м, отправляется в крестовый поход завоевывать для его сына Карла корону хронически непокорного апостольскому престолу Арагона. Преграждают же им путь те немногие воины, что остались верными каталонскому монарху Педро, несмотря на быстро приближающуюся страшную грозовую тучу грозной опасности.

Измена! Ее желтые тошнотворные пары, распыленные в воздухе, достигают такой концентрации, что своим тлетворным запахом удушают души людей обоих королевств. Главным препятствием, задержавшим специальную операцию карательной экспедиции франков, было предательское нежелание многих высокопоставленных сановников помочь единокровной Анжуйской династии, поддержать планы викариев Христа на Земле, пролить свою кровь за Спасителя. Матфей Вендомский, могущественный аббат Сен-Дени, так и вовсе попытался примирить враждующие стороны, призвав выступить третейским судьей английского короля Эдварда. Что уж говорить о наследнике престола, мальчишке, глупо почитающем память своей каталонской мамочки?! Города отказывались наполнять чужие, а бароны опустошать свои сундуки, флорентийские и иудейские банкиры опасались давать деньги в долг, а пожертвованная Папой на богоугодное дело умерщвления христиан церковная десятина оказалась явно недостаточной для финансирования целой кампании. Надо ведь было не только снарядить рыцарей, но и построить или нанять по крайней мере сотню галер, чтобы получить троекратное превосходство в силах перед доселе непобедимой эскадрой Руджеро Лаурийского. Невероятным напряжением всех финансовых мускулов государства, сравнимых с кровопусканиями казны времен египетского и тунисского походов отца Филиппа праведного Людовика, всего за год после посева зубов дракона на госсовете удалось взрастить армию почти в десять тысяч крестоносцев. И это было бы категорически недостаточным для задуманного предприятия, если бы по ту сторону Пиренеев несчастный Педро не страдал от той же болезни вероломства подданных в еще более ярко выраженной форме. Арагонские магнаты и вовсе единодушно предпочли остаться за высокой оградой грядущей войны, выжидая, кого Всемогущий Всевышний поставит над ними господином. Собственные же гвардейцы короля и некоторые добровольцы должны были вести борьбу на два фронта. К этому времени уж переселились в лучший мир и твердокаменный Карл Анжуйский, и державшийся на его фундаменте понтифик Мартин IV-й, но в худшем остались притязания их наследников к Сицилии, которую следовало оборонять. Потому там же, в Апулии, продолжал сражаться флот, единственная надежда и опора пошатнувшегося каталонского престола…

Никколо поцеловал заплаканную беременную жену, подкинул в воздух смеющуюся подросшую дочь и покинул родные пенаты еще ранней весной. Он, конечно же, чутко откликнулся на призывы своего короля и, по обыкновению, без страха и сомнений отправился на решительную битву со вселенским злом. И вот он на перевале Кол-де-Паниссарс — Summum Pyrenaeum, вершина Пиренеев. Уже три недели собирает здесь кровавый урожай малая бригада альмогаваров, сдерживая авангард крестоносцев. И они устояли бы еще три месяца до завершения летнего военного сезона, но сегодня, 29-го мая, разведка приносит неутешительные известия – франки замечены уже на оставшейся за спиною стороне гор. Отравленный завистью нож Каина в спину брату воткнул король Майорки, а заодно и Руссильона, Хайме – это его проводники, должно быть, провели войска неприятеля тайными тропами. Так что же, назад без промедления, дабы дать врагу решающую битву, пока тот не занял Барселону?! Нет, Педро недаром величают Великим – его решениями руководят не законы рыцарской чести, но здравый смысл. Отступать, сражения избегать – отдает он суровый приказ, — изматывать оккупантов партизанскими вылазками, громить обозы и продотряды. И тут же снаряжает гонца к адмиралу сицилийского флота. Его миссия состоит в том, чтобы перерезать пути снабжения захватчиков морем. А что же франки, вперед без промедления, дабы занять не столько столицу, как стратегически важнейший порт Средиземноморья, пока каталонцы не вступают в решающую битву?! Нет, Филиппа недаром величают Смелым – его решениями руководят не логистические нужды армии, а деяния героев из прочитанных романов. Есть ли у него план? Он не оставит за спиной укрепленную Жирону, не бросив ей перчатку вызова, а провиант можно и через залив Роз подвозить. Пока волны огня накатываются на стены осажденного города, ливень турских ливров проливается на вассалов Арагона. Продажный епископ руководит помазанием принца Карла на царствие, за неимением настоящей короны во время церемонии надев на него собственную митру. Но дело и в самом деле кажется уже в шляпе – лишь чудо может спасти смещенного силою супердержавы средневекового мира монарха крошечного государства.

Если сие волшебное спасение и может произойти, то лишь благодаря железной воле одного человека – Руджеро Лаурийского. Но его флотилия сейчас стоит на якоре, осуществляя морскую блокаду Таранто в Апулии, и не подозревая о нависшей над Арагоном опасности. Посему жизнь и смерть Жироны, Барселоны, да и всей Каталонии сейчас находится в ногах курьера, направляющегося на Восток. Вот он уже взбирается на борт Генуэзской галеры! Вот высадился в Палермо! Вот добрался до Мессины! Еще день, другой, и приказ короля достигнет его непобедимого флотоводца! Вот он уже в резиденции графа Алеймо из Лентини! Можно расслабиться, подкрепиться и отдохнуть, ожидая пока тот снарядит для него скоростную лодку и лучших гребцов. Наконец, все готово – сейчас гонца проводят до двери! До той, за которой нет выхода и откуда не возвращаются – раздается команда неверного вельможи на ухо верному телохранителю… Прошел месяц, полтора, а сицилийской эскадры у испанских берегов нет как нет. Что могло произойти?! Тем временем, из осажденной крепости уже не раздаются петушиный крик и собачий лай – голод не знает слова жалость. Правда, и у франков не все в порядке, жара и сухой паек мором косят их ряды. Но дизентерийные трупы катапультируются за стены, усугубляя и без того безнадежную ситуацию в городе. Когда тот падет, уже ничто не остановит продвижение врага к столице. Что же делать?! Отчаяние влечет за собой безумие – и альмогавары идут в неравный бой, пытаясь перерезать дорогу из залива Роз, по которой провиант поставляется в армию Филиппа. Увы, закованные в броню рыцари во главе со счастливым в битвах Жаном, герцогом Брабанта, с легкостью отражают неподготовленную атаку, нанося им значительный урон. Ранен и Никколо, но куда больше окровавленной руки болит его душа – он снова готов сражаться, биться до конца. Нет, такие жертвы бессмысленны, — решает Педро. Он по-прежнему убежден – его единственный шанс на победу не на суше, а на море. Дорого бы он дал, дабы иметь почтового голубя, который смог бы переслать приказ адмиралу. Как-как, голубя?!

Никколо без особых приключений добрался до Мессины и в неведении проследовал во дворец градоначальника. Так что же, и ему суждено закончить свой жизненный путь прямо сейчас или же медленно сгнить в подземной гробнице?! Нет, это слишком опасно – героя сицилийской вечерни уже видели на улицах города десятки людей, он не может исчезнуть, не вызвав подозрений. С этим простодушным богатырем следует справиться не силой, а лукавством. Руджеро?! Да он уже неделю как отправился в Барселону. Да, припозднился ты немного, голубчик. Ну, да не беда, ведь главное, что теперь все будет хорошо. Отправляйся-ка ты лучше домой, поправь здоровье! Не можешь позволить себе отдых?! По моему желанию, по распоряжению самого короля! Будет исполнено?! Вот так-то лучше… Он и впрямь страшно устал. И кто сможет его понять лучше, чем фра Феррандо?!

— Может статься, глумиться надо мною будешь, дезертиром мнить. Не держи на меня сердце! Не премини вспомнить, что четвертый год ужо кровь свою и чужую проливаю. Видит, что благочестивые намерения токмо имел, Божью волю исполнял, к общему благоденствию стремился. Ан кругом одни пепелища, смерть и запустение, измена и ложь, и несть числа врагам…
— Муж ангельский Фома Аквинский учил, что добро может быть причиной зла, ибо мир изначально был сотворен Создателем полностью благим. Не суди себя строго, ты ведь свою миссию исполнил, да и нынче следуешь приказу.
— Нет, не исполнил, понеже опоздал. Мы-то думали люди лихие первого нарочного одолели аль лихоманка какая с ним приключилась. Ан адмирала-то он, вестимо, допрежь меня упредил, а я уж напрасно старался. Ушла наша эскадра без меня неделю назад. Осталось только на Господа уповать, дабы даровал ей победу.
— Хм, как же она мимо Палермо проскользнула, что никто ее не заметил?! И почему в порт не зашла?!
— Должно быть, зело поспешали, в темноте прошла.
— Может, оно, конечно, так и было… Только ведь у нас дозорные вражеские корабли днем и ночью высматривают, неужто столько огней бы не заметили?! … И кто ж тебе об этом всем поведал?!
— Да Алеймо Лентинский, кто ж еще?! Ему ли не знать?!
— Хм, и в отпуск отправиться это он тебе тоже повелел?!
— Он самый. Сказал, по распоряжению короля. Неужто я бы самовольно решился?!
— Хм-хм… Откуда могло взяться сие распоряжение, коль скоро флот еще в пути, да и кто бы тебя обогнал?! Вот что я тебе скажу, друг милый. Как бы бургомистр не баловался двойной игрой. У него сейчас одна забота, как с дохлой клячи да на здоровую лошадь перескочить, не разбившись. Отправляйся-ка ты к Таранто, надо бы убедиться в том, что не оболгали тебя.
— Иисусе! Ужель он, шельма, изменник?! Буду поспешать!

4-е сентября 1285-го года от Рождества Христова. На побережье Каталонии неподалеку от скалистых островков Лас Хормигас ночуют галеры, только что прибывшие из Сицилии. Чу, вдали показалась вражеская эскадра, возвращающаяся из набега на Барселону. Кто же вопреки неписанному этикету завязывает сражение в кромешной темноте?! Война — отрицание всех законов человеческих, нет и не может быть никаких правил в искусстве убивать! Но кто же вопреки всем канонам морского боя атакует численно превосходящего врага?! Руджеро Лаурийский – вот кто! Вывесить на мачты по три дополнительных фонаря! Негодяи и так боятся непобедимый арагонский флот, да устрашатся они теперь еще и его численности! И хитрый замысел блестяще реализуется – двадцать кораблей наемников под предводительством генуэзского адмирала Иоанна де Оррео предпочитают позор бегства сомнительной чести погибнуть в грядущей битве. Остальные же смяты, уничтожены, взяты в плен, рассеяны. А следом за сей великой викторией настает черед насладиться сладкими ароматами паленого дерева в заливе Роз. Победа приходит в точный срок — Жирона, измученная и обескровленная, сдалась-таки на милость победителя. Но триумфаторов с крестами на плащах, отрезанных от водной дороги жизни, уже ждет мать сыра земля — ни сил, ни средств продолжать дальнейшую кампанию больше нет. Король Филипп со слезами на глазах и горечью в сердце отдает приказ отступать. И снова перевал Кол-де-Паниссарс — Summum Pyrenaeum, вершина Пиренеев. И опять кровавый урожай собирает малая бригада альмогаваров. Но теперь она усилена морскими десантниками и драться им приходится с арьергардом обескураженного, истощенного врага. И нет пощады беспомощным франкам, сотнями и тысячами гибнущим под мечами и копьями торжествующих каталонцев. Вот и Никколо повергает ниц противника в белом плаще тамплиера. И стоит над ним черным ангелом мести. И уже заносит карающий клинок над его главой. И замирает на мгновение, наслаждаясь собственным могуществом. И вдруг, в точности, как некогда с фра Феррандо, предательская жалость проникает в его сердце. Нет, ему не нужна эта смерть. Да, он дарует поверженному рыцарю жизнь. Нет, он не желает выкуп. Да, он обретает нового друга по имени Raimundus Delitiosi…

5-е октября 1285-го года от Рождества Христова. Смена! Перпиньян — стольный град уже раскаявшегося, но еще не примирившегося с братом Хайме. На мягком ложе и жестком днище своего жизненного пути мучается самодержец французский. Свершилось – он окончательно прошляпил корону Арагона. Какой позор для лилии! Где же и когда ошибся?! Как смог опозорить достоинство крестоносцев, утратить европейский престиж своего благочестивого, воистину святого отца?! Униженный и обесславленный, он страдает не столько бренным телом, как бессмертной душой. Но намного большие страдания суждено перенести его, хоть и поставленному на колени, но все еще могучему королевству. Одрябли финансовые мускулы, обескровлены вены казны, поблекли цвета лучшего рыцарства, утеряна вера в божественное предназначение нации… Рядом с постелью отца молчаливо моргает совиными глазами его неказистый семнадцатилетний отпрыск. Это следующий по счету Филипп, четвертый, которого впоследствии назовут Красивым. Самые важные события для будущего всего человечества происходят сейчас именно в его душе. Никогда — слышите, никогда! — он, здравомыслящий правитель, не отправит своих воинов на завоевание далеких царствий. Никогда — слышите, никогда! — он, богатейший монарх, не увязнет в непроходимом болоте гигантских долгов. Никогда — слышите, никогда! — он, христианнейший государь, не станет плясать под фальшивую дудку престола Петра и Павла…

Домашнее задание:
1. В длинный ряд настоящих измен из этой главы закралась одна фальшивка. Какая именно?
2. Raimundus Delitiosi – исторический персонаж. Зачем Никколо потребовалось побеждать именно его? Предложите развитие сюжета на Ваш вкус.