Глава XXI. Finis sine fine

DEUS EST PRINCIPIUM SINE PRINCIPIO, PROCESSUS SINE VARIATIONE, FINIS SINEFINE.
Бог суть начало без начала, движение без изменения, цель без цели.

Легкая летняя туча, пугливая, словно серна в Апеннинах, пролившись не остужающим, а освежающим дождем, поспешила укрыться в безопасное место за горизонтом. Так и слезы Джио, прибежав к глазам и спустившись по склону его лица, лишь смыли по пути щемящую боль, растворили осевшую горечь. Между тем, то ли всепроникающее июльское Солнце, достигнув вершины небесного купола, ярко осветило глубины его души, то ли искренние переживания вывернули ее наизнанку, но она открылась для Марко нараспашку. И тот, заглянув вовнутрь незрячими очами, поразился красотой открывшейся ему панорамы и узрел истинные причины принятого решения, пусть еще и не принял его. Ему, как никому другому, было известно, что изменить молчаливое «нет» друга на «да» или хотя бы повлиять на него смогут только железные логические аргументы снаружи либо нематериальные мистические видения изнутри. Он не имел в наличии ни того, ни другого, почему и прибег к излюбленному средству – тянуть время и точить камень упрямства водопадом слов:

— Ты думаешь, что я о себе радею?! И потому попутчиком стать тебя призываю?! Так, да?! Отправляюсь в кромешную темноту, в неизвестные страны, но отнюдь не страшусь этого! Нет! Твоя привычная среда, знакомый рай куда как хуже, куда как опаснее! Да! Не сегодня-завтра придет и в сей удаленный конвент известие о нашем побеге, что тогда учинишь?! Ты думаешь, что мне безразличен?! Нет! Потом, это ведь я тебя подбил убежать из монастыря. И если с тобой что-либо случится, я в том буду повинен! Да! Никогда не смогу отмолить грех сей пред Всевышним! Нет! Поприветствовали Венецию, теперь надо сказать и Ave, Terra Sancta! Да! Поклонимся Гробу Господню, а, самое главное, там нам никакая сатанинская ложь, никакой Бернардо не страшны! Нет! И не навсегда уезжаем, но вернемся сразу же, когда восторжествует справедливость Божия! Да!
— Нет, не могу пойти я против зова … зова сердца своего. Меня дорога в другие дали ведет. А ты отправляйся, за меня не беспокоясь, ибо верю твердо, что сохранит меня Дух Святой…

Эта дискуссия и многие ей подобные, особенно частые по ночам, так и не рассеяли мрак несогласия и вскоре забрезжил печальный рассвет прощания. То был благоприятный для отплытия день Святого Христофора, покровителя путешественников. Марко обнял друга и напоследок, растрогавшись, произнес:

— Не разорвать цепи братства между нами! Нет! Даст Бог, встретимся в этом мире еще. Тысячу, миллион раз да!
— Всегда останемся мы связаны в Боге, что присутствует в тебе и во мне. И если не доведется снова свидеться, все ж не печалься – я всегда и особенно … особенно в это время года буду молиться о тебе!

На том и расстались. Сердечные раны Джио, еще кровоточившие, постепенно зарубцовывались под воздействием целительного бальзама повседневности. На четырех струнах человеческих душ, собравшихся в храме пустынного острова, все отчетливее звучали аккорды гармоничных отношений. Жаркими днями он помогал монахам не только по молитвенной, но и по хозяйственной части — ему поручили заведовать колодцем, доверили подсоблять в строительстве часовни, выделили свой участок сада для обработки. Теплыми же вечерами они собирались все вместе во дворе конвента, и, благоговейно взирая на две перекрещенные кисти рук со стигматой – Христа и Его зеркального отражения на Земле Святого Франциска — читали и обсуждали Священные Писания, сочинения Отцов Церкви. Но мстительный Бернардо продолжал рыть ему темницу, и одним ужасным утром сразу после литургии его призвал на приватную беседу фра Бонагратио:

— Вчера был я на заседании капитулы в Санта Мария Глориоза. И там уведомили меня, что недавно из Болоньи бежали двое молодых миноритов, подозреваемых в еретических воззрениях. Называли твое имя, Джованни…
— Бог свидетель, что … что неповинен я в сих преступлениях. Когда-то давно, будучи еще послушником, сидел я у ног блаженной жизни Пьетро из Фоссомброне, оклеветанного недоброй молвою. Другой раз сопровождал я брата Убертино, когда … когда схлестнулся он с нынешним гвардианом конвента за его недостаточное рвение в соблюдении обета евангельской нищеты…
— Коли невиновен, так отчего скрываешься?! И непослушанием тоже не согрешил?! Разве не клялся во всем следовать указаниям старших по чину?!
— Maximus quidem peccator sum. Mea culpa. Воистину великий я грешник. Моя вина. Каюсь в том и … и на коленях умоляю о милосердии.
— Вот что я скажу тебе, сын мой. Не жалую и я нынешнюю распущенность нравов в Ордене, не так завещал серафический Франциск нам жить. Негоже и кристально чистый Устав его, продиктованный самим Спасителем, глоссами и толкованиями человеков, сотворенных из праха земного, марать. Потому не бывать тому, чтобы руки мои в тебя первый камень бросили, но и оставаться у нас я тебе более не разрешу…
— Да благословит вас Господь за доброту, отче, но куда же тогда податься мне?!
— Мир Божий велик, пока от края до края доберешься, чай, забылись бы твои прегрешения. Напрасно не уехал ты с другом своим, а теперь уж поздно, осень на носу. Слышал я, что где-то около Пармы обитают какие-то люди, апостолами себя величающие. Сказывают, что строго следуют они идеалам бедности. Может, стоит попробовать тебе к ним прибиться?!

И Джио снова болезненно остро ощутил себя слабым перышком на могучих ветрах судьбы, стрелой, летящей в неизвестность. У его приключений было начало – аресты в Анконе, но не видно было конца. Зачем Всемогущему Богу потребовалось так жестоко наказывать блужданиями именно его, стремившегося лишь к душевному покою?! Какую мишень пытался поразить Всеведущий Создатель, запустивший его жизнь по столь немыслимой траектории?! И он, не имея ответа, по сложившейся привычке стал перелистывать в уме страницы того манускрипта, что обнаружил в тайнике учителя в достопамятную ночь злополучного безумия. Многие, даже большинство из них, вооруженный схоластическим образованием, он теперь отлично понимал, но вместо удовольствия от принятия знакомой пищи духовной на устах почему-то оставался едва заметный привкус недосказанности, недоделанности мудрости древних. И неразрешенной продолжала быть главная загадка – что именно хотел ему поручить своими таинственными знаками учитель, какую миссию уготовил ему Господь. Тогда общее чувство неудовлетворения неисповедимыми путями привело его сознание к самому простенькому высказыванию: «Бог суть начало без начала, движение без изменения, цель без цели». И он внезапно осознал, что в сих незатейливых словах притаилось двойное дно. Finis sinefine – означало еще и «бесконечную цель». Сущность Всевышнего не ограничивалась теми двадцатью четырьмя определениями, что он затвердил наизусть. Его персональной задачей было обнаружить и отворить новые двери знаний в подземелье неведения…

— Кто я такой?! Господь в неизреченном милосердии своем соизволил восстановить церковь, невесту свою, в совершенстве евангельских времен, в той безгрешной нищете, в той беспорочной чистоте, в каковой оставил ее на Земле на попечение апостолу Петру. Потому собрались вокруг меня все люди низкого сословия, простые и бедные, что бесхитростным естеством своим отозвались на зов сей ангельский. И не берем денег, и не имеем запасов, но живем милостыней единой, дабы не прикасаться к скверне мира сего. И распеваем Salve Regina с прочими гимнами, дабы раскрыть уши тем, кто их имеет. И ходим мы по городам и весям, проповедуя каждому желающему услышать: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное!» Посланы мы, яко овцы среди волков, дабы, не смутившись в сердце своем и не устрашившись, сказать: «Грядет Суд Божий! Бодрствуйте и молитесь, понеже творите тем великое благо для души своей». Я же, Герардо Сегарелли, избран Духом Святым для распространения славы и Слова Его. Я поставлен Всевышним пастырем надо всею честной братией. Я никому не подчиняюсь, помимо Его одного — ни Папе, ни королям, ни императору. Я – божественное древо, произрастающее из корня истинной веры. Вот кто я такой! Ну, а ты, мил человек, откуда идешь и куда путь держишь?! Нет, подожди, не говори ничего! Я и так все вижу. Зовут тебя Джованни. Бежал ты из францисканского конвента в Болонье от притеснений неправедных начальства своего. А ищешь нынче к кому бы пристать.

— Откуда … откуда ты все это знаешь?! Ужели обладаешь даром пророческим?!
— И не такие чудеса во власти Всемогущего! Разве не послал Иисус Христос апостолов своих больных исцелять, прокаженных очищать, мертвых воскрешать, бесов изгонять?! Открыто мне, рабу Его недостойному, прошлое и грядущее.
— Но … но разве не творим мы будущее волей своей свободной?!
— Погряз ты в грязи и суете мирской, увяз в болоте бесплодной лжи философской. Очисти душу свою от пакости сей, сбрось мантию фальшивой учености и войди нагим, каковым явился на свет сей, в храм священный наш.
— Где же он?! Где отправляете обряды свои и по какому чину?!
— Истинно, истинно говорю тебе – любой хлев, конюшня или свинарник ничуть не менее угодны Богу, чем освященная иереями базилика. Рощи и луга, горы и равнины, освещаемые Солнцем или Луной – вот наши бесчисленные храмы. Pater noster – вот наша единственная молитва.

Сказать, что воззрения нового знакомого пришлись Джио по душе – все равно, что тигра назвать большой кошкой. Ему почудилось, что свинцово тяжелая Земля под ногами вдруг сорвалась с якоря в темной пучине мироздания и блуждающей звездой воспарила в благословенные небеса. Он, вконец заблудившийся в густой чаще людей странник, внезапно узрел необъятные горизонты нового смысла существования. Его безнадежно слепые на ощупь поиски Бога неожиданно обрели путеводную нить апостольской миссии. Да, многие его прежние убеждения теперь придется кардинально поменять. Нет, он не устрашился гигантского объема предстоящей работы, ибо священная цель оправдывала эти затраты. И возликовал, и воздал хвалу Господу, услышавшему его былые молитвы, приведшему его к блаженному сейчас, позволявшему ему отдать все свои силы, всю свою грядущую жизнь за Него… Но постепенно вокруг казавшегося ему прекрасным цветка вновь обретенного кредо, посаженного в плодородную почву страстного желания поверить, появились сорняки сомнений. Некоторое время неофиту удавалось пропалывать упрямую поросль фактов, подавляя их пятой разума. Прежде всего, его неприятно поразили соратники Герардо, жадно набрасывавшиеся на всякую пищу, помимо духовной. То были типичные laiciilliterati – безграмотные миряне. Но ведь и Иисус взял к себе в ученики необразованных рыбаков – piscatoressine litteris?! Отталкивающее впечатление на него произвели и сопровождавшие праведников mulierculae – сам-то он не поддавался мирским соблазнам, но за остальных поручиться не мог. Впрочем, и тут он немедленно закрыл на возможное распутство те самые глаза, каковые не смел поднять на сих женщин, при помощи Марии Магдалины и прочих героинь Евангелий. Значительно сложнее оказалось смириться с окружившим его ментальным миром. Самым популярным занятием смиренных рабов Божиих было бичевание, но не самих себя, а Римской католической церкви. В их представлениях она жадностью и симонией ее прелатов давно исчерпала доверие Всевышнего и превратилась в Вавилонскую блудницу, державшую в руке своей золотую чашу, полную нечистот и мерзостей. Единственный же путь к спасению душам человеческим предоставляли только они, избранные. Но мыслимо ли было представить Иоанна Пармского или иных истинных праведников в геенне огненной?!

Вскоре Джио убедился, что сокровищница проповедей, из которой одаривали людей апостолы, почти полностью исчерпывалась теми блестящими фразами, каковыми его ослепил Сегарелли при первой встрече. Да и сам посланник Божий, похоже, что не имел за душой ничего, помимо них. Во всяком случае, изречения на латыни он встречал напряженным молчанием или даже замечаниями на vulgari невпопад. Зато его мир был до отказа набит знамениями и духами, добрыми или злыми. Он мог направить свой отряд в далекий обход, завидев неблагоприятный знак, или, наоборот, заставить всех переплывать холодную реку, если ему приходились по вкусу деревья на противоположном берегу. Порой вся братия должна была отгонять мух, поскольку те были воплощенными демонами. А иногда, напротив, позволять себя кусать комарам ангельской природы. Похоже было на то, что он страдал тем же недугом, что Джио некогда перенес на ногах в Анконе, только в относительно безобидной хронической форме. Когда разросшиеся ростки сомнений стали всерьез угрожать жизни хрупкого цветка веры, юноша решил обратиться за помощью к Конраду, молчаливому немцу, сопровождавшему благовестников, но державшемуся от них несколько поодаль:

— Pax tibi frater! Ты уже давно с Герардо, хорошо … хорошо его знаешь. Скажи, что это за человек?!
— Guten Tag, Bruder! Разный люди говорить. Один за Ангел Шестая Печать почитать, другой еретик, епископ Парма за дурачок считать, а я много верить рассказ, что он есть один обыкновенный простак, который францисканцы не принять.
— Простак?! Коли так, отчего … отчего странствуешь вместе с ним, чего ищешь так далеко от родины?
— Я есть один Свободный Дух. Der Gott жить повсюду, в каждый тварь. Потому любой душа можно стать Бог. И он тоже иметь один искра Божий. Weil он понимать, что никакой церковь снаружи есть, aberвнутри есть. И когда получать Святой Дух, то иметь никакой грех, что будет делать.
— Да, и тогда просыпается в нем Божий дар ясновидения. Про меня, не расспрашивая, все верно рассказал — и имя мое, и откуда я, и что со мной приключилось…
— А, это есть обыкновенный. Золдат приходить. Один неделя до ты. Искать здесь два беглецы, Джованни und Марко…

Сказать, что сведения нового знакомого поразили Джио – все равно, что кошку назвать маленьким тигром. Ему показалось, что хрустальная небесная сфера, на которой только что блуждающей звездой летела в благословенные дали Земля вдруг разбилась на мириады осколков, и каждый из них больно ранил ему душу. Цветок его веры мгновенно увял, ведь он снова перепутал добрые семена с плевелами. И эта цель, и эта миссия оказалась химерой. И не было конца его блужданиям — finis sine fine. И он почувствовал свинцовую тяжесть на сердце. И с трудом вымолвил:
— Апостолы… Божественное древо из корня веры… Пастырь Всевышнего… Ангел… Ложь… Кругом одна ложь…
— Genau. Это есть один ложь. Das bin ich! Аз есмь Ангел Шестая Печать!

Домашнее задание читателям после прочтения главы:
Кто такой Ангел Шестой Печати? Каких исторических персонажей прочили на эту должность?
*Обоснуйте свои ответ. Ответы принимаем в комментариях ниже!