Глава XIII. Mens disputationem generans

DEUS EST MENS ORATIONEM GENERANS, CONTINUATIONEM PERSEVERANS.
Бог — суть интеллект, производящий речь, поддерживающий ее продолжение.

Марко не переставал теребить Джио призывами присоединиться к своей программе исследований, то бишь, путешествий, но тот продолжал упрямо отмалчиваться. Поиск ответа на обретенный им в манускрипте учителя вопрос “Quid est Deus” оставался для него занятием самым сакрально важным. И что ему было делать в дальних странах, коли Вездесущий Всевышний и так всегда был рядом с ним?! Познать Его сущность можно было лишь в ментальном, а не в бренном мире. Слава Богу, неугомонный сосед по келье нисколько не обижался на него за невысказанную нерешительность или несогласие, и между ними прочно установились доверительные, радушные, дружеские отношения. Он же быстро освоился в привычном климате жарких молитв и прохладных аудиторий. Более того, впервые за время, прошедшее с момента ареста своего наставника, он, не до конца осознавая это, чувствовал себя счастливым. Не исключено, что сие нежданное счастье было даже намного более глубоким и настоящим, чем та наивная радость, каковую он привык ощущать в детстве. Разве могла безмятежная ребяческая игра в жизнь сравниться с серьезной страстью насытившегося неразделенной любовью к Госпоже Нищете молодого человека?! Прельстила и составила смысл его существования на сей раз другая прекрасная дама, происходившая из благородного семейства scientia — наука сомневаться. Disputatio – вот та вельможная особа, что свела с ума множество смышленых средневековых студентов. Впрочем, многие из них полагали, что она, напротив, помогла им взяться за ум. Поддался ее волшебному очарованию и наш неискушенный в интеллектуальных забавах без пяти минут францисканский монах…

Ангелом-соблазнителем, открывшим Джио дверь в большой мир, на сей раз малых ментальных сражений, опять стал Марко:

— У тебя, Джованни, должно быть, затмение рассудка приключилось! Да! Все ищешь Всевышнего, ан яркого Солнца в небесах так и не приметил! Нет! Ужель никогда на диспутах не бывал?! Тогда идем со мной! Завтра утром будет disputatio, да не обыкновенная, ordinaria, а privata – стало быть, пускают туда только по особым приглашениям. Да! Но я о тебе не забыл! Нет! Потому как это, почитай, единственный шанс своими очами узреть знаменитого доктора философии — Сигериуса. Блестящая звезда! Самая сиятельная во всем христианском мире! Да! Родом откуда-то с дальнего севера, ex Brabantia. Вот бы там побывать! Но потом светило сие взошло на высокое кресло ректора не где-нибудь, а в самом Парижском университете! А у нас будет только недельку, проездом из Падуи, по пути к папскому двору в Орвието. Его обвинили в ереси, но несправедливо, нет! Вот он и собирается от происков врагов прибегнуть под покров престола Петра и Павла! Хочешь знать disputandum?! De quolibet! Да! Произвольная тема – это самое интересное! Нет! У нас пока нельзя, но сказывают, что в миноритских конвентах в Англии уже давно разрешили. Вот бы мне туда попасть!

Собравшееся людское море намного превышало объем скромной аудитории. Запрудив весь пол без остатка, поток студентов заполнил дверные и оконные проемы. Но наши друзья, необремененные заботами о добывании хлеба насущного, пришли заблаговременно и успешно заняли удобную оборонительную позицию в углу помещения. Не то, чтобы особо комфортабельную. Но и печальный удел быть сдавленным локтями со всех сторон имел свои привлекательные стороны – зато, не доставая сандалиями до пола, с сей командной высоты можно было лучше наблюдать за грядущей битвой…

Поначалу Джио распознал в ней некую разновидность петушиных боев. Один кочет, называвшийся opponens, встопорщив перья, яростно наскакивал на другого, respondentem, изо всех сил пытавшегося от него отбиваться. Соперники истово клевались, порой весьма крепкими словцами, и чуть не царапались, устремляя крючковатые пальцы к самому лику друг друга. Публика же на трибунах восторженным уханьем сопровождала перипетии поединка. Борьба развернулась вокруг тезиса, предложенного магистром, снисходительно взиравшим на происходящее с возвышения кафедры с беспристрастностью профессионального арбитра. Вскоре юноша уразумел, о чем, собственно, шла речь. Чаши весов disputationis колыхались вокруг пользы или вреда самих диспутов! Duplex est finis disputantium – две благородные цели сего занятия узрел их сторонник. Первая состояла в установлении истины логическим путем. Подобно мутноватой водице, двусмысленные лже-аргументы пропускались через фильтр разума и превращали оную в кристально чистую правду. Вторая же заключалась в обучении студентов великому искусству вести грамотную дискуссию. И для ее достижения сам предмет обсуждения был совершенно неважен, споры могли вестись на произвольные темы, в том числе в таких ментальных мирах, кои покоились на китах невозможных условий. Именно на эту сомнительную позицию и повел яростную атаку беспощадный неприятель:

— Предположим, что мы ведем дебаты sub conditione «Все люди – ослы». В этом случае, поскольку «Сократ – человек», то, следуя модусу Barbara первой фигуры, получаем «Сократ – осел». Да и категорический силлогизм «Все студенты — люди», значит, «Все студенты – ослы» ничуть не менее истинен. Не осерчает ли, часом, мой достопочтенный коллега, если я на этих основаниях стану величать его asinus?!

При этих его словах аудитория взревела от восторга, и он, дабы усилить впечатление, издевательски поклонился в сторону противника. Но тот, нисколько не смутившись, не замедлил ловко парировать первый выпад:

— Протестую! Аргументы ad hominem строжайше запрещены правилами!

Сигериус, к которому он апеллировал, благосклонно склонил голову. Но его оппонент тут же играючи сменил направление своих ударов:

— Извольте, глубокоуважаемый! Давайте тогда теперь начнем с «Необходимо сущие не существуют». Поскольку «Бог – суть необходимо сущий», то отсюда с необходимостью последует столь еретическое заключение, которое лично я не осмелюсь произнести вслух. Готов ли мой любезный собеседник погубить свою душу?!
— Уж не полагает ли сей ученейший муж, что всякий раз, когда приводит доказательство от противного, reductio ad absurdum, рискует собственным спасением?!

Страсти еще долго бурлили, поддавая жару в и без того горячую дискуссию. Джио отдавал должное обоим ее участникам – они c непостижимой легкостью обнаруживали подходящие средние термины. Да и его восприятие всей игры поменялось. Теперь он увидел в ней то вожделенное волшебное зелье, которое позволило бы ему вылечить раны, нанесенные ему острыми противоречиями — ведь он так и не ведал, каким из высказываний, скопленным в памяти, отдать свое одобрение. И он понял, что при должной сноровке сможет возвести величественный храм Истины Божией в своей душе. И он уже, казалось, слышал, как контрапункты многоголосых мотетов сомнений разрешились в ней в благозвучный гимн Господу. Но тут китары смолкли, он вздрогнул от внезапно установившейся тишины и очнулся. Пришло время для окончательного вердикта магистра – determinatio:

— Не только наш почтеннейший opponens, но и многие другие doctissimi professores возражают против диспутов на свободные философские темы, требуя у апостольского престола решительного вмешательства и их последующего запрета. Они считают, что обсуждать следует только серьезные вещи, относящиеся к священной доктрине или христианской этике, а не бесполезные или фривольные. Они утверждают, что чрезмерное увлечение логикой ведет лишь к удовлетворению греховного праздного любопытства. Но давайте сейчас все вместе, стремясь, насколько это в людских силах, преодолеть сии препятствия, с Божией помощью постараемся разобраться в столь непростом вопросе. Что есть целевая причина обучения, если не нахождение истины?! Оное же в свою очередь предполагает способность избавиться от возражений или сомнений по отношению к любой пропозиции. Если же вы не ведаете, как это сделать, то сие благое намерение никогда не будет реализовано, поскольку не будете владеть самой процедурой поиска. Тогда вы никогда не обретете прочный гранит небесной тверди scientia под ногами. Ergo, vivat quodlibet!

И молния гнева Господня не сверкнула и не поразила опасного вольнодумца, но зал разразился громом рукоплесканий. И Джио искренне разделил общее ликование и восхищение справедливым решением. Весьма кстати он вспомнил, что Всевышний — тот Дух Святой, что производит Слово и поддерживает дальнейшее существование речи. Следовательно, в умелом использовании оной с благими намерениями нет и не могло быть ничего порочного. И потому, когда большинство зрителей уже потащили домой вместе с книгами подмышкой отяжеленные знаниями головы, он не спешил уходить и примкнул к той группе жаждущих прикосновения к мудрости студентов, что опоясала Сигера Брабантского плотным кольцом обожания. Марко тоже не оставил своего товарища одного и вскоре, по своему обыкновению, ничтоже сумняшеся, дерзновенно задал не самый тактичный вопрос:

— Сказывают, что вы проповедовали доктрину двух – да! — истин. Будто бы противоречивые философские выводы и положения христианской веры могут сосуществовать?! Никак не могу сие постигнуть. Нет! Если мир вечен, как говорит Аристотель, разве может он быть создан Господом, как сказано в Писаниях?! Либо одно, либо другое, третьего не дано! Tertium non datur!

Странное дело, профессор ничуть не обиделся, но даже похвалил собеседника за интересный вопрос и спокойно отвечал:

— Видишь ли, мой юный друг, я готов признать наличие не только двойной, но и тройной истины, лишь бы никто не мешал нам рассуждать на те темы, каковыми интересуемся. И сам Философ, и его Комментатор, Аверроэс, убедительно, как сдается мне, да и не мне одному, продемонстрировали aeternitatem mundi. При этом, как ты совершенно корректно упомянул, нам достоверно известно, что Господь создал Землю за шесть дней. Могла ли нас подвести логика?! Errare humanum est, perseverare autem diabolicum. Людям свойственно ошибаться, и отрицать сие было бы смертным грехом дьявольской гордыни. С другой стороны, немыслимо представить себе ошибку Слова Божиего. Но, в точности как диспуты De Quolibet могут вестись при заведомо ложных посылках, так нет и ничего зазорного в предоставлении полной свободы для нашей любознательности. Пускай теологи изучают Библию, а мы же станем листать Книгу Природы, вожделея прийти к Нему другим путем, через Его творение!

Джио и это суждение прославленного магистра приглянулось своей стройностью. Вместе с тем он ощутил знакомый дискомфорт при мысли о возможном раздоре в теле Христовом. Его мирная натура упрямо противилась принятию в душу образов хоть каких-либо врагов. Посему он не выдержал напряжения и, неожиданно для себя самого осмелев, подключился к диалогу:

— Ужели … ужели есть такие богословы, что запрещают … запрещают думать о том … о том, что хочется?!

Сигериус печально улыбнулся и погладил юношу по голове:

— Эх, милое дитя! Увы, люди обычно ограждают дом любви к своему делу ненавистью к тому, что находится за забором. Почему, ты думаешь, я сейчас пребываю вдали от родины под пристальным присмотром власть предержащих? Потому, что некоторые мои взгляды были огульно объявлены еретическими. Почему, ты полагаешь, те пять наук, что так высоко ценил ваш брат-минорит Бэкон, до сих пор не включены в университетский curriculum?! Потому, что все время студентов занято штудированием Сентенций Петра Ломбардского и Декретов Грациана. Почему, ты считаешь, мы должны, словами того же Роджера, собирать жалкие крошки, падающие со стола Всевышнего, в надежде наполнить ими глубокую чашу мудрости? Потому, что нам, искренне рвущимся на работу, никто не выделил отдельную делянку в винограднике Господнем. Нет, чудо, истинное чудо Божие должно произойти, дабы святая апостольская церковь избавила нас от своего чересчур трогательного патронажа, ослабила упряжь, узаконила занятия философией…

Тем же вечером Джио, хоть и удобно устроился на соломенной подстилке, еще долго не мог уснуть. Он был не просто взволнован, а тщетно пытался укротить настоящую бурю в своей душе. Mens disputationem generans, интеллект, порождающий диспут, покорил твердыню его сердца своей божественной красотой. Так не мог ли встреченный им сегодня удивительный человек стать для него тем самым наставником, коего обещало ему пророчество блаженного Иоанна Пармского?!

Вопрос к читателям после прочтения главы: Сигер Брабантский не красного словца ради, а следуя черным замыслам автора заявил, что готов признать наличие не только двойной, но и тройной истины. И представьте себе, таковая доктрина действительно появилась спустя некоторое время в ментальной природе. Когда и при каких обстоятельствах родилась эта забавная модель?
*Обоснуйте свои ответ. Ответы принимаем в комментариях ниже!